Запах моих кошмаров

      Сакура стояла перед дверью, и, прежде чем открыть её, она отчего-то присмотрелась к ней повнимательнее. Дверь эта казалась вратами в царство мёртвых. Тяжёлой, словно она несла на себе грехи всего человечества. В свете клонящегося к закату солнца дерево, из которого была сделана дверь, казалось старым и изношенным. Ей подумалось, что это хорошо отображает её владельца. Отбросив эти мысли, девушка постучалась в дом и, ожидая приглашения, стала активно обмахиваться руками, пытаясь отогнать надоедливую жару. Рядом с дверями росла потрясающей красоты глициния, которая не источала совершенно никакого запаха, хотя Ино рассказывала, что это дерево называют «сахаром природы» из-за его яркого аромата. Но из-за этого неистового пекла пожухли все соцветия на этом благородном дереве, и оно в своём поклоне чем-то напоминало её, измотанную пеклом, а его чуть колыхающиеся ветви, как и она, стремились урвать хотя бы немного прохлады. Услышав его шаги, Сакура расправила плечи и поправила бретельку, прилипшую к телу. Посмотрев на пальцы, Харуно выругалась, ведь на них остались красные следы. И всё потому, что даже ткань её вещей протестовала против высокой температуры.       Когда Итачи приоткрыл дверь, она заметила, что выглядел он скверно. Прошедшая ночь не пошла ему на пользу, как и все предыдущие. Тени под глазами словно стали глубже, или это была просто игра света. Сам он выглядел настолько уставшим и обессиленным, что волей-неволей стоило задаться вопросом: а как он вообще способен стоять. В голове Сакуры тут же замелькали её записи из карты Учиха, которые и подталкивали к этому вопросу. Мужчина, до этого момента смотревший себе под ноги, наконец обратил на неё внимание. Его взгляд буквально на несколько секунд остановился на области её живота или груди — она не могла сказать точно. Зато отчётливо увидела, как его кадык дёрнулся и он словно собрался с силами, чтобы оторвать взгляд.       — Госпожа Харуно, — он чуть прикрыл глаза, слегка наклоняя голову вперёд, отходя в сторону и пропуская её в дом. Она так же поприветствовала его в ответ, упиваясь прохладой, которую ощутила кожей, пройдя внутрь.       — Как вы себя чувствуете? — аккуратно положив сумки на пуфик, спросила девушка.       — Хорошо, — коротко ответил Итачи, а она всё следила за его встревоженным взглядом. Как и в первую их встречу в этом доме, он был словно напуган чем-то, и, кажется, она понимала, что было причиной. Несмотря на то, что в её сумке всегда был одноразовый халат, она подумала, что для исследования было бы лучше оставить раздражитель на месте, чтобы проследить за тем, как и при каких дополнительных факторах он будет реагировать. Да, судя по всему, ему было неприятно смотреть на красный цвет, но она не сможет получить никаких данных, если будет ограждать его. Она пришла сюда, чтобы найти ответы, найти решение, а избегание — не лучший путь для исследователя. Она по-прежнему вела себя осторожно, но теперь смотрела на него иначе. С открытым интересом. И он увидел эту перемену. Увидел, с каким вызовом Сакура обводит его взглядом, как прямо следит за его действиями, за движениями, за реакцией и мимикой. Он видел это и не мог понять, что изменилось. Ему слабо верилось в то, что прошедшая ночь на это повлияла. Ведь тогда её глаза говорили о страхе, а не о любопытстве. Поговорить наутро он с ней не смог, а сейчас от такого напора даже не хотел. Проведя её в комнату, он проследил, как она стала настраивать оборудование, вытаскивать какие-то препараты из сумки и весьма рьяно хозяйничать в пространстве. Сообщив о том, что ему пока не хочется спать, он оставил её и дальше орудовать мебелью, а сам отправился вниз.       Переставив некоторые вещи для удобства использования, Сакура соорудила себе небольшое рабочее место возле кровати. Глядя на постель, она поняла, что сама бы не отказалась немного вздремнуть, но, быстро приказав себе даже не думать об этом, вернулась к организации пространства. Когда рука нащупала шприц с адреналином в сумке, Харуно покрутила его перед носом, как бы взвешивая «за» и «против». Цунаде была права, она не спрашивала разрешения, она для себя уже всё решила, поэтому и взяла эпинефрин. Она была опытна и экспертна в вопросах медицины. Ещё перед войной она поставила перед собой цель быть полезной, быть нужной. Точнее не быть ненужной. В глубине души Сакура знала, что развивала в себе эту способность только для того, чтобы быть замеченной и полезной лишь одному человеку. Но с годами поняла, что то, чем она занимается, гораздо больше и важнее, чем Саске. Это помощь не одному только сердцу. Это не только одна спасённая жизнь. Война показала ей это, доказала ей. И всё же это откровение не сделало её счастливой. Ведь любовь, которую она так ждала, не пришла. Любовь, которую она с такой страстью желала, не стала её. Но страсти, которой было полно сердце, нужно было найти выход, и она нашла. Исследовать неизведанное, касаться ещё большего количества сердец и жизней. Освещать путь тем, кто даже и не надеется вырваться из тьмы неизвестной болезни. Это стало её страстью. Решаться идти той дорогой, которую остальные избегают, довольствуясь тем, что лекарства нет. И сейчас, глядя на шприц, Сакура знала, что путь, который она выбирает, это то, на что бы не решился любой другой на её месте. Но она, благодаря Итачи, сможет помочь тысячам.       Закончив со всеми приготовлениями, Харуно обратила внимание, что провозилась дольше ожидаемого, а хозяин дома всё ещё не явился. Предполагая, где его найдёт, она вышла в сад, но, к большому удивлению, его там не оказалось. Не торопясь покинуть это место, она решила осмотреться, пока последние, самые яркие лучи ещё освещали землю. Разглядывая ухоженные кустарники, она поняла, что, кроме роз, в саду нет ни одного растения, как ей казалось раньше. Пышные белые цветы ласково притягивали к себе раскрывающимся навстречу бутонами. Словно снизошедшие на землю облака. Казалось, что если она прикоснётся к ним, то провалится в их объятья и, укутанная мягкостью, никогда не захочет их покинуть. В это место действительно было вложено много сил и времени. Зачем же Учиха, записываться в садоводы? Почему именно розы? Почему именно белые?       — Нравятся цветы? — из-за спины раздался спокойной голос, медленно приближающийся из глубины дома.       — Нравится, как за ними ухаживают, — медленно повернув голову, Сакура снова нарочито улыбнулась, поймав на себе его сосредоточенный взгляд. Ничего не ответив на её комментарий, Итачи остановился на расстоянии парочки метров и старался не отводить взгляд от её лица. Харуно подметила, что сегодня его состояние при отходе ко сну будет иным, и было интересно, повлияет ли это как-то на фазы сна.       — Мы можем идти спать? — спросила она, подмечая, что он старался не подать виду, что его удивила эта формулировка.       — А я думал, вы работаете, пока сплю я, — сложив руки за спиной в идеально прямой осанке, Итачи немного нахмурил брови.       — А я думала, вы понимаете юмор, — в противовес ему она держалась очень раскрепощённо. — Но не всем это дано. Ведь так, господин Итачи?       — Абсолютно, — парировал он. — Не всем от природы дано умение шутить уместно.       Сакура смело улыбнулась ему и решительной походкой направилась в сторону дома. Но с его стороны, это скорее всего, выглядело как предупреждающая походка хищника перед прыжком. Она шла на него смело, в её движениях не было скованности или осторожности, что сопровождала её ранее. Она и сама знала это. Но не движения ног заботили её сейчас, а его взгляд, прикованный к её животу. С каждым шагом, что она становилась ближе к нему, она буквально могла видеть зарождающуюся тахикардию. Его грудь взымалась всё порывистее, а взгляд будто утрачивал сознание. Проходя мимо него, Сакура лишь слегка и, к слову сказать, ненароком коснулась его кожи своей рукой. Стараясь не удивляться слишком сильно, она заметила, что он довольно холодный. И нет, дело было не в его отстранённой манере, а в буквальном смысле холодной коже. Намного холоднее, чем обычно бывает холоден человек, когда организм, например, готовится ко сну, или же человек, который проводит всё своё время в тени прохлады.       Ставя мысленно очередную галочку, Харуно сделала ещё один шаг и тут же была остановлена. Холодная рука схватила её за локоть. Длинные и изящные пальцы Учиха настолько крепко впились в её руку, что, не увидь она это своими глазами, подумала бы, что её сковал охлаждённый металл. Ей пришлось повернуть голову, так как Итачи успел поймать её руку, когда она уже была на шаг за его спиной. Он стоял, глядя в пол, и совершенно не двигался.       — Господин Итачи, — желая поначалу обратиться просто по имени, она подумала, что это может ещё больше усугубить ситуацию. Но он молчал. Не реагировал ни на её слова, ни на то, что она сделала шаг назад, чтобы оказаться с ним хотя бы на одной линии. Каштановые волосы спадали на его лицо, создавая интригу. Что же он сейчас чувствует?       Когда Сакура сделала ещё один шаг, она заметила, как он сильнее опустил голову и сам немного подвинулся, будто стараясь держать с ней дистанцию. Право, его поведение было крайне нелогично. Удерживать её и при этом всё равно отходить. Но, если помнить о его состоянии, то всё было вполне объяснимо. Красный цвет отчего-то действительно пугал его. А страх всегда порождает одно из двух возможных последствий. Либо гипофиз вырабатывает кортизол, и человек впадает в оцепенение. Либо адреналин — и тогда человек впадает в ярость.       — Всё хорошо, — она постаралась сказать это максимально успокаивающим голосом.       — Нет.       Произнеся лишь одно короткое слово, он медленно поднял голову и посмотрел на неё. В этих чёрных глазах одновременно не было ничего и было так много всего прочего. Они казались пустыми, ведь Итачи как мог контролировал свой кошмар, но именно он плескался в его взгляде. Сакура поняла, что её эксперимент сейчас может принять очень дурной характер. Он концентрировал взгляд на её лице, но всполохи красного цвета её майки отражались злостью в глазах. Это явно не был шок. А вот на злость весьма похоже. Он злился не на неё — его провоцировала чёртова одежда, которую она специально надела сегодня. Чтобы проверить. И теперь перед ней стоял человек, которого она спровоцировала. Шиноби, который может разнести всю деревню за десять минут. Не придумав ничего лучше, она, воспользовавшись тем, что Итачи сфокусирован на её глазах, быстро освободилась из его захвата. Отскочив назад, понимая, что резкие движения и так не доведут до добра, прежде чем он потерял над собой контроль, она одним быстрым движением стянула с себя майку и откинула её в кусты. Оказавшись в одних нагрудных бинтах перед ним, Сакура чуть вытянула руки ладонями вперёд.       — Теперь всё хорошо? — она тихо произнесла эти слова и увидела, что действие произвело необходимый эффект. На место злости пришли непонимание и удивление. Учиха смотрел на неё с таким откровенным замешательством, что даже не стеснялся рассматривать её перебинтованную грудь.       — Что ты творишь? — сохраняя удивлённую гримасу, спросил он. Харуно заметила, как расслабляются его мышцы, которые всего пару секунд назад были крепче закалённой стали.       — Избавляюсь от проблемы, — чуть улыбнувшись, сказала Сакура. — Никакого красного.       Окунувшись в ещё большее замешательство, Итачи ещё несколько раз перевёл взгляд с её груди на глаза, а после сделал глубокий выдох. Будто бы выпуская тревогу, которая была готова разом выплеснуться наружу. Мужчина пробормотал что-то себе под нос — что-то о стыде и совести, — а после со словами, что ей нужно что-то надеть, отправился в дом и пригласил её пройти следом. На его лице Сакура заметила румянец, однако списала всё на адреналин, недавно заставлявший его сердце колотиться от злости. Пройдя в дом и присев на диван, который находился прямо напротив выхода в сад, девушка и сама выдохнула. Всё-таки экспериментировать с природой его психотравмы было довольно рискованно. Да и тут она была для того, чтобы поработать с сомнологической частью его болезни. Но уж больно ей было интересно, как всё это связано между собой. А без тестов до правды не докопаешься. Через несколько минут в комнату вошёл хозяин дома, держа в руках какую-то одежду.       — Вот, — он протянул ей свёрток с вещами, стараясь не смотреть на неё. — Что-то из этого может подойти.       — Спасибо, — хоть он и не видел её улыбки, но она знала, что он её услышал. Перебрав все принесённые вещи, девушка поняла, что не наденет ни одну из них. Все были либо из плотной ткани, либо с длинным рукавом, а в такую жару даже с заходом солнца она ни за что бы не подписалась провести всю ночь, обливаясь потом. — Пожалуй, откажусь.       — Ты не можешь так ходить по дому, — он посмотрел на неё, всё так же старясь смотреть только в глаза, только теперь по другой причине.       — Ага, — сгримасничала Сакура, прищуривая глаза. — Если бы я знала, что раздевание поспособствует неформальному общению, давно бы кофту сняла.       — Это… — Учиха прервал мысль на полуслове, понимая, что, кажется, весомых аргументов у него нет. По крайней мере, достаточно весомых, чтобы откатить форму общения назад. Но не тому, чтобы по его дому разгуливал полуголый доктор. — Признаюсь, я был немного удивлён. Не каждый день доктора обнажаются. Вроде, обычно бывает наоборот.       — Ну, ваш случай нетипичный, Господин Итачи, — наигранно обращаясь к нему, Сакура, совершенно не чувствуя смущения, встала с дивана и предложила ему отправиться в комнату, пока сама она приготовит ему чай. Мужчину явно не радовал факт того, что его врач наполовину обнажена, хоть он и видел, что Сакуру это не особо заботит.       — Надень, пожалуйста одежду.       — В ней жарко, — твёрдо ответила Сакура. — Не хочу мучиться от жары всю ночь.       Мужчина изучающе смотрел на неё, словно пытаясь узнать, правдивы ли её слова. А после того, как, вроде бы, нашёл ответ в её уверенном взгляде, громко выдохнул, устало потирая лицо руками. Спустив руки к узлу на своём халате, он снял его с себя, оставаясь в одних штанах. Сакура была удивлена не меньше чем Итачи, когда она проделала в саду то же самое. Не сводя с него взгляд, зачем-то отпечатывая у себя в памяти каждое его действие, она уставилась на протянутую ей юката.       — В нём не будет жарко, — продолжая словами свои действия, он передал ей халат и скрестил руки на груди.       — Мне значит нельзя, а вам можно, — продолжая поддразнивать его вежливым обращением, Харуно с подозрением смотрела то на юката, то на Итачи.       — Я у себя дома, — ответил он. — И я мужчина.       — Странные у вас нормы допущения, — она пожала плечами, ощупывая ткань. Та действительно была очень лёгкая, почти невесомая.       — Кажется, мы уже перешагнули эту форму общения.       — Мы?       — Не благородно придираться к словам, — Итачи капитулировал из этого спора, предлагая вернуться к тому, зачем они тут собрались.       Сакура, хмыкнув себе под нос так, чтобы не выдать того, что её стала забавлять такая форма общения между ними, накинув на себя вручённую юката, в сопровождении хозяина дома отправилась на кухню. В этот раз Итачи пожелал понаблюдать за тем, как она готовит чай. В глубине души ей казалось, что ему был интересен сам процесс приготовления, а может быть, он просто хотел узнать сам рецепт. Но Сакура знала, рецепт не имеет значения, главное — мастерство приготовления. Поэтому под пристальным надзором она заварила чайник и предложила перейти в место основного действия.       В комнате, в сильно приглушённом свете очертания полуголого Итачи становились чуть более волнующими, чем она могла предположить. И ей пришлось приложить чуточку усилий, чтобы не думать о нём ни в каком контексте, кроме того, что он — испытуемый. А его это даже не волновало, судя по всё более медленным и плавным движениям.       Всё повторилось, как вчера: кровать-приборы-чай. Сев на своё кресло напротив кровати, Харуно украдкой посмотрела на закрытые шприцы, лежащие у основного монитора. Пока мужчина расслаблялся, попивая тёплый чай, она в очередной раз вернулась к своим мыслям. Что-то внутри неё отчаянно пыталось докричаться до сознания. Скорее всего, это была совесть, которая упорно подсвечивала тот факт, что подобный эксперимент для него как минимум травмирующий, а как максимум — рискованный. Но эти шприцы символизировали для неё движение вперёд. Она сможет столько всего узнать, всего лишь вколов пару кубиков эпинефрина. Возможно, даже сможет сделать открытие. Сколько жизней она спасёт в будущем? Сколько людей обретут покой? Вот он, тонкий железный ключ ко всем этим возможным знаниям. Моральная дилемма завела её в те дебри, где она подошла к главному: она сделает всё возможное, чтобы, в случае чего, спасти его. Но правда в том, что даже она не была уверена, что получится. Именно эту правду она отодвигала на задворки сознания, насильно выводя на первый план все перспективы.       Заметив на себе взгляд мужчины, явно изучающего её сосредоточенные черты лица, Сакура почувствовала себя неуютно. Отчего вспомнила первое правило Цунаде: когда чувствуешь опасность — бей первой. Поэтому, разрывая повисшую тишину, она задала вопрос:       — Значит, тебе некомфортно, когда рядом находится что-то красное?       — С чего ты взяла? — ответил он, стремясь не выдавать удивления.       — В первый раз, когда я пришла в красной одежде, ты на меня напал и сегодня готов был в клочья порвать. Да и, если приглядеться, клановых гербов нигде нет, как и вообще чего-либо красного в доме.       Мужчина ещё пару секунд посмотрел на неё, а после перевёл взгляд на почти пустую кружку. Он как бы оценивал, стоило ли вообще отвечать на этот вопрос. Очевидно, ему было нелегко говорить об этом. Очевидно было и то, что красный — цвет крови, а его кошмар буквально пропитан ею. Скорее всего, кошмарное расстройство как-то сказалось на его депрессивном состоянии и интегрировалось в реальность.       — С меня достаточно крови, — тихо сказал Итачи, прикрывая глаза.       — Видеть или проливать?       — Я бы не хотел об этом говорить.       — Я твой терапевт и интересуюсь не из праздного любопытства, — она откинулась на спинку кресла, принимая более расслабленную позу. После короткой паузы Итачи всё же начал этот разговор:       — В моей жизни было много ошибок. И все они имели один и тот же оттенок. Получив шанс начать сначала, я бы не хотел иметь перед глазами напоминание о своих грехах, — слова он произносил мелодично, нехарактерный низкий голос иной раз звучал на выдохе, что придавало ему ещё большую загадочность. Сакура понимала, о каких грехах он говорит. Это знал чуть ли не каждый житель деревни. Но неужели всё было так просто? Нет, она не могла допустить такой мысли. Если бы причина его депрессии крылась в убийстве своего клана, то тогда начало текущего состояния было бы в ночь кровавой луны клана Учиха. А его проблемы начались уже в этой жизни, на мирных берегах.       — Ты не думал, что твои кошмары — это следствие пережитого? Ведь они отображают самые пугающие моменты твоей жизни.       — Не все, — он посмотрел на неё. — Брата я не убивал.       — Но был период, когда хотел, точнее, делал вид, что хотел. Кошмары — это преображённое и преувеличенное отражение того, что мы переживаем. Ты столько лет жил, играя роль, что мозгу требовалось как-то сублимировать это. Кошмары для головы — лучший выход.       — Интересно, — отводя взгляд куда-то в сторону, чуть слышно прошептал он.       — За что ты чувствуешь вину?       — Оглашение всего списка займёт у нас немало времени, но, я повторюсь, я не хотел бы это обсуждать.       — Я тоже повторюсь: не из праздного любопытства.       — Госпожа Харуно, я уже говорил тебе, я не нуждаюсь в помощи.       Чуть приподнявшись со своего места, Сакура слегка нависла над ним, не сводя с него глаз. Резче, чем предполагала, выхватила чашку из его рук и, не смотря, куда её ставит, просто отвела руку, грохнув её куда-то на прикроватную тумбочку. Нахмурив брови, она пыталась понять, что же он так упрямится и почему с самого начала не хотел даже разбираться с этой проблемой, и вот опять говорит об этом.       — Я тоже говорила, что хочу помочь, и сделаю это, — отодвинувшись назад, девушка снова расположилась в своём кресле. — Засыпайте, Господин Итачи.       Намеренно передразнивая его, Харуно даже удивилась, как забавляет её то, что для издёвок они негласно договорились о такой форме общения. Не став с ней спорить, Итачи просто принял горизонтальное положение, и какое-то время она ещё отслеживала его неровное сердцебиение. Он не мог уснуть долго, но ни разу не открыл глаза и не подал виду. Но она видела, что он не спит. К слову, ритм сердца выровнялся достаточно быстро, ведь после её экстремального приближения к нему аппарат запищал, выдавая ускоренный ритм. Только часа через два приборы зафиксировали начало первого цикла сна.       Всё было как обычно. Достав папку, чтобы свериться с записанными ранее показаниями, она удивилась, что данные совпадали почти до сотого значения. Потрясающая системность. Цикл за циклом она наблюдала, как он всё сильнее ворочается, терзается во сне, и как цикл за циклом играют кортизол с адреналином.       Шестой цикл начался тогда, когда на часах было уже почти шесть утра. Именно в этот момент Сакура сильнее прежнего насторожилась и неотрывно следила за зелёными линиями на мониторе, которые фиксировали содержание самых важных гормонов. На значении в сто сорок пять миллиграмм адреналин должен был упасть, а Итачи — проснуться. Примерно каждые тридцать секунд гипофиз продуцировал по одному миллиграмму кортизола. Сейчас отметка была на значении сто тридцать восемь. Потянувшись к шприцу, Сакура помедлила, переведя взгляд с цифр на своего пациента. Испытуемого, если быть точнее. Страх, который он испытывал во сне, так чётко отпечатывался на его лице. Хмурый и болезненный вид словно кричал и молил о помощи. Она снова перевела взгляд на экран. Значение было сто восемьдесят один.       — Да, Итачи, я сказала, что помогу, поэтому сделаю это.       Быстро схватив шприц, Сакура раскупорила иглу, сконцентрировала немного чакры в руках, чтобы слегка обезболить место укола. Вену проявлять не пришлось, так как они и без этого хорошо проступали. Помешкав перед самым вводом иглы, она ещё раз взглянула на монитор, замечая, что осталось всего два миллиграмма до пробуждения. Значение частоты сердечных сокращений на мониторе пищало от того, что показатель уже перевалил за девяносто, что было и без того высоким порогом. Она опять посмотрела на монитор, а затем снова на Итачи, пользуясь последним шансом отступить и найти другой путь. Но когда показатель кортизола был в одном миллиграмме от критической отметки пробуждения, в голове будто бы что-то щёлкнуло, и она быстро ввела иглу, а затем и препарат. Вынув шприц, Сакура бросила его на полку рядом с монитором, а затем схватилась за тот обеими руками и стала следить за адреналином.       Когда кортизол перешёл пограничную черту, адреналин держался и не упал. Первая половина теории сработала, и она смогла продержать необходимый ей уровень гормонов. Частота сокращений сердца буквально уже через пять невероятно долгих минут начала каждую секунду расти. И всего за пару минут достигла катастрофической отметки в сто двадцать ударов в минуту, а адреналин вместо того, чтобы держаться на равном с кортизолом значении, резко подскочил. Действовать требовалось быстро. Сакура приложила руки к чудовищно холодной груди Итачи. Всполохи зелёной чакры окутали её пальцы, а вскоре и область его сердца. Концентрируясь на выведении синтезированного гормона, Харуно не могла даже думать о последствиях. Всё, что ей было нужно — это опередить время, которого у неё было не больше минуты. Частицу за частицей выводя эпенифрин из крови, она слышала, как постепенно замолкала верещавшая сирена, контролирующая ЧСС. Когда Сакура закончила процедуру и разогнула сгорбившуюся спину, она с ужасом поняла, что теперь в комнате вместо перезвона аппаратов стоит гробовая тишина. Линия сердечных сокращений была ровной, монитор молчал.