Стань моим клинком

Драко Школа стала последним оплотом светлых сил. Профессора и студенты сражались с Пожирателями и Армией Тьмы за мир и спокойствие, против тирании и хаоса, которую за собой вел Лорд. Школа почти пала, лорд почти победил, еще немного и свет проиграет. Но, Лорд сделал перерыв, дал отдохнуть и собраться с силами, проститься с погибшими. Благородный, мать его поступок, дать оплакать тех, кого сам же и убил! Как и призвать подростка отдать жизнь, чтобы остались в живых остальные. И он ушел! Мессия света, дракл задери! Сдался Тёмному Лорду, приняв свою геройскую участь и конец. Придурок! Почему, ну почему он так поступил? Почему он всегда так поступает, ради всех несется сломя голову, не думая о себе. Никогда, только об окружающих. На первом курсе помчался в лабиринт, чтобы остановить возрождение лорда, на втором в Тайную комнату спасть Уизлетту, на третьем Сириуса, но, тут признаю, семья святое. На четвертом гребанный турнир и снова этот придурок шрамоголовый чуть не утонул, но спас вторую Делакур. А пятый год и его кружок по ЗОТИ? Опять старался ради кого-то, а не ради самого себя! А про шестой год вообще молчу. За мной таскался, пытался уговорить не выполнять приказ лорда. А на седьмом, вместо учебы где-то шлялся со своими дружками. И тут снова решил поиграть в героя и всех спасти. И спас. Меня и Забини, вытащил из охваченной Адским пламенем Выручай-комнаты. Грейнджер или Уизел на его месте оставили бы нас там, но не он. И вот, этот гриффиндурок ушел, к Лорду в лапы. Прошло несколько часов, брезжил рассвет. Школа оплакивала погибших. Погиб один из близнецов Уизли, Перси, моя кузина Нимфадора и ее муж профессор Люпин, младший из братьев Криви, и это только те, кого я знал. Мадам Помфри, профессор Стебль и профессор Слизнорт помогали раненым. Но, спокойствие и передышка закончена: — На защиту! — кричит Долгопупс. Все вышли с палочками на изготовку, готовые произнести атакующие заклинания и проклятия, кто на одной ноге, кто с сотрясением и кровью застилающей глаза, но все согласны были драться, а всё потому, что тёмный Лорд и Пожиратели, в том числе и мои родители, подошли к школе. Не нападая, просто пришли. Как в гости. Среди Псов возвышался Харгид, в цепях, а на его руках… — Поттер, нет… — что-то внутри меня рухнуло, с грохотом и треском разбилось на сотни осколков. Из глотки выходил лишь шепот и сип, руки и тело била дрожь, хотелось упасть на колени и плакать, сердце пропустило удар, ещё и ещё. Плакать нельзя! Накатывающая ненависть и желание нашинковать Лорда Непростительными под завязку удерживала меня на ногах. Дальше его потрясающая речь и слова: «Герой — мертв! Гарри Поттер — мертв!». Тело на руках полувеликана и правда не подавало признаков жизни, безвольно висели руки, откинута на его плечо голова. Лесник лил горючие слезы, держа парня, как сокровище. Хотелось подойти к мертвому гриффиндорцу, прижаться к плечу, сжать в руках его руку или рубашку, с силой, до белеющих костяшек, наорать на него, оскорбить как можно изощреннее, больнее, обиднее. Обвинить в непроходимой тупости, снова обозвать и врезать, магией добавить, и как это было всегда, получить достойный ответ, лишь бы он был жив. — Драко, подойди ко мне! — призвал змеемордый, говоря присоединиться к нему и родителям. На негнущихся ногах, пробираясь через студентов, с дрожащими поджилками и стекающими каплями холодного пота по спине, я вышел к Лорду и Пожирателям, но лишь для того, чтобы увидеть своими глазами тело не безразличного мне парня, удостовериться в его смерти. И я увидел, все так, как сказал безносый лорд. Поттера и в самом деле нет! А мама, прижав меня к себе, шепнула, что Поттер уже полчаса как мертв. Она проверила, он не дышал. Мы с родителями ждали окончания воодушевленной речи. А потом, когда Долгопупс взял на себя роль нового избранного и призвал сражаться, с мечом Гриффиндора в руке — сбежали, слыша взрывы и выкрики произносимых заклинаний и проклятий, видя вспышки и отлетавшее в стороны искры магии. Но, не далеко ушли. До края аппарационного купола. Мы были у окраины леса, у сгоревшей сторожки Хагрида. — Куда это вы, Цисси, Люц, Драко? — Подальше отсюда. Мы не воины, а аристократы, — спрятав маму за спину, говорит отец, а я встаю к его плечу. Но безумный взгляд Беллы и появившиеся за ее спиной Пожиратели, дали понять, нам так просто покинуть поле боя не дадут. Отец, продолжая защищать маму, смотря в полные бездны глаза Беллатрикс, спросил: — Значит, так Лорд отплатил нам за помощь, приют и средства, которые мы вложили в его возро…? Отец договорить не успел, зеленый луч Авады, сорвавшийся с палочки тетки влетел в его грудь. На моих глазах взгляд его стал стеклянным, смотрящим за грань. Тело упало к моим ногам. Следом атаковали мать. К сожалению, защитить ее я не смог. Белла оказалась быстрее меня. Тетка произнесла те же слова Непростительного заклинания, призывая зеленый луч убивающего заклятья. Ее тело упало рядом с телом отца. С помощью «Крыльев тьмы» я пытался сбежать. Был где-то у разрушенных стен школы, как слышу: — Круцио! Алый луч с палочки Беллатрикс угодил мне прямо в грудь. Пробила резкая, жуткая боль. Магии и желания причинить боль в удар вложила не мало. Скрутила судорога, от разрядов непростительного выворачивало суставы. А от брошенного вдогонку проклятия вскипела кровь, словно от Релашио. Не удержав Крылья, полетел вниз. С огромной высоты падал, набирая скорость. Рухнул на камни и обломки, оставшиеся от взорванного школьного моста. Удар, треск костей, кровь во рту, боль и темнота… Пришел в себя, темно и холодно. Значит, я или в лимбе, или на грани перерождения. Но почему мне так больно? Поднимаю взгляд насколько это возможно, и вижу ало-красный закат, спускающийся за горизонт, словно потоками крови. Значит, я еще в мире живых. Но, ненадолго. Перелом позвоночника и шеи в нескольких местах не позволят жить. Перенести меня невозможно, лишь добить. Этого я и ждал, смотря на закат. — А ты хочешь умереть? — голос, этот голос… Этот голос я узнаю из тысячи других, с другим не спутаю. Но что-то меня пугало. Интонация? Да! До жути промораживая, до желания передернуть плечами, до холодного пота, стекающего по позвоночнику. Витающая атмосфера страха? Однозначно, мне почему-то страшно рядом с ним. Боюсь даже мимолетного взмаха руки, или шага, или поворота. Аура замогильного холода? Тоже да. Словно я с самой Смертью разговариваю. Он ухмыльнулся и сказал: — Не далеко ушел в предположении, — а следом тихий смех, пробирающий и пугающий. — Кто ты, Поттер? Точнее, кем стал, умерев там, в лесу? Ведь он точно был человеком, магом-полукровкой. Я проверял, несколько раз, тайно одалживая его кровь для зелий и реагентов. А тут, передо мной точно не человек. Даже от чистокровного, в энном поколении волшебника, особенно темного направления, так тьмой не тянет, а от него не просто тянет, он ей окутан, пропитан. Я многих чистокровных темных волшебников видел, даже некромантов и чернокнижников. Было жутко, страшно, но ощущения все равно не такие же. — Не человек, ты абсолютно прав, Драко, — слышать имя, произнесенное им, как мед на душу, приятно, — я был человеком, но перестал им быть, умерев там, в лесу. А кто я — узнаешь, — сказал, присев ко мне. И я смог его рассмотреть. А смерть гриффиндорцу к лицу. Светлая кожа без намека на шрам, веснушки и загар, прямые, длинные черные волосы треплет ветер, насыщенные лиловые глаза смотрят в душу, а темные стрелочки под ними завлекают. На парне длинное в пол одеяния с широкими рукавами, с развивающимся подолом, глубоким капюшоном. — Все рассмотрел? Нравится? — усмешка и сарказм в голосе. Определенно, грань его изменила. — Что ты там спрашивал, хочу ли я умереть? Ответ — нет. Я хочу жить, способ не важен! Даже душу продам! — Отлично! — на этих словах Поттер наклонился ко мне и шепнул, опаляя ледяным дыханием щеку и ухо, произнося на грани парселтанга, — Ты сам выбрал этот путь, Драко, — мурлыкнул парень и впился жестким, грубым поцелуем в мои губы. Сминая их, проталкивая язык мне в рот, сплетаясь с моим, посасывая его и покусывая, вызывал стон наслаждения, которого я очень давно не испытывал. Этот поцелуй, и поднятые из глубин души чувства, во мне что-то пробудили, поменяли, а боли больше не было. Лишь била мелкая дрожь. Я так и не понял это от накатившего из-за желанного поцелуя оргазма, или со мной что-то произошло, что-то, изменившее и вернувшее к жизни. Ведь я отчетливо понимал, что смерть в ближайшее время мне не грозит. Мне было невероятно приятно и жарко, хотелось продолжить, углубить этот и так глубокий поцелуй, перейти в… — Потом, Малфой. Захочешь — продолжим, я не против, — сказал Поттер, оторвавшись от губ, все еще держа меня за шею, смотря в серебряные глаза фиолетовыми, — а пока у нас с тобой другая миссия — спасти магический мир от Темного Лорда. И отныне ты — мой артефакт! — Чего?! Какой к драклу артефакт? — не понял о чем речь. — Бессмертный, — сказал Поттер, протягивая мне руку помогая встать. Я принял ее, ощущая всю ту же прохладу, приятную и не чуждую. Встав на ноги, смог по-хорошему рассмотреть Поттера, стоящего передо мной. Волосы его, прямые и на вид шелковые, теперь достигали пят. В лунном свете кожа почти молочно-фарфоровая, а глаза отливали в пурпурный. — Я — Жнец Смерти, а ты — моя коса, артефакт-душа, — пояснил бывший гриффиндорец, — мы с тобой связаны договором, одобренным Смертью… И коснулся своих бледных губ, намекая на недавний поцелуй и дарованную им сущность. Сказал, что я жив, не смотря на травмы, полученные от падения с высоты, только благодаря его дыханию вечности, которое он разделил со мной, своим артефактом. Значит, та жаркая волна, на меня накатившая и мной завладевшая — частичка вечности жнеца. А то, что я чувствовал во время нашего поцелуя, не оргазм вовсе. Всего лишь перестройка организма и сущности. — Значит, моя душа теперь твое оружие? Так? — уточнил свое положение подле Поттера. — Да, твоя душа — оружие, а тело своего рода ножны. Обнажить оружие Смерти я могу лишь в истинной форме, и ты должен находиться рядом, на расстоянии вытянутой руки, — я понимал о чем он говорит, но принять, это трудно. Хоть и не невозможно, — потом, Малфой, все потом. У нас миссия, — говорит Поттер, протягивая руку вперед, произносит слова: «Лезвие Луны!» Приказал он, а я почувствовал, как тянусь к нему, всей душой, разумом и сущностью. Откликаясь на призыв, теряю телесность, принимая иной облик, оказываясь в руке Гарри. Тепло, наши энергетики резонируют, объединяются. Мой разум по-прежнему принадлежит мне, и даже больше, привязан к разуму Поттера, незримой, лишь для нас нитью. Мы общаемся с ним мысленно. «Круто!» — Я больше не Поттер, а Певерелл, — поправил меня жнец, — мое имя Гадриэль, — вызывал усмешку и поток панибратских сокращений, которые я бы с удовольствием использовал в школьные годы. — Хм, — короткая ухмылка, капюшон на голову и со мной в руках, бывший гриффиндорец пошел прочь с руин школы. «Гад» — именно так, в особые моменты, я решил называть Певерелла. Ведь Гад, он и за гранью Гад. На эти мысли жнец снова фыркнул, взмахнул рукой, и моим лезвием что-то начертав, создал магический круг. Чувство подсказывало, что он портальный. И чувство меня не обмануло. Путь наш лежал в Министерство. Там заседал Темный Лорд. А от школы ничего не осталось. Только руины, не подлежащие восстановлению. А на развалинах тела погибших, тех, кто отстаивал ее до последнего. Сражался за магию и будущее. От великой и могучей школы и четырех факультетов, как и от профессоров и студентов, остались лишь воспоминания. Никто не выжил. На вопрос, что делать, он ответил: — Убить того, кто им управляет. Лорд — марионетка в чужих руках. Кукла, которую дергают за ниточки. — Кто? — но на этот вопрос он не ответил, а показал. И я, увидев виновного, сказал: «Твою мать!» — вот что я смог сказать, потому что слов нет. А на вопрос, как с ним справиться, ответил: — Убить, — уточнил Гадриэль, — тобой! — Но у него, как и у лорда, несколько якорей, сначала нужно найти и уничтожить их, ослабить его, а потом основную душу. Так, как я планировал поступить с лордом, и поступил бы, если бы не одно «НО», нарушившее мой план…