Любимец Смерти

      На лице привалившегося к стене гоблина застыло странное, глупое выражение. Смесь удивления и испуга, настолько сильных, что легко читались даже несмотря на его нечеловеческий облик. Он был чуждым настолько, что даже гоблины Гринготтса по сравнению с ним казались почти людьми. Как и все остальные гоблины в этой шахте, он был выращен, чтобы жить и процветать в этом каменном мире, лишённом света. Он весь будто состоял из толстых жил и ломаных линий, кости его выпирали из-под тонкого слоя плоти буграми наростов, грубая и даже с виду очень прочная кожа собиралась в бесчисленные складки, а крупная голова с покатым лбом вросла в плечи.       Глаз у него почти не было. Внутри глазниц были только две крохотные чёрные точки, наверное даже не способные видеть. Волос у него не было, но не был он и лыс, всё тело его покрывали словно растущие прямо из кожи мелкие, острые камушки. Весь он был какой-то искажённый, корявый и пыльный.       И именно его нужно было вытащить из плена плоти.       Переводить его на другую сторону было трудно. Он чувствовал не так, как человек. Ощущал мир и мыслил иначе. Даже его восприятие самого себя, самосознание, было другим. Он больше напоминал насекомое, нежели человека. Вся его жизнь, странная, бессмысленная, нелогичная, ударила по сознанию Гарри точно таран и, прежде чем кануть в небытие, разметала его на тысячи крошечных фрагментов.       Поттеру не впервой было собирать себя из кусков, это давно уже стало частью его жизни. Только вот душа и память гоблина ударили его с такой силой, что он потерялся, ненадолго запутался в чужих воспоминаниях и даже забыл, кто он такой. На себе ощутил тесноту общего барака, вонь прелых грибов, что гоблины из низших каст использовали в пищу, жару забоя и прохладу рукояти кирки, что почти приросла к руке за годы в шахте.       А ещё он вновь увидел капища. Тьмы Великой, Тьмы Ведущей, Тьмы Конечной… Слепые землекопы и высокородные жрецы, все на равных ходили туда и приносили с собой дары, а Тьма щедро одаривала их в ответ. Так было с тех самых пор, как во мраке пещер, из самой непроглядной тени вышли первые гоблины. Такова их вера. Вера в то, что божество своей волей вызвало их в этот мир, что они его дети.       Но были у единого во многих воплощениях божества и другие лица. Страшные и жестокие. Такие, какие селятся только в умах и сердцах живущих. Ведь что может быть злее и уродливее, тьма, родившаяся из зависти, гнева или алчности?       Гоблин был труслив, жаден, подл. Он кормил свою Тьму и в конце концов она вырвалась наружу. Страх обернулся жестокостью, жадность воровством, а подлость предательством. И именно поэтому он оказался замурован вместе с другими такими же как он в этой шахте, чтобы выпустить свою тьму наружу и стать её пищей. Одновременно страшная участь и великая честь, ведь не каждому будет позволено накормить своего бога.       Ужас и экстаз последних мгновений жизни гоблина захватили сознание Гарри. Его руки чертили в воздухе святые знаки, а губы шептали запретные мантры. Он делал всё, чтобы только призвать Бога ещё раз, снова его увидеть.       И Бог услышал его зов.       А когда остатки души гоблина исчезли, Гарри открыл глаза и увидел себя. В паре метров от него, посреди разбросанных на полу тел и инструментов стоял он сам, тёмный и искажённый.       - Ты убил их, - сказал другой Гарри.       Гарри смотрит престарелому мужчине в глаза и из них уходит жизнь. Гарри вонзает нож в грудь мужчине, что стоит над разделочным столом и хохочет. Гарри сжимает руки и кости другого мужчины, что ещё секунду назад поливал огнём яркий автобус ломаются как хворост.       Лицо сменяется лицом, воспоминания хлещут неудержимым потоком. Гарри рвёт, режет, бьёт. Снова и снова. Одни и те же люди умирают перед его глазами раз за разом, погибают от его руки. Мертвецы не способны обвинить его и призвать к ответу, но тёмный Гарри может, он видит те же картины и укоризненно качает головой.       - Ты лгал им.       Мать, крёстный, Гермиона и Дафна. Он умалчивал, недоговаривал, скрывал за правдой ложь. Он обманывал их потому, что знал – так будет лучше. Но тёмный Гарри не верит, точно также, как он сам не верит себе.       Гарри выгнулся и закричал.       - Ты трусил.       Яма, огромный, неумолимый и непоколебимый, как скала. Он несёт с собой боль и страдание, но хуже всего не это. Самое страшное – неизвестность. Где тот момент в будущем, когда Гарри исполнит своё предназначение? Случится ли это через десять лет? Может через сотню? Или, быть может, всё произойдёт уже завтра? Неуловимый момент пройдёт и Гарри станет не нужен, будет выброшен, как отработанный материал, без капли смысла и без цели в жизни.       Где-то рядом кто-то плачет и просит его о чём-то, но Гарри не слушает, у него нет на это ни желания, ни сил.       - Ты не успел.       Голос тёмного Гарри обвиняет, а Тьма вокруг будто торжествует. Она струится как шёлк и сгущается в плотные, почти осязаемые формы. Лица мёртвых людей, тех, кого он мог бы спасти будь он сильнее. Будь он способен изменить правила. Расстрелянные, забитые, замученные… Одним из последних Гарри является его сестра, а следом за ней, точно пощёчина, образ той девушки, что умирала, но так и не умерла в роскошных апартаментах на вершине мира. Но даже её спасение – не его заслуга.       - Ты отвратителен, - тёмный Гарри наклоняет голову и скользит по нему пытливым взглядом, таким, словно смотрит на диковинного жука, - но выход есть.       - Иди к чёрту, - прохрипел Гарри.       - Возьми нож и избавься от всего. Никакого больше позора, никакого стыда и разочарований.       - Пошёл вон! – Рявкнул Гарри, а затем снова закричал. Непрошенные воспоминания ударили с новой силой.       Аварии, взрывы, бои, а вместе с ними вереницы людей, которым он мог бы помочь, но так и не помог. Голоса близких, в которых сквозят разочарование и обида. Каждое такое воспоминание – укор ему, о котором не узнает никто, но уж сам-то он будет помнить точно.       Гарри схватился за голову и с силой, до боли её сжал, всё его тело мелко трясло, а сердце заходилось в груди. Тьма росла внутри него, ширилась и пускала корни. Ненависть и отвращение поселились внутри, отравили каждый момент его жизни, по капле выдавили из памяти радость и счастье. В руке Гарри появился нож и тёмный двойник радостно улыбнулся.       - Lumos maxima, - прокричал заклинание девичий голос и в шахте загорелось маленькое солнце.       Тёмный двойник повернул голову и внутри у Гарри что-то оборвалось. Он опоздал, оказался неспособен изменить что-то важное.       Гарри рванул вперёд и размашистым ударом, вложив в него всю свою боль и ненависть, перечеркнул ударом ножа грудь своего тёмного двойника. Всё прекратилось мгновенно, и голоса, и навязчивые воспоминания пропали. Гарри покачнулся, но на ногах устоял. Свет погас.       - Гарри… Ты здесь? – спросила Гермиона слабым голосом.       - Да.       Обернувшись, Гарри посмотрел в лицо подруги, которая слепо смотрела широко распахнутыми глазами в темноту и тяжело вздохнул.       - Ты видела его?       Гермиона быстро-быстро закивала. Темнота снаружи, темнота внутри, и этим тоже они теперь стали похожи. Разница была только в том, что у Гермионы грязи на душе было меньше, и её простые, по-детски безобидные грешки ни в какое сравнение не шли с прожорливыми демонами Поттера.       - Дьявол, - устало обронил Гарри, подошёл к подруге и, прислонившись спиной к стене съехал на грязный пол.       Тьма ещё вернётся. Она вернётся к ним обоим. ***       Лей Ронг частенько являлся к ужину слегка укрепив свою решимость доброй выпивкой. Порой, очень редко, от него пахло таинственными травами и вёл он себя странно, а ел за троих. Такие маленькие слабости Макгонагалл могла понять и простить, в конце концов та же профессор Трелони порой являлась к столу в куда худшем состоянии. Но сегодня, профессор защиты от тёмных искусств, как выражался её покойный батюшка, приполз в Большой зал на бровях. Это было возмутительно.       Однако, вместе с ним полз Профессор Квиррелл, и вот это уже было не только возмутительно, но и абсолютно недопустимо. Школа выдерживает повальное пьянство старшекурсников, но алкоголизма профессоров ей точно не перенести. Да и что подумают младшекурсники? Вдруг, они тоже начнут пить… больше, чем обычно, поправила себя Макгонагалл и глянула на нескольких особо рьяных учеников третьего и четвёртого года обучения.       Макгонагалл поднялась и вышла из-за стола, стараясь сохранить те крохи спокойствия, что у неё остались, однако, по мере приближения к набравшимся профессорам делать это становилось всё сложнее и сложнее. Быть может, потому что траектория их движения постоянно менялась, или из-за мощного запаха спирта, от которого некоторые первокурсники хмелели прямо на глазах, а может и вовсе из-за безразличного, пустого выражения застывшего на их лицах.       - Профессор Квиррелл, профессор Ронг, - поприветствовала коллег Макгонагалл и брезгливо сморщила нос, - следуйте за мной.       Благородный порыв Минервы увести этих достойных мужей из зала оказался безуспешен, мужи, весьма очевидно, решили поужинать и от намерения своего отступать не собирались.       - Профессор Квиррелл, - зашипела Макгонагалл на ухо коллеге, который всё с тем же безразличным выражением прошёл мимо неё, - что вы себе позволяете?!       - Я не понял вопроса, - заторможенно ответил Квиррелл.       - Вы понимаете, что пьяны? – уже не понижая голоса спросила Минерва.       Ученики зашумели.       - Да, - в унисон ответили ей мужчины.       - В таком случае следуйте за мной, - надавила голосом Макгонагалл, - как только придёте в себя, нас ждёт серьёзный разговор.       - Я не понял вопроса, - последовал ответ от обоих профессоров.       Ученики уже не скрываясь смеялись, авторитет преподавательского состава школы сегодня падал особенно быстро. Сильнее всех веселились близнецы Уизли. Они старались этого не показывать, но лица их светились таким довольством, что этого бы не заметил разве что слепой.       - Вы позорите нас перед учениками, - вновь прошипела Минерва, - вы это понимаете?       - Да.       Дети загомонили было ещё сильнее, но затем замолкли. Снейп, который уже некоторое время с подозрением разглядывал вошедших, выскользнул из-за стола и мрачной тенью скользнул к коллегам.       - Им подмешали сыворотку правды, - тихо произнёс он, склонившись над плечом Макгонагалл. Ронг и Квиррелл уставились на нового участника беседы с тупым безразличием.       - Что?! – Рявкнула Макгонагалл.       Взгляд Снейпа сместился и мельком мазнул взглядом по столу Гриффиндора, а затем по стене под самым потолком, однако от внимания Макгонагалл это не укрылось, как не укрылись от него двое рыжих братцев, что прямо сейчас, мелкими перебежками, пытались скрыться из Большого зала. Макгонагалл устремилась было следом, но Снейп настойчиво потянул её обратно.       - Вам известно, когда прибудет Дамблдор?       - Не раньше утра, - сварливо ответила женщина, она уже немного остыла и больше не рвалась догонять близнецов. Всё равно им из школы деться было некуда.       - Это немного ухудшает дело.       В руках Снейпа появилась палочка. В его исполнении этот жест всегда получался несколько театральным, даже пошлым, таким же, как развевающиеся полы мантии, скользящая походка, презрительные взгляды исподлобья… Но сейчас ничего этого не было и в помине, мужчина был серьёзен и собран. Взглядом указав Макгонагалл на Ронга, он подхватил Квиррелла под руку и быстрым шагом повёл его прочь из зала, остановившись только тогда, когда вокруг не осталось ни одного любопытного школьника.       - Кто ты такой?       Вопрос в вечерней тишине прозвучал громко и чётко, в воздухе повисло напряжение. Такое же неуловимое и в то же время легко ощутимое каждым, как в затишье перед грозой, когда ещё не ударили первые молнии, не завыл ветер и не пролился на землю холодный дождь, ничего ещё не началось, но каждый зверь и человек знает, что скоро разразится настоящая буря.       Квиррелл задёргался, как пляшущая на ниточках марионетка, но затем внезапно замер, а лицо его исказилось в презрительной и в то же время торжественной ухмылке.       - Моё имя тебе хорошо известно, Северус, - Квиррелл запрокинул голову и провёл руками по волосам неуловимо знакомым жестом. Палочка в пальцах Снейпа дрогнула, а Макгонагалл за его спиной подобралась, - три года я водил всех за нос. Прятался на самом видном месте, жил среди глупцов и любителей этих… Животных, - последнее слово мужчина почти выплюнул, - в этом теле. Юный дурак сам отдал его мне. Он жаждал силы, мечтал, чтобы его имя запомнили, и я с радостью выполнил его желание. Ты тоже получишь то, о чём просишь и, что важнее, то, чего заслуживаешь, мой неверный друг.       Снейп смолчал.       - Имя мне лорд Волдеморт! – Прокричал Квиррелл, воздев руки к потолку, - лорд Судеб.       Во все стороны от него разошлась незримая волна силы, тугая, упругая и затхлая, как дуновение воздуха из склепа. Прекрасно знакомая сила, почувствуешь её на себе один раз и уже не спутаешь ни с чем.       Сейчас был чудовищно неподходящий момент, но на губы Снейпа вылезла непрошенная ухмылка. Лорд всегда обожал громкие слова и яркие жесты, любил, когда его слушали, и размер аудитории никогда его не волновал. Вот и сейчас, его нисколько не смущало, что свидетелей его пришествия всего трое, причём один из них одурманен.       - Не может быть… - Прошептала Макгонагалл.       - Я ждал вашего возвращения, - Снейп опустил глаза и поклонился, - мой Лорд.       - Не сомневаюсь, Северус. Ты действительно ждал, с ужасом и содроганием, когда же я вернусь. Впрочем, в этом ты не одинок, большая часть отмеченных мной ничем не отличается от тебя, все они трясутся от одного звука моего имени. Но ты был единственным, Северус, кто действительно предал меня.       - Это должно быть какая-то ошибка, мой лорд, - начал Снейп, - я…       - Тяну время? Это ты хотел сказать, друг мой? – Волдеморт щёлкнул пальцами и медленно пятящуюся Макгонагалл опутали магические верёвки, - надеешься, что внезапно появится Дамблдор, или этот невозможный уродец Поттер? Да, Северус?       Тёмный Лорд подошёл к окну, взмахнул палочкой и изящным жестом потёр руки.       - Я ужасно устал прозябать здесь, изображать из себя ничтожество, шута, которого можно смутить картинками этих обнажённых животных.       В жидком свете вечерних сумерек, Снейп увидел, как с неба к ним упала какая-то белесая точка, а уже спустя секунду стало понятно, что это. Палочка пришла на зов. Белая, искривлённая, будто бы вырезанная из куска кости, а не тиса, она охотно легла в руку своего хозяина.       - Скажи мне, Северус, ты знал, что эти маглы вшивают себе в тело куски резины, такой из которой сделаны колёса их повозок, чтобы казаться красивее?       - Да, мой лорд.       - А вот для меня это было новостью. Если бы не Поттер и его глупые розыгрыши, я никогда и не узнал бы об этом.       - Мой лорд, мы теряем время, я знаю потайные ходы…       - Прекрати, Северус, - отрезал Волдеморт, - это не сработает. Тебе не удастся увести меня отсюда, а когда мне понадобится уйти, я сделаю это сам. И не надейся купить прощение. Когда я окажусь среди моего ближайшего круга, ты сам приползёшь ко мне и примешь свою судьбу.       - Что тебе тут нужно?! – выкрикнула, не сдержавшись, Макгонагалл, но тут же сжалась под неживым взглядом Тёмного лорда.       - Вот это, моя дорогая Минерва, - прошипел Волдеморт и взмахнул палочкой.       Вокруг него тут же вырос полупрозрачный пузырь щита. Вырос только для того, чтобы мгновением позже прогнуться от чудовищного по силе удара.       - Юный Драко Малфой.       Малфой упал на мужчину откуда-то сверху. Когда он отошёл на пару шагов назад и встал между Волдемортом и Снейпом, глаза его уже полыхали злым, красным светом.       - Ты силён, Драко, - почти ласково обратился к парню Волдеморт, - ты заслуживаешь большего.       Парень, напряжённый, как струна и готовый к рывку, удивлённо склонил набок голову.       - Ты прозябаешь здесь, в окружении посредственностей. Тебе тесно и душно. Я знаю, Драко, я сам был таким.       Когда это было необходимо, Волдеморт мог быть убедителен без запугивания и насилия, прошедшие годы нисколько не притупили его мастерства оратора. Проницательный, понимающий, обаятельный и безмерно коварный. Настоящий змей-искуситель.       - Я очень внимательно наблюдал за тобой, Драко, и я знаю, что ты достоин большего.       - Что? – Малфой кажется, удивился ещё сильнее.       - Я готов учить тебя, Драко, - щит вокруг Волдеморта лопнул, - ты тот ученик, о котором я всегда мечтал и только я смогу должным образом огранить твою силу. Я дам тебе всё, о чём ты только мог мечтать.       - Мистер Малфой, не надо, - взмолилась Макгонагалл, сумев выплюнуть кляп.       - Серьёзно? – Малфой встретился взглядом с Волдемортом.       - Я серьёзен, как никогда.       Волдеморт приблизился к парню и положил руки тому на плечи.       - Нет. Это твой план, серьёзно?       От удара голова Волдеморта мотнулась в сторону. Тело бывшего профессора накренилось и Драко обрушил на него целый шквал ударов, раздробил кисти рук, переломал колени и рёбра. Он бил наверняка, стремился покалечить и изломать так, чтобы бегство стало невозможным.       Он бил, пока очередной его удар провалился в пустоту.       Тело Квиррелла рассыпалось пылью, мелкой и рыхлой, точно мука. Его лицо обратилось пеплом первым, затем настал черёд груди, а после всё его тело истлело. За считанные мгновения он целиком обратился в прах.       - Сбежал.       Снейп выдохнул и скрюченными точно в судороге пальцами вцепился в предплечье. ***       Сегодня, ради разнообразия, это был не дерьмовый паб. Пиво, похожее на пиво, а не на сточные воды, еда съедобная настолько, насколько может быть съедобно нечто, приготовленное англичанином, сервис выше уровня, на котором тебя просто посылают туда, где солнце не светит, стоит только заикнуться о сдаче. Идеальное завершение последнего дня.       Джеймс отхлебнул из кружки.       Вернее, почти идеальное. Всё портил здоровый, рыжий, сильно смахивающий на орангутанга детина в поношенной хламиде и резиновых сапогах, который уже битый час сосал принесённый ему официантом апельсин и шлёпал мясистыми губами. Лицо его было отмечено печатью такого могучего интеллекта, такого высокого духа, что Джеймс сперва даже принял его за чьего-то питомца, вот только какое-то зудящее чувство внутри черепа говорило, что не всё так просто и никак не давало отвести взгляд.       Воспоминания об этом существе были словно заблокированы, отгорожены от сознания Джеймса возведённой собственноручно баррикадой, настолько изнурительно тупыми и абсурдными они были. И чтобы эту плотину, наконец, прорвало, не хватало только крошечного толчка, маленькой, незначительной детали. Джеймс, однако, был не уверен, хочет ли он знать какой именно.       - Эй, гля! – прозвучал голос из-под стола орангутанга.       - Чего те?       - Гля, гля! Там рожа с картинки!       Мутные буркала рыжего детины уставились прямо на Джеймса, а тот в то же самое время, смотрел под стол, где ворочалась вторая особь. Особь. Последняя деталь головоломки встала на место и подавленные воспоминания хлынули полноводным потоком.       «Читай, скотина!»       «Не можу. Только писать можу, а читать не можу».       «Да как это?.. Так не бывает!»       Один из них не умел читать, но мог писать, второй мог читать, но не умел писать. Один спотыкался при ходьбе, второй постоянно забывал для чего ему нужны руки. Парочка идиотов, нанятых для «охоты» на собственного сына, на которых даже заклятье забвения действовало не так, как должно было за полным отсутствием мозгов. И оба они были дьявольски, невозможно навязчивы и упёрты.       Всё это Джеймс вспомнил. Как вспомнил и жгучее, совершенно нечеловеческое желание удавить их обоих. Тогда, перед тем, как забыть о них, как о страшном сне, он нажрался, дал недоумкам денег, чтобы те только отвязались и подорвал к чертям какой-то сарай.       Сейчас возможности так отвести душу у него уже не было. Швырнув на стол деньги, Джеймс поднялся и пошёл к выходу. Желание пожать идиотам те места, пожимание которых обычно вызывает у людей удушье, стало нестерпимым.       - Надо бы пареньку тому страхолюдному написать.       - Я напишу! Я напишу!       - Ты ж писать не умеешь.       Захлопнувшаяся за спиной дверь паба отсекла от Джеймса разговор двух горе-преступников. На невыносимо-синем небе не было ни облачка, ничто не нарушало его чистоты, кроме, разве что, ползущей к далёкому горизонту белой точки магловского самолёта. Грудь сдавило и стало трудно дышать, от мимолётных мыслей стало тошно.       Джеймс засунул руки в карманы, ссутулился и пошёл прочь. Нельзя было останавливаться, нельзя было думать о безвозвратно упущенном и нельзя было жалеть себя, потому что иначе сил на остаток пути не хватит. Сомнения сожрут тебя заживо. ***       - Звон не останавливается… Звон не останавливается…       Лаванда сидела в уголке, обхватив руками колени, раскачивалась взад-вперёд и тихонько подвывала. Её обычно холёные волосы были растрёпаны, под глазами темнели синяки, а из ушей торчала плотно скрученная вата. В целом, сносное состояние. Для молодой волшебницы, конечно же, в обычном, немагическом мире, её уже отправили бы на свидание со специалистом.       Парвати была в схожем состоянии, разве что вместо того, чтобы сидеть и тихо страдать, она ритмично и упорно била о стену главным виновником их состояния – будильником Гермионы. Мешать ей никто не собирался, ведь если юная леди желает сходить с ума в свой собственный выходной, то никто не смеет ей мешать. По крайней мере именно так считала профессор Макгонагалл.       Гермиона же была уверена в правильности этого суждения. Она знала, что если пожелает сойти с ума, то никто не сможет запретить ей это сделать, ни друзья, ни профессора, ни даже древние боги. Собственно, плавный переезд в дом душевнобольных казался неплохой альтернативой именно из-за последних, которые упорно втягивали её в свои планы. По крайней мере так ощущение, что она живёт в дурдоме, будет полностью оправдано.       - Спать.       Приказала Гермиона, выдрала из рук Парвати будильник и толкнула соседку к её кровати, затем посмотрела на Лаванду и, пожав плечами, накрыла её одеялом. Быть может из-за внезапно наступившей тишины и темноты, а может из-за нехватки кислорода, Лаванда быстро замолчала. Гермиона пару раз аккуратно ткнула её носком ботинка, но добилась только громкого храпа.       - Зазвонишь до утра, натравлю на тебя Гарри, - пообещала она будильнику.       Тот щёлкнул, скрипнул и тихо звякнул, стрелки его жалобно повисли.       Сочувствия к подлому механизму Гермиона, впрочем, не ощущала, только мрачное торжество и злую радость, от того, что эта механическая гадость не станет дребезжать ей на ухо хотя бы до рассвета.       Внезапно, краем глаза девушка увидела какое-то движение, тень будто бы изогнулась и потянулась к ней.       Гермиона резко обернулась. Сквозняк вновь качнул занавеску. Девушка выдохнула и опустила волшебную палочку. Глубокая ночь – время потаённых страхов, когда взбудораженное сознание безотчётно ищет угрозу везде и всюду, ветка становится когтистой лапой, отсвет луны – чьими-то глазами в темноте, тени – угрожающими фигурами.       Сейчас, как и почти всегда в нынешнее время, заложенная природой программа выживания сработала вхолостую.       Гермиона подошла к окну и присела на подоконник, с улицы тянуло приятной прохладой. Она вновь оказалась в стенах школы, за могучими, древними крепостными стенами, которые уже больше тысячи лет верно хранят покой своих жильцов. Вся чертовщина здесь привычна, понятна и даже рутинна. Именно потому это место для многих становится вторым домом, оно живёт в своём ритме и все шторма остального мира обходят его стороной.       Сейчас, вернувшись из очередного безумного путешествия, Гермиона понимала и разделяла эти чувства. Целых пять дней в её жизни не будет чужих трагедий и сломанных судеб, не будет странных, поломанных миров и не будет богов. Ни чужих, ни своих.       - Эй, Гермиона!       Девушка сверзилась с подоконника и выстрелила жалящим заклятьем на голос.       - Спать ты не собираешься, как я погляжу.       Гарри пропустил заклятье мимо и, как ни в чём не бывало, вновь свесился сверху так, что голова его торчала в окне.       - Нет. – Прохладно ответила Гермиона, - я боюсь, что из-за будильника Лаванда попытается убить меня во сне. Если бы ты не забрал меня так неожиданно, то этого бы не произошло, - ткнула в друга пальцем девушка, - и вообще, нельзя так врываться в женские спальни. Что если бы я была не одета?       - Мне было бы очень приятно.       Гарри запрыгнул внутрь и устроился на подоконнике, а Гермиона, что уже набрала в грудь воздух для очередной тирады, прикусила язык и слегка зарумянилась.       - П-приятно? – Гермиона отвернулась и несколько раз глубоко вздохнула, - а если бы ты ворвался в спальню к Дафне… Тебе было бы приятнее?       - Нет, - Поттер фыркнул, а Гермиона стала старательно давить неприлично широкую улыбку, - там живёт Паркинсон.       Улыбка тут же сползла с лица Гермионы.       - Это… Хороший аргумент.       - Поттер.       Когда в окно сверху всунулась ещё одна макушка Гермиона вновь дёрнулась и пальнула ещё одним жалящим. Малфой даже не стал уклоняться, он просто поймал заклятье ладонью и, с презрением во взгляде, посмотрел на крохотное покраснение на коже.       - Привет, мой неуравновешенный друг, что тебя сюда привело?       - Я убил Квиррелла.       Гарри медленно моргнул, помотал головой и повернулся к Малфою. Гермиона же и вовсе выпучила глаза так, что они едва из орбит не выпали. В абсолютной тишине, Парвати поднялась с кровати, вытащила из сумки серебряный ножик для зельеварения и, не произнеся ни слова, замерла возле кровати Гермионы. Всё это она проделала, даже не открывая глаз.       - Что с ней? – Поинтересовался Драко.       - Будильник теперь стал звенеть прямо в голове. Я пропала, звенеть стало не для кого, вот он и стал звенеть для Парвати и Лаванды, - Гермиона поморщилась, - а отключить они его не могут.       - Не переводи тему. – Гарри скрестил руки на груди.       - Я его ударил несколько раз, - Драко пожал плечами и слегка нахмурился, - а потом он вроде как сам умер.       - Если медведь ударит человека несколько раз, то тот тоже умрёт вроде как сам, - Гарри качнулся с пятки на мысок, - это вообще весьма естественный процесс. Люди, если ты не знал, умирают, если их бить сильнее, чем положено.       Малфой снял со стены расписную тарелочку и метнул её Поттеру в голову. Тот, впрочем, уклоняться не стал, а просто выхватил снаряд из воздуха и швырнул его обратно, прямо Малфою в промежность. Не долетев до цели каких-то десять сантиметров, она разлетелась на мелкие осколки встретившись с кулаком Малфоя. Гермиона сердито засопела.       - Я это сделал не без причины, - огрызнулся Малфой,       - Он, что, тебя домогался? - Гарри прижал руки к щекам, лицо его вытянулось в немом шоке, - Господи Боже, он не захотел тебя домогаться?!       Нижнее веко Малфоя мелко задёргалось.       - Это был Волдеморт.       - Тебя домогался Волдеморт?       У Малфоя задёргались все веки разом. Впрочем, только поначалу. Потом он резко успокоился и посмотрел на Поттера с явным злорадством.       - Квиррелл и был Волдемортом.       Теперь уже Гарри пришёл черёд дёргаться.       - Повтори-ка.       - Волдеморт притворялся Квирреллом. Учителем маггловедения, - Малфой говорил так, будто гвозди в крышку гроба заколачивал. Веско и без сомнений, - скромным, тихим и безобидным. Прямо у тебя под носом прятался, Поттер. И кто же из нас двоих тупой, а, Поттер?       - Ты.       Запустив пальцы в волосы, Поттер стал расхаживать по спальне, в то время как Малфой тихо бесился. Проходя мимо Парвати, парень отобрал у неё нож, легонько щёлкнул её по носу и подтолкнул её к кровати, а пройдя мимо бормочущей во сне Лаванды задёрнул полог. С каждой секундой шаги его становились всё медленнее.       - Не сходится, - заключил он.       Малфой только пожал плечами и швырнул в друга ещё одну тарелочку. Та повторила судьбу первой. Осколки защёлкали об пол, а Лаванда заныла во сне что-то про тиканье.       - Прекратите бить наш фарфор!       - Это просто керамика, - вздохнул Гарри и шумно почесал голову, - вот помрёт какой-нибудь китаец и припру вам гору настоящего фарфора.       - Что не сходится, Поттер?       - Вот скажи мне, Малфой, а какого чёрта он тут сидел всё это время? Прятался? Есть тысяча мест, где он мог укрыться лучше. Собирал информацию? У половины моего факультета родители носят клеймо на руке, а их дети спят и видят как бы разжиться таким же. О каждом нашем шаге они пишут домой. Хотел убить меня? На первом курсе он привёл оборотней и вампиров, на втором организовал нападения на учеников, только вот всё это было бессмысленно, просто жестокость ради жестокости.       - Он пытался переманить меня на свою сторону.       - После того, как его раскрыли?       - Да.       - Значит он прощупывал почву, но на результат не надеялся, - Гарри замолк ненадолго, - я бы на его месте на твоё согласие не рассчитывал.       Драко задумался и скрестил руки на груди.       - Может быть он привёл в негодность защиту школы? – начала Гермиона, но под взглядами парней стушевалась, - сломал что-нибудь…       - Если об этом подумала ты, то об этом подумал и Дамблдор, - отрезал Малфой, - испорченное он сможет либо починить, либо заменить.       - Нельзя заменить только людей, но Волдеморт почему-то никого не тронул.       - На войне люди важны, - взгляд Малфоя стал внимательным и цепким, - я очень важен для него. Почему же он так легко от меня отказался?       - Почему ты решил, что он сдастся так легко? – Поттер улыбнулся и захрустел суставами пальцев, - когда начнётся война решит именно он, и перетягивать тебя на свою сторону он будет медленно.       - И что же может помешать ему это сделать? – сощурил глаза Драко.       - Одна простая вещь, Малфой, - приблизившись к другу, Поттер наклонился к его уху и почти прошептал, - всё, что ты считаешь своим по праву ты хочешь взять сам.       От Малфоя пахнуло жаром. Гарри отошёл в сторону, усадил слегка побледневшую Гермиону на стул и, повернувшись к окну, скрестил руки на груди. У подножия башни громко стрекотали сверчки, лёгкий ночной ветерок подхватывал их голоса и уносил прочь, туда, где они бессильно затухали в тёмных комнатах и извилистых коридорах. Блеклый свет луны делал мир призрачным и иллюзорным. Ускользающим.       - И он не потерпит конкурентов.       - Меня не так просто убить, - верхняя губа Малфоя коротко дёрнулась.       - Тебя – да. Таких, как мы, убить трудно. Но обычные люди хрупки. Как думаешь, кого он использует, чтобы сделать тебя рабом? Твою мать, твоего крёстного, или твою Луну?       Не говоря ни слова, Малфой запрыгнул на подоконник, схватился рукой за что-то снаружи и одним рывком выбросил себя за окно.       - И ещё, Малфой.       - Да?       - Он такой же, как мы.       Гермиона на кресле вдохнула и закашлялась. Гнев и ярость, которые раскалённым прессом придавливали её к полу и, в то же время раздували неудержимое пламя внутри неё самой, пропали.       - Ты как?       - Я в порядке, - прохрипела Гермиона.       - Нет желания воткнуть мне в глаз что-нибудь острое?       - Сейчас, или вообще?       Гарри хмыкнул, залез в карман и протянул подруге яблоко.       - Держи, заслужила.       Девушка насупилась, но угощение всё-таки приняла.       - А Дафне ты даёшь шоколадки.       - У неё нет родителей дантистов и пунктика насчёт зубов.       Гарри улыбнулся и Гермиона невольно на него засмотрелась. Сейчас он выглядел совсем мальчишкой, лихим и беззаботным. Без того вечного напряжённого внимания во взгляде, которое проступало там каждый раз, как они попадали во владения его деда.       - Как думаешь, Квиррелла можно было спасти? – задала Гермиона совсем не тот вопрос, какой хотела.       - Не знаю, было ли там кого спасать, - Гарри повернулся к окну и улыбнулся, - и, по правде говоря, я рад, что раскрыли его сейчас. Он был переменной, которую очень трудно учесть или сбросить со счетов. Ладно, постарайся хоть немного выспаться. Встретимся утром.       - Гарри, - девушка вздохнула, - зачем ты на самом деле приходил.       - Да так, просто решил убедиться, что всё в порядке.       Тени вокруг колыхнулись, и Гермиона застыла, но затем расслабилась. То были всего лишь набежавшие на луну тучи. ***       Орангутанг жрал. С упоением облизывал жирные пальцы, вытягивал трубочкой губы, мычал и вроде бы даже повизгивал от удовольствия. Предложи кто его блюдо собакам, и те, должно быть, отказались бы, но только потому, что почуяли почившего собрата. Справедливости ради, запах был не так уж и плох, да и запах псины, вызывал ностальгические воспоминания о крёстном.       Гарри вздохнул.       Понять пришедшее поутру письмо было непросто, но понять отправивших его орангутанга и крысёныша было куда труднее. Не потому, что они были тупыми, нет. Они были тупыми, а вдобавок ещё и абсолютно безумными, в потёмках их душ бродили мысли странные и извращённые, их будто бы формировал не окружающий мир, а его кривое отражение. Сегодня же они были неадекватны до такой степени, что даже угрозы не работали.       - Вы мне прислали письмо, - повторил Гарри помахав куском пергамента, - зачем?       - Я не посылал, - поспешно выпалил орангутанг и вернулся к миске.       Это было странно. Весь разговор был ненормален. Весьма заторможенные обычно уродцы отвечали так, будто им пятки жгли калёным железом, но сразу после вновь впадали в своё лихорадочное состояние. Причём правды они не говорили и врали обо всём, о чём не спросишь. Внезапная догадка заставила Гарри удивлённо моргнуть.       - Ты – рыжий? – спросил парень, указав на орангутанга.       - Нет!       - Ты не урод! – ткнул он пальцем в крыса.       - Нет! – гордо выпятил свою впалую грудь мелкий мужичонка.       - Достойное уважения самомнение, - кивнул Гарри, - но придётся задать другой вопрос. Ты выше своего друга?       - Да!       - Очень интересно. Чем же вас опоили, что вы теперь всё время врёте?       - Мы не врём…       - Это был риторический вопрос.       - Нет, не был! – взвизгнул крыс.       - Заткнись. – Осадил его Поттер и удивлённо изогнул бровь, - ты слов-то таких знать не должен.       - Это был риторический ответ!       Гарри запрокинул голову, медленно выдохнул и с силой потёр глаза. Затем ему потребовался ещё десяток секунд, чтобы выровнять дыхание и выпустить из рук раздавленные подлокотники кресла. Затем, уткнувшись взглядом в потолок, он отчётливо произнёс:       - Прости им, ибо не знают, что делают.       - Евангелие от Луки, глава двадцать три, стих тридцать четыре, - прошлёпал губами орангутанг.       - Да откуда?! Откуда вы всё это знаете? – Гарри буквально выстрелил собой из кресла и навис над конопатым мужчиной, - вы даже в школе не учились. И вы маги! Вы же маги, да? – мужики торопливо замотали головами из стороны в сторону и Гарри продолжил, - откуда магам знать евангелие наизусть? Даже моя подруга его не знает, а она читает всё, что на бумаге написано. Остальным же и вовсе плевать. Им просто нравится придумывать лишние поводы выпить. Так откуда ты это знаешь?       - Я? – судя по лицу, орангутанг очень удивился, впрочем, он всегда смотрел на мир с выражением умственно-отсталого ребёнка, которого даже собственный нос порой поражал, - я всё знаю!       - То есть ты не знаешь вообще ничего. – Темнота в глазах Гарри шевельнулась, от него повеяло холодом, - нервы не казённые. Контроль-контролем, но и я не железный! – Гарри хлопнул в ладоши и улыбнулся, - хорошая отговорка, именно так себе врать и буду. А к вам у меня есть ещё один вопрос. Где вы сегодня совершенно точно не видели мужика с этого фото.       - Я скажу! Я! – Крыс аж затрясся и засеменил на месте от возбуждения, - в нажиральной, в нажиральной!       Нажиральной оказался трактир в конце улицы. Принесённый сюда за шкирку Крыс тыкал в неё пальцем, притащенный за ногу Орангутанг согласно угукал, обалдело таращащиеся на процессию прохожие кивали, да и вывеска гласила именно это. Нажиральная. Ради разнообразия из распахнутой двери не тянуло запахом помоев, зато чувствовался другой след. Ноздри Гарри мелко затрепетали, рука его дёрнулась и Крыс с громким верещанием влетел в открытое окно второго этажа, откуда слышался плеск воды. Спустя секунду верещали уже двое.       Поттер влетел в трактир, потянул носом воздух, припал к земле, нюхая его, точно зверь, а затем навис над одним из столиков. Пожилой маг, степенно жующий свою овсянку, при виде зверской улыбки на лице парня отшатнулся и выронил ложку, сам же Гарри его будто и не заметил. Он просто поднял мужчину в воздух, небрежно поставил на пол и обнюхал стул на котором тот сидел.       - Нашёл.       От того, каким тоном было сказано это слово, все кто его услышал поёжились, а подошедший бармен было отступил назад. Предвкушение, злость, радость. Эмоции сплелись в тугой узел, они требовали выхода и нашли его. Охота, наконец, началась. ***       Доски пола под ногами с треском согнулись и проломились. Ботинки тоже не выдержали, кожа лопнула, как мокрая бумага и подошвы, медленно кружась, поплыли вверх. Даже его мышцы будто бы затрещали и зазвенели, точно туго натянутые канаты.       Но движение всё равно приносило радость. Ни опустившийся в этом замедленном времени сумрак, ни похожий на кисель воздух не мешали ему, а, наоборот, распаляли ярко вспыхнувший азарт. Он, наконец, взял след.       Бутч не был важной фигурой. Даже его имя не принадлежало ему самому. Но именно сейчас именно он был тем человеком, которого Гарри отчаянно жаждал поймать. Не потому, что это было нужно, или необходимо, нет. Это было интересно.       Год глупых шуток и странных встреч с самыми невообразимыми людьми из всех, что Гарри когда-либо встречал, год постоянных неудач в поисках врага, который прятался под самым носом, год проигрышей, когда весь остальной мир решил судьбу их самих и их страны, накалил его эмоции добела и сейчас они кристаллизовались бешеным, неконтролируемым азартом. Гарри не мог его унять, да и не хотел. Да и само его тело, сильное и выносливое, требовало движения. Требовало хоть так выпустить всё то, что уже слишком долго копилось внутри.       Застывшие в движении лица проносились мимо и пропадали, грубый камень мостовой холодил босые ноги. В голове Гарри царила пустота. Не такая, как когда он нырял в Пустоту, а звонкая и светлая, точно свежий миг весеннего утра, полный росы, свежести и солнца. Тени вокруг колыхнулись было, жадно задрожали и потянулись к нему, но он не глядя отмёл их в сторону. То, что старалось дотянутся до него, было слишком незначительно. Сейчас для него был важен только след.       Он уже чуял его раньше. На балу у Малфоя, в грязной пивной, в глухом переулке за дешёвой ночлежкой. В магической Британии жило не так много людей и этот человек ходил рядом с ним. По тем же самым улицам, и он оставлял за собой следы, тонкие, быстро тающие запахи. И Гарри чуял их, ему просто не хватало одной-единственной подсказки, чтобы понять чей именно запах он чует.       След петлял и менялся, становясь то сильнее, то слабее. Его хозяин никуда не торопился, он словно гулял и то останавливался у магазинчика, то сворачивал к небольшому скверу, где присаживался на лавочку и какое-то время просто сидел. Порой след сворачивал и петлял по кривым и косым переулкам, почти теряясь среди куч мусора и грязных луж, но всегда появлялся вновь.       Возле большого, богатого дома тонкий след превратился из узкой тропинки в хоженую дорогу.       Гарри привычно укутался в тень и скользнул ближе. Детский плач, сопение ворочающегося в кровати старика, перекрикивания запертых в клетке попугаев и ворчание моторов, все лишние звуки отходили на второй план, ведь сейчас было важно только происходящее в доме. Даже от теней, которые заворочались и, будто живые, потянулись к нему, он просто отмахнулся.       На втором этаже скрипит перо, быстро и нервно, человек его держащий раздражён, он дышит глубоко, но прерывисто, ставит кляксы и сердито стучит ногой. В самой дальней от него комнате постанывает женщина, но не от боли. Совсем не от боли.       Гарри сощурился и усмехнулся. Сердца мужчины и женщины стучат одинаково быстро, они оба сейчас доводят себя до грани, разве что по-разному. Чем громче стоны, тем больше клякс ставит перо, чем ближе грань удовольствия, тем ближе грань исступления.       А ещё в доме был кто-то спящий. Его дыхание было спокойным и размеренным, а сердце билось ровно и сильно.       Закрытая дверь оказалась не прочнее связки гнилого хвороста, Гарри прошиб её своим телом, стряхнул вонзившиеся в кожу занозы и, рванул туда, где спал за закрытыми дверями человек и где запах становился сильнее всего. Дорогой паркет под его ногами обращался в щепу, а от ударов ветра, что он поднимал своим движением вылетали из окон стёкла. Дверь в крохотную коморку, Гарри выворотил с такой же лёгкостью, что и входную.       Вся комната была пропитана запахом его добычи, Бутча. Здесь он спал и бодрствовал, здесь он жил. И здесь его не было, на убогой койке лежал юноша немногим старше самого Гарри, высокий, черноволосый и до неприличия похожий на Сириуса. Время возобновило свой ход, в мир вернулись краски.       Всё, что Гарри походя разрушил по пути сюда, со страшным грохотом разлетелось во все стороны и обрушилось на землю, а на втором этаже раздались испуганные крики. Спящий на кровати Бутча юноша, впрочем, не проснулся, а только вздохнул и перевернулся набок. Гарри хрустнул пальцами, наклонился к самому уху нынешнего обитателя каморки и набрал полную грудь воздуха.       - Подъём!       На втором этаже вновь раздались крики и послышался топот.       - А?!       Юноша же вскрикнул, бестолково замельтешил руками и сверзился с кровати, после чего его мутный взгляд наткнулся на разлохмаченные кожаные сапоги и пополз выше. И полз он ровно до тех пор, пока не наткнулся на мрачное лицо донельзя серьёзного Поттера. Юноша прохрипел что-то спросонья и схватил рукой воздух в том месте, где по его мнению должна была быть тумбочка.       В следующую секунду сонливость на его лице сменило удивление. Поспособствовала этому пощёчина Поттера. Сознание его, однако, прояснилось не от неё. За это нужно было благодарить крепкую затрещину.       - Стой! Стой, погоди, - юноша выставил руки ладонями вперёд и облизал сухие губы, - я не помню, что было вчера, но уверен, всё произошедшее - недоразумение.       - Судя по лицу ты тупой, но говоришь складно, - обронил Гарри, - ничего, это исправимо.       Голова юноши мотнулась в сторону от ещё одной пощёчины.       - Хватит!       Юноша вскинулся, закономерно получил затрещину и с болезненным шипением приземлился обратно на задницу.       - Да что я вообще тебе сделал?!       - Ты меня бесишь.       Очередная пощёчина заставила Уильяма перекувыркнуться через голову и упереться в стену, смешно дрыгая ногами. Именно этот момент выбрали мистер и миссис Мэй, чтобы ворваться в каморку с палочками наголо.       - Стоять! – дав петуха, вскрикнул глава семейства.       - Ваш сын, в этой самой комнате… - Гарри ткнул пальцем в Уильяма, на лице его было написано столь искреннее и праведное возмущение, что хозяева дома даже немного опустили палочки, - делил кровать с мужчиной.       - Что?! – Заорал Уилборн и направил палочку уже на сына, - объяснись!       - Я ничего не делал!       - Может ты ещё и скажешь, - с истеричными нотками в голосе проорал Гарри, - что это не ты помог ему бежать?       - Никуда он не бежал!       - Ты что, завёл любовника? – заламывая руки спросила миссис Мэй.       - Нет, нет и нет! Чёрт! – Уильям вскочил и затопал ногами, - он не мой любовник и он не сбегал! Мне было плохо и я отправил его к Малфою вместо себя!       - Ах! – Гарри картинно приложил руку ко лбу и, точно балерина, потянул мысок, - мне срочно нужно бежать.       Скользнув ужом в форточку, он взобрался на стену и повис на карнизе, чем кто-либо успел ему помешать. Уилборн только и смог, что высунуть на улицу голову, посмотреть по сторонам и, никого не обнаружив, вернуться обратно. Из комнаты тут же раздались крики, звуки пощёчин и завывания.       - Я так и знал! Наш сын ненормальный! – кричал глава семейства, - этой гадости он мог набраться только от тебя! Подумать только, притащил в дом своего… Своего…       - Я не сплю с мужиками! – провыл на высокой ноте Уильям, ему крутили уши, но он не отчаивался и продолжал доказывать свою невиновность.       - Если уж он от кого этому и научился, то от тебя, дорогой, - пропела миссис Мэй.       - Ничего интересного они видно больше не скажут, - прошептал Гарри и спрыгнул вниз.       С хлопком двери он исчез. Семейство Мэй спорило ещё долго. Все они так увлеклись, что вопрос, кто же вломился в их дом на ночь глядя, прозвучал уже только в Мунго. ***       Оборотное зелье было густым, тягучим и землистым на вкус, точно болотная вода. Частицы тел тех, чей облик Джеймс одалживал растворялись в зелье без следа, но ему всё равно каждый раз казалось, что он опрокидывает в себя склянку с волосами и обрезками ногтей, он даже почти чувствовал, как они скрипят на зубах и царапают горло. От этого хотелось сплюнуть и промыть рот.       Джеймс скривился и прикрыл глаза, облик его стремительно менялось и к этому нельзя было привыкнуть. Волны искажений прокатились по его телу, волосы стали чёрными и длинными, кожа бледной, а глаза ярко-голубыми. Всего за пару мгновений он стал точной копией сынка Сириуса.       Почти точной. Из отражения на него смотрел Уильям Мэй, только вот лицо его было слишком угрюмым и серьёзным, без единой капли веселья и легкомысленности, что были присущи оригиналу. Но было и ещё одно отличие. Джеймс закатал левый рукав и посмотрел на абсолютно чистое предплечье.       Посмотрел и опустил рукав обратно. Они не будут проверять его метку, а даже если и будут… Джеймс поднял с пола чемодан и сжал пальцы на ручке, привыкая к его весу. Проверят, или нет, закончится всё одинаково.       Из окна старого, пустого амбара были видны ворота поместья Малфоев, за ними зеленел разбитый поколения назад парк, а уже дальше возносились вверх узкие, стрельчатые крыши и башенки замка. И везде, внутри и снаружи поместья, сновали люди: гости, охрана и прислуга. Пару раз он даже заметил платиновую макушку хозяина поместья.       Ещё в детстве Джеймс повидал немало таких раутов, все они были одинаковы. Спесь с примесью снобизма, пустые разговоры, бесконечные расшаркивания. Джеймс не видел в этом ничего увлекательного, но такие люди, как Люциус, должно быть, чувствовали себя в такой среде, как рыба в воде. Разве что сегодня была в этом действе какая-то нездоровая суета, и чем больше появлялось гостей, тем сильнее становилось возбуждение.       Джеймс вышел из амбара и неспешно пошёл по дороге к поместью. Никто не обратил на него внимания, все были слишком заняты, они восторгались, ужасались, галдели и кричали. Джеймс прошёл сквозь приоткрытые ворота и окунулся в толпу, запоздало к нему пришла мысль, что даже носи он сейчас лицо Бутча, никто не обратил бы на него внимания.       Вместе с гостями он влился внутрь замка, прошёл по длинным коридорам и попал в бальный зал. Покрытый отполированным до зеркального блеска деревом пол, высокий, покрытый искусной росписью и мозаикой сводчатый потолок, витражные окна и великолепные гобелены. Накопленное за века богатство Малфоев было достойно восхищения и зависти, но вызывало только глухую, порядком потускневшую злость.       Шум голосов всё нарастал, но, не достигнув апогея прервался – на возвышающийся над толпой балкон вышел Малфой и три раза ударил тростью об пол. На лице его была надета серебряная полумаска, а на плечи накинута свободная, струящаяся мантия.       - Я рад приветствовать всех, кто пришёл, - с апломбом произнёс он, губы его искривились в тонкой улыбке, - и сейчас вы, должно быть, теряетесь в догадках для чего я позвал вас.       - Да уж потрудись объяснить, - проворчал тучный, седой мужчина в котелке и старомодном камзоле с оборками, не слишком громко, но так, чтобы его точно услышали.       - Сегодня пришло время выбрать сторону, - развёл руки в стороны Малфой, - многих из вас я знаю давно и уверен в вашем выборе, другие же нечастые гости в этом обществе. Но все вы сегодня должны услышать послание – выберите сторону, иначе её выберут за вас.       Вместе с последними словами Люциуса по залу будто бы пронёсся порыв ветра, затхлый, колючий, но несущий в себе отголоски той мощи, прикосновение которой многие уже основательно успели подзабыть. Эта сила и несомые ей ощущения значили больше всех слов, сказанных и оставленных не произнесёнными.       Гости начали разделяться, часть из них потянулись вперёд, к балкончику на котором стоял Малфой. Джеймс стоял и смотрел на то, как на лицах людей проступает сомнение и неуверенность. Малфой не сказал ничего опасного, его ни в чём нельзя было обвинить, не за что было судить и карать, но тем не менее все поняли о чём он говорил и чью сторону предлагал выбрать. Первыми вперёд вышли последние оставшиеся от старой гвардии пожиратели из внешнего круга, большинство не знало их в лицо и не слышало на чьей стороне они сражались десять лет назад.       Но Джеймс знал. И он знал почему именно те, кто избежал суда, шли первыми, они были призваны сломать плотину сомнений оставшихся и они со своей задачей справлялись. Сперва за ними шагнуло всего несколько человек, затем к ним присоединился ещё десяток, не прошло и минуты, как зал разделился на две части и та, в которой остался Джеймс была меньшей.       Ручка чемодана жгла ладонь. Малфой с самодовольным видом нёс какую-то высокопарную чушь, всё больше людей сходили со своих мест и присоединялись к уже принявшим сторону пожирателей, лишь немногие сохраняли спокойствие и стойкость, а Джеймс просто стоял и с силой стискивал ручку чемодана.       Сегодня был не тот день. Слишком много невинных людей было тут сегодня, слишком много тех, кто был просто ведом страхом и неуверенностью. Они не должны были сегодня здесь умереть от плача мандрагор, это должно было стать судьбой только носящих метку. И от понимания этого становилось только поганее, ведь Джеймс знал, что он всё равно щёлкнет замком и откроет чемоданчик со смертью.       - Вы все просто жалки.       Знакомый голос заставил Джеймса встряхнуться и поднять взгляд. На балкончике за спиной Малфоя стоял Гарри, в пальцах его крутился и переливался лунным серебром изящный нож.       - Сколько вас здесь? Полторы сотни? Две? – движения ножа гипнотизировали, Малфой дёрнулся было, но застыл на месте, будто бы не решаясь даже дышать, - главы семей и родов, богачи, аристократы и могущественные волшебники.       Последние слова были сказаны с нескрываемой издёвкой и презрением. Толпа загомонила и забурлила от гнева.       - Да кто ты такой, мальчишка, чтобы осуждать нас? – процедил один из тех, кто первым выбрал сторону пожирателей, - ты не знаешь ничего!        В ответ Гарри просто откинул чёлку в сторону, взглядам открылся знаменитый шрам и зал тут же погрузился в тишину.       - Две сотни магов – сила. Две сотни глав родов и семей - сила ещё большая. Сила, что десять лет назад была бы способна смести пожирателей и их хозяина. Вот только вы – не сила, вы – кучка трусливых шавок, не способных даже взять на себя ответственность за будущее вас самих и ваших детей. Вам удобнее было ждать чуда, а когда оно свершилось, придумать глупую сказку, в которую так удобно верить.       Люди снова возмущённо зашумели, но тут зал заполнила другая сила от которой у Джеймса на голове зашевелились волосы, а кишки завязались тугим узлом. Не магическая сила. Это была пролетевшая мимо авада, разминувшийся с горлом клинок, зашатавшийся под ногой камень над пропастью.       - А ну заткнулись! – Рявкнул Гарри и в стремительно стынущем воздухе повисла звенящая тишина.       Гарри подошёл к Малфою, Джеймс отчётливо увидел, как испуганно дёрнулся за воротом дорогого сюртука кадык. Кончик ножа медленно рассёк ленту и серебряная маска со звоном упала на пол. Лицо Люциуса было покрыто испариной, губы сжаты в тонкую линию, а взгляд метался, выискивая кого-то в толпе.       - Люциус тоже пёс, - вкрадчиво произнёс Гарри, - жалкая, испуганная собака на очень-очень коротком поводке. Они все такие, даже Волдеморт, только боятся они разных вещей. Именно поэтому они сейчас молчат и терпят, им ведь велели. Но они хотя бы псы верные, вы же не верны даже самим себе.       С порывом ветра Гарри исчез, а в следующее мгновение двери в зал с треском и грохотом распахнулись от мощного удара.       - Среди тех из вас, кто сдался я бы не стал искать союзников, даже не останься у меня иного выхода. Те из вас, кто был твёрд, уходите и знайте, что за стеной из лжи наши враги прячутся не просто так. Те же, кто сломался – убирайтесь.       Жуткая сила вновь придавила всех в зале и люди стали кто уходить, а кто и убегать прочь, Джеймс тоже потянулся к выходу следом за всеми остальными, но тут Гарри повернул голову и посмотрел сквозь толпу прямо на него.       - А вот ты не торопись, Бутч.       Джеймс даже дёрнуться не успел, как свет для него померк.