Помнишь Тьму?

             Omnia fert aetas animum quoque              

Годы уносят все, даже память

       Прошло почти три недели, но сторона Влада все еще оставалась пустой и холодной. Затем прошел обещанный месяц. От князя не было ни одной весточки. Как он там? Чем занят? Как проходит вербовка того человека? Кто он вообще такой? Все это время я на нервах, и лишь Лука, оставшийся подле меня, мило улыбался и говорил что-то вроде: «Это же наш князь, что с ним может случиться?». Но на душе от этих слов становилось лишь хуже. Дракул… Влад… Он больше не был таким, как раньше, да, иногда его темная сторона прорывалась, но нынешний муж сковывал свою сущность по рукам и ногам, не давая ей возможности явиться во всей красе. Нужно ли переживать за то, что Влад уже не такой кровожадный, как раньше? И причина того — я. Именно моими руками и поступками была разрушена броня, которая защищала его столько лет. Если раньше мне приходилось переживать за других, чтобы они не пострадали от рук Дракула, то теперь я боюсь за Влада… Для меня он пожертвовал многим.       Эти мысли мне приходилось занимать совещаниями, аудиенциями и проблемами других. Быстро влившись в дела княжества, только и делала, что сидела подле Мирчи и помогала ему с документами, требующими наше с ним внимание, он же, видя, в каком я состоянии, пытался отвлечь прогулками и разговорами, но потом понял, что это не то, и начал заваливать меня делами, делегировав их. Сначала помогало, мне даже нравилось, засыпала в его кабинете от усталости, но не шла в покои Влада, чтобы не ощущать его отсутствие. Будто я не могла находиться в постели одной… без мужа. Тогда Мирча начал отправлять меня к Маркусу и брать с собой на выезды и званые ужины, вроде бы тоже дела государства, но менее напряженные для организма. Поддержка фиктивного мужа помогала, изредка мне казалось, что рядом Дракул. Иногда Мирча шел чуть дальше от меня, из-за чего его широкие плечи напоминали мне о другом представителе семьи Дракона, а надетый капюшон из-за непогоды так и вызывал в голове воспоминания. Однажды я даже не сдержалась и обняла мужчину со спины, но быстро одернула себя. Для других это проявление любви между мужем и женой, но мы с Мирчей единственные знали истинную причину такого порыва.       — Лада, если тебе нужно, мы можем притвориться, что я… это он, — теплая рука согревала мою щеку. — Твои огромные раны не заживут, но перестанут ныть на время, может это тебе и нужно сейчас, — Мирча смотрел на меня с болью и сожалением. Ему, как никому другому было неприятно говорить такое, но для меня говорил.       — Нет, спасибо тебе, но я не могу просить тебя о таком, — князь попытался было что-то сказать, но я прикрыла его губы пальцами. — Нет, — намного тверже, чем смогла бы сама предположить. — Тебе не нужно претворяться другим человеком, достаточно быть просто собой. Ты — это ты, никто другой не заменит тебя. Вот и все. Останься таким же, мне будет приятно от этого.       — Тогда… можно я обниму тебя? — светлее, чем у Дракула, глаза смотрели на меня с такой надеждой, что мои руки сами разошлись в стороны. Мужчина, сидевший у моего кресла, встал на колени и обнял меня, а я уткнулась ему в волосы лицом.       — Спасибо, Мирча, что всегда рядом со мной, — черные локоны, как ночное небо, были прохладными и невесомыми. Как и у него…       — Знаешь, Лада, возможно я сейчас скажу что-то странное, но… Дракул всегда с тобой. Даже если ты не видишь его или не чувствуешь, — молодой князь поднял ко мне лицо, в глазах что-то плескалось, что-то тайное и темное. — Ты ведь любишь его, так? Это видно по тому, как ты переживаешь и места себе не находишь.       Эти слова… смущали настолько, что пришлось отвести взгляд.       — Уверен, что хочешь говорить об этом?       — Да, — легкое и невесомое, но не взгляд, он был тяжелым, прибивающим к креслу. Из-за этого кончики пальцев подрагивали, стало трудно дышать. — Любишь. Но, уверен, ему еще этого не сказала…       — И не скажу, — темная бровь поднялась над свинцовым небом. — Пока не услышу этого от него. Здесь я не проиграю. В другом — скорее всего, но не здесь.       Смех Мирчи развеял ту гнетущую обстановку, но заставил меня нахмуриться.       — Что?       — Нет, ничего, но ты воюешь даже в этом, — мужчина трет глаз и мило улыбается. — Воительница. Скорей всего это одна из причин, почему он так нежен с тобой. Не хочет, чтобы с ним ты вновь покрывалась защитным панцирем. Вот и все. Но… он такой же. Вот и проблема. Кому-то придется уступить.       Взяв мужчину за подбородок, заставила поднять голову выше и приблизить наши лица друг к другу.       — Он открыл мне глаза на то, что я понимала с самого детства, но не хотела принимать, — мир состоит из страданий. Раньше я была бедой для окружающих, слабым местом, тем, что нужно остерегаться и ненавидеть, ведь сломать чью-то жизнь одним присутствием мне ничего не стоило. Так почему же сейчас, когда я обрела мощь, помогающую влиять на других так, как хочется мне, я должна отказаться от нее? Вновь став слабой?       — Потому, что мы становимся слабыми перед тем, кого любим, видишь, я на коленях пред тобой, ты держишь меня, словно я на поводке, хотя я — князь этих земель, получивший власть и силу, но она не распространяется на тебя, моя княгиня. На кого угодно, но не на тебя… Сила — это хорошо, но лишь тогда, когда ты направляешь ее на заботу о близких, просто обладая ею, ты разрушаешь саму себя. Таким был Дракул, с тобой же он сильнее, — Мирча ухмыльнулся одной стороной губ, такого я раньше не видела.       — Спасибо, — поцелуй в уголок губ заставил князя удивиться. — Я пойду, уже поздно.       — К себе? Тебе же так не нравится.       — Пора становиться большой девочкой, прятаться каждый раз не выйдет. Если я делаю Дракула сильнее, то и он делает для меня то же самое. Я выдержу это, даже если придется ходить по краю безумия. Мне не привыкать… Спокойной ночи, Мирча.       — Спокойной ночи, Владислава…       День проходил в делах, а вот ночь стала для меня и Матерью и Мачехой. Она скрывала меня и моих «людей», но она же оставляла меня наедине с моими кошмарами. И в этот раз никто не придет, чтобы помочь, мне придется встретиться с ними лицом к лицу. Было бы просто замечательно явись сейчас Дракул, но он задерживается, и понятия не имею, когда он вернется. Мне не хватает его. Мужа. Даже если первое, что он скажет по возвращении — будет ворчание. С его уходом многое пришлось обдумать. Я не хотела — оно само лезло в голову, прорастало как хмель, от которого не избавиться, если он укоренился в почве.       — Это твое влияние, князь? Или наказание? — прикрываю глаза руками, но стоит их снова открыть, как они натыкаются на подушку, и сознание рисует то, как Дракул лежит на ней, закинув руку за голову. Если уткнутся взглядом в стол — вспоминаю, как он склонился надо мной, пока я лежала на этой поверхности. Обратить внимание на камин тоже плохая мысль; там мы грелись, читая книги. — Черт бы его побрал!       Хочется выть. Прикосновения простыней или покрывала на этой кровати ощущаются как его прикосновения! А сама комната пропитана запахом ночи и грозы!       — Слишком тихо! Ненавижу тишину! — словно в мою поддержку, кресло с противным скрежетом отъезжает, отгоняя притаившийся страх. Огонь мерно качается из стороны в сторону, такой спокойный и умиротворенный, что хочется выместить на нем всю злобу. Сжать в руках податливую белизну и кинуть в стену, чтобы бесформенный воск перенял все мои тревоги. Вместо этого подхожу к дверям балкона и распахиваю их. В лицо тут же ударяет запах ночи, где-то далеко сверкает молния и гром сотрясает землю.              «Даже здесь запах грозы…»              Сердце вновь противно сжимается, в последнее время тревога не отпускает мое тело. Предчувствие чего-то неминуемого нависло дамокловым мечом надо мной.       Ветер колышет деревья, доходит до меня, взметая мои волосы, но я наслаждаюсь этим. Это остужает голову и охлаждает мысли. Первые мурашки появляются на руках, разбегаясь по всему телу. Ночь темная, лишь вдалеке видны одинокие огни стражей.              «Это так похоже на ту ночь, когда я хотела сброситься с башни, в которой он меня запер, но в то же время так сильно отличается. Теперь я не заложница, а княгиня. Не его любовница, а жена. Та, с которой он разделил многое. Может… стоит признаться ему во всем? Откинуть свою гордость и примчаться с повинной, как шкодливый ребенок? Тогда он сможет простить меня?»              В ту ночь буря была в моей душе, и штиль царствовал над природой, а сейчас она движется на замок, снося все на своем пути, но есть ли спокойствие внутри меня?..       — Только вот князь остается все таким же далеким от моего понимания. Да, сейчас он ближе, но… яснее не стало, — нужно уже привыкнуть к тому, что Дракул очень редко кого подпускает близко к своему сердцу, и то, что я занимаю его детские покои — значит ли это многое для него?              «Однако он сам взрастил во мне эту черту: не проси — требуй! Вырви с корнем, если не хотят отдавать! А я хочу Влада Дракула…»              Занемевшие пальцы впиваются в каменные перила.       — Ну, почему все так сложно?!              «Опека Влада не плоха, да, иногда он перебарщивает с ней, но это лишь из-за того, что он привык все держать под контролем и быть готовым ко всему, но мне тоже нужно это… иначе я сойду с ума. Именно поэтому и играю во все эти игры, но… тону. Дракул не рассказывает мне ничего, таится, прячется, не доверяет! Он — Князь Темных. Дракул, ну а я…»              — Слабая княжна никому не нужна. Она должна быть опорой ему, а не слабым местом!              «Не статусом, не силой, я не подхожу ему. Может кто-то из Невест подошел бы или… Батори?»              — Нет! Что за бред? — верчу головой, пытаясь отогнать мысли. — Что за чушь ты несешь, Змейка, тебе…              «Я что? Только что назвала себя Змейкой?..»              — Черт! Черт! Черт! Да не хрена подобного, они ему и даром не сдались! Не достойны… Особенно Батори!       Насколько мне известно, муж заточил ее где-то, если верить истории, то в ее же собственном родовом замке Чахтице. Ведь никто не будет искать у себя под носом. В этом весь князь, он идет на то, что другие назвали бы безумием и глупостью, но на самом деле это гениальность.              «В этом мы похожи, муж и жена… один Дьявол. Может попробовать позвать его по нашей с ним связи?»              Искривленная куриная лапа вскрывает небо яркой вспышкой, гром следует за сестрой, отдаваясь резью в барабанных перепонках. Они всегда идут за бурей, они ее свита и любимчики. Если Дракул — буря, то кто я? Гром или молния?       — Как сложно дереву выстоять в непогоду, так и мне сложно понять его, — перила балкона упираются в поясницу, а локти ложатся рядом. Почему-то близь грозы мне становится спокойно, будто запах князя успокаивает меня? Ветер лишь усиливает свежесть озона и мокрой листвы, из-за чего легче притвориться, что Влад рядом. Глаза прикрыты, остаются лишь ощущения.       — Влад…       Жаркое дыхание опаляет мои губы и заставляет резко распахнуть глаза, встретиться с костяной мордой, нависшей надо мной. Тело действует быстрее разума, и огромная лапа хватает лишь воздух там, где была до этого я. Откатившись в сторону, встаю и теперь могу полностью осмотреть незваного гостя.       Огромные кожистые крылья полностью закрыли собой огни ночи за балконом. Гибкий хвост теряется во тьме с одной стороны и выныривает с другой, обвивая столбики перил. Демон сидит на перилах, как кот, скалит на меня пасть с языком-змеей. Длинные когти царапают камень, а яркие красно-оранжевые глаза горят в пропастях костяной маски, что я раньше приняла за морду. На то, что это не совсем зверь, указывает и черная накидка на плечах, она совсем не скрывает человеческое тело с пепельной кожей и выступающими бардовыми венами, будто кровь в них свернулась. Черные волосы стекают по плечам и перилам и достают до пола. Пара костяных рогов устремляется к небу. Существо просто огромное, может два с половиной, а то и все три метра в высоту, но даже сейчас, когда он согнут, монстр необъятен в сравнении со мной. Тихое, но глубокое, пробирающее даже кости, рычание, будто из ада, разрезает ночь.       Пальцы не слушаются, они дрожат перед этим нечто. Нужно кого-то позвать, но страх почти полностью превратил меня в загнанного кролика. Нужно достать Искушение, оно единственно, что может причинить ему хоть какую-то боль. Но стоило только мысли оформиться в моей голове, как монстр срывается с места. Крылья поднимают ветер, грохот от их движения оглушает.              «Как такая махина смогла подобраться так тихо?!»              В этот раз едва успеваю отскочить. Искушение вытянуто из татуировки, но хвост, как хлыст, выбивает его из моей хватки. Лезвие с лязгом летит по полу и едва останавливается у края балкона.       — Нет! — рвусь к нему, но тот же хвост обвивается петлей у моей лодыжки. Он стопорит меня в нескольких сантиметрах от оружия и тут же тянет к своему хозяину. — Черт!       Тяжелая лапа придавливает мое тело к полу, стоит мне только перевернуться на спину. Костяная маска не скрывает рот полный игл.       — Ты же Темный! — монстр замирает. — Именем Темного князя, Безликого и Безымянного, я требую от тебя повиновения! — осекаюсь, когда слышу зарождающийся смех внутри необъятной глотки существа.              «Он смеется? Ему плевать на Темного князя или на меня, решившую воспользоваться именем Темного? Может… призвать Венец?»              Вторая лапа бьет по камню рядом с моей головой, словно бы предупреждая, не делать то, о чем подумала только что. Я еще не успеваю даже обдумать это, а демон раскрывает пасть и вгрызается в мое плечо. Жалящая боль ослепляет, моя собственная кровь такая горячая, что обжигает лицо. Неосознанно впиваюсь в волосы монстра и широкие плечи. Когти режут его накидку и кожу. Морда отрывается от моей плоти, и та же самая кровь капает мне на лицо. Его же, костяное, получает новый удар когтями, от чего хозяин дергается, выпуская меня из хватки. Однако это все настолько лениво, что меня озаряет:       «Он играется со мной!»              Подтверждая это, монстр усмехается, облизывая окровавленные губы.       — Да кто ты, черт тебя дери? — в ответ мне посылают новое гортанное рычание и склоненную вбок голову. За ленивыми движениями следует ленивое перекатывание мышц под пепельной кожей.              «Поведение зверя, но большая часть тела — человеческое. К тому же слова понимает, но сам ничего не говорит. К кому он ближе?»              — Так и будешь молчать? — долгий хвост изгибается серпом позади массивного тела. Зверь весь напрягается.              «Будет прыгать!»              На опережение снова бросаюсь к Искушению. Кожаная обмотка по-родному ложится в руке. Камень врезается в спину, а конец утыкается в тело монстра. Прямо в грудь, где должно быть сердце. Зверь тут же замирает.       — Ты меня понимаешь. Разумный, иначе бы напоролся на клинок, — кроваво-оранжевые глаза лишь испытующе наблюдают. Боль пронзает запястье, когда его выворачивает огромная ладонь с когтями, Искушение делает оборот и летит прямо за перила балкона. — Нет! — рвусь к нему, но меня крепко держат на месте. И теперь монстр точно улыбается! Черная пасть раскрывается медленно и неумолимо. Он нападет! Убьет! Мне конец!              «Влад! Дракул! Вла…»              Темнота.       Тишина.       Холод.              Тело закоченело, что-то мокрое и ледяное стекает за шиворот. С диким трудом веки поддаются моим уговорам и разлепляются. Все плывет и кружится. Но неизменным остается то, что я отнюдь не в замке Бран. Каменный потолок, с вырезанными на нем изображениями, мне не знаком. Они теряются в темных провалах, где-то отсутствуют части, и в них падает… снег?              «Где я?»              Метель, пробивающаяся в дыры стен, уже замела мне ноги, попала в сапоги, и кое-где намочила штанины. Голова раскалывается, глаза болят так, словно что-то давит на них изнутри черепа. Плечо ноет, но все остальное, вроде бы, цело. Краем глаза вижу странный пурпурный блеск.              «Искушение! Но ведь тот монстр выкинул его за балкон…»              Однако мой кинжал, словно только меня и ждал, покорно находясь воткнутым в камень. Даже снег не припорошил его, как если бы его оставили для меня только сейчас. Тело едва двигается, но мне удается встать и даже вытянуть Ведьмин клинок. Рядом с ним или со мной следов нет, тогда, сколько я здесь лежала?       — И где «здесь»? — часть стены недостает, и в этом проеме мне представляется совершенно другой мир. Горы и бездонные провалы между ними. Паутина разных мостов, как висячих, так и каменных, соединяет укреп-башни, вышки и храмы. Огромные и величественные, но пришедшие в упадок и разложение постройки терялись из вида из-за метели и порывистого ветра. Кое-где виднелся неумолимый отпечаток древности: полотна переправ разрушены или все в саже, некогда колонны оставили после себя лишь каменные пни и пьедесталы, стены не выдержали буйства природы и распались на слои; местами не хватало частей изображений, а где-то залы приоткрывали свои секреты, недосчитываясь целых стен. Запустение и одиночество, печаль и смерть — все, что чувствую сейчас от этого места. Серые, синие и грязно-белые оттенки мира лишь доводят эти чувства до пика, тяжесть древности тяготит и заставляет сутулить плечи. Небо одновременно так высоко и так низко, необъятно и грозится раздавить такого мелкого муравья, как я. Что-то подсказывает мне, что передо мной предстала лишь малая часть кургана, а бо́льшая таится под насыпью снега и огромным пластом за́мершего льда. Прямо под моими ногами разверзлась бездонная пропасть, куда-то вниз уходят тени мостов, вселяющих надежду на искомое дно, но и они теряются во тьме, недоступные для света и моих глаз. Возможно, там есть нижние ярусы, но упав туда, вряд ли можно будет собрать кости.       Ветер яростно треплет мои волосы, бросая мне их прямо в лицо с комьями снега, и я хватаюсь за стену, как за единственную возможную опору, чтобы не свалиться вниз. Громкий треск заставляет вздрогнуть и отшатнуться. Та часть, за которую только что держалась, прямо на глазах отваливается и падает туда, куда я пыталась заглянуть. Она летит вниз, с еще большим грохотом врезаясь в каменные выступы. Громко. Слишком громко для мира, погребенного в мертвом молчании, но что самое страшное, были слышны лишь столкновение с видимыми преградами, но не с дном. До сих пор. Затаившееся дыхание, как плата за возможность заглянуть за грань ведомого, но и его пугают хрипы и звон цепей.              «Здесь кто-то есть!»              Новый приступ страха кружит голову, почему-то мне не пришло в голову, что помимо меня здесь могут быть и другие. Аккуратно, вновь подхожу к оставшемуся куску здания. Внизу, чуть ниже моего яруса мелькают тени. Искривленные тела, пригнутые к земле, тащат за собой цепи. Каждое движение сопровождается стоном и хрипом, будто тянется непосильная ноша. Кожа синяя и прилипшая к позвоночнику и ребрам, руки кажутся непропорционально длинными из-за их худобы, черепа лысые, лишь местами виднеются волосы, словно скальп сняли не до конца. Скрюченные пальцы оставляют на грязной корке снега бурые отметены, при каждой попытке продвинуться хотя бы на полметра. У кого-то вывернуты запястья, у других торчат кости из сломанных конечностей, а есть и те, кто просто волочат за собой то, что осталось от нижней части их тела.       В эту картину смерти не вписывается лишь облачко пара, выдыхаемое мной. Оно так быстро исчезает, что вопрос о высасывании жизни этим миром встает ребром. Это не сон — реальность, из которой хочется бежать. Смертным или живым здесь не место. Мое попадание сюда — ошибка, возможно, фатальная для меня. Надо найти выход и как можно быстрее, пока не стала одной из них, пока не чувствую на шее тяжесть таких же цепей, как у них! Облачко пара появляется чаще и чаще, пока не становится новым моим ориентиром в этом кошмаре. Взглядом бегаю из стороны в сторону, пытаясь найти хоть что-то отдаленно похожее на дверь или портал или, Бог знает, что еще! Но вместо этого натыкаюсь на белесый взгляд, свойственный слепцам. Жуткий и пронзающий настолько сильно, что ветер уже кажется любовником, нежно касающимся меня. Ноги слабеют, кажется, что этими глазами на меня смотрит сама смерть… Обветренные губы извлекают шепот, сотканный из моего страха. Легкое дрожание век, и подобные ему мертвецы бросаются к подножию горы, где стою я!              «Нужно прятаться! Скорее!»              Но более прыткие уже карабкаются по скале к моему убежищу. Быстро осматриваю помещение, и понимаю: прятаться негде. Все просматривается, я очнулась в самом открытом зале из всех, которые видела, отсюда выходы лишь на улицу, к этим монстрам, если только… Хрипение почти у меня за спиной, поэтому, не думая больше, рвусь к выходу, который скроет меня от того, кто окажется внутри. Едва успеваю нырнуть в свое укрытие, как по холлу разносится клекот и хриплое рычание ходячего мертвеца.              «Куда, меня притащил тот монстр, и почему оставил, а не убил?! И Искушение…»              Позади, за камнем, слышится постукивание костей друг об друга, хруст камня и чье-то шептание. Чем ближе оно продвигается к углу, за которым прячусь, тем дальше стараюсь отойти от него. Сердце бьется о ребра, оно настолько громкое, что, уверена, выдаст меня этому трупу быстрее, чем он сам найдет! Нужно успокоиться…       Снег, как зыбучий песок, утягивает в свои объятия, больше не обращаю внимания на холод или мокрые дорожки воды, стекающие за шиворот. Новый шаг заставляет левую ногу поехать в сторону со снежной шапкой, а меня повернуть голову и…       — ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ?! — изувеченное лицо, искривленное в яростном крике, заставляет вскрикнуть и упасть, а снег с еще большей скоростью превратиться в зыбучие пески, а после — в бурную реку.       Я проваливаюсь в нее.       Я проваливаюсь в пропасть.              Лавина уносит меня с собой, крутит и вертит, меняет местами небо и землю, и я не могу ни за что уцепиться. Она то душит, не давая возможности хотя бы мысленно попрощаться с дорогими людьми, то становится настолько великодушной, чтобы позволить вдохнуть отравленный воздух. Только сейчас понимаю, что он тяжелый и затхлый.       — Черт! — зубы клацают друг об друга, когда налетаю на выступ каменной гряды, замедляюсь ненадолго, но осыпающийся сверху снег дает толчок к новому движению. И вновь падение.              «Там мост!»              Эта часть выступа пологая, поэтому стараюсь приземлиться на ноги. Нужно сделать все правильно, иначе не смогу разбежаться и прыгнуть.              «Сейчас! Прыгай!»              Однако легко сказать и трудно сделать. Ноги вязнут в снегу, мне не хватает разбега, но понимание этого приходит уже во время полета.       — Блять! — воздух вышибает из груди, когда прикладываюсь ею о каменные перила, где стоят давно потухшие жаровни. Во рту взрывается буйство железа, чувствую, как кровь стекает по подбородку, сквозь стиснутые зубы. Пальцы пытаются зацепиться хотя бы за что-то, ногти царапают ледяную корку на старом мосту. — Черт! Черт! Чер…       Последняя опора рассыпается прямо в руках, и свист в ушах становится моим другом или пророчеством скорой гибели. Лечу мимо перекрытий и уступов, мимо того, за что можно было бы зацепиться. Хрип уже вырывается из моего горла, когда спину обжигает столкновение с обвислой цепью между краев пропасти, а после и второй, и третей, больше я не хрипела и не пыталась спастись.       Сил нет.       Мыслей нет.       Глухой стук.       И снова Тьма.              Первый вдох режет легкие и вскрывает грудную клетку топором. Хочется кричать в этой тьме, но выходят лишь жалкие хрипы.              «Жива или разбилась и пополнила ряды мертвецов?», — мысль ломает череп одним метким ударом. — «Если есть боль — значит, я все еще жива…»              Ресницы склеены, некоторые части тела онемели, но хотя бы дыхание уже не приносит такую горящую боль.       — Тв… ою… мать…       Руки. Ноги. Вроде бы двигаются. Спина. Шея? Вроде бы не сломаны.              «Кровь Влада действительно сделала меня сильнее. Будучи человеком, а не Клинком — давно бы сдохла. А тут всего лишь агония».              Робкая попытка двинуться и перевернуться. С дикой болью во всем теле, но мне удается это сделать. Ледяная крошка подо мной тут же окрашивается кровью, которую сплевываю. По лицу что-то течет. Сначала думаю, что это талая вода, но нет.              «Голова разбита?..»              — Жи-ва-я, — холод вокруг — ничто в сравнении с тем, что я испытываю, услышав этот скрежет вместо голоса.       Вокруг темно. Едва вижу свои руки прямо перед носом.       — Жи-ва-я, — уже ближе. — Ты… слышишь… нас?              «Может притвориться мертвой? Или глухой?»              — Она… видела… испу… галась… упала.       — За… помни нас… За… помни…              «Черт! Значит то, что испугало меня уже здесь».              — Кто… вы? И что, — сглатываю кровь и захожусь кашлем, — это за место?       Юлить больше нет смысла. Я разбита, едва могу двинуться, а они полны ярости. Нужно узнать у них как можно больше информации и воспользоваться ею.       — На… ша те… мница.       — Безымянные… забытые… — голосов становится больше, но звучат они почти одинаково: глухо, будто из-под воды или их хозяева не разговаривали несколько десятков лет, едва не разучившись делать это.       Что-то дергается возле меня, и я тут же реагирую: вскидываю голову в том направлении и морщусь от боли. То же самое лицо, из-за которого я и провалилась сюда. Изуродованное, словно его обгладывал какой-то зверь: не было левой части щеки, уха и носа, губы искривлены так, что виднеется верхний ряд зубов, отсутствует глаз. Зрение оказывает мне медвежью услугу, и теперь могу различить клочья волос, сбитые в колтуны, разорванное платье, изорванное и грязное, почти иссушенное тело.       — Боль… ше не бои…шься, — единственный глаз отсвечивает блеклой синевой. — Мое… имя… Роксолана… Запомни меня.       — Хотите, — говорить все еще трудно, но я не глушу эту боль, наоборот приветствую ее и радуюсь, — убить меня? — за спиной знакомой фигуры выходят еще несколько десятков таких же обезображенных. Один ужаснее другого, и каждый отпечатывается в моей памяти.       — Убить? Зачем? Ты единственная, кто может защитить нас, — этот голос бодрее других, его можно принять за обычный, но в этом месте не все то, чем кажется.       — От кого?       — Хо… зияна этих… земель, — в поле моего зрения появляется новый мертвец, тот, кто первый заговорил со мной после падения. Мужчина, может лет тридцать или чуть старше. Без одной руки — левой, — и без нижней части лица, лишь язык плетью весит, касаясь груди. Каждый шаг — удача, одна нога держит все тело, другая тянется где-то позади. Кажется, на нем надета тога. — Мое… имя… Окта… виан. Запомни… меня…       — Даже если бы и захотела, то не смогла бы, — мужчина хмурится. — Память такая.       — Нам… все равно. Главное помни.       — Зачем это мне? Ведь это вам срочно понадобилось, чтобы…       — Без нас ты умрешь здесь, став одной из нас! — Октавиан вдруг становится более… материальным. Кожа не отливает синевой, да и говорить он стал лучше, без запинок.       — Судя по тому, что вы меня просите «помнить», то я не останусь «здесь». Меня, в отличие от вас, есть кому помнить.       Девушка, что говорила со мной, отводит в сторону лицо с печалью на уцелевшей стороне, а вот Октавиан шипит, и его черный язык слегка подрагивает, как червь.       — Тебе же лучше, если ты нам поможешь. Мы, Отринутые, можем давать власть и силу тому, кто помнит наши имена, высшую силу может предоставить тот, кто поведает тебе и свою историю. Тебе же она нужна.              «Силу? Какую?»              — Как отсюда выбраться?       — Никак. Только Хозяин этого места может выпустить того, кто попал сюда.       — А ты говоришь уже лучше, чем раньше, — подтягиваю к себе ноги и сажусь, более не ведая страха, его сменил интерес.       — А твоя боль уже притупилась, — и правда, тело лишь ломит, как после физической нагрузки, а не падения с, Богу только известной, высоты. Мертвец ухмыляется, насколько это возможно без нижней челюсти. — Я же сказал: мы нужны друг другу.       — Допустим, я буду вас помнить и подпитываться, вам-то что с этого? — мертвецы поворачиваются к Октавиану, словно сами не знают ответа на мой вопрос. Или из-за того, что считают его главным.       — Мы слишком низко, ты достаточно глубоко провалилась, здесь он нас не услышит. Даже его Крылатая смерть.       — Кто «он»… — меня прерывают поднятой рукой.       — Для начала, мы — источник силы, почти все это, — мертвец обводит пещеру рукой, — зиждется на его силе воли, как и замки́ на дверях, но не мы. Пока он не знает наши имена, но тебе назовем, мы с Роксоланой уже представились, тем самым дав силу, а твоя память о нас дает силу нам. Ты в царстве забытой смерти, мы, римляне, называли ее когда-то Летой, пусть это и не совсем верная трактовка. Мертвецы могут жить, пока о них кто-то помнит.       — Жить? Мертвецы — мертвые…       — Но не для Скорбящей, — его слова пригвождают к месту.       — Откуда?..       — Все Отринутые и Безымянные молятся Матери о приходе Скорбящей, в надежде обрести заветный покой. Лишь ты сможешь отправить нас в ее чертог, минуя запреты Отца. Для нас Скорбящая — Харон, переправляющий через реку Стикс.       — У Скорбящей — Последнее объятие, я же потеряла его в пожаре во… не важно. Как я могу быть ею без него?       — Вот именно. Не важно, есть оно у тебя или нет. Тебя выбрала предыдущая Скорбящая, ты несешь в памяти ее имя, стертое почти ото всюду.              «Можно ли обмануть мертвых? Понятия не имею, как их сопровождать в этот чертог, но если скажу им это, какой процент того, что они не убьют меня или не бросят здесь? Такая сила нужна мне хотя бы для того, чтобы выбраться», — обвожу взглядом что-то вроде пещеры, в которую упала и тот далекий свет, проникающий сверху. — «Мне нужно выбраться отсюда к Маркусу, Мирче, Владу. К своей семье!»              — Хорошо, но сначала вы поможете мне подняться туда, а после я выслушаю вас.       Шепот мертвецов заполняет пещеру, проникая в мое сознание, это похоже на шелест тысячи листьев на одном огромном дубе перед грозой.              «Гроза… Влад, знаешь ли ты, что я не в твоем замке? Вдруг ты уже вернулся, не застав там меня?»              В сознании тут же оживает воспоминание: «Предательница! Изгоняю! Убью…»              «Нет! В этот раз или во множество других, но я вернусь к тебе и заставлю выслушать! Чего бы мне это не стоило, муж. Даже если мне придется обмануть смерть и встретиться с Хозяином этих мест!»              — Он… может услышать нас… наши имена. Проклясть. Обмануть. Поработить, — некоторые из призраков подняли головы.       — Пусть это так, но он — такой же сын Матери, как и все мы. И только ей решать наши судьбы, — Октавиан вновь завладевает вниманием толпы.       — Ее сын не стал бы нашим привратником! Надзирателем!       — А точно ли он надзиратель? — больше сотни пар глаз устремляются на меня. — Даже любовь Матери, которая благосклонна ко всем падшим и уродливым нужно заслужить. Если бы каждый говорил, что имеет право быть в ее чертоге, то Темные уже давно попали бы туда. Здесь есть Темные?       Октавиан задумчиво качает головой:       — Насколько мне известно — нет.       — Тогда в этом месте полно Мрачных, последователей Великой Госпожи и привратник тоже — Мрачный.       — Но разве Мрак не принимает всех страждущих?       — Нет, — кажется, мой ответ заставляет мертвецов задуматься: на чьей я стороне? Поэтому спешу закончить мысль: — Только своих детей, коим нет больше места в мире.       — Ей точно… можно доверять? — призраки вновь превращаются в шепот.       — А у вас есть выбор?       Мертвый мужчина вздыхает, но это больше похоже на привычку, чем на необходимость.       — Хорошо. Другого выбора у нас, действительно, нет.       — Однако… попробуешь обмануть…и твое тело будет гнить в самой глубокой яме этого мира.       — Здесь, что ли? — Октавиан прищуривается, но больше одобрительно, чем недовольно.       — Для начала нужно поделиться с тобой силой и…       Скрежет когтей о лед и камень прерывают потусторонний голос. Все вздрагивают и живые, и мертвые.       — Это Крылатая смерть! Прячьтесь!       — Скорбящая, в сторону! — за шиворот меня оттаскивают с поразительной прытью. Каменная гряда сталагмитов становится моим убежищем. Скрежет усиливается, пока просвет в потолке не загораживает чья-то огромная тень, а после в ту дыру, в которую провалилась я, с трудом протискивается тот самый монстр, с которым я боролась на балконе!       Он приземляется на то место, откуда меня совсем недавно оттащили. Света стало в разы больше, и я могу почти полностью рассмотреть его. Все как и в прошлый раз, только сейчас вижу, что костяная маска действительно скрывает лишь верхнюю часть лица, нижняя будто раскрашена черной краской, сползающей на шею. Вниз по спине тянутся шипы, выходящие из позвонков, накидка отсутствует, демонстрируя руны на широком развороте плеч. Громкий вдох отвлекает меня от рассматривания демона, он принюхивается и без ошибки склоняется к темнеющей лужице моей крови. Длинные пальцы липнут к земле, но он подносит их к маске и глубоко вдыхает.              «Так вот почему его так рассмешили мои слова про князя. Это существо не принадлежит к Темному миру. Его дом — эта территория, но зачем Мрачному как он, понадобилась я?»              Мрачный резво поворачивает голову в мою сторону, а сердце начинает свой бешеный ритм.       — Успокойся, — шелест ветра, а не голос, — он почувствует тебя. Стань невидимой, выслушай и запомни нас. Мы скроем тебя от его глаз.       — Мое имя Дарий, я перс, воевавший против трехсот спартанцев…       — Мое имя Изабель, дочь купца, чей корабль разбился о скалы…       — Мое имя Матиас, некогда был служителем в храме Дельф…       — Тиардид, рыцарь, посвятивший жизнь крестовому походу…       — Варг, преданный воин, не попавший в Вальхаллу…       Виски начинает ломить, боль сначала бродит где-то на задворках сознания, но с каждым новым именем обретает силу, заполняя все вокруг. Гул увеличивается с каждым шагом, с которым ко мне подступает Мрачный. Он идет так, словно ему прекрасно известно, что я прячусь здесь, и лишь растягивает удовольствие неспешным шагом. Вместе с болью вливается и сила, чувствую эту потустороннюю мощь в кончиках пальцев.              «Нужно… что-то сделать… с этим. Иначе… голова лопнет…»              Фокусируюсь через черные пятна на противоположной стене, отчетливо представляя, как она трескается. Глаза давит, чувствую влажные дорожки по щекам.              «Давай! Ну же!»              Монстр теряет к моему укрытию интерес, когда позади него рушится кладка, а за ней и пол начинает идти трещинами. Еще секунда, и монстр скрывается в новом расколе, прибитый огромным валуном.       — Получилось? — сжимающий голову обруч пропал. Хочется отдышаться, а еще лучше развалиться на земле звездой, но новый грохот в яме у меня под ногами заставляет дать деру. Смахиваю кровавые слезы с лица, застилающие взор и бегу по тоннелю.       — Сюда, заворачивай, быстрее!       — Если… буду… бежать еще… быстрее, точно… стану одной… из вас!       — Третий проход! Смотри внимательно! Скользко! Прыгай! — узкий тропа выводит в другую бо́льшую пещеру, и вот я уже бегу по каменной гряде, местами покрытой льдом, а местами обвалившейся. Прыжок… от которого замирает сердце, тяжелый удар о противоположный край, и я снова поднимаюсь на ноги. Уже вижу темнеющий выход, но меня догоняет вой.       — Что за?.. — разворачиваюсь и вижу, как из тьмы вырываются огромные волки ростом с мерина. — Вервульфы?! Да вы издеваетесь!       Легкие горят, но меня продолжают гнать вперед. Призраки, следующие за мной, волки, желающие вгрызться в мое тело, и монстр, его явно не остановит тот булыжник!       — Это гончие Хозяина, беги, что есть мочи! Им по силу разорвать даже бестелесные души! — выше, по темным коридорам, что сужаются или расширяются до залов, выше, где воздух больше не пропитан сыростью и гнилью, выше, где ветер ревет и бушует метель. Выше…              «Плевать, кто они такие! Я здесь не умру!»              — Справа мост!       Как только моя нога касается деревяшек, понимаю — мост совсем никудышный и может развалиться при любом неосторожном движении. А я бегу по нему! Полотно переправы начинает движение в сторону, бросая меня в противоположную сторону, затем меняет траекторию, и все по новой. Деревяшка трещит под сапогом, но я перепрыгиваю и рвусь дальше.       — Нужно убраться с главного пути. В сторону!       — Куда в сторону с моста?! — топот усиливается. Человекоподобные волки догоняют, на открытой местности их огромные тела более маневренные, чем в запертом пространстве. Оборачиваюсь лишь на секунду, но и за нее улавливаю кое-где пробивающиеся кости через серую шерсть и то, что белки и зрачки у монстров — желтые. Здешние стражи, как и «жители» — мертвецы. И теперь они охотятся за мной!              «Нужно что-то делать! Я не смогу от них убежать!»              Разворачиваюсь и как со стеной, направляю силу на мост. Он тут же покрывается рябью. Дерево хрустит и разлагается прямо на глазах, веревки желтеют и ветшают, узлы слизываются, а движение из-за тел стражей лишь усиливает эффект. Самый близкий ко мне волк запинается и падает, когда опора под ним рушится, и огромная туша разбивает другие дощечки. Оставшаяся стая, еще не понимая, что случилось, продолжает бежать на меня, но срывается вниз, пытаясь зацепиться за веревки, однако и они превращаются в труху в их лапах. Самый последний не сбавляет хода и прыгает на своих братьев, как на трамплин. Он обрек стаю на падение в пропасть, чтобы прыгнуть на берег, где стою я. Его прыжок несравним с моей жалкой попыткой. И вот страж приземляется в сугроб позади меня.       Но даже это не все, где-то высоко над головой слышатся взмахи крыльев. Демон выбрался из заточения и с легкостью парит в небе, не обращая внимания на бурю. Чувствую его взгляд на себе, пристальный и полный интереса. Мрачный наблюдает за мной, не пикируя, просто зависнув в небе, и снежная буря почти скрывает его от меня.              «Почему не нападает?», — рычание за спиной возвращает к действительности. — «Точно, он же послал гончую, она вместо него притащит мой хладный труп».              — Не стой столбом! Беги! — мне бы так и стоило поступить, но вместо этого вынимаю Искушение.              «Леонардо, как Скиталец, получил право владеть энергией, как ведьмак, как Темный, но ты другая, Владислава. На тебе уже два артефакта Матери, что является противоположной сутью энергии и Тьмы. Мрак — это всегда смерть, но именно она дает силу жизни. Это Темные решили забыть, не замечать, как бельмо на своих глазах, но не ты. Пусть по твоим жилам и течет кровь Князя, но это не делает тебя Темной. Твое нутро гораздо ближе к Мраку, так используй то, что от тебя не ожидают, Скорбящая».              Четкость слов Мары заставляет стать стены саркофага толще, крышку — тяжелее, а дно — прочнее. Обрести дополнительные замочные скважины, для не созданных пока ключей. Сюда нет хода никому, кроме меня, это моя тихая гавань, уютное и теплое место, где нет место холоду. Глупо умолять судьбу, она не слышит тех, кто сам не в силах изменить свой путь! Но раз я здесь, то приму ее выпад и пойду на все, хоть меня и страшит все это. Я не умру, не попытавшись выжить! Найду чертову дверь и выберусь отсюда!       — Не побегу. Нападай!