Стань моим клинком

Отступление Подходило время подпитки. Именно поэтому легкими, едва слышными шагами, шелестя подолами мантии, по длинному коридору шел волшебник. Старый, мудрый, повидавший не одно сражение. Волшебник, победивший на своем веку двух темных лордов, создавший свой мир, именно таким, каким он его видел. Единым для всех магических сословий. И не важно, согласны волшебники, или нет. Принимают они новые законы и правила, или нет. Так будет лучше для всех, все со временем поймут и примут новый мир. Тем, кто это сделал, тем, кому все-таки удалось воплотить в жизнь учения своей секты, очистив грешную землю от света и тьмы, вернув первозданный хаос, был никто иной, как Альбус Дамблдор. Кавалер ордена Мерлина 1 степени, член судебной палаты Визенгамота и много чего еще, за свой век добился этот волшебник. И не просто так, а ради этого момента. Момента, когда мир станет единым. Когда все представители магических слоев станут братьями и сестрами. Альбус, с восторгом наблюдая за первозданным хаосом, гуляющим по коридорам министерства, шел в камеры предварительного заключения. Не используя силу и благодать источника. Пешком, чтобы лишний раз полюбоваться творением рук своих. Ну и нагулять аппетит. Ведь там, на нижних уровнях, находятся его когда-то коллеги, а ныне источники магической и жизненной энергии. Но, на подходе в камеру, бывший директор заметил странность — постороннюю энергию, принадлежащую живому источнику, не тронутого хаосом. Кто-то, каким-то образом проник в министерство, не задев оповещающих нитей, нашел эту камеру и освободил пленных. Аура и магия нарушителей Альбусу не знакомая. И веяло от остаточного энергетического шлейфа эманациями Смерти. Обещая себе, что непременно разберется и найдет того, кто побывал здесь, бывший директор прошел дальше. Но и тут его поджидал неприятный сюрприз. Главные кормушки похищены. Нити хаоса, их сковывающие, не просто разорваны, а уничтожены. Сожжены в посмертном пламени. Сказал бы что здесь произошло Гораций, да только от бывшего товарища по убеждениями теперь нет никого толку. — Что с тобой, друг мой? — спрашивает Альбус, поднимая старого волшебника за подбородок, заглядывая ему в глаза, а тот в ответ агукает и пускает слюни, рефлекторно хватается за руку волшебника, как маленький, недавно явившийся на свет ребенок, — тебе полностью стерли память. Кто же это был? Что за отстаточный шлейф? Вслух рассуждал Дамблдор, отпуская Горация и вспоминая недавний визит выживших Поттер и Малфоя к брату. Аберфорт, как тому было велено, рассказал только то, что не помогло бы этим паршивцам испортить уже созданное. О некромантах из рода самой Хель. Ведь Альбус прекрасно знал, что род этот, конкретный род, да и сама магия Смерти, давно канула в небытие. С легкой подачи последователей хаоса, строивших план очищения мира задолго до магических и великих войн, было выдвинуто предложение запретить магию, нарушающую покой умерших, и душ, обретших покой. А волшебников, это искусство практикующих, объединить с демонологами и чернокнижниками. Ввести в статус «запрещено». — Где же вы некроманта нашли, мальчики? — сквозь зубы произнес риторический вопрос Альбус, обещая самому себе найти этих паразитов и поговорить с ними по душам, предварительно пригвоздив их к стене и испив. Но это будет позже, сейчас важнее то, как стражи-големы проглядели нарушителей и позволили тем освободить пленных из нижних камер. Чтобы это узнать, а лучше увидеть глазами големов-стражей, нужно навестить самого главного — их хозяина, сидящего в кресле министра. Быстрыми, размашистыми шагами, звеня серебряными колокольчиками, связывающими его седую бороду, Альбус шел по коридору к министру-марионетке. А Том, как сидел в кресле, так и сидит. Перебирает бумаги, документы, а рядом, за спиной, у окна стоит Беллатрикс, которая и не Беллатрикс давно, а голем, идеально Альбусом созданный. Накручивая на палец кудрявый локон, она покачивает бедрами и временами заливисто, безумно смеется. А Том, как это было и будет, шипит: — Беллатрикс, найди себе занятие, — и голем, подчиняясь его приказу, уходит, все так же перекатывая бедрами, стуча каблуками по паркету. По воле директора, чтобы разговор пошел как надо, а не по заданному сценарию, сознание Реддла проясняется. Ненадолго, всего на несколько минут, но он становится собой. Таким, каким и должен быть — властным, резким, надменным, но уставшим и измученным. Ведь клочок души, который теплиться в этом теле, каждый день, из часа в час, бьется в конвульсиях и судорогах. — И долго ты меня мучить будешь, Альбус? — спрашивает, смотря своими алыми, как кровь глазами. А директор, как это бывало в прошлом, демонстрируя ему один из настоящих крестражей, с частичкой души, отвечает: — Столько, сколько захочу, Том. Ты в моей власти, — и окутывая предмет неоформленным хаосом, с силой его сжимая, приносит неописуемую боль. Ведь каждый кусочек сломанной души, по-прежнему остается частью целого на энергетическом уровне. Принося боль одному фрагменту, ты терзаешь и другие. — Это в твоих силах, Альбус, — с хрипом и кашлем, хватаясь за грудь, с горящим в ней адским огнем сердцем, Том склоняет голову, принимая как данное свою учесть. — Так-то лучше, — скрипучим голосом произнес Дамблдор, задавая вопрос, по которому он и явился: — кто похитил Минерву и Хагрида из камер предварительного заключения, Том? Темный лорд хотел позубоскалить, позлорадствовать, и он сделал бы это, не будь Альбус так зол, и не держи он в руках один из крестражей. Том определенно порадуется, но позже. Когда Альбус остынет и поест. Только увы, ответа на интересующий вопрос у Реддла нет. Он, по своей связи с големами, через Беллатрикс, ничего не ощутил. Никаких нарушений и вторжений. Так он директору и сказал, получив очередную порцию пыток: — Думай! — и снова, с первозданным хаосом в руке, сжал крестраж лорда, — как и кто мог пройти мимо тебя и твоих стражей незамеченными? — Кха-кха! Альбус, сука… я не… кха-кха… знаю! — кровавый сгусток из глотки лорда выплеснулся на только что написанные документы, окрасив белую бумагу алым. Директор продолжал давить, подчинять своей воле, доламывать и так пострадавший разум и душу, требуя этим ответа. Но его у Тома не было. Лишь догадка: — некромант. — Хм? Кто! — не вопрос, а требование назвать имя ублюдка, посмевшего нарушить личные границы. — Том, имя! — потребовал, еще сильнее сжав осколок, доведя Реддла до эпилептических конвульсий и кровавой пены. — Это… это… — но из-за бьющих тело импульсов Том не мог внятно излагать мысли, поэтому Альбус ослабил нажим, отпустил крестраж и приставил его же палочку к глотке, повторил свой вопрос. А Том, все еще сидя на полу, ответил, жадно хватая ртом воздух: — Долохов, — это не факт, но предположение. Энтонин родом из России, а там закон Туманного Альбиона волшебникам и колдунам не писан. Слишком далеко, да и менталитет отличается. Это не значило, что все в открытую некромантией пользовались. Нет. Просто, по словам Долохова были умельцы, как практикующие, так и обучающие. Энтонин даже пару некромантичеких заклинаний низшего порядка показывал. В шутку ради. — Еще кто-то? — уточнил Альбус, но Том отрицательно покачал головой, говоря, что никто более из его окружения не имеет отношения к магии Смерти. Тогда Альбус, показывая на руку и Черную метку, приказывает: — зови его! Лично спрошу с ублюдка! И да, — напомнил Дамблдор, — тех, кто сбежал с поле боя тоже. Лестрейнджей, Эйвери и кто там еще? Всех! — потребовал Альбус, — будут моим ужином. Темный лорд, не в силах спорить и пререкаться, жить, хоть и не так долго, он хотел. Поэтому, как это было раньше, взяв палочку, прикоснувшись к своей метке, воззвал к тем, что были на руках Пожирателей. Приказ откликнуться и явиться был послан всем, кто жив. Но отклика не последовало. На то конце связи — тишина. А это значило только одно: — Связь с ними разорвана, — сказал лорд, опуская палочку, предполагая варианты: — их или кто-то убил, или снял метки, — темный лорд понимал, что тот, кто это сделал, знал о вероятности призыва. Поэтому метки, с большей долей вероятности, сняли с Пожирателей специально, этим же перекрывая доступ директора к энергии. Но без приказа он это не скажет, будет исполнять роль послушной куклы. А директор не спрашивает, думает о чем-то своем. Снова подавляя волю темного лорда, Дамблдор активирует заклятье «марионетка» и уходит. У него есть еще дела, а поесть он успеет позже. Осталось три жертвы и Владыка переступит порог этого мира, принеся за собой единство и порядок на весь магический мир, а не только Туманный Альбион. Отступление Гриммо спал. Все гости и хозяин дома, находились в царстве Морфея. Минерва — в выделенной ей комнате, которая когда-то принадлежала ныне покойному Сириусу, Харгид — в специально устроенной под его габариты малой гостиной, Северус — в комнате покойной четы Блэк. А хозяин дома и его спутник — в гостиной, на диване, вдвоем. Слизеринец спал на груди гриффиндорца, одной рукой обнимая его за талию, второй зарывшись длинными пальцами в непослушные кудри. Гриффиндорец же, прижимал к себе блондина, как драгоценное сокровище, уткнувшись тому в макушку. Не спал только лорд Орион. Ему, как призраку это было без надобности. Он бродил по коридорам, комнатам, общался с портретами предков и родных. Обходил стороной только супругу. С ней общаться у него не было никакого желания. Вздорная особа, не чтящая мнения других. Делающая так, как велит эмоциональный порыв. Решения, ей принятые в сердцах, и привели к вырождению рода Блэк. Сириус, несмотря на то, что отказался идти путем Салазара и учится на змеином факультете, все-таки был их сыном. Выжигать и изгонять из рода за этот поступок — деяния не соразмерные. — Из-за тебя, Вал, наш дом пустует! — высказал он претензию портрету своей жены, зная, что даже находясь в нескольких метрах от него, она услышит, и как бывало, в ответ только фыркнет. — Если бы ты приняла выбор сына, помогла и приютила этого ребенка, — смотрит он на спящего крестника покойного сына, — то у рода Блэк была бы надежда, а с ней и лорд рода. Но ты… — призрачные руки его с силой сжались в кулаки, глаза закрылись. Был бы он жив, по щекам потекли бы слезы обиды и разочарования. — Нет, лорд Орион, — прошептал сонно мальчик, прижимающий к себе слизеринца, — не стал бы. Мне заранее, директором, была уготована участь агнца. И не только мне, — глаз он не открывал, положения не менял, не хотел разбудить парня, использующего его, как подушку. — Давно, задолго до ссоры Сириуса и леди Вальбурги, Альбус придумал этот план. Избрал путь и расставил фигуры. — Но мы могли бы тебя воспитать, как внука! — Нет. Дамблдор не допустил бы этого. С его-то связями и властью, — усмехнулся мальчик лишь губами, — всеми правдами и неправдами, но я пошел бы по изложенному им пути. Стал бы жертвой несправедливости, угнетенным и загнанным в рамки ребенком, не видящем истины. Только его лик, только его слова и поддержка были бы спасением из трясины отчаяния. — Сука, — прошептал блондин, все еще пребывающий в полудреме, — какая же он сука, Ари, — сказал слизеринец, заставив гриффиндорца лечь на бок, а сам, поменяв дислокацию, устроился головой на его плече, сонно добавляя: — эта отрыжка флобб-червя за все ответит, — и последний раз зевнув, уткнув нос в шею брюнета, засопел. — Непременно, — пообещал Гадриэль, проводя по платиновым волосам сопящего, — за все ответит…- лорд Орион, оставив мальчишек наедине, вернулся туда, откуда и начал свой путь, в библиотеку.