Носик дирижёра

🎵

      Почему-то утренняя репетиция в понедельник всегда самая напряжённая.       Чимин старается не провоцировать никого, но, сука, этот громила с валторной сам нарывается. Вернее, он старается вывести на эмоции Чимина. Как иначе можно понять фразки типа «О-о-о, пришёл сладенький мальчик, кто б тебя лизнул только…»? Догадаться, кто среди всей этой взрослоты именно «мальчик» совсем несложно. Чим догадался. И все духовики, похохатывающие вслед за скользкими словами, конечно, тоже. Так хочется с разворота выпалить этому озабоченцу: «Не тебе лизать таких сладких мальчиков, как я! Размечтался, пузан!». Но вместо этого Чим аккуратно садится спиной к нему, раскладывает ноты и готовится.       Мин задерживается… Вроде ж вместе подходили к филармонии, делая вид, что пересеклись в парке случайно. Но это и заводит: идти в полушаге друг от друга и мило беседовать, потому что некоторые музыканты тоже с этой стороны идут к общей цели. Юнги почти всегда пользуется случаем и говорит с культурным лицом своему любимому всякие фривольности и откровенные скабрезности. Тот опускает глаза, розовеет щеками и тихо отвечает, не вызывая подозрений: «Я ведь отомщу, любовь моя…». А когда вошли в зеркальный вестибюль, им навстречу выкатился Квак и светясь, как новогодний шарик, замахал ручками: «Доброе утро, уважаемые! Господин Мин, могу я вас к себе на минуточку? Очень ненадолго, пожалуйста!», на что Юнги, конечно, ответил согласием.       Следующий этап не заставляет себя долго ждать: сейчас, когда изящным винтовым движением флейтист будет соединять части своего нежного инструмента, со стороны валторн прилетит что-то вроде: «Да, детка, да! Кому ты так дрочишь?».       Но сегодня всё пошло не по плану.       — Господин Дунг, — негромко и неожиданно порыкивает голос дирижёра прямо из-за спины валторниста, — в Республике Корея существует закон о неприкосновенности личной жизни граждан. Судя по доносящимся до меня фразам, вы пристально интересуетесь самым молодым нашим оркестрантом. Но я, как ваш руководитель, должен отметить, что явно слышу отрицательную коннотацию в ваших словах. Или я ошибся?       — Отрицательную что?.. — поперхнулся Дунг.       — Коннотацию. Можете погуглить, а можете спросить того же господина Пака. Он точно знает, что это.       Чимин благодарно смотрит в глаза любимому мужчине поверх головы своего обидчика. Ведь его уже эта ситуация подзаёбывает. Мин сказал, что в открытую конфронтацию вступать нельзя. Но вот, наконец, когда он и сам услышал, как валторнист нарывается, то не смог не осадить засранца. Однако странно, что глаза у него не злые, а скорее счастливые. Хм?       — Господа, — воодушевлённо говорит Юнги, — прошу внимания! Наш оркестр получил грант на небольшую, но очень интересную поездку. Единственное, что нам потребуется, это взять в репертуар ещё несколько произведений французских композиторов: конечно, Равеля, может, ещё Оливье Мессиана… Дебюсси непременно! И, может, сюиту из «Кармен» Бизе. Словом, меня сейчас господин Квак обрадовал, поэтому я спешу обрадовать вас: мы едем во Францию!       Ни фига себе! Франция! Это же охренеть не встать! Несмотря на то, что оркестр сплошь состоит из взрослых людей (за исключением Чимина), гомон и свист поднялся такой, словно тут деревенская дискотека, на которую приехала группа столичных айдолов! Так во-о-от почему Юнги не в полную силу разозлился на валторниста. Конечно, с такими-то новостями!       Мин выждал несколько минут этого бесчинства и постучал палочкой по пюпитру:       — Но должен вам сказать, что наш оркестр едет в составе большой делегации, поэтому я уполномочен утверждать каждую кандидатуру на поездку. Надеюсь, — ярко и понятно посмотрел он на пузатого Дунга, — что вы все будете добросовестно выполнять свой музыкальный долг и уважать друг друга. Мне бы не хотелось кого-то из основного состава лишать удовольствия от гастрольной поездки, — по прежнему светится он радостью. Его глаза горячо ласкают румяное и восторженное лицо самого любимого музыканта, с которым он вскоре окажется в городе всех влюблённых, в Париже. Понятно, что всё это клише и ерунда, но город-то романтичный.       

🎵

      — … Чимин-и, детка, они слишком взрослые все. Понимаешь, большая часть не готова это спокойно воспринимать. Вот ты, к примеру, своим родителям сказал?       Чим испуганно распахивает глаза:       — Нет, конечно, они бы не поняли! — даже пугается.       — Вот! Услышал себя? И это твои родные люди, которые тебя любят. А ты хочешь, чтоб чужие мужики, которым на тебя харкать с самой высокой пагоды, приняли твою ориентацию и зауважали выбор? У нас не такая прогрессивная мораль в стране, потерпи с десяток лет — станет легче…       — Я вообще никогда не думал об этом в нашем оркестре, всем всё было пофигу: с девушкой ты спишь, с парнем или с двумя сразу. А здесь мы с тобой даже поговорить при всех не можем, потому что все сразу догадаются, и ты можешь пострадать, так?       — Да, малыш, так…       Чим грустно покачивает остатки кофе в чашке:       — Может, вернёмся? — шепчет он, не поднимая глаз.       — Нет, милый, мы с тобой уже об этом говорили. Ведь оркестр на то и молодёжный, что вы заканчиваете академию или аспирантуру — и всё, будьте добры освободить места для следующих студентов. Ты бы через полгода уже искал себе работу. И то, что старик Пак удачно для тебя нагрел стул — это удача! — убеждает Мин. — Я не сомневаюсь, что ты прошёл бы по конкурсу во многие оркестры, но так, чтобы и я, и ты оказались в одном месте в одно время — это подарок. Да?       — Да… Я скучаю по нашим балбесам, — продолжает грустить Чим.       — А тебе ж скоро на предварительную защиту ехать, вот и повидаешься с ними всеми. Иди сюда, — притягивает к себе эту тоскливую Дудочку.       Парень понимает, что сейчас он не решит волнующую его проблему, но знает, что оседлав бёдра любимого мужчины, он сделает их маленький мир слаще, ласковее, ярче, нежнее.       Пак поудобнее мостится лицом к Юнги, мгновенно чувствуя, как между широко раздвинутых ног сразу становится горячо. Мин плавным текучим движением пробирается под футболку, оглаживая стройную талию, а Чим с наслаждением на глубоком вдохе погружает свой язык в рот дирижёра. Ласковыми пальцами он вплетается в отросшие волосы Юнги — ему очень нравится эта озорная причёска! — и затевает неглубокими покачиваниями ласкать уже ощутимо встающий член.       — М-м-м, мальчик мой, какой же ты вкусный, как тебя можно не любить?       — Вот и скажи это своим валторнистам, что ты меня любишь и что ты их поругаешь, если они будут меня обижать.       — Обязательно поругаю… — спускается он губами по чувствительной шее. — Но зато в Париже мы с тобой устроим последнее танго. Как по-французски «сливочное масло»? — забирается он обеими руками под мягкую резинку домашних шорт, целенаправленно сминая ягодицы.       — Ох… Я ещё не учил, — тяжелее дышит Чимин, — а зачем тебе сливочное масло?       — Классику кинематографа надо знать, солнышко. Сегодня же посмотрим «Последнее танго в Париже». Но кое-что я прямо сейчас, до просмотра, тебе срежиссирую. Дай-ка мне маслёнку…       … Великий Бернардо Бертолуччи остался бы доволен вольной интерпретацией своей сцены. Современные актёры тоже остались довольны свойствами размягчённого сливочного масла. Самое разительное отличие было в трактовке анального секса — согласие участников обоюдное и безоговорочное. Оба раза.       — …Кель бель вилль, — старательно учит Чимин, раскрыв разговорник, улёгшись своим животом на голый живот Мина.       — Уи, трэ бьен, — одобряет старший и более образованный, расслабленно поглаживая аппетитные ягодицы.

🎵

             Через неделю перед самым перерывом на репетицию в зал вошёл господин Квак и сдержанно дожидался окончания.       — Господа, прошу принять в нашу дружную семью двух новых перспективных музыкантов. Для грядущего исполнения «Болеро» нам как раз понадобились свежие силы. На ловца, как говорится, и зверь бежит — знакомьтесь! Наши новые оркестранты… — сверился с небольшой записной книжицей, — … Ким Тэхён, контрабас, и Чон Чонгук, ударные!       «Ёб твою ма-а-ать…», — мысленно застонал Мин Юнги, предчувствуя изменение климата как в струнной группе, так и в ударной. А там наверняка и весь оркестр опять заразят. О, мон Дьё, бедный Париж! Ведь гастроли через два месяца!       Но в глубине души он был даже рад. Особенно когда посмотрел в лучащиеся счастьем глаза любимого человека.       С дальнего конца зала хищно приближались оба провокатора, ослепляя улыбками — и прежде всего Мина и Пака.       «Ну всё, валторна, тебе пиздец. Бойся Тэхёна. И Чонгука. И меня рядом с ними», — справедливо запланировал Чимин.       

🎵