Камелия цветет среди роз

… Я достиг предела своих возможностей, и это меня пугает, мама. К тому же, ты же знаешь, я никогда не отличался особой ловкостью. Мне все чаще сняться сны, что кто-то незаметный, но быстрый, вонзается мне в шею. Мама, я знаю, что я уже пережил семь лет, и оставшиеся три года мелочь, по сравнению с этим. И я не такой, как эти страдающие идиоты, чтобы бросать все только из-за своих истерик…

Из письма Болина к семье.

На кухне горело два светилька: один за стойкой, где несколько поваров заготавливали продукты на следующий день, другой там, где ели инцы. Кэлин подошел ближе, и я увидел, что светильник стоит на одном из сдвинутых вместе столов. Правда, я не понимал зачем их сдвинули, сидело за этим огромным столом только три инца. На столе стояло несколько мисочек с местными овощами: что-то похожее на желтый салат, нечто с красной кожицей и пушистое, с огромными семечками в зеленой мякоти, что-то по форме напоминающее лампочку с оранжевыми кольцами внутри. Наиболее понятными мне были плоды, похожие на бобы, что уплетал Нелин. — Кэлин! — подскочил Нелин. Кэлин тут же заметил его синие пальцы. — Нелин, ты опять не ел мясо? Нелин тут же затих. Рядом с ним лежал на столе янец со светлой пепельной кожей и вяло поднял руку: — Ни мозгов, ни чистоплотности. Это сок от ягод аве. Но, по крайней мере, одну порцию он где-то спрятал, — его рука опустилась. Спина мирно вздымалась и опускалась. Но сомневаюсь, что он заснул. Кэлин покачал головой. Я почувствовал, как он устал от этих выходок Нелина, но в тоже время ему и все равно. Наверное, не факт, что Нелин сегодня выживет. Как и любой из сидящих здесь. Кэлин перевел взгляд от снова подползающему к ягодам аве Нелина на наставника Лилина, чьи уставшие глаза смотрели куда-то перед собой. — Кто сюда первым пришел? — но это не было вопросом. “Спящий” инец опустил одну руку под стол и достал небольшой мешочек и кинул на стол. Множество деревяшек внутри рассыпались, превращая сам мешочек в лепешку. Наставник Лилина глянул на мешок, затем прямо на Кэлина: — Я не собираюсь этим заниматься. — Дилин, это традиция, — скрестил Кэлин руки на груди. — Или может мне напомнить, как ты этим мешком Гару довел? Дилин еле слышно прорычал, одним движением надкусил себе руку у большого пальца, а второй притянул и раскрыл мешок. Его окровавленная рука опустилась в мешок. И, как только он ее вынул, подкинул. На стол упало два прямоугольника с двумя квадратными узорами. Инец с пепельной кожей поднял голову, немного повернул деревяшки лицом к себе: — Счастье, — он слегка повернул голову, — благополучие. Дилин секунду на него пялился, а затем схватил мешок. Ножки стула заскребли по полу. С рыком он кинул мешок об стол. Деревяшки рассыпалась по столу. Большая часть полетела на того, кто и расшифровал Дилину его судьбу. — Какое будет счастье, если я сегодня сдохну! — Дилин прижал руки к рукам и завыл словно зверь. Нелин помог ему сесть, а другой инец моча принялся собирать деревяшки. — Вы тут сердец объелись?! — прогремел голос Болина над всеми. Нелин вздрогнул. — Лучше бы шли спать! Инец, тряся мешком, вскочил и встал прямо вплотную к Болину, что был на две головы выше него. — А чего сам не спишь? Словно два пса они смотрели друг на друга и рычали. — Попробуй поспать, когда за стенкой бьются головой! Арлин! — сказал он, тихо смотря прямо в глаза. — Как приятно видеть, что и вы тут сердец объелись! — громко воскликнул он разведя руками. — И из-за кого! — он издеваясь поднял голову, — Дилина! Все убивается, что его подопечный слаб! — он повернул голову прямо на Дилина. — А мог б попытаться из того жирного куска мяса хоть что-то сделать! Может быть Двуединый б и сжалился! Арлин потянул его за доспехи вниз и прямо на ухо сказал: — А ты трус, что скинул свою подопечную на Кэлина! Болин тут же схватил его за горло, рука была насколько большой, что пальцы сомкнулись : — Да, но я не занимаюсь такой херней! — он опустил нерадивого инца. — Тупоголовый ,— буркнул тот, потирая горло. Болин усмехнулся и качнул головой: — Только вот умрешь ты. Если до этого Болин не напомнил о своей силе, то наверняка сейчас Арлин б накинулся, но вместо этого он до крови сжимал кулаки и огрызнулся: — Только после тебя. — Вряд ли, — пробился неуверенный голосок Нелина, и на него тут же посмотрели все. — Я имею в виду... — Вареный редис! — выкрикнула кухарка, выходя на свет с огромной тарелкой, — и от бессонницы и сил, как мясо, придаст, — она поставила огромную деревянную миску посреди стола. Часть бульена выплеснулось на стол, что она быстро вытерла тряпкой. — Садитесь, садитесь, еще устанете сегодня. Под напором взгляда женщины почтенного возраста, молодым парням... Твою же, до меня только дошло, хоть и перерывал я справочник Господина Б кучу раз. Контракт на десять лет, начинают они этим заниматься еще с пятнадцати. Самый старший Болин, пробывший здесь семь лет, далее Кэлин с его пятью, Нелин всего полтора года, наставник Лилина три года. Арлин — сверстник Нелина. Тем, кто решил переждать эту ночь у себя в комнатах… я открыл справочник на странице с таблицей имен и краткими биографиями рыцарей крови… не больше восемнадцати. И так повсеместно. Такие, как Болин, сущая редкость. А те, кто проходил эти десять лет. Я провел по нескольким именам, кому было больше двадцати пяти… Твою мать. — “Пришелец”, — Кэлин закинул себе в рот одну редиску, — “Расскажи, что было с тем Ахлином”. Я только осознал, что потерял контроль над чувствами. Но в следующий момент Кэлин дал понять, что ему абсолютно нет разницы, что меня так взволновало. А вот обстановка за столом угнетала. Казалось, что все готовы были перегрызть глотки друг другу. Будь тому причина страх перед грядущим смертным часом, или же взаимная ненависть. Только Арлин делал вид что спал. — “Наверное, надо начать с самого начала” — пробормотал я, перебирая в памяти собития легенд. Может начать с Одиссея?

***

Кэлин не выглядел несчастным, как остальные за этим столом. Но лицо было, словно вместо вареного редиса набрал полный рот лимонов. Стыда б больше тебе Кэлин, не каждый будет, как Эрос, рвя на себе кожу, потакать твоим прихотям, отводить твою искалеченную душу от мыслей о грядущей смерти. Я прижался вплотную к телу Кэлина. Эрос, не чувствовал ли ты возбуждения каждый раз, как видел перед собой не просто обнаженное тело, а все налитые кровью нежные внутренности. А душа тут прикрепилась возле самого сердца, содрогается от каждого удара. Я видел, как тонкие ниточки душ Эроса и Кэлина обвили бедное сердце. Душа Эроса лишь слегка касалась тела. Тело, прекрасное тело, Эрос, ты ведь никогда не обращал на него внимание. На кожу, сами поры, как свет проходит сквозь хрящ и сосуды уха. Ты никогда не касался чужой разгоряченной мокрой кожи, не касался губ и никогда не чувствовал нежное нутро другого существа. Ты никогда не желал растерзать каждое живое существо, отделить лапки от туловища, достать сердце, селезенку, выцедить из ран лимфу, найти черную желчь. Протянуть руки, что по локоть в крови к небу. Мы ли, среди всех тварей, всех существ, венец творения твоего, Боже? Тонкая нить моей души проскользнула к плоти между душами Кэлина и Эроса. — “Одиссей под нос бубнил бред, все вел по полю плуг и засыпал солью распаханные земли”, — нежный голос Эроса смыл с меня всю кровь. — “Паламед, даже не удостоив безумца, некогда героя, взглядом, вырвал из рук Пенелопы дитя”, — он словно старался натянуть на себя мою шкуру. — “Перед самыми копытами бросил он Телемаха”. — Но не видел я в неловких движениях Эроса себя. — “Волы остановились, Одиссей снял крестьянскую шапку и взял наруки сына”, — мне никогда не достичь такой… — “ Одиссей посмотрел на Паламеду, прямо в глаза, без тени злобы:”Не безумен я, а вот ты – тот еще безумец””, — искренности. Мое нутро охватил жар, кожу же охватил холод. Трещины на моей душе расползались. Легкие покалывания в ранах. Я вырвался из тела Кэлина. Я бежал, не видя ни неба, ни земли ни всего этого мира. Очнулся, кажется, только когда наткнулся на двух малюток. В темноте ночи этого мира и среди ветвей переплетающихся деревьев я видел лишь только тени обрамленные светом. Но даже так, я видел, как одно маленькое существо склонилось над бездыханым телом другого, похожего на себя существа. Я пожирал тебя, Schatz, как существа этого мира пожирают друг друга. Поглощал тогда каждое движение, дабы все больше и больше выводить из равновесия. Что же другое я мог сделать перед таким диковинным и красивым мальчиком? Ты был слеп и чист, словно маленькое дитя. Не было на тебе ни грязи культуры, бога, ни взрослой жизни. Абсолютно девственнен. Как было интересно видеть расплывшуюся краску на твоём лице. Наблюдать за каждым твоим мускулом. Играть с тобой, пока ты не понял, что я тот еще змей. Я помню твои очаровательные фиолетовые глаза в тот момент, когда ты понял : “Цубаки, что с тобой случилось?”. Свет перед твоими очаровательными глазами погас. Но, Schatz, его и не было. Был лишь только змей, что с каждым днем поил невинного мальчика ядом и искренне желал лишь только связать тебя и почувствовать твой кишечник, обхватывающий мой член и мольбу с твоих губ. Только, не из моего грязного мира ты родом, Эрос. Тонкий поясок и ножны сегодня особенно тяжелые. Я достал оттуда лезвие, не толще иголки, но длиною с мое предплечье. Вершина моего творения, крепчайший и тончайший сгусток чистой энергии. По началу огромную иголку было не удобно держать в руках. Я пытался сделать рукоять, но до сегодняшнего момента либо клинок получался не настолько тонким, либо легко отламывался. Сколько же возможностей я потерял, а эта малышка все ждала своего часа на полке. Я взял ее в руку и взмахнул. Несмотря на все недостатки, это воистину прекрасное оружие. Но пока момент не настал, можно и развлечься. Что же твориться у грозных янцев, пока инцы бездельничают на кухне? Я прошел мимо дедлина, мимо голого поля битвы. Первое, что я увидел, это ослепляющее сияние доспехов. Никого, кроме Императорских рыцарей, прохаживающихся мимо бараков и заглядывающих в окна. Даже если смертники смиренно отсиживались у себя в комнатках, то звон железных доспехов и блеск никак не располагали ко сну. Но никто и не думал нарушить тишину и прикрикнуть на имперских рицарей, чтоб отошли куда-то подальше и не резали глаза. Ни вид бараков, ни форма рыцарей не отличались от инцев. Я глянул на надпись над дверью одного из янцев. Их письменность очень отличалась от письменности инцев, вся округлая, с завитушками и довольно удивительно было увидеть знакомую “ка” и “ес-цет”, правда, тут это были “пе” и “но”. За неделю я уже могу свободно читать, но не понимать. Этого, по крайней мере, достаточно, чтоб прочитать именна живших тут рыцарей крови. “Илика” — но самой Илики в комнате не было, хотя и прошлую неделю она пережила. Я заглянул еще в несколько комнат. Отсутствовало пять янцев, хотя, опять же, они пережили прошлый смертный час. Сначала неизвесные призраки у инцев, теперь и пропажа янцев. Не надо было мешать Господину Б лить воду и ублажать себя справочником. Хотя пусть даже то и вправду призраки, а тех пять янцев пустили на мясо. Повезло местным рыцарям. Императорские попросту выполняют задачу полиции, или охранников, Рыцари крови… по крайней мере знают, что умирают они не за родину, а за жизненно необходимое мясо и сами же мясом и станут. И нет тут ни танков, ни бомб, ни банальной гранаты. Лишь только меч и собственные крючковатые ногти.

***

Улица покрылась рассветной голубой дымкой. На кухне сидело намного больше инцев. Арлин и Нелин давно встали из-за стола и подсели к своим одногодкам. Их стол ломился от количества существ, разговоров и смеха. Кажется, я мог уловить и женские голоса, правда, со стороны и не скажешь, кто есть кто. В этом мире у женщин росла грудь исключительно, когда наставала пора кормить ребенка. Бедра тоже не отличались, поскольку ребенок вынашивался в сумке на животе. Да и если смотреть, то… у Болина самые большие бедра. Сумки в любом случае отсюда не было б видно, а так еще и доспехи. Волосы же у всех были пострижены практически под корень. Тут только посылать Цубаки заглядывать под одежду. Кэлин прервал мой рассказ: — “Разве не глупо давать решать смертному, кто из богинь прекраснее? Не разумнее дать это богу красоты?” — “Так Афродита богиня красоты”. Кэлин немного подумал, затем вздохнул: — “То есть, суть этого спора не заключается в том, чтоб выяснить кто по правде прекраснее всех”, — Кэлин взял очередной редис, я же заметил, как Болин старается подсунуть под руку Дилину, хотя б, салат. Неожиданно от него видеть такого рода заботу — “а заключается в том, какими уловками заполучить это яблоко?” — Кэлин повертел овощем в руках а затем лишь откусил. На такой вопрос я мог только почесать голову. Поняв, что не совсем понимаю его ход мыслей Кэлин продолжил: — “Афродита богиня красоты, она знает, что такое есть истинная красота, но она может не являться истинной красотой”. — “Но она ведь богиня красоты…” Кэлин быстро бросил: — “Значит, сейчас не, сижу не стуле, а на инце, что этот стул сделал, Пришелец”. — “Тогда, получается, она все же может быть прекраснейшей. Но, Кэлин, она не может решать, поскольку тоже участвует в споре. Тогда, разумно отдать этот вопрос кому-то со стороны, пусть и смертному”. — “Но не разумно спорить из-за какого-то яблока и предлагать вознаграждения смертному за правильный выбор! Пришелец, и это реально те боги, в которых верят в других мирах?” — “Ну, вполне разумно, что обладая чем-то одним, те боги не обладают другими качествами. Вот допустим: Афродита— богиня красоты, Гера — семьи, а Афина — мудрости”. — “Очень мудро ссориться из-за золотого яблока, из-за золотого мяса и то мудрее было б!” Смех напал на меня. Кэлин так напоминал мне одну мою бывшую в этом вопросе. Правда, та была против любых богов. Считала, что это только путает разумных существ и часто дискутировала об этом с Господином Б. Интересно, с кем оказался б согласен Кэлин. — “Неужели я не прав, Пришелец?” — “Я не знаю”, — все еще улыбался, — “я вырос в мире, где не было понятия о Боге” — “Глупость”. По воздуху прокатился звон. Наставник Лилина быстро встал, едва не роняя стул и ушел. Компания одногодок Нелина, насколько торопливыми не были, как будто приклелись к столу. Кэлина же ничто не держало, и он пошел за Дилином и Болином. Они пошли к Дому развлечений, и не успели Дилин, Болин и Кэлин вступить на порог, как их подхватила толпа служанок, облила водой, натерла мылом так, что кожа покраснела, и смылила горячей и холодной водой, за что одна из служанок получила от Болина по лицу. На удивление, большого визга не было, и их попросту вытерли словно тарелки и выдали чистую красную одежду. Она выглядела, как неприталенное платье с множеством угловатых орнаментов. Я засмотрелся на то, сколько оттенков красной нитки тут использовали. Правда, Кэлин не дал расмотреть, тут же одел его. — “А что делает Цубаки все время?” — спросил Кэлин, выйдя из дома развлечений. Мы шли куда-то на холм по тонкой тропинке, вдоль стены, росли переплетенния местных растений, а большего я сказать не могу. Я полностью потерялся, как только из виду пропали здания. — “Наверное, он сейчас по ту сторону дедлина и учит янский язык”. Я почувствовал его раздражение. Ну, конечно, тот еще извращенец и просто учит янский язык. Такого быть не может... — “Кэлин, да вполне возможно, что где-то там он на кого-то дрочит”, — я за эти семьсот лет так к такому привык, что даже и не мог сказать плохо ли это. — “У него нет повода перевоплощаться и… делать такого рода вещи”. — “Как будто для такого должен быть повод”. — “Я с ним семьсот лет знаком, и хотя, и я не знаю, что творится у него в голове, но я точно знаю, он никогда не сделает что-либо, что может помешать нашему заданию”. — “Ты даже не знаешь, кем он был до того, как он умер. Пришелец, я без понятия, чего ты наелся, но ты не можешь отрицать, что он от скуки может сотворить все, что угодно”. — “А я знаю, что он тебе кое-кого напоминает. Цубаки ужасен — да. Кто знает, что у него в голове — да. Но есть вещи, которые он делать не будет. Я могу лишь предполагать, почему, но не будет”. — “Хорошо, значит извращенец попросту большой шутник”. Большой шутник. Семьсот лет… Я уверен, Цубаки, которого я знал до того, как он изменился, надоела б такая долгая шутка. Я бывало представлял, что проснусь одного дня и увижу того самого прекрасного Цубаки с выглаженой рубашкой, застегнутой щеринкой и очередной чудаковатой, но прекрасной прической. Или, может быть, это все какой-то затянувшийся сон. Но слишком много лет прошло, слишком много чего я поведал, а Цубаки все оставался таким же. Теперь, я сомневаюсь, что очередное его резкое изменение меня обрадует. “Эрос,” — смотрели на меня тогда его красные, словно кровь, глаза. Не бывалого огня, ничего я не мог сквозь них разглядеть, — “разве что-то изменилось?” Ничего. Что до этого я не знал, каков мир видеться его глазами, что сейчас. Из-за гущи деревьев выглянул маленький домик, весь расписан местными угловатыми узорами. Из дверного проема в небо сдымал белый дым. По размерам его не сравнить с Домом развлечений или кухней, оглядываясь на тот шлейф из янцев, что растянулся вдоль всей тропинки, я сомневался, что все они поместятся внутри. — “Кэлин, я подожду на улице, пока вы проведете ритуалы”. — “Ты должен зайти. Тем более, что тот изращенец врядли осмелиться предстать перед лицом бога”, — последнее он едва произнес. Болин, Дилин а затем и Кэлин перед тем, как зайти в храм, обтрусили свои ноги, и лишь после переступили через высокий порог. Болин заходил боком, уж очень узкий был проем. Внутри темно и пахло жеными травами. Кэлин полной грудью вдохнул дыма, я почувствовал резкое спокойствие. Тут же ослабил связь с телом Кэлина. Наркотики, естественно. По моему телу прокатилась дрожь. Скорее всего, в ритуалах используют не опасные вещества, просто что-то успокаивающее и поднимающее настроение. Я не чувствовал, что у Кэлина галлюцинации. Но я все же решил укрепить связь с телом Кэлина, на всякий случай. — “Пришелец, тебя не собираються тут съесть и меня тоже”, — усмехнулся Кэлин. — “Неужели в других мирах не вкуривают травы.” — “В том и дело, что выкуривают” — перед мной предстал образ моей бывшей, что курила трубку. Лишь только несколько слоев полупрозрачной ткани покрывали ее тело. В отличие от всех остальных, ее лицо я совершенно не помню, не удивительно, ведь несколько лет она меня… травила. Последний инец зашел и закрыл за собой дверь. Храм погрузился во тьму, только светильник освещал небольшую платформу на которой стоял священик и большой котел из, которой подымался столп белого дыма — курильница. Тут мой взгляд зацепился за ярко красные кончики пальцев, что еле касались ореола света. Священник начал что-то бубнить себе под нос, но на это я не обращал внимание. Я пытался всмотреться в тьму и разглядеть отпечатки ладоней. Возможно, это игра теней и этот ритуальный дым, но мне казались они вот-вот вспорхнуть. — “Нечего там ловить, Эрослин”,— тихо прозвучал голос Кэлина. Тут я почувствовал шероховатые пальцы священника, что вычерчивали что-то на лице Кэлина. Мой взгляд упал на ярко красную мерцающую смесь в чаше. Священник макнул пальцы в чашу и оставил несколько точек на шее Кэлина, а затем, ловким движением руки, отвязал от своего пояса один мешочек, мне в нос ударил запах роз, и привязал к доспехам Кэлина.