If I Knew You

Сакавич Нора «Все ради игры»
Смешанная
Перевод
В процессе
R
If I Knew You
odd_person
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
В шестнадцать лет Нила, как Балтиморского Мясника, сажают в тюрьму. Эндрю сходит от этого с ума, а Аарон сходит с ума из-за Эндрю, и все идет не так, резко и болезненно. Или: Твиньярды, разбивающие друг другу сердца, а также приличная тень на американскую судебную систему.
Примечания
💬 От автора: Я просил(а) вселенную послать мне немного вдохновения написать что-то по AFTG. Честно говоря, я думал(а), это будет что-то коротенькое по Эндрилам, что можно написать за один день. Вместо этого вселенная ударила меня по голове романом становления личности Аарона, который я пишу с декабря, лол. Ожидайте множество разбитых сердец на очаровательном фоне зверского убийства. ✏️ Авторские метки: • POV Аарон • юрист!Аарон • коп!Аарон • врач!Кейтлин • писатель!Эндрю • мясник!Нил • Аарон просто хочет, чтобы брат любил его в ответ • мы сделаем ооочень длинный крюк, но в конце концов окажемся в рамках канона • и да, я собираюсь высказать некоторые мысли об американской судебной системе. ✅ Разрешение на перевод получено
Поделиться
Содержание Вперед

1. Часть А: Эндрю. Глава 4

ПОСЛЕДНИЙ СООБЩНИК ВЕСНИНСКИ УБИТ Вчера вечером ФБР удалось поймать единственного оставшегося соучастника Веснински, британского криминального авторитета Стюарта Хэтфорда. Хэтфорд был застрелен в ходе столкновения. Ведущие психологи рассуждают о том, как 16-летний Веснински смог подчинить Хэтфорда своей воле. Подробнее на странице 30.

* * *

Аарон ожидает, что PSU будет его раздражать. Он ожидает, что будет ненавидеть свои курсы, своих преподавателей и весь этот злоебучий жизненный путь, на котором внезапно оказался. Он удивлен, обнаружив, что здесь ему дышится свободно. У Пальметтовского Аарона нет брата, который его ненавидит, нет девушки, которая испытывает к нему отвращение, нет кузена, который рыдал, когда он уходил, но не пытался его остановить. Здесь его никто не знает, поэтому он может стать тем, кем захочет. Он становится дружелюбным, становится общительным, становится тем человеком, который устраивает тайные вечеринки в своей комнате в общаге и покупает всем пиво. Преподаватели принимают его как приезжую знаменитость. Они любят его работы, они любят его ум, они так благодарны, что он решил учиться в PSU. Аарон чувствует знакомый прилив отвращения к себе, но игнорирует его. На этот раз, когда преподаватели лебезят перед ним, Аарон позволяет себе насладиться теплом их похвалы. Это охуеть как приятно. Он всегда был способен мыслить структурно и поглощать огромное количество информации одновременно (это и привело его к медицине). Теперь, вместо того, чтобы изучать механизмы тела, он изучает механизмы, которые использовал его брат для написания эссе. Он знает, что не может экстраполировать то, что создал Эндрю, но обращает внимание на типы вопросов, которыми тот задается, ученых, на исследования которых больше всего опирается, и общие выводы его анализов. Он замечает, что львиная доля всего этого связана с Натаниэлем Веснински, и готов смириться с тем, что ему тоже придется стать одержимым человеком, который ему на самом деле нихуя не интересен. Аарон изучает работы Эндрю до тех пор, пока у него не получается довольно сносно подражать им, и, достигнув этого, он перестает думать об Эндрю вообще. Он единственный ребенок–Аарон, Пальметтовский Аарон, и Эндрю не существует, и да, конечно, эти эссе всегда были моими, чьими еще они могут быть? (и если у него до сих пор спазмы в животе, если он все еще не может уснуть по ночам, если он все время чувствует себя отвратительно, если имя «Натаниэль Веснински» мгновенно провоцирует у него головную боль — какое вообще это имеет значение?). Он учится в лучшем университете штата и получает стипендию, и он популярен, и он успешен, и все идеально. Он говорит себе, что все идеально. Его работы каким-то образом становятся более чем приличными — профессорша, которая перевела его из Колумбийского университета, профессор Уинфилд, обращается к нему во время его второго семестра с предложением о партнерстве в публикации, цель которой — повлиять на общественное мнение в пользу пересмотра дела Натаниэля Веснински. — Пересмотр дела? — спрашивает Аарон, пораженный. — Зачем? — Чтобы освободить его, — медленно говорит профессор Уинфилд, хмуря брови, словно замешательство Аарона ей непонятно. Аарон ни разу не думал о том, что Натаниэль Веснински может выйти на свободу. В его представлении Веснински — почти вымышленная личность, персонаж истории, которую они с братом обсуждали лишь теоретически, и который, безусловно, никак не может существовать в реальности. Аарон осознает, что вся работа Эндрю была направлена ​​именно на это. Его единственная задача внезапно становится более понятной — Эндрю не писал теоретические эссе с целью напрячь мозговые извилины; он медленно и уверенно шел к цели, которая, как он полагал, того стоит. Очевидно, его цель была не в том, чтобы наладить отношения со своим братом; очевидно, она была в том, чтобы освободить Натаниэля, сука, Веснински. — Что скажешь? — спрашивает профессор Уинфилд, ну и что Аарон может сказать? До этого момента Аарону — к его же удивлению — нравилось большинство своих предметов. Быть привязанным к Веснински ради исследований — мучительно скучно, и он никогда бы не стал делать это по своей воле, но само по себе изучение уголовного правосудия он находит весьма увлекательным. Он раз за разом погружается в кротовые норы, разбираясь в тонкостях уголовного права, ювенального права и в том, как они пересекаются (и не пересекаются) с международными правами человека. Он думает, что если бы не был загнан в угол из-за интересов Эндрю, то даже полюбил бы изучать криминологию. — Что скажешь? — снова спрашивает профессор Уинфилд. — Да, конечно, — вежливо соглашается Аарон, на секунду запоздав с ответом.

* * *

Аарон вкладывает в папку со своей курсовой работой задание, которое ему нужно написать для профессора Уинфилд, и сосредотачивается на исследовании об опасностях и долгосрочных последствиях осуждения несовершеннолетних по взрослым законам. Он пишет имя Натаниэля Веснински так часто, что всякий раз, когда он пытается написать любое слово, начинающееся с «н», по привычке начинает писать «Натаниэль». В конце концов, даже крутой Пальметтовский Аарон заражается гневом Колумбийского Аарона, и внезапно все это снова становится, сука, слишком, и вот Аарон на вечеринке, и он переборщил с пивом, но в последнее время он пьет так часто, что это не имеет значения, разве что сегодня он также влил в себя несколько шотов, а еще выпил что-то подозрительное из чьей-то бутылки для воды, и комната уже переворачивается вверх дном и раскачивается в такт его сердцебиению, и внезапно перед ним появляется рука, и рука эта держит маленький пакетик с белыми таблетками. Рот Аарона наполняется слюной, и он глотает ее, глотает и глотает. Комната кружится, комната не в фокусе, а его взгляд приклеен к этим маленьким белым таблеткам. Его тело пугает его. Большая его часть тянется к ним, тянется и тянется, но какая-то маленькая часть помнит бесконечный ужас того, как он горбился над унитазом, потел, трясся, царапал собственную кожу, а Эндрю запер его и сидел по ту сторону двери. Даже будучи пьяным, Аарон понимает, что Эндрю надерет ему задницу, если он снова примет таблетки. Но Эндрю велел ему убираться. Но Эндрю здесь нет. Но он Пальметтовский Аарон, а Пальметтовский Аарон веселый и дружелюбный, и что с того, если он облажается? Ему можно. (ему можно, и он хочет, он нуждается, и сразу станет легче, и разве ты не хочешь, чтобы стало легче, и ты заслуживаешь, чтобы стало легче, так ведь?..) Аарон берет пакетик, вытряхивает таблетку себе в руку, и все это знакомо, знакомо, знакомо, он делал это миллион раз, и почему он, блядь, вообще перестал? Аарон зажимает таблетку между большим и указательным пальцами и заглатывает ее насухую, и это легко, и наконец хоть что-то становится легко, и… Ты можешь поступать гораздо лучше, чем то, как ты поступаешь, Аарон Миньярд. Ее голос на удивление ясен. Что бы он там ни принял, оно даже не начало действовать, но он чувствует, как ее волосы щекочут ему щеку, как ее рука касается его руки, как ее губы прижимаются к его уху. У него всегда была хорошая память. Поступай лучше, шепчет она. А затем Аарон ковыляет в ванную, хлопает дверью и засовывает палец себе в горло. Он выблевывает белую таблетку — даже еще не растворившуюся — и несколько литров алкоголя, и остатки ужина, который даже не помнит, как ел. Он прислоняет голову к прохладной плитке, и он должен был стать новым Аароном, он должен был стать другим Аароном, и почему он снова и снова возвращается на то же самое место? Он сидит там, погруженный в запах собственной рвоты, и признаётся себе, что если снова увидит руку, предлагающую пакетик, то не знает, сможет ли отказаться. Он сидит там, испытывая отвращение к себе, и его подсознание, видимо, еще не закончило его мучить — закрыв глаза, Аарон представляет, как Кейт сидит рядом с ним, скрестив ноги. Она убирает ему со лба мокрые от пота волосы. Ты важен мне, снова говорит она. Слушай меня, когда я говорю тебе, что ты причиняешь себе боль своими же поступками.

* * *


Весь следующий день Аарон блюет и жалеет, что не может содрать с себя кожу. А на следующий он проводит генеральную уборку своей комнаты в общежитии и избавляется от алкоголя, рецептурных таблеток и всего остального, что зовет его, когда он проходит мимо. Еще через день в Колумбийском университете состоится матч по экси, и он знает, что Кейт будет там в числе чирлидеров, и он рассчитывает, что если сядет на заднем ряду и не будет снимать капюшон, это не повредит ей, верно ведь, верно? Он думает, что просто увидеть ее снова, всего один раз, будет достаточно, чтобы запечатать ее слова под кожей, и тогда, возможно, он сможет держать голову выше метафорической ватерлинии. Может быть, тогда он найдет способ пережить весь этот хаос, который сам же себе устроил. Но он приходит, а ее нет в составе чирлидеров. Она не сидит на трибунах. Ее нет нигде. Аарон не следит за игрой — он слишком занят ее поисками, а его кожа внезапно становится холодной и липкой от беспокойства. После игры он заставляет себя пробраться сквозь толпу, заставляет себя ускориться, заставляет себя поймать Мариссу, прежде чем она исчезнет в раздевалке. — Где она? Она болеет? Что-то случилось? С ней все в порядке? Марисса вырывается из его хватки и яростно скрещивает руки на груди. Она так сильно сжимает кулаки, что костяшки ее пальцев белеют. — Во-первых, не трогай меня. А во-вторых, она ушла, придурок. — Ушла из чирлидеров? — Ушла из универа. У Аарона внутри все переворачивается. — Она отчислилась? — Нет, нет, нет, нет, нет. — Ох, как можно быть таким эгоистичным? — усмехается Марисса. — Дело вообще не в тебе, как там тебя зовут. — Она знает, как его зовут. — Ее сестра получила место в команде по экси Университета Южной Калифорнии, и договорилась, чтобы Кейт перевели туда же. — Гэбби поступила в USC? — говорит Аарон, и он никогда не встречался с Гэбби, но чертовски гордится ею. — Да. Поэтому Кейт здесь нет, так что можешь идти на хер. Тебе вообще не стоило сюда приходить. — Окей, — говорит Аарон. — Сейчас ты разворачиваешься и уходишь, — подсказывает Марисса. Аарон дважды кивает, прежде чем его мозг осознает сказанное. — Окей, э-э, да. Спасибо. Пока, Марисса. Она закатывает глаза. — Пока, придурок.

* * *


Аарон садится в автобус, направляясь обратно в PSU и думает о Кейт, думает о Гэбби, и долго не может понять, что чувствует, но он думает, что это похоже на своего рода облегчение от того, что с ними произошло что-то хорошее (что хорошие вещи все же происходят). Он возвращается в свое общежитие, и уже почти полночь, но он чувствует себя достаточно бодрым, чтобы еще раз прочитать свою курсовую работу. Она практически готова. Исследование выполнено. Анализ сделан. Она отформатирована. Цитаты оформлены. Список использованной литературы составлен. Она готова, но Аарон ненавидит ее, когда читает. Это интересно Эндрю, но написал это не Эндрю, и во время чтения Аарон думает, какая же это пустая трата времени. Он думает, разве написанная кем-то работа может что-то изменить? (Он думает, Эндрю мог бы написать нечто действительно значимое, — затем резко отбрасывает эту мысль). Аарон решает, что пора с этим покончить. Аарон-перфекционист находится в альтернативной реальности на медицинском факультете Университета Южной Калифорнии вместе с Кейт. Пальметтовский Аарон открывает онлайн-портал для учащихся, думает: пошло оно нахуй и отправляет свою курсовую на проверку. Он ждет, что ему полегчает, но вместо этого приходят лишь усталость и пустота, и одновременно злость и облегчение от того, что у него в комнате больше нет алкоголя. Когда час спустя на его компьютер приходит уведомление, он думает: нет, мою работу не могли проверить так быстро. А затем думает: о боже, я неправильно ее отформатировал, они заставят меня ее переделывать. Он идет к своему компьютеру, но там всего лишь электронное письмо. Отправитель — Дэвид Ваймак, и Аарон вздрагивает, когда видит это имя, хотя сначала не понимает, почему. Он открывает письмо, и Дэвид Ваймак представляется как сотрудник полиции Пальметто, посредник ФБР, и внезапно он вспоминает. Он ведь правда встречал Дэвида Ваймака — это тот офицер, который сообщил Аарону, что его мать умерла. У Аарона в голове его образ сложился как человека, приносящего ужасные новости, но его электронное письмо приятное. Безобидное. Даже милое. Ваймак знает о его грядущем выпуске и рассказывает, как наблюдал за успехами Аарона в PSU («Я сам выпускник, люблю быть в курсе событий»). Ваймак пишет, что набирает людей в специальное подразделение в полиции, и что если Аарон захочет отдохнуть от учебы, Ваймак найдет ему место в своей команде. Первая мысль Аарона — он ужасно некомпетентен. Взяв на себя роль Эндрю, Аарон оказался на узкой дорожке, и уже готов был смириться с этим и оставаться на ней вечно, медленно утопая в ненависти к себе. Но Google сообщает, что единственными реальными препятствиями для работы в полиции в Южной Каролине являются судимость и/или отсутствие аттестата о среднем образовании. Это так просто, и все же... Эндрю никогда не смог бы стать офицером полиции, даже если бы захотел. (Аттестата нет. Наличие судимости). Аарон думает: это может быть то единственное, что мне подойдет. Он не позволяет себе думать о том, что отнял у Эндрю. Вместо этого он думает о том, чего Эндрю никогда не сможет отнять у него. Он пишет в ответ: когда начинать?
Вперед