Запах моих кошмаров

      Действовать требовалось быстро. Не было времени даже на обдумывание ситуации. Сердечный ритм её пациента был равен нулю, а значит, было не более пяти минут до бесповоротной смерти мозга. Чтобы набрать немного драгоценнейшего времени, она положила правую ладонь на левую, сжав пальцы, и, нащупав расстояние в три пальца от сечения груди, начала непрямой массаж сердечной мышцы. Прерываясь с чётко выверенного счёта до тридцати, она старалась придумать план, используя подручные средства. Главное было сохранить кислород в организме и запустить сердце, далее она сможет поддерживать его чакрой. Наверное, сможет. Нет, точно сможет, нельзя было думать ни о каких если. Досчитав до тридцати, она запрокинула его голову чуть назад для того, чтобы открыть дыхательный канал, раскрыла рот и, зажав нос, с силой начала вдыхать воздух, следя за тем, как поднимается его грудная клетка. И снова, скрестив пальцы, она принялась качать его сердце. На второй итерации она поняла, что кровать слишком мягкая и не прожимает грудную клетку. Благо, силы ей было не занимать, поэтому она быстро стащила его с кровати. Датчики слетали с его тела, таща за собой аппаратуру. Что-то упало, но ей было всё равно.       На полу дело шло лучше, но сердце упрямо отказывалось работать. Злость накапливалась в ней с каждый новым толчком. Этот треклятый тип будто уже давно смирился с тем, что его ожидает скорая кончина. Но она не готова была согласиться с ним. При всей его апатии, депрессии и прочих когнитивных и ментальных расстройствах, она знала, что никто не хочет умирать. Каждый человек, глубоко в подсознании хочет жить, просто иногда обстоятельства зарывают это желание очень глубоко. Толчок, ещё один. Толчок. Воздух. Толчок.       — Давай! — грозно прокричала она бездыханному телу, которое через три минуты уже нельзя будет откачать. — Рано умирать, чёрт возьми.       Только Сакура начала шестой раз вдувать воздух, как тело мужчины дернулось, а грудь начала самостоятельно подниматься. Склонившись над ним, она приложила пальцы к артерии на шее, и те радостно нащупали то, что недавно утратили. Пульс. Она с облегчением выдохнула и расслабленно села рядом с ним, громко втягивая воздух. Спустя полминуты мужчина пришёл в себя. Он словно просто спал и проснулся, оглядываясь в недоумении, замечая слегка изменившуюся обстановку. Но помимо слегка сонного, ничего не подозревающего взгляда, она уловила в нём что-то ещё. Что-то отличалось от предыдущих раз. Взгляд был более заинтересованным.       — С возвращением в мир живых, — усмехнулась девушка, потирая лицо ладонью. Встретившись с непониманием, она пояснила: — Ты две минуты был мёртв.       — Что ты со мной сделала? — Вот он, настоящий, неподдельный Итачи Учиха. Гений, моментально схватывающий всё на лету. Зрящий в самый корень. Именно так он сейчас на неё смотрел.       Признаться, Сакура не ожидала подобного исхода, а потому и не думала, что ей придётся объясниться с ним. Она рассчитывала, что сможет полностью контролировать ситуацию, и, вполне вероятно, он даже и не узнал бы, что она ему вколола. Но текущая ситуация требовала от неё разъяснений, как и его темные глаза, буравящие её. Не в её характере было что-то выдумывать. Точнее, стало не в её характере. Поэтому разумный выход был только один — говорить правду, ведь ей не о чем было сожалеть. Она подтвердила свою гипотезу, смогла спасти его даже в критической ситуации, осталось получить последний пазл. Тот самый, который изменил его взгляд.       — Что-то изменилось, да? — она подогнула ногу и упёрлась в неё рукой. Итачи медленно поменял положение и буквально отзеркалил её позу, сев напротив. Он не торопился отвечать, словно пытался осмыслить увиденное сам, для того чтобы ответить ей.       — Сон, — он потёр лоб, словно мысли ускользали от него. — Впервые за всё это время он словно стал шире.       — Как?       — Я увидел не только кисти рук, которые держали катану. Я увидел их по локти и впервые увидел ноги, — он смотрел в пустоту, пытаясь воссоздать картину увиденного. — Это уже не что-то абстрактное, это словно не что-то, а кто-то. Что ты сделала?       Он снова перевел на неё этот тяжёлый и немного суровый взгляд. Сакура не могла понять, осуждает он её, разгневан или всё-таки заинтересован. Сейчас сложно было что-то определить. Но полученная информация была для неё бесценной. Получается, психическая составляющая его когнитивных расстройств напрямую связана с гормональным циклом и концентрацией гормонов в крови. Это был потрясающий для науки случай обнаружения прямых доказательств взаимосвязи сознательного и подсознательного. Но это был только маленький шаг в самом начале пути. Сделав глубокий вдох, она начала объяснять ему данные, которые наблюдала на первых, так сказать, контрольных замерах. Подробно разъяснила ему значения его гормонов, а также рассказала о гипотезе, которую выдвинула, не касаясь пока того, что она ввела ему без его согласия адреналин. Он внимательно слушал её, стараясь вникнуть во все терминологические тонкости. Харуно знала, объясняла она очень подробно, так, что её понял бы даже ребенок, но отчего-то всё оттягивала контрольный момент.       — Тогда почему сердце остановилось? Такого ведь раньше не было, — уточнил он вновь, пронизывая её взглядом.       — Возможно, потому, что за пару секунд до падения адреналина я ввела его тебе, чтобы посмотреть, что будет при принудительном поддержании его уровня.       Он замолчал. В этот момент ей так хотелось залезть к нему в голову чтобы понять, о чём он думает. О чём размышляет в данный момент. На краткий миг её испугала мысль о том, что он разозлится, но, удивившись, отчего ей пришли на ум такие чувства, она решительно прогнала их прочь. А он всё молчал, превращая молчание в пытку. А Сакуру всё больше и больше нервировала эта напрягающая тишина.       — Я ведь не давал своего разрешения на это, Госпожа Харуно.       — Ты давал своё разрешение на то, чтобы я тебя вылечила, Господин Учиха, а значит и на все сопутствующие методы.       — То есть в следующий раз я могу проснуться не на полу, а привязанным к кровати, и это ты тоже объяснишь своими методами?       — Если потребуется, — она широко улыбнулась, не позволяя себе показать ему другие эмоции. Настоящие. Тот страх, который она от себя отгоняла. Тот странный страх, источник которого не могла найти. Он не должен был его увидеть.       — Развитие моего сна и то, что ты сделала, может быть связано?       — Определенно.       — Мы можем это повторить? — перед тем, как сказать эту фразу, он поморщил нос, словно учуял что-то неприятное. Задав ей этот вопрос, он поднялся с пола и подошёл к прикроватной тумбе, на которой стояли белые розы. Наклонившись к ним, он жадно втянул в себя их аромат, пока Сакура пристально наблюдала за его действиями.       — Не уверена, что сердце выдержит повторение этого безусловно замечательного аттракциона.       Сакура поднялась на ноги, и пока Итачи обдумывал, что ответить ей на этот выпад, она, наконец, смогла оглядеть нанесённый урон. Монитор отображения ЧСС лежал на полу, а линза, некогда целая, переливалась мелкими кусочками на полу. Если на одну чашу весов поставить его жизнь, а на вторую — этот аппарат, не такая уж и большая потеря. Посмотрев на часы на уцелевшем мониторе гормональной трансляции, она заприметила: половина четвертого. Продолжать наблюдение с аппаратами она сегодня уже не сможет, но и уйти тоже. Так как после рандеву на том свете, ей стоило бы присмотреть за ним.       — Вы как-то сказали что я напрасно поставил под сомнение вашу компетентность. Вы обещали динамику, она есть. Так что больше никаких сомнений. — Мужчина выпрямил спину и посмотрел на неё из полутени, но Сакура смогла заметить, как его пальцы перебирают мягкие лепестки роз.       — А дистанцию снова держите, или держишь? Боже, так и запутаться можно, — она подняла разбившийся монитор и с нескрываемой усмешкой продолжила: — Я не всесильная, Господин Учиха. А сердце не вечно. Это большие риски.       — Считай их условием для нашего дальнейшего сотрудничества. — Она снова что-то проворчала себе под нос, когда он в очередной раз поменял форму обращения. — Я знаю, что ты справишься.       — О, как это мило, — с грохотом поставив монитор на стол, она отряхнула руки и улыбнулась ему, не уверенная в том, что он видит улыбку. Но, по крайней мере, её голос он точно слышал. — И с чего это вдруг?       — Потому что тебе интересен мой случай. Мне теперь тоже стало интересно.       Она не могла разглядеть полностью его лица, но этот тон… он мурашками прошёлся по её телу. Такой решительный и непреклонный. Он не был пассивным и безучастным, как в начале их знакомства. Своей своевольной выходкой она словно дала ему нечто важное. Надежду. Но она никак не могла знать, что ожидает его в конце. Лечение эффективно, когда управляемо, а в его случае он был первопроходцем. Сейчас, стоя посреди этой темной комнаты, наполненной ароматом роз, она поняла, что не знает, каким будет исход. Знает лишь только путь и его варианты. Один из которых, очевидно, сведет его в могилу. Были ли другие, менее катастрофичные финалы и возможности к ним прийти. Судя по её тону, это волновало только её саму. Оно и понятно, при его форме депрессии ему трудно было оценивать фатальность своих решений. Ответственность была на ней, как на его враче. И снова мысли заводили в конфликт интересов — врачебных и исследовательских. Как же принять решение, чью сторону выбрать? Пока сама Харуно размышляла над этим, он терпеливо ждал. Но отчего-то ей казалось, будто он наперед знал ответ. Там, в госпитале, её ожидал с десяток пациентов, которых мучали проблемы со сном. Там, за стенами госпиталя, были тысячи жителей, которых мучило то же самое. И не для каждого у неё было решение. Но, возможно, эта мистическая панацея с беспрецедентной доказательной базой стояла сейчас перед ней. В глубине разума она слышала голос сомнения, голос, который лишь отдалённым и приглушённым криком тревожил её непоколебимость. Но она приняла решение, назад пути нет.       Сакура подошла к нему ближе и, не увидев сомнения в его взгляде, согласилась на его условия, выдвинув при этом свои. Он не будет требовать от неё того, что она не считает нужным. Ситуацией будет управлять она, и ей решать когда, что и в каком количестве вводить. Она врач, и пусть он согласен на всё, хоть бы даже на яд, его жизнь в её руках. Она дала слово, что теперь будет обо всём ему говорить о том, что будет знать заранее, а если же мысль придёт в голову по ходу, только взвесив все риски, она применит что-то, а после сразу сообщит ему. Условия устроили обоих. Когда они пожали друг другу руки, Харуно вновь обратила внимание на чрезмерно холодную кожу. Что было странно, ведь после такой лютой дозы адреналина, даже несмотря на его недавнее выведение из организма, циркуляция крови, которую он вызвал, должна была повысить температуру тела.       — Ложись спать, Господин Учиха, — она снова с усмешкой сделала акцент на этой вежливой формулировке. — Я послежу, чтобы твоё сердце билось.       — Осторожно, Харуно-сан, — ей показалось, что он улыбнулся, но она списала это на игру теней. — Для вас это звучит слишком мило.       — А для вас само слово «мило» неестественно, — прикрывая пассивную агрессию знакомой ему улыбкой, она подняла упавший стул и демонстративно села рядом с кроватью.       Оставшаяся часть ночи прошла довольно неуютно. Сакура не смыкая глаз следила за Итачи, то и дело проверяя его пульс, и орлиным взглядом следила за тем, как поднимается его грудная клетка. От такой чрезмерной фокусировки внимания глаза начинали болеть. К тому же сказывался недосып, который она сама начала испытывать в последнее время. Ближе к началу восьмого утра, когда прошло достаточное количество циклов, а также миновало самое рискованное для сердца время, она смогла с небольшим облегчением отправиться домой, не дожидаясь его пробуждения. Перед выходом из дома она заглянула во двор, чтобы достать майку, которую вчера выбросила в кусты. В конце-концов, не полуголой же отправляться домой. Найдя место, где она оставила майку, очистив от листвы, Харуно надела её на себя и на всякий случай накинула одноразовый халат, который был в сумке. Мало ли, он проснётся раньше и снова увидит её в красном, а ведь она пообещала ему больше подобного не надевать.       Вернувшись домой до того, как палящее летнее солнце снова начнёт сводить её с ума, она поняла, что ей нужно заполнить его карту, прежде чем она ляжет спать. Как и в любом эксперименте или исследовании, ей требовалось вести подробные записи каждой детали. Нельзя было упускать ничего, ведь никогда не знаешь, что может оказаться важным. Если она уснёт, не заполнив протокол, то после пробуждения может что-то упустить. Поэтому, вооружившись самообладанием и кружкой крепкого кофе, чтобы продлить свою адекватность ещё хотя бы на минут двадцать, она села за стол и начала последовательно фиксировать всё, что произошло. Стараясь воспроизвести всё до минуты, она вдруг вспомнила его голос. С каким требованием он разговаривал с ней. Вспомнила то, как звучал его голос при их первой встрече, при второй. Вернувшись к его карте, она взглядом нашла диагноз, который подтвердила своим почерком сама — «невротическая депрессия». Следующий — «кошмарное расстройство». Следующая строчка пустая, в которую она вписала новое слово — «тириотоксикоз», что означало избыток гормонов в щитовидной железе. В его случае это были гормоны стресс-факторов. Три таких разных диагноза, при этом связанные вместе. Но что же было в начале? Что запустило этот процесс? И все ли это диагнозы для формирование каких-то выводов? Она вспомнила холодность его кожи, то, как он жадно окружает себя запахом роз, а перед тем, как понюхать их, морщит нос. Опустив руку к ещё свободному месту в графе «диагноз», Сакура неуверенно записала «железодефицитная анемия», поставив в конце знак вопроса. Весьма логично предполагать подобное, а если вспомнить пустоту его кухни, так и вообще можно подтвердить, его не проводя анализ крови. И всё же она мысленно поставила себе галочку взять этот анализ.       Сейчас заполненный отчёт не вызывал у неё такого зудящего интереса. Скорее, больше беспокойства за это дело, которое сегодня ночью приняло ожидаемо неожиданный для неё поворот. Ожидаемый с точки зрения рисков, неожиданный со стороны её реакции. К пациентам она всегда старалась относиться, следуя правилам. Никаких привязанностей. Не позволять себе установление высоких эмпатических связей. Но отчего-то ей казалось, что в этот раз всё будет не так. И она не знала, пугало её это или же интриговало.       — Итачи Учиха, — негромко сказала она, захлопывая папку и отправляясь спать, не удосужившись даже переодеться. Время стоило экономить, так как через три часа ей уже нужно будет встать.