Надзиратель, или волк в овечьей шкуре

      «Может, у него еще не началась течка?» — размышляет Чимин, нервно натягивая на себя брюки и рубашку. О том, что в таком состоянии ему лучше никуда не идти, он даже не думает.       Или наоборот началась.       Чимин замирает. А что, если альфа прав? Если Чонгук зовет его, чтобы провести ее вместе? Боже, только от мысли об этом у него встает.       Он не может рассуждать на тему, насколько это будет корректно, и даже заставить себя написать ответ. Вместо глупых мыслей Чимина атакуют желания, и он вылетает из квартиры через пару минут после прихода сообщения.       Пак понятия не имеет, как добирается до дома Чонгука. Как вообще может водить и не врезается в первую попавшуюся машину. Концентрация ни к черту, точнее, сконцентрирован Чимин исключительно на одном.       В квартиру он попадает без проблем. На этот раз код Чонгук не сменил, и Чимин перешагивает порог, тут же погружаясь в насыщенный запах земляники. Ступает, словно падает на глубину, и не может ни вздохнуть, ни прийти в себя. Все тело обдает горячая волна, и член наливается кровью, а зрачки расширяются. Мозги стремительно отключаются.       — Чимин? — раздается из спальни голос, пропитанный потребностью, и Пак тут же дергает за ручку. Но дверь не поддается. Она заперта изнутри. — Ключ на столе.       Так и есть. Ключ лежит на пустом круглом столе, за которым они почти никогда не едят, и ждет своего часа.       Он сам себя запер? Мой сладкий!.. — приходит в ужас альфа, и Чимин спешит отпереть дверь. Ему противен сам факт того, что Чонгуку пришлось настолько ограничить себя.       Но все наконец позади. Больше никаких оков.       Внутри запах еще сильнее, и Чимин тонет в нем, теряя остатки разума. Вдыхая и ощущая, как он проникает в каждую его клеточку, пропитывая без остатка.       Чонгук стоит у кровати. В одной длинной белой футболке на несколько размеров больше, с растрепанными волосами и диким желанием во взгляде, подернутом поволокой. Он плохо соображает и действует исключительно на инстинктах, делая шаг к Чимину. Тот оглядывает его с головы до ног и начинает дрожать. Все его тело тает и рвется к нему. Руки сами тянутся к рукам и касаются теплой кожи.       — Чимин… — шепчет Чонгук зачарованно, — ты пришел.       — Конечно, пришел, малыш, — бормочет он, тоже приближаясь. Пак не может себя остановить. Ему необходимо быть рядом, ощутить наконец землянику на этой гладкой коже и обнять своего омегу.       — Ты так мне нужен… — Чонгук льнет к его шее и прижимается грудью к груди, а у Чимина мысли только о том, чтобы сделать этого шикарного омегу своим.       — Знаю, малыш, я здесь.       Руки перебираются на талию и прижимают Чонгука ближе. Он приникает сам. Ластится, словно кот, умоляющий его погладить, и чуть ли не мурлычет на ухо. А ладони Чонгука тем временем взметаются к лицу Чимина и нежно ложатся на щеки.       — Ты такой соблазнительный, — шепчет Чонгук, и Чимин не может поверить в то, что слышит. Течка наконец развязала омеге рот. Чимин легонько вздрагивает, когда язык Чонгука касается уголка его губ. Внутри будто фейерверк разрывается, и это так невероятно, что обескураживает. Так никогда не было. Ни с одним другим омегой.       Говорил же, мы истинные.       «Я верю».       Поцелуй выходит жарким и невероятно мокрым. Страстным настолько, что все вокруг пылает, раскаляя воздух. Чимин будто вырывается на свободу, наконец получив возможность ласкать своего омегу, и не может остановиться. Руки сильнее вжимают Чонгука в тело и скользят на ягодицы, задирая мешающую футболку.       От ощущения кожи под пальцами крышу сносит окончательно. Стоящий член болезненно упирается в бедро, и с губ срывается смешанный с рыком стон.       — Чонгук… — воздуха не хватает, и Чимин отрывается на пару секунд, тут же приникая к шее и находя запаховые железы. И они наконец источают аромат. Боже, какой аромат! Чимин умирает и возрождается заново только от одной возможности водить носом по коже и пропитываться запахом своего омеги. Вот он, Чонгук. Настоящий, сокрытый, безжалостно запертый. Невероятно прекрасный и такой одинокий. — Ты так потрясающе пахнешь! Я так хочу тебя, ты даже не представляешь!       — Тебе нравится? — В вопросе звучат неуверенность и мольба, и Чимина злит, что он должен убеждать Чонгука в том, что он великолепен.       — Ты идеален. Идеален таким, какой есть. Ты просто сводишь меня с ума.       — Тогда сделай меня своим, — молит омега, и руки Чимина невольно сжимаются на ягодицах. — Пожалуйста! Пожалуйста, сделай меня своим.       Чимин делает большой шаг, толкая Чонгука к кровати, и тот падает, тут же вставая на колени и смотря таким податливым взглядом, что Пак уже не выдерживает. Ему кажется, он кончит от одного прикосновения. Эти огромные, полные похоти глаза просто уничтожают его.       Чимин быстро снимает рубашку и брюки и подходит к кровати, позволяя рукам Чонгука лечь на его бедра. Омега облизывает исцелованные губы и тянет вниз за резинку, выпуская крепкий готовый к ласкам член. Пожирает его глазами, а потом обхватывает рукой, заставляя Чимина вцепиться в его плечо и закрыть глаза.       Всего несколько движений, и Чимин уже на грани. Сил терпеть больше нет, поэтому Пак тянет за футболку вверх и снимает ее со своего омеги, полностью обнажая его тело.       Боже, он такой красивый… Никому его не отдам. Никогда.       — Чонгук, — лишь на выдохе произносит Пак, пожирая омегу глазами. Скользя по его широким плечам, накаченным рукам, тонкой талии, крепким бедрам. Дыхание перехватывает от такого вида, и невозможно поверить, что все реально.       И хочется насладиться. Каждой секундой. Целовать каждый сантиметр.       Что Чимин и делает. Припадает к шее и начинает спускаться вниз мокрыми, продолжительными поцелуями. Чонгук запрокидывает голову назад и путается пальцами в волосах Чимина, а потом ложится на кровать, утягивая Пака за собой.       Чимин не может насытиться. Он упивается запахом и вкусом кожи, наслаждается прикосновениями и тяжелым дыханием омеги. Ему хочется одновременно затрахать его до смерти и вознести на пьедестал. Это противоречивое желание не помещается в груди, разрывая изнутри.       Чимин несколько раз проводит по члену Чонгука, а потом находит колечко мышц. Его пальцы утопают в смазке, и внутренний альфа впивается когтями в воображаемую землю, с трудом удерживая себя на месте. Палец скользит внутрь, и Чонгук со стоном изгибается, зажимая в кулаке угол подушки.       — Ты так долго ждал, — шепчет сладко Чимин, пристально наблюдая за выражением лица Чона. Еще больше возбуждаясь и не понимая, как выдерживает это.       Всего несколько простых движений срывают пошлейшие звуки, которые Чимин только слышал, и Пак закусывает губу, мечтая погрузиться в Чонгука и утонуть в нем. Омега льнет к его руке, насаживаясь на пальцы все больше, и у Пака кончается терпение. Он отпускает Чонгука, хватает джинсы и достает презервативы. Внутренний альфа недовольно морщится, но понимает необходимость. Волки всегда ненавидят их, но беременность неготовый Чонгук возненавидит больше.       — Чимин, пожалуйста, возьми меня, — ноет омега, а у Пака руки дрожат.       — Сейчас, малыш. Дай мне пару секунд.       — Оставь их, я хочу твоих деток, — произносит Чон, и Чимин замирает. Останавливается и пораженно смотрит на омегу. Внутренний альфа сраженно падает на землю.       Господи, я люблю его!       «Он это несерьезно. Успокойся».       Но он попросил!       «Да, и ты понимаешь почему».       Его омега хочет этого. Он хочет с нами семью! Ты понимаешь? Ты понимаешь?! Он тоже нас любит!       Чимин даже думать боится об этом, потому что сердце заходится в ударах, а голова кружится. Но он собирает все мелкие остатки разума и находит силы, чтобы не поддаться на уговоры. Он знает, что Чонгук пожалеет, и не может рисковать.       Но подобные слова значат, что управление полностью у омеги. От рациональной части не осталось и следа. Чимин видит голую животную сущность, и она не стесняется в выражениях.       «Что еще скрывает этот парень? Как, должно быть, сильно он подавляет своего омегу!..»       Чимин возвращается к Чонгуку, снова целуя и проводя руками вдоль разгоряченного тела. Чонгук стонет ему в губы и прикусывает их, за секунду снова настраивая Пака. Ноги обхватывают бедра и тянут на себя, желая слиться, и Чимин поддается. Придерживая свой член, он неторопливо входит, заполняя комнату хнычущим стоном омеги.       Я могу кончить от одного только этого звука…       — Чимин, Чимин, — произносит Чон, притягивая Пака сильнее, пока тот делает несмелые движения, — мой альфа.       Ну все…       Последние цепи срывает, и Чимин полностью отдается моменту, позволяя его внутреннему альфе руководить. Его рациональной стороне здесь делать нечего, это время волков, их единения и магии священного периода.       Пак увеличивает темп довольно быстро. Срывается на грубые, четкие движения, заполняя комнату характерными звуками и совершенно не сдерживая себя. Вбивается в омегу, любуясь тем, как охотно он его принимает, как до крови впивается в его руку и закатывает глаза. Как все громче постанывает, полностью отпустив себя. Они кончают ярко, вместе. Обнимая друг друга и задыхаясь, и Чимин сцеловывает вырвавшуюся из глаза слезу.       Он обессилено падает рядом и поворачивается к Чонгуку. Тот такой растрепанный и раскрасневшийся, что мысли об отдыхе тут же кажутся глупыми. Он не хочет отпускать его никогда.       — Ты в порядке? — спрашивает Пак, целуя в плечо лежащего на животе Чонгука. Тот смотрит в одну точку, и это немного пугает.       — Мне так хорошо, — с какой-то странной досадой отвечает омега. — Так тепло. Словно я наконец согрелся после нескольких лет мороза.       Чимин целует снова. Приникает ближе, накрывая тело Чонгука своим, и хочет расплакаться сам. Ему чудовищно горько от того, что Чонгук намеренно истязал себя.       — Никогда так не было, — продолжает Чон еле слышно.       — Я знаю, милый.       — Но я боюсь.       — Чего?       — Что все снова вернется.       Чимина окутывает страх, и он немного отстраняется, не зная, что ответить. Он и сам этого боится. Как он теперь отпустит его?       Никак.       — Я знаю, что так и будет. Я знаю. — Чонгук хнычет, отчаянно притягивая Чимина к себе, и тот, устроившись рядом, обнимает. Заключает в крепкие объятья и шипит, успокаивая. А у самого сердце в пятках разрывается.       Чонгук вдруг целует. Оставляет сладкий след на ключице и неторопливо поднимается к губам. Его руки проходятся по спине, исследуют живот и бедра. Так ласково, что Чимин ежится и жмется к его теплу. Стремится к его нежным прикосновениям, прикрывая глаза и наслаждаясь ими. Вмиг заводится снова.       — Я так хочу тебя, — шепчет Чонгук, утыкаясь лбом в грудь Чимина. — Пожалуйста, не бросай меня.       — Что? — Чимин отстраняет от себя Чона и заглядывая ему в глаза. Серьезно, пылко. — Я никогда не брошу. Никогда.       — Никогда? — Его голос такой жалобный, что пускает по телу холодок. Как Чимину заверить его, что он серьезен?       — Никогда. Нам суждено быть вместе. Ты можешь не верить, но я верю. Я верю, слышишь?       Чонгук кивает и снова целует. Требовательно, решительно. Сминает губы, сталкивает языки, оставляет мокрые дорожки на губах и подбородке. Ложится сверху на Пака и исследует руками его тело.       — Ты такой большой, — касается он его члена, на что Чимин шумно выдыхает. — Снова хочу тебя в себе.       — И я хочу.       Чимин перехватывает инициативу и, сменив презерватив, снова входит в Чонгука. Снова ускоряется, срывая стоны и с силой сжимая изголовье кровати. Пытаясь догнать это блаженство. Нагнать упущенное время.       Они теряются в удовольствии. Блуждают в этой туманной неге, не зная, ни сколько времени прошло, ни сколько еще осталось. Узнают друг друга, утоляя давние желания, и просто любят. Так, как умеют, так, как позволяет момент.       Кажется, проходит день. За окном темнеет и светлеет снова, но голод не исчезает. Они не думаю ни о чем, кроме друг друга. Их тела не могут ни устать, ни насытиться. В комнате воняет смазкой, семенем и смешанными запахами альфы и омеги. Простыни смяты, одеяло на полу. Пустые бутылки из-под воды — по всему столу. Но Чимин и Чонгук не замечают. Для них есть только они. Существует только это волшебное единение, несущее тепло и окрыляющее.       Уже снова смеркается, когда они в очередной раз преследуют наслаждение. Чонгук изгибается, зарываясь пальцами в собственные волосы и закатывая глаза. Полностью теряя себя и снова находя. Частые хлопки заполняют помещения, и Чон ощущает, как член Чимина снова набухает у основания, и Пак подается назад, пресекая сцепку. Он всегда так делает, и это злит. Чонгук вдруг осознает, что это его чудовищно бесит.       — Почему ты ускользаешь? — недовольно бормочет он, прижимая Чимина к себе и сильнее насаживаясь на его орган.       — Малыш, сцепка опасна, презерватив может не выдержать.       Обычно сцепляются только альфы и омеги, состоящие в парах и планирующие детей. Именно для этого она существует: чтобы максимизировать вероятность зачатия. И Чонгук это знает. Он знает, но его омеге надоело, что над его природой измываются.       — Я хочу твой узел, — капризничает Чон, перекрещивая ноги за Чимином и не отпуская его. — Хочу всего тебя.       Он видит, как Чимин реагирует. Чувствует, что его всего прошибает от этих слов. Что альфа рычит и сильнее подается вперед, и от этого по телу прокатывает очередная волна удовольствия. Заветная точка простимулирована настолько, что Чонгук ощущает себя желе и совершенно перестает контролировать тело. Ему так невероятно хорошо, как он и не думал, что может быть. Течка с альфой, его альфой, — лучшее, что только возможно.       — Чонгук, Чонгук… — бормочет Чимин, задыхаясь, — я правда сейчас…       Он в последний раз пытается немного отдалиться, но Чонгук упирается пятками в его ягодицы и подталкивает к себе, с довольством ощущая, как набухает узел. Чимин кончает громко, удерживая себя на локте и прислоняя лоб ко лбу омеги. Его грудь часто вздымается, а взгляд расфокусирован. Это так прекрасно, что не передать словами.       Мой альфа…       Чонгук водит носом по шее Чимина, утыкаясь в запаховые железы, и думает только об одном: как сильно хочет оставить там метку. От желания аж зубы сводит. А потом его прошибает новая волна, и Чонгук громко стонет, обнимая Чимина и выгибаясь под ним. Подставляя шею.       Лишь от осознания того, что они сцеплены, что они вместе, оргазм накрывает за оргазмом.       Они никуда друг от друга не денутся.       Он от меня не денется.       Не отпущу.       Сладкий поцелуй в основание шеи вызывает новую волну, и Чонгук понимает, что Чимин тоже думает об этом. Его альфа тоже борется с собой. И это все решает. Они оба этого хотят. Так в чем проблема?       — Поставь мне метку, — шепчет Чонгук, впиваясь ногтями в кожу спины.       — Что? — Альфа настораживается, проверяя, не ослышался ли.       — Я хочу стать твоим и хочу сделать тебя своим. Мы же вместе, да? Вместе же? Навсегда?       Чимин не может поверить. Он смотрит растерянно, будто ему предложили исполнить сокровенное желание, и Чонгук понимает, что это так. Он уже давно думал об этом.       — Навсегда, — шепчет жарко Пак.       — Докажи, — требует Чон и снова срывается на писк, когда накатывает очередная волна. Он стонет, утыкаясь в железы Чимина, и слегка прикусывает кожу. Пак до боли сжимает ему руку.       — Ты мой, Чонгук… — бормочет Чимин, находя нужное место на шее и облизывая его. У Чона подгибаются пальцы ног.       — Я только твой.       Он кусает с новым выплеском наслаждения. Разрывая кожу и впиваясь зубами настолько, чтобы метка не смогла быстро зажить. Чтобы достать до нужного места и смешать их запахи. Чтобы сделать их единым целым. Навсегда.       Чонгуку больно, но он приветствует эту боль. Это первая, которая вызывает счастье и заставляет слезы вырываться из глаз не от досады, а от радости.       — Мой омега, — шепчет Пак, зализывая рану, и у Чонгука внутри все переворачивается. Кажется, целый мир разрывается и складывается во что-то новое.       — Мой альфа, — отвечает он и делает то же самое. Кусает в основание шеи, втягивая носом бьющий в него аромат и маркируя своим. Давая всем знать, что этот альфа занят. И это приносит невероятное удовлетворение. Осознание, что он победил. У него наконец есть пара.       +++++       Все тело ломит. Чонгук с трудом продирает глаза, пытаясь сообразить, где он и сколько времени прошло. В нос ударяет сильный аромат смешанных запахов, и сердце подскакивает, а нос морщится. Шею нещадно саднит, и рука сама взметается к заживающей ране.       «Что это? Что это такое?»       Ты знаешь, что это.       «Нет!»       Чонгук вскакивает с кровати, путаясь ногами в одеяле, и оказывается у зеркала. Всматривается в неряшливое отражение и находит глазами красную метку. В груди что-то обрушивается.       — Чонгук, — звучит за спиной слабый голос, и Чон дергается, ударяясь о маленький столик. Оборачивается и находит Чимина, сидящего на кровати с обеспокоенным видом.       «Нет…» — шепчет в ужасе внутренний голос. Паника обволакивает тело, словно удушающая слизкая кислота, и дрожащие руки находят край столика. Стараются удержать тело то ли от обморока, то ли от агрессивного нападения. Ярость вздымается, пробегая по нервам раскаленным угольком. Поджигая их, лишая рассудка. И кажется, что весь мир рухнул в одночасье.       — Чонгук, — снова зовет Чимин, вставая на колени, а потом аккуратно спуская одну ногу с кровати. Чон опять вздрагивает, чем заставляет баночки на столике со звоном удариться друг о друга.       — Не подходи! — Он выставляет руку вперед и пятится к двери, которая тут же поддается, выпуская в гостиную с кухней. Чимин идет за ним. — Не подходи ко мне!       — Чонгук, успокойся. Давай поговорим.       Но Чон только пятится. Дышит часто, хватая воздух раскрытыми губами, паникует и чувствует, как пол уходит из-под ног.       — Я не желаю… — запинается он. Язык заплетается. Не слушается. Кажется, что вообще все тело против него. — Я не буду с тобой говорить.       Чонгук шагает назад и падает, споткнувшись о край ковра. Заваливается на спину и тут же начинает отползать дальше. Ему хочется спастись. Убежать. Уйти от чего-то хищного, опасного, что разрушит всю его жизнь. Хочется проснуться от этого кошмара, но он не видит ему конца и не знает, что теперь делать. Есть ли из этого выход?       Чимин смотрит так, словно это он упал и больно ударился. Словно его избили и заперли в клетке. И все равно настойчиво приближается. Взгляд Чонгука падает на красную метку на шее.       — Мы теперь связаны? — шепчет он, не веря. Не желая верить. В голосе звучат слезы, но Чонгук не может себе позволить плакать, хотя чувствует, что уже ничего не решает. Его жизнь выскальзывает из рук. Она кидает его в мясорубку и безжалостно перемалывает, не позволяя спастись.       Чимин кивает, и Чонгук находит в этом простом принятии повод для злости.       — Как ты посмел? — выдавливает он сквозь зубы. — Ты же знал, что я не хочу. Понимал же, что никогда не соглашусь на такое!       — Ты сам меня просил, — оправдывается Чимин, опуская взгляд. Знает, он знает, что виноват. И все равно сделал!       — НЕ Я! — срывается на крик Чонгук и встает. Злость дает ему силы. — Не я просил! Мой жалкий омега, порабощенный гормонами! А ты и рад! Думаешь, выиграл теперь? Думаешь, победил меня?       — Я не борюсь с тобой…       — Я все равно не стану жить как омега! Ты ничего этим не добьешься! То, что ты оттрахал меня, не делает тебя моим альфой! Я по-прежнему не хочу тебя видеть! Убирайся отсюда! Убирайся с глаз моих! И больше не приходи, слышишь?! Больше никогда не приходи! Я не впущу тебя! Ты для меня умер! Ничего не будет, ничего!       Чонгук кричит, срывая голос, но Чимин вместо того, чтобы подчиняться, становится суровее.       — То, что я тебя оттрахал, не делает меня твоим альфой, а вот это делает. — Чимин указывает на метку Чонгука, и тот испуганно касается ее так, словно его по ней ударили плетью. — Ты теперь мой, а я — твой, и с этим ничего не поделаешь. Мы связаны, Чонгук.       — Я не хочу быть с тобой связанным! — кричит Чон, понимая, что ничего не может изменить. Ему так больно и страшно, что хочется лицо расцарапать, лишь бы закончить все это. Ненависть обжигает изнутри, уничтожая все светлое, что еще оставалось. — Я не хочу! Я вырежу эту метку!       — Ты не можешь! — наконец паникует и Чимин, резко подходя к Чону. — Ты же знаешь, что не можешь. Ты умрешь.       — Ну и пусть.       Так даже лучше. Больше никакой боли.       — Не смей! — Чимин хватает Чонгука за руки и грозит сурово, властно. Внутренний омега отвечает тут же. Настораживается и опускает голову перед своим альфой. И Чонгука от этого тошнит. Его выворачивает от того, насколько он жалок. — Я не вынесу, если с тобой что-то случится. Хватит мучить себя! Хватит!       Чимин говорит в сердцах, притягивая Чонгука к себе, и тот не может пошевелиться. Замирает как вкопанный, сраженный собственными эмоциями. Он чувствует, как его омега подчиняется, и это худшее из того, что он испытывал. Безропотность внутреннего волка и его желание радовать альфу просто омерзительны.       Чонгук с трудом находит силы отступить. Шагает назад, а потом срывается на бег и закрывается в спальне. Быстро собирается, хватает по пути маскирующие таблетки и вылетает из квартиры. Дверь плавно закрывается за ним, и замок оповещает о контакте. Чимин остается один.