The Sun of the Sea

Чёрные волны бились о низкие борты лодки, держащей курс на «Блестящий». Переговоры между двумя капитанами вышли короткими. С казни на закате не прошло и получаса, однако, когда Узуй покинул каюту Кибуцуджи, округа купалась в непроглядной тьме. Впереди виднелись лишь очертания шхуны да две маленькие яркие точки фонарей, которые Генья и Сенджуро зажгли на палубе. Плыли молча. Одноглазый капитан шхуны сидел на вёслах — ему было не до разговоров, но даже будь он не занят физическим трудом, словоохотливость бы в нём вряд ли проснулась. Когда они только спустились на воду, мужчина лишь односложно, не вдаваясь в подробности, дал понять, что переговоры прошли успешно. Вид у него при этом был далёк от победного или хоть сколько-нибудь довольного. Макио, Сума и Хинацуру, чувствуя настроение супруга, сидели смирно, разве что время от времени крутили головами в сторону «Паучьей лилии». Ожидали подвоха. Опасались, что пираты не постесняются нанести удар и в такое время суток. Аказа мог их понять. Для брига разнести в щепки шхуну, на которой, подобно маякам, горели фонари, не составит труда и в потёмках. Однако сам он на сей счёт не переживал. Кибуцуджи Мудзан и до своего умопомешательства на почве предательства был далеко не глупым человеком. Хотел бы навредить — не стал бы отпускать, да ещё и с козырём в рукаве в виде нингё. Кроме того, наверняка он держал в уме, что у этого самого нингё где-то поблизости по-прежнему оставался брат, которому по плечу было целый корабль на дыбы поставить. Мудзан действительно отпустил их. Хотя уместнее было бы сказать выгнал. Уязвлённое самолюбие и категоричное мышление были слишком сильны, чтобы терпеть на своей территории не оправдавшего ожидания отступника и тех, с кем он был связан. Но никак не сильнее желания избавиться от призрака смерти, тенью следовавшего за ним по пятам с самого рождения. Чтобы заполучить Солнце Морей и исполнить заветное желание, капитан «Лилии» готов был поступиться с некоторыми из своих принципов. И притворяться добрым союзником для этого совсем не было нужды. Нет, все обидчики должны были знать и видеть в каждом жесте, насколько он их презирает. Так что подвоха можно было не опасаться. Как минимум до тех пор, пока они не доберутся до Ворона и не узнают, где тот прячет сокровище, Кибуцуджи Мудзан нож в спину им точно не вонзит. По всей видимости, похожие размышления занимали и голову Узуя, потому что объявлять всеобщий сбор он не торопился. Едва их честная компания оказалась на борту, где взволнованный Сенджуро тут же вцепился в рукав старшего брата, капитан приказал: — Все разговоры отложим до утра. Генья, на вахту. Потом Аказа, потом… — он скользнул взглядом сначала по Кёджуро, потом по Сенджуро, нахмурился и с сомнением уточнил у последнего. — Вам вообще спать нужно или ты все эти месяцы притворялся? — Нужно, — пролепетал Сенджуро, в то время как стоящий рядом Генья озадаченно уставился на него. — Но я могу и… — Нет, — Узуй взмахнул рукой, прежде чем юный нингё успел договорить, — вы двое нужны нам бодрыми. Марш спать и чтобы не шлялись тут, ясно? Тогда вахта на Генье, потом на Аказе, потом на Макио. Всё, отбой. Возражений не последовало. Все были слишком вымотаны. Даже Аказа, чьё любопытство било через край, не стал лезть к Узую с расспросами с глазу на глаз. Утро яснее вечера. А там, гляди, может, как проснётся, и вовсе обнаружит себя в той пещере за водопадом. События прошедшего вечера окажутся сном погружённого в дрёму сознания, рядом по-прежнему будет мерно дышать самое прекрасное существо на свете. И пускай в таком случае пришлось бы пережить встречу с Мудзаном-сама по новой, Аказа был не против. Что угодно, лишь бы опять оказаться в объятиях Кёджуро и пробыть в них как можно дольше. Увы, вместо умиротворяющей колыбели чужих рук его ждал неудобный гамак, поскрипывающий под потолком. Кёджуро устроился в соседнем, и этот разделяющий их жалкий метр во тьме трюма чудился непреодолимой пропастью. С её недосягаемого края на него смотрели два мерцающих тёплым огоньком глаза. Зачарованно вглядываясь в них, Аказа, убаюканный мерным покачиванием волн, и заснул.

***

Возвращение в недавнее, но такое манящее прошлое, так и осталось мечтой: когда пришёл черёд Аказы выходить на дежурство, когда он уступил место сладко потягивающейся, полусонной Макио и даже когда спустя несколько часов очередного беспокойного сна вновь разлепил сухие глаза. Во всех случаях время безо всякой жалости неумолимо несло его вперёд. Оставалось надеяться, что каждый поворот этого течения приближал его к следующей точке, когда можно будет набрать в лёгкие побольше свежего воздуха, широко улыбнуться, глядя в лицо, заласканное ветром и огненными волосами, и не думать больше ни о чём из того, что тяготило мысли сейчас: что делать с Мудзаном, что делать с Вороном, как добраться до Солнца Морей, а не послать ли всех и всё к морскому дьяволу… — Ну что, какие будут идеи? — спросил Узуй на рассвете. За прочными стенами корпуса корабля летали чайки, которые и в такой глуши знали, что поживиться рыбой задаром можно там, где были люди. Крики крылатых проглотов были особенно слышны в это безветренное утро. В штилевом спокойствии прошла и ночь — никаких диверсий, никакой подозрительной активности со стороны «Паучьей лилии», — поэтому капитан шхуны согнал всех до единого в свою каюту. Опасения, что, пока они будут обсуждать дела насущные, что-то стрясётся, уступили место здравому смыслу, который верно подсказывал: в мозговом штурме стоит поучаствовать всем и каждому. Любому из собравшихся могла прийти в голову блестящая идея. Но, по мнению Аказы, при сложившихся обстоятельствах нужно было очень постараться, чтобы придумать по-настоящему паршивую идею — все потенциальные и так скорее всего рисковали стать самоубийственными. Узуй, сидевший в своём кресле и постукивавший пальцами по краю стола, только что закончил излагать итоги вчерашних переговоров. Под весом неприятной истины, что успех возможен лишь общими усилиями, Мудзан немного остыл и заявил, что согласен на сотрудничество. При условии, что он станет первым, кто воспользуется Солнцем Морей. Что будет с артефактом дальше, его совершенно не интересовало, поскольку Солнце исполняло только одно желание. Откуда он знал? При иных обстоятельствах Ворон бы уже давно загадал избавиться от капитана «Лилии». И эта догадка прекрасно вписывалась в общую картину, которая в последние дни сложилась перед ними из разных осколков. По заверениям всё того же Узуя, который далеко не вчера взялся за поиски Солнца, ни в одном из источников не было и намёка на то, что артефакт исполняет исключительно одно желание. Единственным, кто, помимо Кибуцуджи Мудзана, об этом упомянул, стал Ворон. И это указывало на то, что с большой вероятностью Мудзан прав — пиратский барон на собственной шкуре испытал сей неприятный нюанс красивой истории о таинственном сокровище. Итак, они знали, что Солнце у Ворона, и заручились согласием Мудзана на сотрудничество. Дело оставалось за малым, а вернее — за самым большим. Непонятным и необъятным. Что дальше-то? Прозвучавший несколько мгновений назад вопрос одноглазого капитана был обращён ко всем, однако почему-то эти самые все устремили свои взгляды в сторону одного человека, пригвоздив того к полу. — Не знаю, — честно признался Аказа, подавив огромное желание уставиться в пол. — Пока никаких идей. Раздражающее чувство стыда овладело им. Безыдейность не была ему свойственна. Безыдейность вела к беспомощности. Аказа ненавидел быть беспомощным. К сожалению, даже самые ловкие и находчивые порой оказывались в тупике. Даже лучшие (пускай и бывшие) старпомы иногда сталкивались с ситуацией, когда не могли помочь. Голос Узуя — на удивление безмятежный — оборвал этот мысленный поток, который начал мутнеть и тяжелеть. — Не страшно, — протянул он. — Время в запасе есть. Мы условились задержаться здесь ещё на несколько дней. Пока будем думать, что делать дальше, наш отравленный упрямец поправит здоровье хоть немного да сил наберётся. К счастью, ему хватило ума принять помощь в лечении, так что, — Узуй повернул голову, и крупный камень на его глазной повязке яркой вспышкой отразил луч утреннего солнца, — к вечеру надо будет передать лекарства. Успеете? Макио, Сума и Хинацуру, которым были адресованы последние слова, синхронно кивнули и приосанились, выражая полную готовность, за что были мгновенно вознаграждены белозубой улыбкой довольного капитана. — Вот и славно. Тогда… — Узуй оперся обеими ладонями о край стола и преисполненный решимостью поднялся на ноги. — Чую, наша следующая стоянка будет ох как нескоро, так что нужно хорошенько подготовиться. Осмотреть «Блестящий»… Этим красавцем я сам займусь. Воду мы пополнили, но было бы хорошо и мясом побольше запастись. Генья, это на тебе. А вы… — он посмотрел на Аказу, Кёджуро и Сенджуро, думая, чем бы их занять. — Помогите ему там что ли. Генья — отменный стрелок, так что лишние руки, чтобы добычу носить, не помешают. И да! — вдогонку бросил он им уже в спины. — Разделка на суше! Нечего мне тут палубу кровью заливать!

***

Снова остров, снова душные джунгли и противные мошки. Только на сей раз ждала их отнюдь не прохлада водопадов, и это выбивало из Аказы всякий дух. Да-да, дело было именно в этом, а не в том, что чёртов Узуй отправил его на побегушки к какому-то сопляку. И, конечно же, не в том, что сопляк этот действительно был способным охотником. В ловушки, расставленные им всего пару часов назад, уже угодило несколько зверей, а на плече Сенджуро, который шёл рядом с ним, уже висела приличная связка из пернатых тушек, каждую из которых Генья подбил с одного выстрела. Юный нингё радостно хлопал в ладоши и хвалил канонира «Блестящего» всякий раз, как тот вытаскивал из кустов очередной трофей, а потом ещё приседал на уши плетущимся позади Аказе и Кёджуро, какой Генья мастак и умелец. Хотя плёлся тут скорее один Аказа. Кёджуро был полон энтузиазма и с радостью поддерживал диалог, полный дифирамбов. Но моральный дух Аказы отравляли, разумеется, духота и мошки, а не всё это. Одну из кусачих тварей пират как раз прихлопнул у себя на шее, когда Кёджуро поднял перед собой уже свою связку — из разноцветных змей, которых добыл Аказа. Улов так-то тоже неплохой, однако в сравнении с меткой стрельбой и везением по части ловушек обезглавливанием безногих рептилий саблей никого было не впечатлить. — Никогда не пробовал земных змей! — Кёджуро покрутил связку, наблюдая за тем, как дневной свет, в плотных джунглях слегка зеленоватый, заставлял переливаться мелкий узор змеиной кожи. — Их чешуя, кажется, куда толще! Нингё так и светился искренним интересом к вверенной ему ноше, но Аказа этого не замечал. Прищурившись, он наблюдал за шедшей впереди парочкой и всё пытался понять, что же его так сильно смущает. Неприятно колющая ревность к вниманию младшего брата Кёджуро? Досадная зависть, что какой-то зелёный канонир, который даже пушки не догадался держать заряженными на корабле, всё ещё стоял в иерархии «Блестящего» выше него? Нет. Просто в какой-то момент Аказа вдруг заметил… Заметил, как Генья, который до сих пор существовал в его воспоминаниях как немногословный и замкнутый парнишка, всё больше и больше расцветал от каждого слова Сенджуро, от каждой адресованной ему улыбки всё свободнее расправлял плечи, но самое главное — так и норовил занять своего самого активного собеседника чем-нибудь. То зарядить ружьё даст, то начнёт показывать, как из плотных листьев бамбука скрутить свисток, в который дунешь — и словно выпь в чаще заголосит. Сейчас вот тоже… Их небольшая процессия завершила обход изученной части леса и добралась до самого первого места, где утром была установлена ловушка. Плоской стороной сабли Генья отвёл в сторону заросли, позволяя Сенджуро пройти первым. — Знаешь, — проговорил Аказа, остановившись чуть поодаль, чтобы их не услышали, — я уже столько времени с этим Геньей плаваю, а по-прежнему почти ничего о нём не знаю. Но ладно я. С каким только сбродом мне ни доводилось делить трюм за свою жизнь… А вот вы, нингё, вроде с опаской относитесь к людям, но твой брат как-то не шибко осторожен. Сначала меня спокойно подобрал, хотя не знал наверняка, что я за тип такой. — Как это не знал? — возразил Кёджуро с улыбкой. — Я ведь ему про тебя рассказывал. Кроме того, мало кого с таким цветом волос на суше встретишь. Я вот за всё это время… — он на мгновение-другое замолк, чуть свёл густые брови, после чего добавил тоном, полным такой задумчивости, словно это были просто мысли вслух. — Вообще никого не встречал. Впрочем, не успел Аказа и слова вставить, как улыбка вновь засияла на губах Кёджуро, чьи глаза лучились теплом. — Да и ты ведь оказался хорошим! — Но всё-рав-но. Он не знал меня лично, — Аказа искоса посмотрел на Генью, который в этот самый момент увлечённо показывал Сенджуро, как разбирать силки. — Теперь вот этому в рот заглядывает, причём едва ли не с первых дней. Хотя, опять же, кто он вообще такой? Чем занимался до этого? Как попал на корабль, где один мужик с тремя своими жёнами, да и только? Зачем служит Узую? Кёджуро поднял свободную руку, положил её на плечо пирата и несильно стиснул, заставляя посмотреть на себя. — Аказа, — проговорил он, понизив голос и приблизившись, чтобы пресечь любой соблазн вновь посмотреть в сторону Геньи и Сенджуро. — Если хочешь обсудить ситуацию с Мудзаном-сама, я готов тебя выслушать. Надеюсь, сумею помочь. — Чего? — Аказа опешил настолько, что у него поначалу даже язык отнялся, но кое-как он сумел выдавить из себя вопрос. — При чём тут это вообще? — Нам дали время обдумать план действий, но вместо этого ты усердно пытаешься высмотреть и решить проблему там, где её нет. Генья — хороший человек. А ты, мне кажется, убегаешь от ответственности из страха ещё больше разочаровать своего бывшего капитана. Аказа уставился в это лицо, полное серьёзности и неподдельного желания помочь, а Кёджуро, между тем, продолжил: — Я понимаю, как может тяготить мысль о том, что ты разочаровал близкого человека, но ты не должен чувствовать вину за то, что ваши дороги разошлись. — Да не близкий он мне, — неуклюже пробурчал Аказа, с большим трудом выходя из оцепенения, слишком ошарашенный тем, как Кёджуро вообще пришёл к таким выводам. — И не тяготит меня ничего. Я просто… Шелест листвы заставил его всё-таки повернуть голову. Генья и Сенджуро направились дальше по видимой только им тропе. Их фигуры вот-вот грозили раствориться среди напитанной солнечным светом зелени. Для Аказы это стало отличным предлогом не заканчивать предложение, которое он не успел даже додумать. Схватив нингё за руку, он потянул его вперёд. Туда, где раздавался голос Геньи, который обещал научить Сенджуро правильно свежевать добычу. Кёджуро не стал больше ничего говорить, лишь крепко стиснул ладонь пирата.

***

Отступать так просто никогда не было в характере Аказы. — И как давно ты с Узуем? — как бы между делом уточнил он, вычищая на песок внутренности очередной птичьей тушки. Сенджуро сидел рядом, старательно ощипывая перья, а Кёджуро увлечённо сдирал кожу со змей. Оба эти занятия были куда менее замысловатыми, чем разделка добычи. Генье пришлось поступиться своим обещанием обучить Сенджуро искусству свежевания, потому что с непривычки мальчик очень мешкал, а им не стоило слишком уж засиживаться на берегу. — Давно, — коротко ответил Генья, не переставая орудовать кинжалом. Как и ожидалось, всю свою многословность канонир растерял, стоило с ним заговорить кому-то, кроме Сенджуро. Аказа самодовольно хмыкнул про себя и кинул тушку в ведро с рассолом. Солёная вода не позволила мясу погрузиться на дно, и оно закачалось на поверхности, блестя светлым боком. — Малой говорил, ты раньше на торговом судне служил помощником кока. Как так из кока в канониры? Или где-то в другом месте научился охотиться и готовить? — В другом, — ответил Генья только на последний вопрос, не удостоив собеседника и мимолётным взглядом. — Странно, что с такими навыками ты не пошёл в этом деле дальше, — Аказа хлопнул ладонью по краю ведра, намекая на столь нестандартный способ вяления мяса. — С чего вдруг в канониры-то подался? Надеюсь, не потому, что прошлая команда перетравилась? Это была шутка, разумеется, и каждой интонацией голоса Аказа постарался дать это понять, однако Генья всё равно посмотрел на него волком. Правда, узнать, собирался ли он что-то ответить или нет, так и не довелось. — Аказа, — вдруг позвал Кёджуро, протягивая ему обмякшее змеиное тельце, сейчас больше похожее на облезлый толстый шнурок. — Я, кажется, что-то неправильно делаю. Поможешь? Аказа, конечно же, помог. И даже позволил хитрому нингё занять себя разговором, к которому очень скоро подключился и Сенджуро. Но это мало что изменило. Если Аказа задался целью чего-то добиться, его уже было не остановить. — Генья, а, Генья? — вновь обратился он к канониру, когда они погрузились в лодку и поплыли обратно к шхуне. Ни вёсла в обеих руках, ни изрядно потяжелевшая лодка, которую ему теперь приходилось этими вёслами толкать, не удержали пирата от того, чтобы предпринять новую попытку разговорить нелюдимого канонира. — А у тебя тоже есть какие-то планы на Солнце Морей или ты помогаешь своему кэпу просто так, по доброте душевной? — Нет у меня никаких планов, — буркнул тот, поправляя крышку на одном из вёдер, в которых теперь выдерживалась их добыча. — Да не может быть такого! — Аказа весело подмигнул ему, но мысленно поставил очередную галочку в своём длинном списке подозрений. — Всем в этой жизни что-то нужно. Колись давай. — У тебя ведь тоже нет никаких планов на Солнце, — напомнил Кёджуро о разговоре, который буквально вчера состоялся между ними в пещере. — Или меня больше недостаточно? Вспыхнувшие как один, Сенджуро и Генья обменялись молниеносными взглядами, после чего принялись смотреть куда угодно, лишь бы не на своих соседей по лодке, которым смущение оказалось чуждо. — Ну так ты-то есть только у меня, — расплылся в коварной улыбке Аказа, слепо клюнув на очередную уловку нингё, который вновь спас Генью от неудобных вопросов. — Это другим повезло меньше, потому и спрашиваю. Из лодки Генья вылетел первым, прихватив с собой оба ведра, и под предлогом того, что нужно закончить подготовку мяса, умчался в камбуз. С тех пор Аказа парнишку не видел аж до самого вечера. Да и некогда ему было рыскать по кораблю и устраивать допросы с пристрастием. Узуй, который утром подчёркнуто кичился тем, что в помощи не нуждается, загнал пирата на ванты, едва тот на борт ступил, и запряг помогать с такелажем… тоже аж до самого вечера. Аказа не возражал. Напротив, с удовольствием взялся крутить парусные снасти и крепления, меняя истёршиеся на новые, лишь бы занять чем-то не только руки, но и ум. Потому что… может быть, совсем немного, в чём-то, но не во всём, Кёджуро был отчасти прав. Стоило Аказе хотя бы начать думать в направлении их общей проблемы и главной цели, объединивший два корабля, как в памяти всплывал образ капитана Кибуцуджи в момент, когда он понял, что его старпом стал для него бывшим в самом худшем и неожиданном смысле этого слова. То единственное, в чём Аказа был за всю свою жизнь хорош — служба старшим помощником капитану «Паучьей лилии», — разбилось, как обветшалая лодчонка о прибрежные рифы. И так как восстановлению она не подлежала, Аказа изо всех сил пытался сейчас доказать себе, что есть и другие вещи, в которых он может быть полезен. Да, из него вышел неважнецкий сын, который не уберёг отца, отвратительный капитан, который погубил несколько кораблей и команд, и, по итогу, далеко не идеальный старпом. Но он всё ещё был опытным моряком, которому не нужно было по десять раз объяснять простейшие вещи и который понимал, что делать дальше, ещё до того, как Узуй успевал озвучивать новую команду. А ещё… Ещё он мог приглядывать за Сенджуро, чтобы тот не стал жертвой довольно жестокого и непредсказуемого мира людей. Чтобы всякие мутные типы не воспользовались этим наивным ребёнком, прознав о том, кем он является и какая сила в нём скрывается. Затаив дыхание, Аказа едва ли не прилип к двери, которая пусть и была закрыта, но в вечерней безветренной тишине раздававшиеся внутри камбуза голоса были слышны хорошо. Вообще он спустился сюда убедиться, будет ли готов ужин к возвращению Узуя и Сумы, которые недавно отправились отвозить Мудзану лекарства. Но, оказавшись перед дверью и услышав взволнованный голосок Сенджуро, Аказа замешкался и весь обратился в слух, припав ухом к дверной щели. — Разумеется! — торопливо заверил юный нингё и принялся оправдываться. — Мне и в голову не пришло, чтобы ты просил Солнце наладить ваши с братом отношения. Но… — он замялся, и Аказа пусть и не видел, но отчётливо представил, как мальчик потупил взгляд. — Не знаю… Может, ты бы мог попросить его наставить тебя на верный путь? Подсказать, что делать? Помочь понять, как себя вести… — Да знаю я, как себя вести и что делать, — перебил Генья. Что-то звякнуло. Кажется, это половник задел стенку котелка. — Я должен доказать ему, что не слабак, поэтому и… — Чего это ты тут? — вдруг прошептали сзади. Аказа — в унисон с собственным сердцем — аж подскочил на месте. Он с таким усердием вслушивался в происходивший за закрытой дверью разговор, что утратил бдительность и совершенно не заметил подкравшегося Кёджуро. Приложив указательный палец к губам и чуть шикнув, пират вновь припал к шершавому дереву, надеясь, что не пропустил ничего важного и что никто по ту сторону не заподозрил неладное. К счастью, голоса в камбузе не стихли. К несчастью, то же можно было сказать и о настойчивости Кёджуро. — Пойдём, — тихо проговорил он, потянув Аказу за рукав. — Подслушивать нехорошо. И я думаю, тебе самому необходимо выговориться. — Да всё у меня в порядке, — соврал Аказа, не желая уходить так просто, особенно сейчас, когда до него начало долетать самое интересное. — Тц, да ты сам послушай, там про контрабандистов речь. Ты вообще в курсе, кто это такие? Выходит, брат этого Геньи занимается контрабандой… Плохо дело. Воображение уже рисовало страшные картины того, как Сенджуро обманом завлекают на чёрный рынок, как растаскивают на органы для сумасшедших, верящих во всякие байки про нингё, и на прочие трофеи для алчных богатеев-коллекционеров всяких диковинок. О том, что Сенджуро вполне способен за себя постоять, распалённый разум пирата как-то совсем позабыл. А Кёджуро, стоявший рядом и с грустной улыбкой качающий головой, не успел этот раздутый пыл остудить, потому что с лестницы, ведущей на верхнюю палубу, послышались грузные шаги, а за ним и голос, в котором причудливо сплетались суровость и насмешка: — Надеюсь, — громко объявил Узуй за несколько секунд до того, как его фигура показалась в полный рост, — когда я сейчас спущусь, то увижу, что вы обшушукиваете, как нам подобраться к Ворону, а не обжимаетесь без штанов в каком-нибудь углу! С кислой миной, Аказа отлип от двери — внезапное появление капитана услышали даже в камбузе.

***

— Мда, негусто, — разочарованно протянул Узуй, болтая пузатой бутылью, к которой присосался под конец ужина, устроенного прямо на верхней палубе. Высказались все, но далеко не всем нашлось, что предложить. Макио была за то, чтобы незаметно вернуться в негласную столицу западных островов — порт, в котором заседал Ворон Уз, — и точно так же тайком пробраться в резиденцию барона, чтобы самим всё выведать. «Будет надо, обезвредим и выбьем правду», — завершила она свою бойкую речь ударом кулака о ладонь. Судя по тому, как активно подкивывали ей Сума и Хинацуру, этот нехитрый план они придумали втроём. Не остался в стороне и Кёджуро, подавший весьма занимательную идею — заставить Ворона решить, будто настоящее Морское Солнце не у него, а у Мудзана. Как именно этого добиться он, правда, пока не придумал, но Аказе всё равно стало совестно, что это не пришло в голову ему. Действительно ведь. Это был самый рабочий способ вынудить осторожного барона зашевелиться, покинуть своё насиженное место и, возможно, даже прихватить с собой Солнце. Проверки ради. Узуй был такого же мнения, однако в своих размышлениях он пошёл куда дальше: — Мы пустим слух. Воспользуемся бреднями, услужливо предоставленными этим вашим Доумой, — он отсалютовал Кёджуро полупустой бутылью. — Якобы, капитан Кибуцуджи рассекает моря на живом корабле, сердцем которого является «некое сокровище». А там пусть Ворон сам додумывает, в чём дело. В том, что настоящее Солнце Морей у Мудзана, или же что его Солнце потому и исполнило лишь одно желание, что у него половина артефакта. А может, он вовсе решит, что Мудзан раздобыл что-то другое, причём не менее мощное. Уверен, лапы у Ворона зачешутся будь здоров! Не говоря о том, что у него всё ещё зуб на Мудзана. — Отличный план, если бы не одно «но», — подпиравший край борта спиной, Аказа только-только отставил в сторону опустевшую плошку. — Слишком размытый итог. Предположим, нападём мы на ещё один корабль Ворона, пустим этот слушок, но барон может вновь отправить разбираться со всем свалившимся на него дерьмом какого-нибудь наёмника. Не говоря о том, что в байку с живым кораблём он вообще может не поверить. — Вот именно поэтому, — самодовольно хмыкнул Узуй, — нам нужно будет разыграть небольшой спектакль, а затем отправить к Ворону подсадного. Кого-то из нас. Таким образом, сначала выживший экипаж принесёт ему весть о живом корабле. Сенджуро, — Узуй ткнул указательным пальцем в сторону нингё, сидящего на бочке, и подмигнул своим единственным глазом. Хотя, может, это он так просто моргнул. — Сможешь снова «Лилию» поднять? — Мальчик кивнул, и капитан с широкой улыбкой продолжил. — А затем, кто-то из нас… Думаю, ты, Аказа, подойдёшь лучше всех… Короче, явишься к Ворону лично и расскажешь подробности, мол, да, корабль взаправду живой да ещё и скрывает в своих недрах чудотворный артефакт. Собравшиеся принялись задумчиво переглядываться и одобрительно кивать. И только один человек не спешил вливаться в это единодушие. Устроившийся на соседней от Сенджуро бочке, Генья выглядел совершенно сбитым с толку. Сжимая в обеих руках пустую тарелку, он потерянно смотрел то на своего капитана, то на Сенджуро, то на остальных присутствующих. Не обнаружив ни в чьём лице ответа на свой немой вопрос, он, пользуясь возникшей паузой, открыл рот, и его негромкий голос разнёсся по палубе, окутанной полумраком позднего вечера и горящих фонарей: — Что значит снова поднять «Лилию»?