Запах моих кошмаров

      Сакура увлечённо рассматривала мониторы с того момента, как её исследуемый закрыл глаза. В редких случаях она отрывала взгляд, чтобы посмотреть на него, и каждый раз при этом пыталась понять, зачем она это делала. Всё, что ей было нужно, она увидела бы на экране.       В первый раз линии слежения на мониторе скакнули, когда он уснул. Первая фаза сна прошла спокойно — как и предполагалось, она длилась около полутора часов. Немногим дольше, чем обычно, но это не было сильным отклонением. В этот период его тело понизило температуру, выполняя стандартную функцию охлаждения. Харуно отдельно обратила внимание на этот показатель, так как считала, что он постоянно чувствует холод. Однако температура была в пределах нормы. Затем наступила вторая фаза сна, и вот тут началось что-то невиданное. Значение кортизола начало увеличиваться, что было неестественно для состояния покоя, а сразу после этого надпочечники стали вырабатывать и гормон второго вида — катехоламины. Концентрация кортизола стремилась к ста сорока миллиграммам — при норме в двадцать, — что могло бы быть только в состоянии глубокого шока, когда человек не может думать, говорить, двигаться. Когда он буквально замирает на месте. А такое количество катехоламинов в виде нонадреналина и синтезируемого телом из него обычного адреналина могло говорить о том, что он пребывал чуть ли не в сильнейшем физическом стрессе. Но с виду он был абсолютно спокоен.       Стоило Сакуре перевести взгляд на монитор отслеживания физического состояния, как она увидела, что артериальное давление подскочило. Исследуемый явно стрессовал, да причём так, как не многие это делают наяву. Только вот кроме участившегося дыхания, не было никаких других видимых симптомов. Это было немыслимо. Кортизол — мощнейший гормон в теле человека. Именно его усиливают надпочечники ранним утром до концентрации в тридцать миллиграмм, чтобы человек проснулся, а после снижают до нормы. Но значение, что она видела на мониторе, выходило за все допустимые рамки. Если такое происходило с ним каждую ночь, как он вообще мог оставаться в живых? Она не знала ни одного такого случая. При таком андрегеническом воздействии — то есть воздействии адреналина в таком продолжительном периоде — он уже давно должен был словить парочку инфарктов.       Резко, в одночасье, значение гормонов снизилось до нормы, дыхание выровнялось, и это совпало с повторением цикла сна. Пять часов Сакура была прикована к мониторам, отслеживая эти сумасшедшие виражи гормонов и контролируя показатели сердца и дыхания. Невозможно оставаться здоровым, когда каждую ночь твой организм вытворяет такое. Но что было причиной, а что следствием? Когнитивные нарушения «сломали» гипофиз, и он начал буйствовать и так вырабатывать гормоны, или же гипофиз спровоцировал когнитивные нарушения, отчего и началась эта канитель? Невозможно. Нереально.       Харуно была в глубоком потрясении от всего происходящего, но даже не вздумала его будить. Ей хотелось посмотреть, что будет в конце. Всё так же периодически бросая на него взгляд, она видела лёгкие спазмы мышц, которые сопровождали его сон. Ближе к четвёртому циклу он начинал морщиться и крутить головой. Сон становился всё беспокойнее, и он даже начал бормотать что-то неразборчивое. Он выглядел так, словно ему ужасно больно. Хотя, если взглянуть на мониторы, так оно и было. Но будить его Сакура не стала. Ей нужны были чистые данные. После пятого часа произошло что-то необычное. К концу фазы быстрого сна значение кортизола резко возросло ещё на двадцать миллиграмм — критически опасный уровень для организма, — а адреналин резко упал. Именно в этот момент она заметила, что он проснулся потирая ладонью лоб. Она вжалась в кресло, крепко впившись пальцами в подлокотник, и смотрела на него шокированным взглядом, не понимая, почему он ещё жив. И сколько он ещё так протянет. Заметив его обеспокоенный взгляд, она постаралась расслабиться, чтобы не напугать его.       — Как вы себя чувствуете, Итачи? — формальная приставка вылетела из головы, после того, что она видела. Он обязательно спросит об этом. И что же ей нужно было ответить? Правду, как она есть, или же не стоило его удручать?       — Вы напуганы, — это был вопрос, но почему-то для неё он прозвучал как утверждение. Только её больше интересовало, почему он интересуется именно этим.       — Нет, — спокойно ответила она. — Удивлена. Вам что-нибудь принести?       Итачи поменял положение и сел, опираясь спиной на изголовье кровати. Чуть соединив края юката на груди, чтобы не выглядеть непристойно, он посмотрел на неё. Наверное, это был оценивающий взгляд. Он точно не ожидал, что, когда проснётся, увидит такое выражение лица. Вообще-то, он думал, что, когда откроет глаза, увидит её саму спящей. Но эта гримаса его заинтересовала. Что же с ним происходит, когда он сам не видит, раз это вызывает такую реакцию? И всё же ему нужно было ответить на вопрос. Ответ у него уже был, да только что-то мешало ему попросить об этом. Почему-то вертевшаяся на языке просьба выглядела странно.       — Вы могли бы снова заварить этот чай?       — Конечно.       Сакура с облегчением улыбнулась, снова видя этот неуверенный взгляд. Попросив его подождать, она на ощупь добралась до двери. Коридор хорошо освещался яркой летней луной, оттого включать свет не было необходимости. Пока Сакура добиралась до кухни и заваривала свой отвар, она размышляла, насколько же сильно повреждена его личность. Он то нарочито вежливый, то резкий, то спокойный, то вот такой неуверенный и осторожный. При неэндогенной депрессии перепады настроения — весьма обычная штука, но она переживала, что повреждения могли быть куда глубже простой психики. Вернувшись с кружкой горячего чая, она обнаружила его в том же положении, в каком и оставила. Только взгляд его был более удручённый и задумчивый. Посмотрев на прибор, она увидела, что давление в норме, значение гормонов тоже. Всё было в порядке, только он был уставшим и измотанным.       — Вам снова снился тот сон? — сев в кресло, полушёпотом спросила она.       — Да, — предварительно поблагодарив её за чай, коротко ответил Итачи.       — Было ли что-то необычное в сновидении? Новое?       — Нет, всё как всегда.       — Как вы себя чувствуете?       — Устал и хочу спать, — возможно, потому что он ещё частично не проснулся, он не имел силы сопротивляться и говорил честно. Его голос звучал так искренне и так удручённо, что он мало кого мог оставить равнодушным. — Увидели что-то стоящее?       — Да, но мне нужно время, чтобы всё осмыслить. Итачи, — она обратилась к нему, будучи глубоко сосредоточенной на своих мыслях и своих гипотезах, которые уже вовсю кружили в её голове. Но в центре всего этого был этот уставший мужчина, для которого сон стал персональным проклятьем. Сон, призванный омолаживать и восстанавливать организм, его уничтожал. Впервые в её практике. — Вам не страшно закрывать глаза?       — Раньше было страшно, потом я понял, что разница между сном и реальностью не такая уж и большая. А если бояться ещё и открывать глаза, тогда какой во всём смысл? Поэтому я принял происходящее.       Позабыв свои прежние мысли, Сакура потянулась к нему рукой, чтобы забрать чашку чая, но в эту же секунду Учиха резко отдёрнулся. Его взгляд переменился и вновь стал напоминать взгляд защищающегося хищника. Он не сводил взгляда с её руки, а она медленно убрала её. Оценивая ситуацию и слыша его участившееся дыхание, Сакура произнесла:       — Те, кто принимает сны, не боятся их в реальности, — подмечая по его чуть округлившимся глазам, что её текущая догадка верна, она положила руки на колени. Итачи писал о том, что во сне его мучают руки, и судя по всему, он страшился этих рук в реальности. Особенно сейчас, когда вокруг тьма, легко спутать реальность со сном. — Боюсь, Господин Итачи, вы не приняли этот сон. Вы боитесь, что он станет реальностью.       Сакура нервно потёрла запястье, которое вчера так крепко вывернул Учиха. Он заметил этот жест и поначалу с опаской уставился на её руку. Оставалось непонятным, почему его это беспокоило. Его вообще в последнее время не волновало то, что происходило вокруг. Всё стало блёклым, пустым. Ненужным. Неуместным. Но то, как она потирала запястье, его волновало. Итачи осторожно сел на край кровати, не заметив, как распахнулось его одеяние. Под внимательным взглядом Сакуры он опустил голову, посмотрев на свои руки. Всё ещё ощущая присутствие этих смертоносных лап, всё ещё ощущая боль от их цепких когтей, он, немного поёрзал, выпрямляя спину, и посмотрел на неё. Лицо, освещаемое мониторами, разглядывало его так же пристально, как и он её в данный момент. Он был уверен, что Сакура выискивала в нём то же, что и он. Пыталась узнать его, понять его. Ему было интересно, что же ей показали эти приборы. Отчего после пробуждения первое, что он обнаружил, это её напуганное лицо? Итачи пытался разобраться, почему ему это так не понравилось. Почему ему не хотелось, чтобы она ещё раз так на него смотрела? Скорее всего, потому что её бравада совершенно не соотносилась с этим испуганным выражением. Ведь она так рьяно и упорно пыталась всем своим поведением показать ему, что именно она из них двоих лучше знает. Снова переведя взгляд на её запястье, он неожиданно для себя и своего умозаключения сказал, привлекая внимание Сакуры:       — Я не хотел, — Итачи кивнул на её запястье, как бы объясняя свои слова.       — Всё в порядке, — быстро ответила Сакура. — Я же сказала, сама виновата.       — Это не так, — спокойно ответил он, чуть наклоняя голову вбок.       — Пациент не всегда контролирует свои действия. Что-то послужило триггером, а я этого не заметила. Если кто и виноват в срывах у пациентов, то это врачи. Чтобы не допускать подобного, мы изучаем объекты.       Итачи смотрел на неё с отрешённой полуулыбкой. Так странно было слышать это слово — пациент. Она говорила так беспристрастно, так безэмоционально. Можно даже сказать хладнокровно. Та ли эта девушка, о которой ей рассказывал брат? Которая не могла сдержать эмоций каждый раз, когда видела Саске? Такое сложно было представить, слыша, как Сакура называет его «объектом». Эта притворная улыбка, которой она награждала его, это хладнокровие… Девушка перед ним была совсем не похожа на рассказы брата.       Сакура забрала у него чашку и предложила снова попробовать заснуть. Под накатившей усталостью ему не составило труда, закрывая глаза, снова вернуться в свой сон. Сон, который вновь истязал его душу и его разум.

***

      Наутро Сакура, не дождавшись, пока он проснётся, аккуратно сняла с него все датчики. Стараясь его не разбудить, она медленно снимала с него один за другим, не желая попасть в неприятную ситуацию. Было бы весьма неловко, если бы он проснулся в тот момент, когда она копошилась у него под юката. И пусть она и не делала ничего постыдного, при мысли об этом ей не хотелось объяснять ему, что именно происходит, и ловить на себе его пронзительный взгляд. Оставив приборы на месте, она вырвала из его карточки чистый лист, написав о том, что сегодня в то же время снова заглянет к нему, и направилась к себе домой отсыпаться. На сон у неё в действительности было не так много времени, ведь к двум часам ей снова предстояло вернуться в больницу и разгрести все те дела, что накопились со вчерашнего дня и точно навалятся до её прихода сегодня. Поспав от силы четыре часа, Харуно с неохотой поднялась с кровати, приняла ободряющий душ и, подхватив сумку с документами, которую и не разбирала, сложила туда побольше трав из своих личных запасов, после чего направилась на работу. Понимая, что концентрация внимания стремится к нулю из-за недосыпа, она распределила чакру в теле, направив её на поднятие тонуса. Этого бы хватило ненадолго, чтобы в первую очередь разобраться с тем авралом, который её ждал. И она не прогадала. Все, кто вчера так страстно желал увидеться с ней — лаборанты, заведующие отделением, заместитель исследовательского центра, — все разом ломанулись к ней в кабинет, едва завидев её на горизонте. Виртуозно решая один вопрос за другим, Сакура мысленно всегда возвращалась к папке, что лежала у неё на столе. Ей так хотелось быстро разобраться с делами, чтобы поскорее приступить к анализу того, что она зафиксировала ночью. Каждый раз, когда её взгляд падал на этот документ, она буквально чувствовала зуд от непреодолимой тяги к этому делу. Когда все формальные вопросы наконец-то разрешились, она с облегчением откинулась на своём кресле и, развернув перед собой папку, как желанную книгу, снова окинула взглядом каждую из записанных ею строчек. Сакура вновь поразилась всем показателям. Это были немыслимые данные. Значение гормонов было настолько критично, что при такой периодичности давно должно было его убить, ну либо сильно травмировать. Она посчитала, что для полноты картины ей нужен анализ крови, причём расширенный, чтобы посмотреть, в каком состоянии сейчас ферменты в крови, а также было бы неплохо получить данные о состоянии внутренних органов. Если его гипофиз работал на таком пределе своих мощностей, то, скорее всего, печень и надпочечники повреждены. Это отчасти подтверждалось его бледной кожей и вялым состоянием. Она вспомнила, как он при общении с ней в саду лежал на лежаке. Как он самозабвенно наслаждался солнцем. Ей стало любопытно, не было ли это связано ещё с чем-то.       Его кошмарное расстройство было действительно уникально. Пока она не имела ни малейшего представления, как его можно вылечить и возможно ли вообще, не повредив при этом жизненно важные циклы. Но она точно знала, что могла выжать из него больше данных. Заприметив одну строчку в своём рукописном отчёте, она задалась вопросом. Сон, который он видел, периодически развивался, но в последнее время стоял на месте. Могло ли это быть связано с тем, что значение адреналина на шестом цикле обрывалось? Если его поддержать, что произойдёт? И почему это значение падает? Почему перед пробуждением падает только адреналин, а во все остальные циклы и кортизол, и адреналин выравнивались до нормы? В этом был какой-то смысл. И вполне вероятно, продержи она высокое значение адреналина дольше, смогла бы получить интересные результаты. Вот только было одно большое «но».       — Сакура, вот ты где! — в кабинет ворвалась Цунаде, резко одной рукой распахивая дверь, а другой упираясь в бок. Разрушая с таким трудом созданный покой, она по-хозяйски зашла в её кабинет и, встав возле стола, сложила руки на груди, глядя на ученицу. — Тебя прямо-таки не поймать. Хокагэ самой приходится идти к тебе, что за беспредел?! Почему я должна сама к тебе приходить?       — Потому что я занимаюсь пациентом, которого ты мне всучила, Цунаде-сама, — оторвав взгляд от карточки пациента, Сакура, не удосужившись выпрямиться в присутствии высшей власти деревни, осталась сидеть вразвалку.       — Так я всё же была права? — огонёк интереса и гордости заплескался в глазах блондинки. Она победоносно задрала подбородок и, подойдя к книжному шкафу, находившемуся сбоку от стола главного врача, облокотилась на него. Сакура понимала, что Цунаде пришла сюда не потому, что так уж сильно была ей нужна. Просто Сенджу не любила подолгу сидеть за своим столом и разбирать кипы бумажек. Когда ей это надоедало, она либо шла в паб и пригубляла саке, либо, если была поймана Шизуне в своем намерении, приходила в больницу, чтобы хотя бы размять ноги. Сакура не помнила ни одного момента, когда Цунаде сидела бы в её кабинете.       — Да, случай действительно интересный, — зарываясь глазами в карту, Харуно вновь сконцентрировалась на ней и на своих мыслях. Заметив её глубоко увлечённый и задумчивый взгляд, наставница поинтересовалась, что её беспокоит. Сакура ответила не сразу, сначала она ещё немного посмаковала свой вопрос, прежде чем озвучила его: — Как думаешь, насколько гуманно в рамках не простого лечения, а исследовательской деятельности, усиливать нагрузку на сердечную мышцу, когда она, возможно, — Сакура сделала особое ударение на последнем слове, — довольно изношена. С целью получить новые данные для продолжения исследования. При условии, что аналогичных пациентов в выборке нет и данные будут являться уникальными?       Улыбка Хокаге резко сползла с лица, уступив место весьма суровой гримасе. Женщина сверлила свою подопечную взглядом, стараясь найти хотя бы один намёк на то, что она шутит, прекрасно зная, что это не так.       — Вопрос не в гуманности, а в рисках, — строго ответила она, наблюдая за тем, какой сосредоточенной остаётся Сакура.       — Нет, как раз наоборот, — продолжила рассуждать девушка, опуская карточку на колени и задирая взгляд к потолку. — Риски в данном случае очевидны — можно схлопотать сердечный приступ. А вот заранее зная эту информацию, можно задаться вопросом именно о гуманности данного метода в исследовательских целях.       — С точки зрения медицины, это не гуманно.       — То-то и оно. Ведь, с точки зрения науки, цель оправдывает средства.       — Никакие средства не оправдывают цель, если ты потеряешь единственного человека, от которого можешь получить эти данные, — Цунаде нахмурилась, понимая, что дискуссия принимает очень серьёзный оборот. Тот интерес, который она старалась разжечь в Сакуре в виде маленькой искры, разгорелся в пламя, вышедшее у Сенджу из-под контроля. Она и не ожидала, что ученицу так зацепит этот случай.       — Я буду осторожна.       — То есть это уже не вопрос?       — Ты сама сказала, что он может помочь мне. И ты была права. Но я не могу придумать лекарства, не зная всех острых граней болезни. А выборка у меня, как ты сама заметила, небольшая, — отложив папку на стол, Харуно пожала плечами. Она рассуждала, как настоящий профессионал. Немного циничный, не поддающийся эмоциям, целеустремлённый.       — Сакура, — серьёзным тоном произнесла её имя женщина, потирая переносицу. — Не убей, пожалуйста, главу и без того малочисленного клана Учиха.       — Говоришь так, словно я маньяк, а не медик, — девушка закатила глаза, чуть ли не оскорбившись, что её наставница могла помыслить подобное.       — Ты увлечена своим делом. В некоторые моменты это куда хуже, — женщина расслабила руки и подошла к столу девушки, стараясь быть очень спокойной. — Увлечённые люди не видят границы и могут их перейти. Ради одной большой цели, ради желания узнать что-то, они могут ненароком выбрать не те методы. Я просто прошу помнить, что Итачи Учиха деревне нужен живым, а не как естественная потеря при клинических исследованиях.       На этом разговор был закончен. Харуно согласно кивнула, пообещав, что будет максимально осторожна и будет полностью контролировать ситуацию. Цунаде этот ответ не то чтобы устроил полностью, но, по крайне мере, она взяла с неё слово, а это уже было немало. С не отступившей до конца тревогой Хокагэ покинула кабинет, зная, что ей предстоит вернуться сюда ещё не один раз. Сакура же, закончив свои дела, направилась в аптечное помещение и прихватила с собой пробирки и шприцы для забора крови. Так как в больницу Учиха вряд ли удалось бы затащить, она прихватила с собой телескопический подвес для капельниц, сами капельницы с глюкозой, а также парочку успокоительных на всякий случай. Намеренно обходя шкаф с наполненными лекарствами шприцами, она направилась к выходу. Однако, прикоснувшись к ручке двери, вместо того, чтобы её открыть, Сакура остановилась и снова обернулась на шкаф. Голос в её голове, что явно принадлежал разуму, цитировал разговор с Цунаде. Но какой-то другой голос призывал её сделать так, как она считала нужным. В конце концов, ни один пациент из тех, что были у неё на попечении в этом исследовании, не умер. А данные, которые она могла получить, были едва ли не драгоценной рудой, обнаруженной в самом неожиданном месте. Быстро развернувшись на пятках, Сакура распахнула шкаф и взяла несколько шприцев с адреналином, сложила их к себе в сумочку и уверенно направилась в дом кошмаров и белых роз.