Камелия цветет среди роз

Сына империи, что наиболее выделился своими способностями, после достижения совершеннолетия забрать и отправить в Орывокёкю, и обучить всему, что потребуется для служение императору.

Указ десятого императора Орыкы Мудрого.

  После своего неудачного падения я сразу провалился в сон. Полное ничто. Ни света, ни тьмы, ни звука и ощущений. Но затем я ощутил нежные прикосновения к своей талии, к своему лицу. Тот, кто это делал, казалось, был мне знаком, но я не мог понять кто. Я все  еще был ослеплен. И тут, резкий удар прямо по ядру души. Я вскрикнул и развернулся лицом к нападавшему. Я навострил уши, ощущения, в руках сжимал меч. Я не знаю каким образом мне удалось материализовать меч, судя по рукояти, тот самый меч, что и в прошлый раз. Я слышал трепетания крыльев, но никакой энергии. Но почему-то мне казалось… Нет, я знал, что этот змей такая же душа, как и я.   Я медленно опустил меч.  — Змей ,— начал было я, но он взмахнул крыльями.  Что-то посветило мне в глаза. А затем я поднял голову на окна, украшенные мозаикой, на странные лица в разноцветных накидках и с круглыми головными уборами. Я зацепился за изображение некой женщины в платке, что держала в руках ребенка. На вид ребенку было где-то лет десять, но он был не больше годовалого. Как будто каждая деталь была слишком. Слишком большая голова, слишком маленькие руки, слишком тонкий и длинный нос.  Меч стоял возле меня, спертый рукоятью на деревянную скамью, хотя на самом деле намертво воткнутый в пол между двумя дощечками. Для чего, змей, ты сделал именно так?  Под скамьей я увидел маленькие неугомонные ножки. Я поднял голову на макушку и меня пронзило осознание. Энергия… точно такая же, как в прошлый раз от того висельника. И вот, он кажется поворачивает голову на меня.    — Готтлиб, веди себя потише, — Прошептал мужчина спереди маленькому мальчику. Мальчик тут же прекратил болтать ногами. Если судить только по макушками, что отличаются лишь размером — они родственники.  Готтлиб… От имени было такое странное ощущение, не из-за смысла. К сожалению, в этом плане его имя лишь только набор букв для меня. Ощущение будто… вот именно в этом и проблема. Я попросту не мог ухватить. — По-правде, и мне тут не нравится,  — в голосе мужчины я услышал улыбку, — Смотри на маму, — мужчина показал на женщину, что сидела впереди, мальчик же лишь только краем глаза глянул на маму, — Я ничего не чувствую, — Готтлиб смотрел исключительно на отца, — лепет вот этого занудного человека вгоняет меня в сон, а эти фрески хоть и восхищают, но не менее занудные. Но глядя на нее, я понимаю, что-то там есть. Не знаю, бог это, и тот ли бог, про которого все говорит вот этот занудный человек, — он повернулся к мальчику.— Но что-то точно есть. Ты еще не поймешь этого. Я договорюсь с мамой.  — Это ее расстроит, — спокойно сказал Готтлиб.  Бог — наверное, за эти семьсот лет я так и не понял до конца, что это такое. У меня в мире такого не было. Лишь только высокие небоскребы кладбищ, где хранился прах всех умерших. Но это не то, хотя, как мне известно, Бог определял участь после смерти. Я слышал много версий: бога как создателя, или существа, что смог победить в схватке между равными, один или сотни, всесильное существо или то, что, как и люди, имеет свой предел, смертный или бессмертный. Я слышал людей, что после попадания в грань, оставляли своего бога, поскольку то, что они увидели, отличалось от того, что должно было случиться, я видел людей, кто уже на грани меняли бога, или тех, кто утверждал, что бог лишь плод воспитания и культурных явлений. Я видел Господина Б, что, хоть и оставил ритуалы своего мира, кажется, всегда был с одним и тем самым богом.  Но сам я лишь только предполагаю, что имеют ввиду другие, говоря про бога.  Я ещё несколько раз пытался безуспешно достать меч. После расслабился и под бормотание начал разглядывать Готтлиба.  Наверное, такое часто говорят про в будущем ужасных людей, но, глядя на него, и не скажешь, что он погубит множество людей. Даже несвойственного для детей терпения не было, напрасная трата времени тут становилась зудом. Почему ты мне снова снишься? И кроме того, не просто снишься, да ведь тут есть. Как нас могло закинуть в один и тот же сон несколько раз под ряд? Впрочем, не то, чтобы я против, это место приятное. Тепло, и лучи тут так преломляются, что, кажется, я могу ухватиться за них. Это хороший сон. Готтлиб. Я расслабился. Меня снова окутало то странное ощущение, но было слишком хорошо, чтоб хоть как-то обращать на это внимание.     Сквозь веки я увидел, как маленькая фигурка резко замерла и повалилась на бок.   — Мужчина, ваш сын, — вскочил я. Только вот теперь прямо в лицо летела окровавленная когтистая рука. Это был не Болин, Кэлин с легкостью перехватил руку. Мне ж захотелось тошнить.    — “А вчера тебя не тошнило”,— Кэлин резким движением сломал другому руку, — “Не ожидал тебя так скоро”. — “Сон редко выходит за определенные рамки. Ты наши тела спрятал?” Кэлин сплюнул скопившуюся во рту кровь. Другой же, несмотря на повишую руку, продолжил обороняться.    — “Конечно, ведь мне нечего делать, только измазаться в вашей крови и натравить на себя псов”. Тут, в ходе драки Кэлин глянул на землю. От количества засохшей и свежей крови меня чуть не стошнило, и в тот же момент я отделился от Кэлина.  В сторонке я начал перебирать все книги, что выдал мне Цубаки, и там был один учебник янского, для Сынов империи, что, под заботливой рукой Цубаки, превратился в учебник инский и некоторые шалости для Эроса. Уж не знаю, нужно ли молодым Сынам империи слово “член”, но явно пририсованые к гравюре инца два огромных кружка и огурец, и неровная стрелка к слову, давали понять, что это авторское дополнение.  На второй же странице первым дело было дано слово “изнасилование” с подробным описанием, что это такое, уже после слово “секс”. Я с улыбкой пролистал еще несколько страниц.  Если уж разнообразных словечек он явно добился от лингвистического отдела (кажетс,я единственный отдел, который был рад регулярным визитам Цубаки. Довелось мне побывать на одной из их излюбленных игр “888 омонимов к слову вагина”). То вот дополнительные гравюры явно достояние Заскакиловки Цубаки.  Несколько лет назад новоиспеченная главный библиотекарь Великой Библиотеки вынесла предложение распустить шестой отдел библиотеки, тоесть порнографический. Заявленная причина была в том, что отдел не нес цели образование и был оплотом влажных фантазий разумных существ из разных миров (именно такая формулировка была использована в заявлении). А настоящая была в Цубаки, что доставал всех своим самоудовлетворением в любых секциях библиотеки, кроме детской. С ним пытались бороться, запутывая библиотеку и всячески перемещая шестую секцию. Даже сопровождали его от входа и обратно.  Не прошло и пары часов после публикации предложения, и библиотеку охватил огонь. Кого б я не спрашивал, никто и не понял, как это произошло. Вроде как в обход бюрократии библиотекари хотели изолировать шестую секцию и после отделить. Неизвестно, кто первым потом пришел: религиозные-консерваторы, или те, кто пользовался шестой секцией ,кроме Цубаки, или же третьими были те, кто был против убирать шестую секцию. После точно раздался взрыв — сбежалась толпа. Кто просто почесать кулаки, кто спасать своим труды и любимые произведения.  Цубаки же в это время… В стороне наблюдал, и я не хочу говорить, что он делал, думаю, вы поняли.  Насколько я знаю, практически все в шестом отделе было уничтожено. Помогло ли это с Цубаки? Ну, теперь проблема Цубаки в шестом отделе переросла в Цубаки в девятом отделе. Ведь там, среди необработанных данных, он выискивал всякие пошлости, для своей заскакиловки. И из всеобщей проблемы это превратилось в проблему историков и архиваторов. Первым приходилось иногда заглядывать к Цубаки, поскольку оказалось, что образы секса в культурах используют в совершенно неожиданных местах.  Одна из моих подруг сначала три недели жаловалась на то, что полностью не может восстановить вид храма, поскольку чего-то не может найти. После, в порыве отчаяния, она зашла в Заскакиловку Цубаки, тот ей вынес тону гадчайших искусственных членов, среди которых оказался один каменный, от храма. Оказалось, что в том мире таким образом отгоняли от девственных монахов развратных демониц, в женских храмах по такой же логике висели вагины. “Вот и думай, кто более озабоченный: мои девственные монахи или Цубаки!!!” — она тогда так смеялась, что аж плакала.  Цубаки. Его глаза. я помню, как огонь в них маних меня, словно мотылька. Он казался мне тем самым богом: светлым, величественным и таким недостижимым. Я ловил каждое его слово. Да я был попросту одержим. Но тут он изменился. Стал совершенно другим — пошлым и неряшливым созданием. Человеком, что дрочит на то, как горит библиотека.  “Эрос, тебя не возбуждает хаос?” — заприметив меня, тогда сказал он. Его покрытая волосами, словно шерстью, грудь вздымалась, его глаза… они все такие же темно-красные, но почему мне кажется, что они скрыты за коркой застывшей крови?  Что твориться в твоей голове? Кто ты есть Цубаки? Я задавался этими вопросами с тех пор, как он изменился, но знал ли я Цубаки до этого? Иногда мне кажется, что тот Цубаки иногда пробивается наружу. Но, как что-то может пробиваться наружу, если это один и тот же человек. Нет разницы, далек он от меня как бог, или как даймон. Его по-настоящему никто не знает, не смотря ни на что, он этим вполне доволен.    Не важно. Я принялся изучать иньский язык. Не скажу, что я до этого проявлял особые таланты в изучении языков… Тут я кажется совершенно безнадежен.  И вот сижу, перед мной текст, что Кэлин заботливо предоставил, чтоб Цубаки не занес какой-то “больной литературы”. Говорить ему про то, какой у меня прекрасный учебник, я не стал. — “Неужели это настолько сложно?” — спросил Кэлин в очередной раз перелистывая меню, большая книжка из дощечек, переплетеных толстой ворсистой веревкой. Ее много раз перемешивали и перевязывали. Где-то даже просто откололи часть страницы и привязали снизу маленькую дощечку.  — “Что ж, можем поменяться” — небрежно кинул я, глядя на то, как Кэлин вычеркивает очередное блюдо, и на свой текст. Как можно быть настолько простым языком и настолько сложным.  Кэлин просопел, расслабив спину.  — “И что же ты предлагаешь, пришелец?”  — “Для начала успокойся”,— рык начал прокатываться по горлу Кэлина. — “Ты все равно не знаешь, что ей нравится, и это не изменится, проведи тут пол дня”  Кэлин прорычал, одним движением перечеркнул все, что было до этого, и записал пять названий из разных частей деревянной книжицы. Отдал листок молодому инцу.  Тут, рядом прошел наставник Лилина и отдал молодому иньцу целую кучу чистой бумаги. Учитывая, с какой болью Кэлин выпрашивал у этого молодого упрямца второй листок, удивительно, как у наставника Лилина оказалась, по здешним меркам, целая гора. Молодой инец взял верхний густо исписанный листок, смял его и поджег.   Кэлин от чего-то задержался взглядом на этом листке. На том, как листок пожирает огонь на подхватываемом ветром пепле. Я глянул на наставника Лилина, который выглядел, как живой мертвец. Будто вместе с этой бумажкой сжигают последние кусочки его души.  Наконец, молодой инец бросил бумажку догорать в сосуд, напоминающий маленькую мисочку.     Кэлин отвернулся от огня. На него это как-то странно подействовало, уж точно я уверен, что голова его покрылась болезненной паутиной. Я хотел было попытаться его утешить, но он тут же поймал мое намерение.  — “Ничего вы не понимаете, пришелец”, — прорычал сквозь зубы.   ***  Довольно обидно, что старания детишек так выбросили. Просто сердце разрывается! Вы бы видели, как тот бедный Лилин извивался перед наставником. Какой был план! О, какой был план! Тому очкарику точно нужно было быть генералом во время Большой войны! Никакой жалости только вперед, застенчивый скотина!  Три листка бумаги с жалобой на старуху в трех местах засунули под одежду Лилина. Повезло, что деревяшки лат шумят не хуже стальных. Правда, наивно полагать, что наставник не догадался, что за важную миссию возложили на Лилина его товарищи. Кто глупее? Толстячок Лилин? Худощавый очкарик? А может сам мир? Мальчишка мнется, перекатывается с ноги на ногу, пока наставник делает вид, что занимается чем-то невероятно важным. Боже, какие важные дела у пушечного мяса?  Наставник Лилина отставил бумажки и меню, отошел от стола и уткнулся в стенку.  — Я хотел попросить немного бумаги, — Лилин попытался просунуть свою бумажку между бумажками в столбике с заказами наставника. Но мало того, это получалось несколько шумно, не профессионально, отвратительно, так еще будь маленький разбойник хоть немного внимательнее, то заметил бы, что под полузаполненным листом (что является огромным преувеличением) все бумажки пустые. Малыш, вас скоро расчленнят ужасные янцы. О малыш!   Наставник Лилина едва повернул голову: — И все?  — А... — с перепугу Лилин взял в одну руку десяток бумажек и тут же поставил назад половину, — что еще? Вы. Вы же не позволите ничего заказать. Наставник Лилина улыбнулся:  — Верно, — он развернулся к Лилину всем телом, выглядел довольно весело и даже полным жизненной энергии, для мертвеца. Наставник легкими шагами подошел к Лилину и погладил его по голове, — Главное повеселись, а то повзрослев, ей уже будет не до влюбленностей, понял?  Лилин кивнул и так и вышел, неуклюже держа бумагу. Отошел, под присмотром глаз ,подальше от бараков. Непрерывно на него лупился четырёхглазый: — Сделал? Лилин кивнул, ничего он сказать не мог. Как тут ,как будто поднялся порыв ветра и вцепился в бумагу. Лилин завизжал.  Смех и пара рук! Четыре! Я увидел! Увидел! Ха, чертовы призраки! Я вас увидел, чтоб вас! Призраки скрылись в ближайших кустах.  Остальные детишки, казалось, этого не заметили. Очкарик хлопнул Лилина по плечу:   — Духи приветствуют тебя, мой друг! — все больше и больше было у меня сомнений по поводу призраков,— Не зря у меня внутри бурлило предчусвие… — Провала! — широкоплечий сразу получил злобный взгляд оточкарика. На этот раз когти и зубы оставили при себе. Интересно, таинственный призрак и на этот раз бросился бы их разнимать?  Малышка Неру собрала несколько упавших бумажек и бросила их в кусты. Две руки схватили их.  — Я надеюсь ему, — Джеру с каплей брезгливости указала на Лилина, — больше не нужно... это... это...  — А ты думаєшь, чувства так легко уходят?  Лилин закашлялся. Очкарик еще два раза хлопнул его по спине. — Н-да, — скривилась Джеру, — Три недели осталось. — Он уже начал, если не довести до конца, могут начаться подозрения. — ой, детки, что вы говорите. Из лжи у вас только подсовывание бумажек старшим с большими, как у новорожденного глазами.  И вот такими глазами Лилин смотрел на Джеру и умолял о прощении. Что же такого стояло на коне, что этот молодой человек не придумал ничего лучше истории однобокой любви. В какие интересные вещи иногда попадает молодое поколение.  Джеру со злостью ткнула в Лилина пальцем:  — С этого дня будешь всегда с нами.  ***   Язык инцев не сложный... Если только начинать его учить. Шестнадцать букв, слова почти никогда не превышают двух слогов, прямой порядок слов, полное отсутствие знаков препинания и пробелов.   — “Калин есе”, — Кэлин уже улегся на кровать и все невольно наблюдал за моими стараниями, попутно поправляя, — “Когда не надо, ты все сливаешь в кучу, как возможно так читать?”   — “Довольно непривычно читать что-то совсем без знаков препинания” — улыбнулся я, оплакивая свои пустые старание.  Кэлин немного помолчал, пытаясь понять, что я имею ввиду, затем спросил:  — “Зачем писать что-то помимо букв?” — “Например, пробелы полезны, чтоб я все не сгребал в одну кучу” — попытался осторожно объяснить, но почувствовал, как по горлу Кэлина прокатился рык.   — “Пришелец, когда-то меня учили читать на том же языке, что и сейчас тебя. Отсутствие твоих знаков для идиотов, не делает наш язык настолько сложнее. Продолжай”. Пока Кэлин не заснул, я все продолжал читать, а он поправлять меня. А после, я отложил текст, поскольку без Кэлина с ним справляться практически невозможно.  Завтра уже шестой день, послезавтра смертный час. Одна неделя почти прошла, осталось три.  Что ж, не время унывать!