I left you alone in a house, not a home

Через некоторое время становится ясно, что Лиам не будет двигаться самостоятельно. Нил был «согнут» под неудобным углом, сидя на корточках в коридоре достаточно долго, чтобы его колени затекли и болели. Любые попытки затащить Лиама в ванную до сих пор приводили только к тому, что ребенок еще крепче прижимался к Нилу. Нил говорит себе, что попробует еще раз, прежде чем переходить к плану Б. — Лиам, давай сходим в ванную, хорошо? Нам нужно привести тебя в порядок. Как и ожидалось, Лиам издает прерывистый звук протеста и придвигается ближе к Нилу, уткнувшись лицом ему в плечо. Это план Б. — Давай я возьму тебя на руки? По кивку Лиама Нил перестраивает свои руки, поднимая Лиама за ребра. Лиам, вероятно, меньше ростом, чем обычно, и определенно легче, чем ему следовало бы быть. Лиам в основном просто позволяет оторвать себя от земли. Он кладет голову на плечо Нила и остается вялым, за исключением того, что крепко прижимает руки к груди. Нил одной рукой, удерживает его в вертикальном положении, держа Лиама у себя на бедре, не обращая внимания на то, как трясутся его колени, пока он идет с ним в ванную. Он сажает Лиама на столешницу и включает воду, пытаясь дать ей возможность нагреться, прежде чем он намочит мочалку. Глядя на окровавленные руки Лиама, все еще крепко прижатые к груди, Нил вспоминает, что ему нужно будет взять свежие бинты. Он открывает дверь ванной, но останавливается, почувствовав, как кто-то резко дергает его за рубашку. Лиам смотрит на него широко раскрытыми, встревоженными глазами. Нил отходит от двери. — Мне просто нужно взять аптечку. Я сейчас вернусь. — объясняет он. Лиам очень нерешительно отпускает рубашку. Нил старается действовать быстро. Как только Нил возвращается и раскладывает бинты на прилавке, он мочит мочалку. Лиама заметно все еще трясет, но он, по крайней мере, более или менее перестал плакать. Его дыхание замедлилось до менее тревожного темпа, но что больше всего беспокоит Нила, так это совершенно отсутствующий взгляд на лице брата — как будто парень только что полностью отключился. Он решает начать с лица Ли, стараясь побыстрее привести его в порядок. Помогает то, что Лиам вообще не ерзает и не двигается, он просто позволяет Нилу помочь ему. Кровь отходит с кожи Лиама относительно легко, но с засохшей кровью на его волосах справиться непросто. Нил пока позволяет волосам Лиама оставаться влажными, а сам переходит к рукам. К счастью, бинты и марля впитали большую часть крови, так что на самом деле порезов на ладонях Лиама почти не осталось. Большинство порезов тоже начали покрываться корочкой, но Нил тщательно моет и дезинфицирует руки ребенка. Он пока не перевязывает их заново, давая порезам возможность дышать. Вместо этого он снова переходит к волосам, стараясь не допустить попадания воды или мыла Лиаму в глаза. — Я этого не делал. — Не делал чего? — Нил отрывается от расчесывания волос Лиама. — Я не причинял вреда кролику. Я нашел его именно таким. Он откладывает мочалку и ждет, когда Лиам поднимет на него глаза. — Я знаю. Он на самом деле не уверен, почему Лиам почувствовал необходимость прояснить это. Очевидно, что парень не убивал кролика. Во-первых, он бы не смог этого сделать. И, учитывая, как Лиам рыдал меньше пятнадцати минут назад, похоже, он бы тоже этого не хотел. Не говоря уже о том, что ясно, что парень все еще не пришел в себя — возможно, от шока. Хотя Нил почти ничего не знает о подобных вещах. Он просто знает, что Лиам определенно сейчас «в своей голове». Лиам пристально смотрит на него мгновение, прежде чем спросить. — Они тоже заставили тебя это сделать? На этот раз Нилу кажется, что он понимает, о чем спрашивает Лиам.

***

Он не знает, сколько часов провел в подвале вместе с Лолой, препарируя ( препарировать; изготовление из кого-либо, чего-либо препарата для исследования ◆ ) и калеча животных. Мелькающие образы острых ножей и затуманенных глаз заполняют его разум. Он помнит, как Лола впервые заставила его что-то разрезать — это был мертвый енот. Нил был слишком напуган, чтобы спросить, где они это нашли. Он помнит тошнотворные хлюпающие звуки, когда извлекал органы бедного существа. Он помнит липкую кровь по локоть и тошнотворный запах смерти. — Тебе придется привыкнуть к этому, Натаниэль. Ты ведь хочешь когда-нибудь присоединиться к своему папочке на работе, не так ли? — повторяла Лола. Нил знает, что серийные убийцы и садисты обычно начинают с животных. Он всегда полагал, что именно к этому и готовились эти «уроки» — сделать переход на работу мясника немного проще, чем начинать с людей.

***

Нил снова сосредотачивается на волосах Лиама, на текстуре мочалки и мыла вместо того, чтобы вспоминать, каково было держать нож в руках. — Да. Лиам кивает. — Я всегда ненавидел, когда они заставляли меня причинять им боль. Я никогда этого не хотел. Нил замолкает, на мгновение задумавшись, прежде чем продолжить расчесывать волосы Лиама. Он все еще знает, о чем говорит его брат, он просто не думал, что начнет так рано. Нилу повезло настолько, что его мать забрала его и убежала до того, как его заставили делать какие-либо «уроки» с участием человека — однако ему не повезло настолько, чтобы избежать этих уроков по чему-либо живому.

***

На свой девятый день рождения Натан решил, что готов начать работать с живыми животными. Нил помнит, как плакал, когда его заставили опустить молоток на череп бездомной кошки. Чем усерднее ты это сделаешь, тем меньше причинишь вреда. Его отец избивал его до полусмерти и часами резал ему живот за эти пролитые слезы. Самым худшим для Нила всегда были звуки. Он ненавидел крики и вопли, которые издавали животные, когда он был вынужден причинять им боль. Он ненавидел звук ножа, царапающего ребра, или хруст костей под его руками. Он ненавидел смех Лолы и ухмылку Натана. — Молодец, мальчик!

***

Он ненавидел себя за то, что у него не было выбора. У него никогда не было выбора. Ему все еще снятся кошмары об этом, и он знает, что, вероятно, так будет всегда. Он все еще испытывает чувство вины по этому поводу — это то, о чем он хотел поговорить с Эндрю, но так и не начал этот разговор. Нил знает, что нет причин чувствовать вину за то, в чем у него не было выбора, он знает, что если бы он отказался, его отец сделал бы это сам и сделал бы намного хуже тому животному, которому не повезло оказаться в том подвале. По крайней мере, так было в первые несколько раз, когда Нил отказывался. Это, наряду с несколькими часами, когда Нила вскрывали и сжигали в наказание за отказ. Разница в том, что Нилу было девять. Лиаму все еще семь. Не то чтобы что-то из того, что происходит с девятилетним ребенком, было здорово, но это лучше, чем семилетний ребенок, а ведь Лиам был даже младше. Нил задается вопросом, не начали ли они причинять боль и ему, когда он был еще младше. — Я знаю. Я это тоже это ненавидел. Нилу требуется секунда, чтобы осмотреть волосы Лиама, выжимая из них столько воды, сколько он может. Как только он убеждается, что вся кровь ушла, он начинает обматывать руки Лиама свежими бинтами. Нил завязывает бинты и начинает все убирать, в то время как Лиам лениво следит за его движениями, не делая попыток слезть со стойки. Лиам все еще не пошевелился к тому времени, когда Нил закончил прибираться. Нил в конце концов понимает намек на то, что Лиам больше не сможет передвигаться самостоятельно. — Ты хочешь, чтобы я снова понес тебя? Лиам кивает, не отрывая взгляда от плитки. Нил снова поднимает его, на этот раз, не боясь запачкать Нила кровью, Лиам обхватывает руками шею Нила, чтобы удержаться в вертикальном положении. Нил опускает Лиама на свою кровать, прежде чем порыться в комоде Лиама в поисках новой одежды. Он кладет одежду рядом с Лиамом, уходит, прежде чем неловко замешкаться у двери, не зная, что делать. Лиаму не нужна помощь, чтобы одеться, верно? Семь — это достаточно большой возраст, может быть? На самом деле, Нил понятия не имеет. До сих пор Лиам одевался самостоятельно, но прямо сейчас ребенок вообще не двигается. Нил раздумывает, не спросить ли Лиама, нужна ли ему помощь, потом вспоминает себе и вместо этого говорит «Я сейчас вернусь». Он перепроверяет, что полностью закрыл за собой дверь — возможно, Лиам просто хочет уединения. Нил проводит рукой по лицу и направляется в их с Эндрю комнату, чтобы переодеться. Крови на футболке на самом деле не так уж много (и на самом деле не все учтено), намного меньше, чем он ожидал, он бросает ее в корзину и быстро переодевается. На обратном пути в комнату Лиама он заходит в ванную, умывает лицо и вытирает руки, отказываясь смотреть в зеркало. Он старается не думать об этом. Он стучит в дверь Лиама, полностью ожидая, что ответа не получит. Вместо этого, после нескольких мгновений ожидания, Лиам открывает дверь, прежде чем вернуться к своей кровати и ползти вверх, пока не оказывается там, где Нил его оставил. Свежая одежда все еще лежала рядом с ним. Либо Лиам не понимает, почему оставаться в окровавленной одежде - не лучшая идея, либо ему на самом деле все равно. Он все еще выглядит немного не в себе. Его глаза опухли и покраснели, и все его тело слегка дрожит. Нил ждет, пока Лиам начнет двигаться самостоятельно. — Тебе помочь переодеться? — спрашивает Нил, когда понимает что ребенок шевелится не собирается. Эндрю, вероятно, уже покончил с могилой, он совсем не хочет торопить Лиама, но и заставлять Эндрю ждать слишком долго тоже не хочет. Лиам поднимает голову с непроницаемым лицом. Он смотрит прямо на Нила, но не похоже, что он действительно что-то видит. — Тебе помочь переодеться? — повторяет Нил. Когда Лиам не отвечает, Нил продолжает: — Если ты хочешь измениться один, это прекрасно, но мы должны встретиться с Эндрю, когда ты будешь готов. Взгляд Лиама наконец-то фокусируется. Он прикусывает внутреннюю сторону щеки и медленно подносит руку к животу. Он снова опускает взгляд, опуская голову, что выглядит как смущение. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — Нил пытается снова. Лиам колеблется, прежде чем медленно произнести: — Нет. Это... не то. — Он снова прикусывает щеку вместо того, чтобы закончить предложение. Нил смотрит туда, где крошечная забинтованная ручка Лиама все еще парит над его торсом, потом обратно к лицу. Лиам все еще не смотрит на него, но, возможно, Нил действительно сможет помочь с этим. В кои-то веки ему кажется, что он действительно может знать, что делать. Нил подходит к тому месту, где сидит Лиам. Он дотрагивается до маленькой футболки. — У меня тоже есть такие. Эти шрамы. Лиам поднимает взгляд. Нил предполагает, что Лиам уже знал об этом, он видел, что Лола сделала с его руками и лицом, это не дикое предположение, что у Нила тоже были бы шрамы на торсе. Тем не менее, слышать, что Лиам не единственный, кто покрыт постоянными напоминаниями о боли, должно быть, по крайней мере немного утешительно. Лиам фыркает. — Это уродливо. Кажется, Лиам поморщился от собственных слов, возможно, заметив, что это очень легко может быть воспринято как оскорбление в адрес Нила. Нил так не воспринимает это, он знает, что имеет в виду Лиам. Нил не может контролировать, как Лиам относится к своим собственным шрамам, но он может помешать Лиаму называть себя уродливым, или испорченным, или всеми другими ужасными вещами, которыми, как знает Нил, Натан наполнил бы его голову. Впервые Нилу сказали, что его шрамы уродливы, когда он был в подвале под клинком своего отца. Ему нравилось заставлять Нила стыдиться оставленных им следов. Это срабатывало каждый раз. Нил пожимает плечами. — Они не уродливые. Они просто есть. — Я не хочу, чтобы это было так. — Лиам хмурится и в защитном жесте обхватывает себя руками. Нил делает паузу, он снова кладет одежду рядом с Лиамом и осторожно кладет руки по обе стороны от лица брата, приподнимая его лицо так, чтобы Лиам действительно мог посмотреть на него. — Лиам. Они не уродливы. Ты не уродлив. Я обещаю. — Могу я их увидеть? Твои.. Нил кивает и помогает Лиаму спрыгнуть с кровати. Он хватает одежду с кровати и позволяет Лиаму подержать ее, пока сам снимает футболку. Он опускается на колени, чтобы Лиам действительно мог видеть. Взгляд Лиама мгновенно приковывается к ожогу от железа на плече Нила, его глаза широко раскрываются. Лиам перекладывает одежду в одну руку и медленно протягивает ее, когда Нил не отстраняется, Лиам тычет пальцем в сморщенный кружок плоти рядом с ожогом от железа — тот, что остался от пулевого ранения. — У меня его нет. — В меня стреляли, когда я убегал. Лиам хмурится, глядя на россыпь мелких, более неровных розовых линий на животе Нила — тех, что от Рико. — У тебя больше, чем у меня. — Я здесь дольше. Одежду швыряют в сторону Нила, пока Лиам пытается снять с него футболку одной рукой. Это работает не очень хорошо, но с помощью Нила ему в конце концов удается. Нил борется за то, чтобы сохранить лицо, даже когда видит шрамы, покрывающие Лиама. У него на плече идеальный контур раскаленного утюга, выделяющийся на фоне бледной кожи. Изогнутая и опухшая розовая рана начиналась у основания его горла и петлей тянулась к ключице. Несколько шрамов побольше, которые находятся в том же месте, что и те, которые Лола оставила Нилу, когда он допустил ошибку в подвале. Не только в одном и том же месте, но и одинаковой длины и формы. У него те же шрамы, что и у Нила. Все те, о которых Натан и Лола знали еще до того, как мать Нила забрала его к себе — они позаботились о том, чтобы дать Лиаму такие же. Нил отказывается показывать что-либо на своем лице. Ему не нужно, чтобы Лиам неправильно истолковал его реакцию как отвращение или жалость. Лиам слегка ерзает, покусывая внутреннюю сторону щеки. Нил выдавил из себя легкую улыбку и протянул рубашку Лиаму. — Видишь? Не уродливый. Я обещаю. Лиам позволяет Нилу помочь ему одеться. Нил все время трясется от едва сдерживаемой ярости. Ему приходится подавлять желание показать что-либо на своем лице. Лиам такой маленький. Он никогда не поймет, как Натпн мог так навредить ребенку. От одной этой мысли у Нила сводит желудок. Также не вызывает беспокойства знание того, какие метки от Лолы, а какие от Натана — при условии, что каждый из них «воссоздал» свои собственные метки. Он задается вопросом, почему они это сделали и чьей идеей было оставить Лиаму шрамы точно так же, как они поступили с Нилом. Без сомнения, они могли предвидеть это или, по крайней мере, версию событий, в которой Нил и Лиам снова были вместе. Вероятно, они спланировали уникальную пытку, которой подвергнет Нила вид шрамов. Шрамы, усеивающие тело Нила, начинают зудеть и неприятно натягивать кожу. Он ждет, пока не закончит помогать Лиаму переодеваться, прежде чем грубо натянуть свою футболку обратно, потянув сильнее, чем необходимо, и позволяя грубому материалу ткани отвлечь его. Он знает, что Натан мертв, он знает, но это очень мало помогает ему чувствовать себя лучше из-за всего этого. Это делает еще меньше, когда он вспоминает, что Лола все еще жива — прямо сейчас находится под федеральной стражей, но все еще жива. Она этого не заслуживает. Нил никогда не говорил с Ичиро о том, что с ней произойдет. Он просто предположил, что ее будут держать где-нибудь взаперти до конца ее жизни. Однако чем больше он думает об этом, тем более вероятным кажется, что Лолу выпустят. Ичиро уже потерял своего Мясника, не имело бы смысла терять еще и его правую руку. Конечно, Лола могла бы быть чем-то полезна семье. И не похоже, что потребуется много усилий, чтобы вытащить ее из тюрьмы — или чтобы она вообще избежала суда. Вмешательство федералов определенно вызвало бы раздражение, но непохоже, что они освободили бы Лолу, она все равно была бы ограничена семьей и на коротком поводке. Несколько взяток, подергать за несколько ниточек, может быть, немного вымогательства, и Лола сможет выйти на свободу в любое время, когда захочет Ичиро. Нил не хочет думать об этом. Он не может беспокоиться об этом прямо сейчас, особенно когда у него нет причин думать, что что-то из этого произойдет. Лиам хватает его за руку, когда они спускаются по лестнице. Он больше не начал плакать (пока), но ясно, что он расстраивается все больше и больше теперь, когда им вот-вот снова придется думать о кролике. Бедный ребенок. Нил нежно сжимает его крошечную ручку в знак ободрения. Лиам прижимается ближе к Нилу, прежде чем они выходят на улицу, чтобы встретиться с Эндрю.