
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
История о том, как один ловко кинутый бладжер может изменить отношение к игре, жизни, человеку и его колючкам.
Примечания
Я пишу ее уже долго, но всё никак не выкладываю из-за своих глупых тараканов. А публикация будет "подстегивать" дальше писать и не просто кусками.
ПРЕКРАСНАЯ РАБОТА К ПЯТОЙ ГЛАВЕ! https://twitter.com/Zefa_Art/status/1583810650148462593?t=Q0gJC-hSrhm9tfHp-eG3uw&s=19
Посвящение
Той беседе в дискорде, в которой мы просто начали обсуждать ау по хогвартсу, а ты такая: а пусть он его собьет.
X. Неспортивное поведение
07 июля 2024, 06:59
– Кэйа, это же специальные, – Альбедо всё пытался перекричать гам на трибунах. Кэйа, облокотившись о борт, вздрогнул и поднял руки в темных мягких перчатках.
– Угу, – он задумчиво покрутил руки. – Ну, и?
– Зачем ты их просто так носишь тогда?
– А других у меня нет, – фыркнул Кэйа и задрал нос, смотря на полетевших к центру поля игроков. – Я, знаете ли, не настолько богатый, чтобы иметь пару перчаток на каждый случай.
– Вот как. Думаю, не трать ты столько денег на сладости во время походов в Хогсмид, то мог бы купить… все, я молчу.
Кэйа сощурился, подождал, пока староста от него отвернется и незаметно, держа руки под трибуной, ущипнул приятные перчатки с шершавым покрытием на внутренней стороне ладони.
Несмотря на то, что март с самого своего начала подарил им тепло, и оставшиеся матчи не пришлось переносить на остаток весны, Кэйа не чувствовал того настроения, которое чинно витало над полем в день икс. Лиза так же беспечно вещала о гриффиндорской команде и представляла слизеринцев, Герта говорила Сахарозе, чтобы та внимательно следила за Эолой и тем, как та будет отбивать голы, а Альбедо, судя по лицу, хотел бы сейчас сидеть в гостиной, а не на сыром свежем воздухе. Всё было как обычно.
И всё же, немного не так.
И Кэйа прекрасно знал, куда смотреть, чтобы заметить несоответствие, причем не одно; как минимум два "не так" находились на поле, и у обоих из отличительных черт были яркие рыжие волосы.
Дилюк – небольшой человечек с дергающейся на метле ножкой – разминал запястья и смотрел на Итэра, и в этом была проблема. Обычно он улыбался, смеялся и, задорно прикусив кончик языка, поддразнивал соперников. Это был его мир, его небо и поле, и он, хозяин такого богатства, мог вести себя так, как только хотел.
Вторая несуразность сидела в башенке для преподавателей и беспечно болтала с деканом Гриффиндора. Как будто Крепус не знал, что одним своим присутствием умудрился убить что-то яркое, дерзкое, веселое. Прихлопнуть, как нелепая пластмассовая мухобойка. Кэйа поморщился. Захотелось сплюнуть, желательно, в конкретное лицо.
– Ты сейчас из трибуны вывалишься.
Он, вытянувшийся, чтобы ещё раз увидеть старшего Рагнвиндра, вернулся на свое место и зыркнул в сторону Альбедо. Тот ничего не понимал и комментировать не спешил.
Кэйа, в отличие от него, понимал прекрасно.
Он сжал кулаки и незаметно прощупал в кармашке мантии палочку.
***
Его старая ворчливая сова, которую продавали по скидке за строптивый характер, совершенно не милосердно скинула почту прямо на кэйину макушку, села рядом и нагло опустила клюв в тарелку с супом, вылавливая из него кусочки картофеля. Его почта на этой неделе состояла из свежего номера "Ежедневного Пророка", одной газеты "Таймс" и тщательно запакованного кулёчка с домашним печеньем, который и ударил по голове. Кэйа поморщился, отложил посылку, "Таймс" сразу отдал Лизе, а сам, раскрыл "Вестник". Дети вокруг шуршали газетами и жаловались друг другу на письма-кричалки (Кэйе оставалось лишь рассыпаться в благодарностях Варке, у которого с третьего курса была возможность продемонстрировать его родителям такую штуку), а он, будучи крайне важным молодым человеком, старался вчитываться в дела магической Великобритании и делать вид, что всё понимает.
Когда же он опустил газету, чтобы в очередной раз вернуть убежавшего с фотографии человечка на место, за соседним столом кто-то резко встал и чуть не грохнулся, запутавшись в скамейке и собственных ногах. Кэйа недовольно поднял глаза, но нашел лишь пустое место и пухлого филина, задремавшего на гриффиндорском столе. Никто, в том числе Кэйа, не обратил на это особого внимания.
Лишь вечером, собираясь на факультатив по зельеварению, он столкнулся плечом с Дилюком и вспомнил, что тогда за столом не хватало одной рыжей макушки.
Дилюк бежал в противоположную от кабинета сторону. Кэйа сощурился, готовясь снова сдать его преподавателю, но вовремя остановился.
Обычно Дилюк стремился улизнуть скрытно, и он, когда его замечал, нарочито громко растягивал что-то вроде:
– Эй, Рагнвиндр, кабинет не в той стороне! Ты забыл? Тебя проводить? Иди сюда! – подходил и, беря красного до самых ушей Дилюка под локоть, с маниакальной, но крайне довольной улыбкой тащил к Тимею.
Он и сейчас хотел провернуть что-то подобное, а потому без промедления последовал за ним. Дилюк должен был пару раз свернуть по коридорам и остановиться, однако он всё шел и шел, не оглядываясь и не замирая для того, чтобы прислушаться и вычислить погоню.
Когда с лестниц они прошли по левому коридору второго этажа, Кэйа наконец-то понял, что гриффиндорец направляется в уборную. В какой-то мере ему стало неловко за такое преследование, но затем он вспомнил, что уборная на втором этаже не работает уже много лет и что она являлась любимым местом кку2 еепрогульщиков. Он подождал пару мгновений, сделал вид, что занят книжкой, которую все ещё какдержал в руке, а сам осторожно и тихо проник внутрь, открыв дверь заклинанием.
Стоявший у раковин Дилюк вздрогнул; Кэйа сомневался, что он успел его увидеть, потому что тот стремглав залетел в одну из кабинок и хлопнул дверью. Вернулась тишина.
Кэйа неслышно прошел внутрь, осторожно, словно ожидал, что из угла на него выпрыгнет кто-то опасный, однако это всё ещё был тот же тихий туалет на втором этаже, который постоянно затапливало из-за неисправной сантехники и пакостящих призраков. Даже сейчас под ботинками у него неприятно хлюпало. Кэйа поморщился, подошёл к раковинам и легко запрыгнул на широкий толстый борт одной из них.
– Ты что, разучился прогуливать? – ответа не последовало, и Кэйа продолжил, но уже менее наглым тоном. – Все в порядке?
Услышавший его голос, Дилюк шумно выдохнул.
– Да. Просто… живот прихватило.
– Врушка, – Кэйа фыркнул, качнул ногой, смотря на деревянную дверцу. – Этот туалет не работает, ты вскрыл дверь заклинанием. Потому что знал, что здесь никого не будет. – Дилюк молчал, что тоже казалось странным. В иной раз он тотчас бы разозлился и сделал все, чтобы его прогнать, а потому Кэйа нахмурился, чувствуя какое-то лёгкое, непонятное беспокойство. – Ты что, опять не готов, что ли? Я вроде объяснял разницу между алхимической и магической дистилляцией, и ты вроде говорил, что понял.
Его никто не просил этого делать, но после обмена рождественскими подарками – неловкого, красного, смущающего и нагоняющего глупые улыбки при каждом воспоминании – Кэйа то ли смягчился, то ли вовсе подобрел, и стал предлагать помощь с этим ненавистным зельеварением. И заметил, что Дилюк, будучи острым на язык и быстрым почти во всем, тормозил там, где требовалась длительная концентрация на шинковке корешков и пристальный взгляд на котёл с варевом. Поначалу Кэйю это бесило, а потом он привык, и они перестали ругаться над каждой строчкой учебника за четвертый курс. Вскоре Дилюк стал наглеть настолько, что мог подойти к зубрящему в библиотеке Кэйе с крайне внезапными вопросами, за что последний обычно посылал его в места, известные разве что живущим на севере Англии магглам. Но он все равно подходил, пока Кэйа не сдавался.
Дверь скрипнула. Гриффиндорец сидел на бачке, поставив ноги на крышку унитаза. Кэйа ещё раз дёрнул плечами, возвращая к вопросу.
– Это не из-за уроков, – Тихо произнес он и, запустив руку в волосы, устало зажмурился. – Это из-за… из-за одного письма.
– М-м-м. Ты поэтому днем так вскочил и убежал из зала? – Дилюк изрядно нервничал; он вздрогнул, поняв, что Кэйа видел и это, и перевёл взгляд на стену.
– Типа того.
– И что было в письме? – он сложил на груди руки и оперся спиной о зеркало.
Дилюк мялся какое-то время, решаясь и думая, стоит ли говорить, а потом вдруг плечи у него рухнули, а руки, до этого нервно дергавшие серую жилетку, опустились на колени. Кэйа понял. Приготовился слушать.
– Ну, я… в общем… на следующий матч приедет… мой отец.
Снова воцарилось молчание.
– Окей, – Кэйа хотел добавить что-то ещё, например, то, что сам бы радовался, разреши его родителям побывать на матче, но вовремя прикусил язык. – А он не опоздал? Ты типа уже целый год играешь.
– Ну, это же "Гриффиндор – Слизерин", – буркнул он. – У нас давно не… не очень с матчами. Постоянно кто-то кого-то сбивает, – Кэйа на этих словах саркастично поднял бровь. – Или ломает руки. Или ребра. Драки, из-за... Ну ты видел, как они играют, Кэйа, сам понимаешь. А сейчас ещё хуже, сейчас у нас в команде Итэр, а у них – Люмин.
– Ага, близнецы. Я слышал о драках, но всё равно не понимаю, причем тут ты и твой отец.
Дилюк снова замешкался, подбирая слова.
– Просто у нас с ним… что-то вроде уговора. Я могу играть, если не страдает успеваемость и если нет…
– Неспортивного поведения, – закончил Кэйа. Дилюк, не смотря на него, кивнул. А он наконец-то начал что-то понимать.
Так вот, почему Дилюк так сильно цеплялся за то, чтобы никто ничего не рассказывал его отцу, почему Тимей грозился этим и почему такая нелепая угроза вообще работала! Кэйа ошарашенно хмыкнул, поднял брови, цокнул языком.
– Ну, нельзя ведь везде успевать, – пробормотал он, не зная, что ещё ответить. – И если ты так любишь квиддич, но не…
– Я не "люблю", – отрезал Дилюк, неожиданно уверенно и холодно, и мотнул головой. – То есть, не "так" люблю, то есть… Это просто увлечение, способ проводить свободное время.
Кэйа аж поперхнулся, когда слова дошли до зеркала и раковин, и даже забыл, что хотел сказать. Но, раз Дилюк стал неожиданно откровенным, то наверняка ждал откровенности и от него. Так подумал Кэйа и нахмурился.
– Я-асно. А если дать слово тебе, а не папашке? – он вернул уверенность и прищурился. – Ну просто ты так это сказал, но при этом в "свободное время", то есть во время факультативов, например, – Дилюк поморщился. – Ты не сидишь в туалете и не куришь, а…
– В смысле "куришь"?
– Забей, это фишка частных маггловских школ, – невесело фыркнул он. – Так вот, ты на поле постоянно, и в квиддиче ты постоянно. Помнишь, что ты сказал мне, когда ещё сбил меня с метлы? Что к игре относиться надо серьезно. А как мы с тобой спорили из-за матча между Шотландией и Ирландией, тогда, в библиотеке? До ночи спорили, и ты… – он очень вовремя замер, остановился, чтобы ненароком не спустить с языка комплимент, который, по его мнению, был совершенно не к месту. – Если тебе так нравится, то забей, что старик считает это просто "занятием в свободное время", от которого ты откажешься, если получишь "хорошо" по зельям, а не "отлично". Преподы это понимают, а Тимей просто зануда. Пускай Варка с ним поговорит, а?
Кэйа замолчал, а Дилюк не спешил отвечать. И в этой тишине он постепенно начал задумываться о том, что явно наговорил лишнего, грубого, не того.
А потом Дилюк поднял голову. Он улыбался, и Кэйа мог поклясться, что раньше не видел такого на его лице. Улыбка была вымученной, слабой, ненадёжной. Он увидел ее и понял, что ошибся где-то в своих словах.
Дилюк соскочил с бачка, подошёл к Кэйе с этой самой улыбкой. Он вежливо улыбнулся в ответ.
– Спасибо, Кэйа, – прозвучало чисто из вежливости. И, подыгрывая, из вежливости Кэйа дёрнул плечом и ответил:
– Не за что, Рагнвиндр, – для пущей уверенности, что все хорошо, он похлопал его по плечу. Дилюк хмыкнул. – Эй, если что, скажу Тимею, что у тебя прихватило живот, и я отвёл тебя в лазарет.
– Лучше голова. Или кровь носом пошла, – Дилюк подошёл к окну и запрыгнул на него. Кэйа посмотрел на то, как он качает ногой, понял, что не пойдет за ним, и вздохнул.
***
– Загонщик пропустил момент, бладжер бьёт по плечу и делает круг!
Кэйа поморщился вместе с доброй половиной поля, но быстро вернул взгляд к Дилюку. Тот, также кривя лицо, потирал задетое плечо. На это он потратил не больше половины минуты; мотнув головой, Дилюк круто развернул метлу и метнулся к бладжеру. Глухой удар – тот вновь потерял ориентир, оказавшись в наиболее пустой половине поля.
– Плохо, – произнесла сидевшая рядом Герта. Кэйа вопросительно посмотрел на нее, хотя сам подозревал, почему она так сказала. – Да что с ними сегодня такое.
– Не хотят выступать против Когтеврана в финале, – усмехнулся он. – Дают Слизерину шанс. Потому что если Слизерин выиграет сегодня, то нам придется играть ещё раз.
Герта хмуро зыркнула на него, а Кэйа пожал плечами. Он вернулся к полю, к маленьким нарисованным человечкам, которые то собирались в группы, отыгрывая маневр, то распадались кто куда, чтобы отвлечь соперника, но глазами искал того, которому будто бы сегодня не дорисовали одну ручку или одну ножку.
Он ни разу не видел, чтобы Дилюк принимал мяч плечом. Обычно он уворачивался или отбивал, и последнее выглядело крайне живописно – публике нравилось. И ни разу он не видел, чтобы тот бил в пустую точку – это означало, что загонщик потерял и свою команду, и команду соперника.
Означало, что он растерялся. Что он не знал, куда бить.
– Гуннхильдр забирает мяч и становится в клин, на сторонах загонщики, Гай замыкает, они передача… оу! – на секунду все затихли, а потом сразу же с трибуны гриффиндорцев послышался оголтелый, яростный рёв: охотник Слизерина пробил ровный клин, буквально протаранив того самого Гая. Красные плащи разлетелись, как кегли в боулинге, Джинн едва не соскочила с метлы, смотря на поле с широко раскрытыми глазами. Слизеринцы перехватили мяч и уже мчались к Томе. Вернуть его гриффиндорцы не спешили, и вскоре Кэйа понял, почему.
– Очевидное нарушение со стороны Слизерина, – продолжила комментировать Лиза. –Трибуны ждут решение судьи, а пока на поле становится неспокойно: загонщик Гриффиндора подлетает к Розарии, капитану команды, чтобы… чтобы… эм… высказать свое неодобрение.
По красному лицу подлетевшего к слизеринке Рагнвиндра Кэйа прекрасно видел, почему комментаторка замялась. Он явно не "высказывал неодобрение", он скорее ругался и кричал, и до трибун доносились его лающие, громкие "ты что творишь?!". Красный чуть ли не в цвет плаща, он выглядел крайне воинственно, но в один миг его будто ударило молнией или окатило холодной водой; Дилюк вздрогнул, выпрямился, покашлял в кулак. Побледнел и, бросив быстрый взгляд на преподавательскую башенку, отлетел назад. Кэйа тяжело вздохнул.
– Так, кхм… да, видимо, Гриффиндор будет бить пенальти.
– Ха… А какой смысл? – выдохнул Кэйа. Герта смурно на него посмотрела.
– Я же говорила. За нарушение правил назначается штрафной, выдаётся предупреждение, – на это слово Герта надавила, и Кэйа виновато улыбнулся. – Или игрока удаляют с поля. Сейчас будет штрафной.
На поле тем временем произошла перестановка: зелёные плащи воспарили сверху по сторонам поля, расчистив проход к воротам. Осталась одна Эола; на другой конец поля для разгона отлетела Джинн, замерла на секунду и рванула вперёд. Она летела, как выпущенная из лука стрела, смешалась с расхлябанным раннемартовским воздухом. На секунду над полем воцарилась тишина, а когда все поняли, что сбавлять скорость Джинн не собирается, стало ещё тише. Когда она, метнув квоффл прямо в левое кольцо, проскочила между ними, все взревели. Сама Джинн взметнула вверх кулак под одобрительные крики. Казалось, один Кэйа не разделял общей радости.
– Она заработала всего лишь десять баллов, – тихо проворчал он.
– И что? Гриффиндорцы восстановили справедливость за перехваченный мяч. К тому же, лично ты в прошлый раз заработал "всего лишь" десять баллов за всю игру, – Кэйа фыркнул и отвернулся. Матч продолжился.
Он, конечно, не мог не заметить, насколько отличалась игра Слизерина с ними и с Гриффиндорцами. Нервно улыбнулся, поняв, что их в какой-то мере действительно щадили, тут же почувствовал обиду. Кэйа смотрел на жёсткую драку за квоффл, замер, когда Люмин агрессивно толкнула Гая, которому опять не повезло попасться слизеринке под руку, а загонщики преследовали бладжер, чтобы отправить его в сторону вражеской команды. Это… завораживало. Кэйа подумал, что, возможно, было бы интересно посмотреть профессиональный матч между профессиональными командами, наткнулся на эту мысль и будто бы взглянул на самого себя с крайнем возмущением на лице.
Слаженная работа слаженного механизма, знакомого друг с другом, с полем, с играми и с высотой, как с одной стороны, так и с другой. Они знали, как играть друг против друга. И те, кто распределял матчи, всегда ставили матч “Гриффиндор – Слизерин” последним. Теперь Кэйа понимал, почему.
Правда, когда одна деталька этого механизма тормозила, ловила плечом бешеный мяч или ломано, бледно, словно ее забывали смазать маслом, поворачивала голову к одной из трибун, Кэйа ощущал почти физическую боль. Ему становилось невыносимо, его тоже тянуло туда, куда смотрел Дилюк, только если гриффиндорец мог разве что грустно смотреть и опускать глазки, у Кэйи по мере течения матча все сильнее разгоралось желание учудить какую-нибудь гадость, чтобы отвлечь его хотя бы на себя.
То, что произошло дальше, даже в Кэйе вызвало крайне противоречивые чувства; пожалуй, впервые в жизни он ощутил, как наполнявшие голову эмоции резко вытянули в тугую тряпку, чтобы скомкать и выжать из неё лишнюю воду. То же ощущал каждый, кто в этот момент наблюдал за игрой.
Очередной отбитый бладжер метнулся вверх, за ним, отвлекаясь от защиты охотников, взвился серпантином и Дилюк. Тот самый маневр, который провернул Кэйа во время второго в своей жизни матча, только теперь бладжер и маленький смешной человечек на метелке поменялись местами, и времени для долгого, большого разворота у них не было. Точнее – не было возможности, потому как в следующий момент в человечка в красном плаще врезался другой, смешав зелёные и красные цвета.
– А-А-А! – закричала Лиза вместе со всеми. – Слизеринцы придерживаются своей любимой грязной игры! Розария таранит загонщика Гриффиндора мешая ему догнать бладжер и тот… нет, какой кошмар! Бладжер сбивает ловца!
Трибуны впали в неистовство вместе с Лизой, у которой опять отобрали рупор. Кэйа вцепился в трибуну и взволнованно вскочил, и сам невзначай задел плечом сидевшего рядом мальчишку, но на это никто из них не обратил внимание.
В небе будто замерло время, но что-то все же продолжало происходить, и Кэйа почувствовал себя так беспомощно, словно это у него в руке лежала кисточка, но сделать ею он ничего не мог. Роза запуталась в красном плаще и получила ладонью в лоб – Дилюк пытался выбраться из путаницы, но замер, когда Лиза закричала. От этого он чуть не съехал с метлы, в последний момент успев за нее ухватиться.
Красный плащ мягко улетел вниз и неслышно опустился на песок. Кэйа сглотнул. Он прекрасно понимал, что было не"мягко" и не "неслышно", потому что вспомнил собственные ощущения. Знал, что Эмбер чувствовала, как пустое пространство засасывает её в воронку, ускоряя и щекотя по щекам с абсурдным задором.
Капитан команды Слизерина не дала отбить бладжер, врезавшись в загонщика, и тем самым открыла бешеному мячу путь к ловцу. Кэйе не нужно было объяснение Герты. Он и сам понял, что произошло.
Ещё он видел, насколько разозлились на выходку гриффиндорцы, и слышал, как орала Джинн, как Итэр подлетел к Люмин и активно жестикулировал, и видел Дилюка, который, стремглав кинувшись к ним, едва ли не схватил охотницу за ее зелёный свитер, но опять осёкся, словно его дёрнули за поводок. Куча быстро разрослась, но чего Кэйа не ожидал, так это что со своего места сорвётся Эола, оставив кольца, и кинется вниз, где Эмбер уже уносили прочь.
– Вартаря Слизерина просят вернуться на свое место, – и снова у Лизы отняли рупор. Варка как-то даже до раздражения спокойно – какое спокойствие в такой ситуации?! – произносил эти слова. – По просьбе капитана команда Гриффиндора берет перерыв.
– М-да, – произнес Кэйа. – Вот тебе и "грязная игра".
– Слизерин часто так делает, – ответила Герта и провела рукой по полю. – Выбивают ловца. Но сначала они обычно выводят из строя загонщиков.
– Ага, а это типа было не "вывести из строя"? – когтевранец фыркнул, а в голове у себя укололся – нормально ли все с Дилюком после столкновения. Однако Герта на его вопрос покачала головой. – А я говорил, какие у Розы ручищи и как она ими может… – он прокашлялся и вздохнул. – И как нас только пронесло.
– Нас пронесло, потому что мы угрозы не представляли. Зачем бить ребенка, если можно просто отобрать у него леденец и поднять на головой? Всё равно ведь не достанет. А то, что мы выиграли – это полностью заслуга Ами, – Кэйа отвернулся: его внимание привлек рыжий хвост, поднявшийся на трибуне преподавателей. Герта, это заметив, хмуро пихнула его в плечо. – Да что ты на него так смотришь весь матч, а?
– Не смотрю я, – проговорил Кэйа. – К слову, а это кто? Явно не препод. Вроде бы папашка Рагнвиндра, но…
Герта, видя, что его интерес перебьет разве что возобновившийся матч, а всё время молчать не получится, сдалась.
– Это Крепус. Рагнвиндр. Он работает в министерстве.
– Ого.
– Да.
Вместо "ого" у Кэйи на языке вертелось "Теперь всё ясно". Он действительно понял многое, а ещё – то, что если Дилюк выйдет на поле и если с него не снять этот поводок, который вел прямо на трибуну преподавателей, всем будет плохо. Кроме Слизерина. И Крепуса, наверное. Кэйа поджал губы, снова нащупал палочку.
– Я пойду пройдусь, – он мягко поднялся, похлопал Герту по плечу. – Ну, пока перерыв.
Герта ничего не заподозрила: многие повставали со своих мест, чтобы размяться или переговорить с друзьями. Никто им не препятствовал, разве что установили особый надзор над учениками играющих команд, и это было понятно: передерутся еще, а этого никому не надо. В какой-то мере, это играло на руку и отвлекало одновременно.
Кэйа спустился и шел, делая вид, что просто гуляет, к трибуне преподавателей. Та являлась одной из четырех каркасных башенок, разделявших круг поля на четверти, как кусок пирога. Рядом с ней бродили туда-сюда и переговаривались взрослые, так же, как и ученики, изъявившие желание размять затёкшие ноги. Кэйа породил вокруг и наконец-то зацепил нужную фигуру – рыжий мужчина спокойным шагом идёт по направлению к трибуне. От его сурового вида мальчишка замер, рассыпался, растерялся: он же совсем не продумал, что делать! Тут же захотелось на себя разозлиться и топнуть ногой, но времени у него не было: сделав вид, что идёт в другом направлении, Кэйа юкрнул к проходящему мимо здоровяку с пуффендуя, под мантией повернул палочку так, чтобы та смотрела на потенциальный путь Крепуса Рагнвиндра, и тихо-тихо, одними губами произнес заклинание.
Кончик волшебной палочки на секунду моргнул слабым зелёным огоньком. Кэйа пихнул пуффендуйца в плечо и что-то ему сказал, тот рассмеялся, и между учениками завязался разговор, точно такой же, как и многие другие. Прервался он так же, как и всё вокруг: рыжий мужчина, остановившись на месте, дернулся и неуклюже упал на землю, припорошенную свежим мартовским снежком. Его ботинки остались на месте, намертво приклеенные к щебню.
Все, кто в этот момент находился рядом, прыснули от смеха, но под тяжёлым взглядом поднявшегося мага поспешили отвернуться или вовсе разойтись по своим местам. Так сделал и Кэйа, и его новый знакомый. Он лишь краем глаза усмотрел, как к Крепусу подбежали и повели его в сторону замка.
На трибуну он вернулся, не способный сдержать улыбку. Это заметил Альбедо, переместившийся ближе к команде. Он пристально посмотрел на Кэйю уставшим взглядом.
– Что ты сделал?
Кэйа искренне оскорбился.
– Ничего! Я просто погулять вышел! Даже друга завел! – и он кивнул куда-то в сторону трибун пуффендуя.
Альбедо ещё немного попялился в его улыбку и такой же упрямый, как у самого, взгляд, и отстал. А через несколько минут возобновился матч. Об этом их также оповестил Варка, после своего объявления передав рупор законной хозяйке.
Гриффиндорцы вернулись на поле. Кэйа знал, что они все еще могут выиграть, если наберут достаточное количество очков, но из-за потери возможности контролировать снитч сделать это стало в разы сложнее. Герта увидела быстрее, поняла, что теперь загонщики Гриффиндора нацелены на оставшегося ловца и приказала следить. Кэйа послушал ее и неосознанно кивнул.
Он смотрел, слушал и возмущался. Частично из-за того, что возмущается Кэйа каждый день и на совершенно разные темы. Частично – потому что начинал нервничать, и таким образом сбрасывал напряжение.
Чем больше времени проходило, тем больше он спрашивал самого себя: "зачем вообще ты это сделал?", что обязательно тянуло за собой череду других вопросов: а если ты всё неправильно понял, а если он тебя видел, а если Дилюк наоборот расстроится, подумав, что Крепусу настолько не понравилась его игра. Среди всего этого омута как-то потерялось внимание, что к полю, что к словам Герты, которая опять на правах капитана что-то объясняла ему-новичку. Кэйа укусил губу; впервые в жизни он боялся последствий своей пакости.
А Дилюк продолжал, держа биту наготове, мелькать красной макушкой то в одном конце поля, то в другом. И либо он стал легче, а потому быстрее, либо легче стало у него на душе из-за пустого места на профессорской трибуне. Либо, как заметил Кэйа, когда почувствовал совершенно наивную вспышку радости, ему просто кажется, что что-то изменилось.
– Слизерин ловит снитч! – прокричала Лиза, и снова, как по указке, с трибун донесся восторженный рёв. Кэйа подпрыгнул от неожиданности и сразу же фыркнул на свою беспечность: разумеется, всем остальным страдать было не за что. Он нахмурился, когда услышал, что до победы Слизеринцам не хватило всего десяти баллов, отвлекся на это и уже начал было возмущаться, но споткнулся о взгляд капитана – хитрый, лукавый, и улыбалась Герта точно так же. Кэйа вовремя прикусил язык. Понял.
– “Но это же всего десять баллов, они ничего не сделают!”, – кривлялась она. Кэйе не понравилось. В конце концов, было совсем не похоже.
Вновь он подался вперед, чтобы увидеть все, что происходило на поле, и невольно улыбнулся, смотря, с какой радостью гриффиндорцы встречают свою победу. Вспыхнули воспоминания собственного первого выигрыша, и вот уже Кэйа радовался вместе с остальными, словно и в эту победу он лично внёс какой-то вклад. Джинн взметнулась и подлетела к преподавательской трибуне, с широкой улыбкой помахав рукой взрослым, затем переместилась к Лизе, которая всё это время тараторила имена и похвальбы. Дилюк вместе с Томой подняли Итэра на плечи, и в целом казалось, будто радость от победы грела все поле не хуже камина в гостиной комнате, но горькое послевкусие все равно чувствовали все. Что-то не то, что-то не так. По крайней мере, для Кэйи, и его самого это злило.
Хотя сейчас его поступок, по мнению самого Кэйи, оказался во благо, было тяжело думать о том, что Дилюк мог действительно расстроиться, и виной тому оказалось бы его безрассудство. Виной тому оказался бы он.
Кэйа видел Дилюка расстроенным один раз, и это настолько сильно контрастировало с тем, к чему он привык, что вызывало недоумение. Ему совершенно не хотелось его расстраивать. Пусть даже и косвенно.
Вместе со всеми он вышел со стадиона, но отстранился от Герты и завернул в сторону замка, когда та вполне ожидаемо захотела поздравить гриффиндорцев с победой. Оправдался тем, что нужно готовиться к коллоквиуму, – идеальная отговорка, которая срабатывала почти всегда.
Он блуждал по замку с совершенно пустой головой, искренне пытаясь заставить себя радоваться, а не тревожиться. Что вообще на него нашло? Как будто в первый раз он пакостит высокопоставленным господам, как будто в первый раз рискует нарваться на исключение?
Тревогу он по прибытии в гостиную постарался замять сладостями и книгами. В таком виде – с книжкой и крайне серым выражением лица – к вечеру он вышел на ужин, на ходу открывая упаковку с шоколадной лягушкой, когда на одном из поворотов его остановили, аккуратно взяв за плечо.
Кэйа вздрогнул. Лягушка, почувствовав, что державшая ее рука ослабла, молниеносно отпружинила в коридор и исчезла. Он поджал губы и зыркнул на того, кто лишил его угощения, увидел Варку и с особым усердием сдержал крик где-то в глубине глотки. Кэйа прокашлялся, натянул суровое лицо и произнес сквозь зубы:
– Вы должны мне шоколадную лягушку.
Варка, наблюдавший за изменениями на его лице, рассмеялся. Такое поведение лично ему нравилось больше, чем когда Кэйа начинал перед ним юлить и выслуживаться, что, к сожалению, происходило почти всегда.
– Замётано. Я отдам ее тебе при условии, что ты не будешь ее есть на глазах у малышей, – Кэйа фыркнул, но кивнул. Он любил пугать первокурсников, беря шоколадных лягушек за лапку и медленно опуская себе на зуб. Недолгое молчание прервалось, когда декан Гриффиндора приблизился к ним и кивнул в сторону его рук. – А карточка какая?
– А? – Кэйа вернулся к упаковке, достал фиолетовую карточку с золочеными углами и звездочками и поморщился. – Венесса. У меня таких три. Отдам Джинн, наверное. Или Мике.
– Да, она ее любит. Все уши прожужжала на первом курсе, – усмехнулся он. – А я, так как я хороший декан, вечерами выслушивал рассказы о том, что и так знаю, – он рассмеялся, тихо и легко, и замолчал.
Будучи один на один с ним, Кэйа мгновенно напрягся, хотя виду не подал. Все предыдущие разговоры с Варкой не заканчивалитсь ничем хорошим, да и сейчас… сейчас было, о чем с ним поговорить.
Они подошли к стене, чтобы не мешать тем, кто шел на обед. Кэйа со вздохом забрался на окошко, старую резную бойницу, а Варка на это неодобрительно закачал головой. Кэйа закатил глаза на его "быстро слез обратно", сделал вид, что не расслышал, и закачал ногами в ожидании, пока молчание всё-таки прервётся.
– Как тебе матч?
Кэйа пожал плечом, смотря в коридор.
– Хороший. Здорово играли.
– Согласен, – хмыкнул Варка. – Этот матч вообще многие ждали, не только в школе. В министерстве тоже любят хоггвартский квиддич, ты об этом знал? – Кэйа замер, перестав качать ногами. Варка это заметил, но не подал виду. Он поменял руки и на выдохе продолжил. – Мой старый друг, к примеру, приехал аж из Юго-Восточной Англии. К тому же, в команде играет его сын, – он непрерывно смотрел на Кэйю, а тот старался до последнего избегать его взгляда, хотя знал, что бежать ему некуда. – И представляешь, во время перерыва он выходит, значит, прогуляться, и с удивлением обнаруживает, что его ботинки приклеены к земле. К сожалению, было слишком поздно, и он успел пропахать носом землю, когда это понял.
Кэйа очень усердно строил внимательное лицо и к окончанию его речи нахмурился, очень выразительно выгнув брови.
– Так, а почему вы мне это рассказываете?
Он едва выдерживал тот самый пронзительный, пристальный взгляд светлых глаз и такие же хмурые кустистые брови с проседью. Подумал, что Варка снова ждёт, пока он сознается, пока кто-то выдаст его, как тогда, в подземельях. Но Варка лишь улыбнулся наглецу и с той же серьёзностью спросил:
– Потому что я хотел узнать, не учил ли ты второкурсников накладывать "Ко́ллошу", для чего вывел их на поле и попросил тренироваться на тропинке из щебня перед стадионом?
Кэйа замер и добрые полминуты хлопал глазами, не способный что-то сказать. То ли не понял, то ли не знал, что. Варка нетерпеливо закашлял, возвращая его в разговор, и Кэйа быстро выпрямился.
– Делать мне больше нечего, – с напускной уверенностью фыркнул он. – Нет, сэр, это кто-то другой, если сама малышня не решила побаловаться. Но разве клеющий сглаз не на третьем курсе изучается?
– Вот именно, – так же фальшиво Варка вздохнул в ответ. – Хотелось бы найти нарушителя. В конце концов, пальто жалко. Я и сам хотел позвать его обсуждать кое-что поважнее матча, но меня, очевидно, кто-то опередил, – Кэйа укусил внутреннюю сторону щеки и отвернулся. – Твоя инициатива, или Дилюк попросил?
– Моя.
– Ясно. Так я и думал, – вздохнул Варка и цокнул языком. – А ты не мог что-то другое устроить? Потому что теперь он очень хочет узнать, кто это сделал, и совершенно не верит тому, что я ему сказал.
– Ну не будет же он вызывать авроров и начинать расследование. Подумаешь, свалился в грязь. С кем не бывает, – Варка покачал головой и трижды цокнул языком, показывая своё осуждение, но Кэйа уже не верил. Они сидели так, пока он первым не выдержал и забормотал. – Я его не понимаю. Дилюка. Ну, то есть, если б моим родителям можно было приехать, я бы из штанов выпрыгнул.
– Но понимаешь, что не у всех такие родители, как у тебя, верно? – монотонно и со вздохом ответил ему Варка. Кэйа понимал, но делать вид, что чужие заботы его совершенно не волнуют, было гораздо привычней. Поэтому он нарочито громко фыркнул и повернулся лицом к коридору. – Они тобой гордятся, Кэйа. Я рассказал им, что ты теперь играешь в команде и что делаешь большие успехи.
– Вы ездили в Питерборо? – удивился Кэйа. – Могли бы просто письмо отправить, зачем заморачиваться.
Он недоуменно выгнул бровь, когда Варка вместо ответа вышел вперёд, с ухмылкой порылся в кармане своей серой жилетки и достал аккуратный квадратный конверт. От его вида у Кэйи тут же закислилось под ложечкой; он сморщился и посмотрел на профессора взглядом, выражающим, что его сейчас затошнит.
Письмо-кричалка. Разумеется, разумеется...
– Ты прекрасно знаешь, что мы с Алисой обязаны отчитываться твоим родителям, если ты опять нарушаешь правила. Сегодняшний… инцидент я, так уж и быть, сведу к невнимательности моего друга, но вот проникновение в подземелье после отбоя, попытка взлома двери в кладовую с особо опасными веществами, а также то, что ты подстрекал одного из лучших студентов школы пойти с тобой…
– Да я…
– ...Не могло остаться без внимания.
Кэйа надулся и скрючился, сидя на подоконнике, но, вырвав у Варки из рук письмо, растянул губы в улыбке и ласковым голосом произнес:
– Тогда, если вы не возражаете, я удалюсь к себе, открою письмо и как следует подумаю над своим поведением.
– Открывай здесь.
– Сэр, но…
– Открывай, Кэйа.
Кэйа жалостливо посмотрел на него, осмотрел проходящих мимо и ничего не подозревающих школьников, тяжело вздохнул и щёлкнул пальцами по печати из красного сургуча.
***
– Альберих!
Кэйа нахмурился и с хриплым "ну что ещё" развернулся. Запыхавшийся Дилюк улыбался ему бодро и уверенно.
Он снова засиделся допоздна в библиотеке, делая вид, что читает справочник по вредящим растениям, когда на деле же просто валял дурака. Кэйа решил не искать ни свою команду, ни команду-победительницу, потому что письмо, открытое на глазах у всех, окончательно испортило ему настроение.
– Вот ты где, – Дилюк тяжело вздохнул и опустился на скамейку рядом. – Надо было сразу идти в библиотеку.
– Ну да. А то ты скоро забудешь, где она находится, – проворчал когтевранец, но ирония будто бы отпружинила от его улыбки, и лицо Дилюка ничуть не поменялось.
Кэйа посмотрел на него – красные щеки, улыбка, прищур и лохматые-лохматые волосы, и приоткрытый рот, потому что Дилюк явно долго куда-то бежал. Куда-то – Кэйе захотелось помотать головой и вытряхнуть шальную мысль – это к нему.
К нему.
Он скривился, снова обругал его за то, что мешает учиться, а Дилюк снова не нахмурился, лишь отмахнулся и вернул эту гадкую-прегадкую улыбку.
– Ты чего вообще пришел?
– Хотел спросить, был ли ты на матче. Когда я встретил Герту, тебя с ней не было.
– Ну так я не её ребенок, чтобы везде хвостиком ходить, – Кэйа фыркнул, но смягчился почти сразу. – Был, конечно. Жёсткая игра.
Дилюк закивал и, очевидно, почувствовав себя в своей тарелке, принялся с возбуждением пересказывать всё, что происходило на матче. Поначалу Кэйа отвечал снисходительно и ради приличия, но вскоре не заметил, как сам заразился восторгом, тем самым, от которого во время матча отказался в угоду самозакапыванию.
Он наблюдал, не упомянет ли Дилюк своего отца или что-то, с ним связанное, но тот все болтал и болтал, руками показывая траекторию полета бладжера или какой-то там маневр Томы, который никто не заметил, но за который Слизеринцы его чуть не прихлопнули. Из-за неопытности Кэйа отвечал нечасто, хоть и пытался казаться специалистом и выдавал иногда гордые хвалебные ответы или ругань по типу "это было совершенно безрассудно". С осторожностью (чтобы Рагнвиндр ничего такого не подумал) Кэйа спросил, как он себя чувствует после столкновения с Розой.
– А, нормально. Конечно, синяк на всю руку, но бывало и хуже.
– Да она же тебя чуть не… – Дилюк рассмеялся и повторил:
– Бывало и хуже. Я и падал, и руки ломал, а однажды от такого вот столкновения сломал ребро.
Кэйа прокашлялся, когда почувствовал желание вздрогнуть и сбросить с себя этот кошмар, особенно – то, как легко Дилюк при этом говорил, и как улыбался при этом, и как близко был, без сломанных рук и рёбер, но последнее сбросить хотелось как-то по-другому. Кэйа подпёр щеку рукой, вздохнул и слушал, слушал, слушал.
Нравилось.
Тянуло.
Кэйа понял это внезапно – что его тянет, причем прямо за сердце, за всю грудную клетку, сминая лёгкие, а потому каждый вздох сопровождался чуть ли не детским восторгом, который щекотал и ребра, и желудок. Он понял и хотел было смахнуть с себя, пнуть подлеца, залезшего в грудину в своей охоте за его сердцем, но словно оказался парализован.
– Прости, что отвлёк, – закончил свою болтовню Дилюк и кивнул на книжку. Кэйа, будь его воля, выкинул бы сейчас её, так внезапно прервавшую словесный поток, в окно.
– К слову, а ты зачем вообще пришел?
Дилюк посмотрел на него в свете библиотечного огонька, парившего над их столом.
– Да так, – проговорил он с улыбкой. – Просто оказалось, что ты действительно вышел в финал. И что мы действительно ещё встретимся, – Дилюк очаровательно ухмыльнулся, смотря на него с задором и азартом, и Кэйа вовсе забыл сделать вдох, лишь ждал продолжения. – Жду не дождусь снова сбить тебя с метлы.
Сказав это, он быстро подмигнул ему, сохраняя улыбку, а затем встал, кинул: "пока, Альберих" и двинулся прочь.
Это была та самая, та самая ухмылка, которую он бросил ему когда-то осенью во время одного из матчей, и именно она отвлекла на себя, оставив его совершенно безоружным. И Кэйа, которому не дали ответить, показать иголки, кинуть колючку в рыжие волосы, чтобы спутать их и разозлить их владельца, едва сдержался, чтобы не закрыться той самой книжкой и не пискнуть случайно в полупустой библиотеке. Он закашлялся, пытаясь хоть так выплеснуть эмоции, почувствовал, как пылают щеки и как плотно сжаты губы. Выдохнул, выжимая из легких все, что там было. Повернулся к столу, положил на него локти и зарылся в волосы и, пока не ушел куда-то совсем не туда, куда нужно было, куда-то за "пока, Альберих" вместе с остроумным ответом, решил подумать о том, что Дилюк все-таки был прав.
Получается, они вышли в финал и скоро, очень скоро им снова придется столкнуться друг с другом лбами, как он и... хотел?
Кажется, да. Вот только почему он этого хотел, Кэйа вспомнил не сразу.