A Means to an End

      Кикио высматривала признаки сознания, пока Миллуки корчился на каменном полу. Она сосчитала до пяти; на его шортах расползалось тёмное пятно, но мальчик даже не хныкал.       Она вздохнула и убрала электрошокер.       За последний год она пришла к выводу, что потенциал Миллуки, по всей видимости, намного меньше, чем у его старшего брата. Несмотря на то, что ему было уже больше четырёх, его устойчивость к электричеству была хуже, чем у Иллуми в три года. По словам Саки, он был хорош в математике, но в остальном мальчик не подавал надежд; та небольшая стабильность, которую принесло её браку рождение Миллуки, рассыпалась под тяжестью этого факта.       Если бы Миллуки был трансформатором, Сильва, возможно, закрыл бы глаза на его недостатки – она надеялась, что его дар поздно, но раскроется, – но две недели назад Маха подтвердил, что он манипулятор. Не повезло.       Ей было двадцать восемь, до десятой годовщины свадьбы оставалось несколько недель, и она не смогла сделать единственное, о чем её когда-либо просил ее муж: произвести на свет жизнеспособного наследника.       Сказать, что в их спальне стало холодно, было бы преуменьшением.       В глубине души она хотела, чтобы Сильва выбросил её таблетки в унитаз и запретил доктору Зану давать ей ещё. В таком случае, ей хотя бы не пришлось брать ответственность за эту ситуацию. Она не могла сама заставить себя остановиться – кошмары никогда не исчезали, а после второго выкидыша стали приходить чаще. Мысль о беременности вызывала у неё фантомные боли.       При любой возможности она старалась улизнуть из дома, соглашаясь на любые миссии, что предлагал ей Сильва. Хоть она и не справилась со своей основной обязанностью, она всё ещё могла приносить пользу семье – она была хорошей убийцей, быстрой и осторожной; за последние десять лет она не сделала ни единой ошибки при выполнении поручения.       Чего нельзя было сказать об Иллуми.       Её старший сын ни разу не провалил задание. Все его цели были мертвы, так или иначе. Но несколько раз он был неосторожен; во время его первого задания высокопоставленный чиновник увидел, как он убегал с места происшествия, в результате чего Иллуми вернулся с тремя огнестрельными ранениями. А недавно он убил группу прохожих, сославшись на нежелание оставлять свидетелей – к сожалению, среди этих прохожих была дочь их клиента. Потребовались недели, чтобы уладить конфликт с этой женщиной, и маловероятно, что она снова наймет кого-то из Золдиков.       Кикио не знала, какое наказание назначил мальчику Сильва, и не была уверена, что хотела знать.       На мгновение ей показалось, что Миллуки зашевелился, но это была всего лишь игра света от огня факела. На этой неделе для неё не нашлось работы, поэтому она решила заняться его тренировками лично, надеясь, что немного пристального внимания поможет мальчику повысить его показатели. Однако она так и не увидела никаких улучшений; скорее наоборот, её присутствие лишь усугубляло ситуацию. Он постоянно просил помощи, ожидая от нее большего сочувствия, чем от дворецких. Её терпение было на исходе.       — Вставай, Миллу, — сказала она, постукивая каблуком по его руке. — Мы ещё не закончили.       Миллуки не двигался.       Она уже собиралась снова использовать шокер, когда услышала шаги на лестнице. Это были медленные, неторопливые шаги; походка мужская, но это был не Сильва. Высунув голову за дверь, она мгновенно узнала приближающуюся фигуру – с визором темнота больше не была для неё проблемой, к тому же она хорошо знала этого молодого человека.       — Гото, — позвала она. — Мы здесь.       Дворецкий не ответил, что было необычно. Гото всегда был вежлив и учтив; его поведение в сочетании с отличными навыками сделало его одним из её любимых слуг. Если бы не его возраст (мужчине было всего двадцать), она бы повысила его много лет назад.       — Гото? — Она вышла в коридор. — Всё в порядке?       Склонив голову, он остановился перед ней. Свет факела мерцал, отражаясь в его очках и мешая ей разглядеть его глаза. На его щеках были мокрые следы, как будто он плакал, а рот скривился в гримасе.       Что-то было не так.       — Гото? — повторила она, слегка касаясь его руки. — Что случилось?       Гото расправил плечи и поднял голову. Блик на его очках исчез, показав пару налитых кровью глаз.       — Я хочу, чтобы Вы уволили меня, госпожа.       — Уволить тебя? — сказала она. — Зачем это?       Он сделал медленный вдох, не отрывая взгляда от её визора. Это была ещё одна вещь, которая ей нравилась в Гото: другие дворецкие никак не могли определиться, куда смотреть при разговоре с ней. Некоторые обращались к точке над её головой, избегая фальшивого красного глаза; другие просто смотрели в землю. Но Гото всегда смотрел прямо на неё, не обращая внимания на устройство.       — Господин обратился ко мне с просьбой, и я не смог выполнить эту просьбу.       Кикио чуть не рассмеялась. И это всё? Её муж любил играть в интеллектуальные игры с персоналом; Гото был слишком строг к себе.       — Дай угадаю. Он попросил тебя сразиться с ним?       Не дожидаясь ответа, она продолжила:       — Сильва испытывал тебя, Гото. Отказавшись драться, ты прошёл – иначе он сам бы тебя уволил.       Гото покачал головой.       — Господин не просил меня драться с ним, госпожа.       Складка между его бровями становилась всё глубже. Свежие слёзы наполнили его глаза; она никогда не видела мужчину таким расстроенным.       Ужас вновь заявил о себе, завязавшись холодным узлом в груди.       — Что он попросил тебя сделать, Гото?

***

Flashback

      Ноги Кикио свисали с высокой гостиничной кровати. До сегодняшнего дня единственные отели, в которых она когда-либо останавливалась, пахли дымом и застоявшейся мочой; здесь пахло цветами, и она была практически уверена, что в постели не было клопов. Отель Hidden Treasure время от времени принимал богатых посетителей, но большинство их клиентов жили там на постоянной основе. Туристы были редкостью в Метеор-сити.       — Кикио, — позвала её мать. — Подойди сюда.       Женщина выделялась фиолетовой фигурой на фоне желтой оштукатуренной стены, её чёрные косы были собраны в причёску. Подойдя ближе, Кикио увидела на столе перед собой множество колец разной формы.       — Найди себе по размеру, — сказала она.       Кикио повиновалась. Самое красивое, золотое кольцо с рубинами, было слишком большим. Первые четыре, что она померила, также не подошли – у неё были слишком маленькие ладони даже для тринадцатилетнего ребенка, – но пятое оказалось ей впору на средний палец правой руки – медное кольцо с бирюзой. Было похоже, что его сделали где-то в черте города (оно выглядело дёшево).       Она нахмурилась.       — Идеально, — мать сняла кольцо с её пальца. — Я на минутку.       Сколько бы раз она не смотрела, Кикио никогда не уставала наблюдать за Нэн-способностями своей матери. Не то чтобы там было что-то интересное – на самом деле, без Гё она вообще ничего не видела, – но когда чистая белая аура окружила кольцо, превращая его из куска хлама во что-то гораздо более ценное, ей показалось, что она стала свидетельницей магии.       — На, — вернула кольцо мать. — Примерь ещё раз.       Взволнованная, Кикио надела кольцо.       Ничего не произошло.       — Я должна что-то почувствовать?       Глаза женщины метнулись вверх и вниз, словно оценивая внешний вид дочери. Через пять лет она будет слишком слепа, чтобы ходить без трости, но в тот момент белые пятна на её зрачках были едва заметны, и она легко скрывала их с помощью Нэн; только наедине она развеивала иллюзию, обнажая свое неизменное лицо. Она кивнула на стену, где висело зеркало в полный рост в позолоченной раме.       — Взгляни.       Взгляд Кикио скользнул к зеркалу.       У неё перехватило дыхание. Она больше не была похожа на тринадцатилетнюю девочку – её костлявые ноги стали стройными и длинными, узкие бёдра расширились, а грудь… ну, грудь уже не была, мягко говоря, плоской. Она ткнула в одну из грудей, наблюдая, как та промялась, повинуясь нажатию пальца. Тело не просто выглядело реальным – оно ощущалось как настоящее.       — Почему я не почувствовала, что изменилась?       — Потому что твоё тело не изменилось, — сказала её мать. — Я уже говорила, моя способность влияет только на восприятие. Пока носишь это кольцо, ты и все, кто находится в радиусе пяти метров от тебя, будут видеть взрослую женщину.       — То есть… я могу чувствовать это тело, потому что кольцо сообщает моему мозгу, что оно так выглядит?       — Можно и так сказать, — женщина сгребла неподошедшие кольца в велюровую сумку. — Но это не навсегда. Мне нужно будет обновить свою ауру на кольце, хотя эффект должен продержаться около шести часов. Этого времени будет больше, чем достаточно.       Кикио вскинула голову, заворожённая способностью матери. Её красное платье также изменилось; оно идеально подходило женщине в зеркале. Её загорелые плечи теперь были молочно-белыми, безупречными.       — Я буду так выглядеть, когда вырасту?       — Я не знаю, — она взглянула на часы. — Более того, я не знаю, какой ты себя видишь. Кольцо показывает каждому человеку женщину, которую он считает красивой. Кстати об этом – не говори о своей внешности. Ты не будешь знать, что он увидит.       Лениво крутя кольцо, Кикио повернулась к матери. Женщина поправляла шляпу от солнца, готовясь вернуться на улицу.        — А что ты видишь? — спросила Кикио.       На её лице появилось странное выражение, но оно исчезло до того, как Кикио смогла расшифровать его. Женщина слабо улыбнулась.       — Себя.       К тому моменту, когда он прибыл, в комнате не осталось никого, кроме Кикио.       Её мать была недалеко – у неё был собственный клиент, постоянный клиент, который жил в соседнем здании, – но даже если бы она была на другом конце света, это ничего бы не поменяло. Несмотря на её заверения, Кикио была настолько напугана, что едва заставила себя дойти до двери. Однако мужчина заплатил авансом, и она не хотела рассердить его (или, что ещё хуже, рассердить свою мать).       Подкравшись ближе, Кикио потянулась к глазку.       Она увидела круглое красное лицо, обрамлённое аккуратной седой бородкой. Его шея была слишком широкой для рубашки с круглым вырезом, которую он носил под блейзером. У него были добрые карие глаза с морщинками в уголках; она не знала, как, по её мнению, должен выглядеть мафиози, но явно не так.       Кикио открыла дверь.       — Кара? — спросил мужчина. Его голос был низким и ровным, и у него были самые белые зубы из всех, которые она когда-либо видела.       Кикио кивнула.       — Приятно с Вами познакомиться, — протянул ей руку мужчина. — Я Ник.       Смущённая, она вложила свою ладонь в его; он поцеловал её и вошёл в комнату, захлопнув за собой дверь.       Опустилась тишина. Мужчина – Ник – просто рассматривал её, на его лице было что-то похожее на удивление. Он присвистнул:       — Твоя начальница не шутила: ты действительно самая красивая девушка из тех, что я когда-либо видел.       Что бы он ни увидел, это не имело ничего общего с её настоящей внешностью, но она всё равно улыбнулась.       — Спасибо. Я, кхм, не знаю, что она Вам сказала, но я точно никогда... — она сглотнула; её голос был очень тихим, как будто в её горле застряла маленькая птичка. — Я никогда этим не занималась.       — Да ну? — рука легла ей на талию, и она поборола желание оттолкнуть её. — Послушай, милая. Твоя начальница утверждала, что ты самая красивая девушка, которая у неё есть, и что ты никогда раньше не встречалась с мужчиной. Я не в первый раз в таком месте. Могу сказать, что лишь одна из этих вещей может быть правдой, но не обе, — он улыбнулся, снова обнажив слишком белые зубы. — Так что можешь перестать притворяться. Я действительно не против.       Кикио моргнула. Она сделала несколько шагов назад, выходя из узкого прохода, и скрестила руки на груди. Он рассердится, если она станет настаивать на правде? Но если она солжёт и скажет, что опытна, разве он не будет ожидать от неё большего? Её спина ударилась о стол, и она подпрыгнула от неожиданности.       — Простите, — сказала она, хотя и не знала, о чем сожалеет.       — Всё в порядке, — мужчина сбросил блейзер. На его синей рубашке были пятна от пота. — Твоя начальница может оставить себе то, что я дал. Я даже оставлю чаевые, если ты окажешься достаточно хороша.       Внезапно он оказался близко, слишком близко. В его дыхании чувствовался густой запах корицы, маскирующий слабый шлейф сигарет. Большой и указательный пальцы нашли её подбородок, заставляя её встретиться с ним взглядом. Он изучал её лицо.       — Ты действительно девственница?       Она молча кивнула.       — Ну что ж, — сказал он, скользя рукой по её бедру. — Похоже, сегодня мой день.       Кикио удалось удержать себя в руках до тех пор, пока он не ушёл. Она даже улыбнулась и пожелала ему удачно добраться туда, откуда он пришёл. Но как только дверь закрылась и на неё обрушилась вся тяжесть пережитого, она расплакалась.       Комната не изменилась. Разве что теперь на тумбочке рядом с купюрой в десять тысяч дженни лежал использованный презерватив. Одеяло было скручено и помято, сжатое цепкими руками; ближе к его середине, частично скрытое рисунком розовой розы, было красное пятно.       Отвернувшись от этой картины, Кикио, пошатываясь, побрела в уборную. Мраморные стены эхом разносили её рыдания.       Она всё ещё плакала, когда мать нашла её, завернувшуюся в огромное полотенце на полу ванной. Несмотря на то, что она провела десять минут в душе, пытаясь избавиться от запаха, он висел вокруг неё, как ладан – густой, едкий запах с нотками корицы. Кикио будет ненавидеть запах корицы всю оставшуюся жизнь.       Кольцо валялось на ковре. В приступе ярости она швырнула его в стену, оставив трещину на штукатурке. Мать перевела взгляд с кольца на её распухшее красное лицо, вздохнула и присела на пол рядом с ней.       — Я знаю, — сказала она, обняв её за плечо. — В первый раз всегда тяжело. В следующий раз будет лучше.       — Следующего раза не будет, — Кикио не смогла произнести это ровно, каждый всхлип душил её, мешая говорить. — Это больно. Было ужасно.       Мать какое-то время молчала. Даже сквозь полотенце Кикио чувствовала, как ногти женщины впиваются ей в верхнюю часть спины.       — А ты думаешь, я занимаюсь этим, потому что мне нравится? — в конце концов сказала она.       Кикио хлюпнула носом. В голосе матери был различен давно знакомый ей холод; она сказала что-то не то, и теперь собиралась получить по ушам.       — Я кормила и одевала тебя на протяжении тринадцати лет, — сказала она. — Моим первым клиентом был старый толстяк, который дал мне восемь тысяч дженни ​​за мои старания. Ты знаешь, сколько этот мафиози заплатил за тебя?       Кикио покачала головой.       — Полмиллиона дженни, — мать сделала паузу, давая ей осознать эту цифру. — Этого хватит на три месяца экономной жизни. И ты ему понравилась, Кикио. Это значит, что в следующий раз, когда он приедет в город, он выберет тебя – и в последующий тоже. Если сможешь привлечь внимание нескольких достаточно состоятельных клиентов, тебе не придется домогаться мужчин на улице. Ты будешь сытой. Ты будешь в безопасности. Глупо отказываться от подобного. Ради всего святого, как ещё ты собираешься зарабатывать на жизнь?       Кикио опустила взгляд в пол. В Метеор-Сити был ещё один способ заработать деньги – мафия не часто посещала этот район, – но она ни разу никого не убивала, и её мать всегда высмеивала эту идею. «То, что ты можешь немного использовать Нэн, не означает, что ты умеешь драться» — говорила она. — «И то, что ты умеешь драться, не означает, что ты умеешь убивать. Ты и мухи не обидишь, Кикио. Ты действительно думаешь, что сможешь убить человека?»       Она закрыла глаза и увидела Ника, нависшего над ней, каждый его толчок вызывал приступ агонии. Она представила, как перерезает ему горло своим бумажным веером, кровь хлещет из артерии, окрашивая её лицо в ярко-красный цвет. Её желудок перевернулся. Нет, она не создана для убийства. И для проституции тоже. И что остаётся? Денег, которые она зарабатывала мелкими кражами, не хватало на жизнь.       Впервые Кикио пожалела, что вообще родилась.       — Кикио?       — Не знаю, — пробормотала она, наконец сдавшись. — Я не знаю, чем хочу заниматься.       Пальцы теребили её влажные волосы; голос матери стал мягким, почти приторным.       — Однажды я ослепну, дорогая. Довольно скоро я больше не смогу работать, и тебе придётся содержать нас обоих. Ты же это понимаешь?       Кикио понимала. Свежие слёзы защипали глаза, к счастью, огонь между ног сменился тупой болью.       — Со временем станет легче, — её мать потянулась за медным кольцом. — Вот увидишь.       Шесть месяцев спустя Кикио снова вернулась в отель Hidden Treasures. Это была не та комната, что в первый раз, хотя и выглядела почти так же: рядом с зеркалом стоял деревянный стол, а на одеяле был такой же цветочный принт. К тому времени она повидала достаточно таких комнат, чтобы знать, что внутри все они выглядели одинаково, лишь вид из окна был другим – это выходило на западную часть города, открывая вид на рыночную площадь. На улице было не очень много людей (большинство магазинов закрывались до захода солнца), но она всё равно могла слышать их голоса через стекло. Один из них принадлежал женщине. Должно быть, её мать вела переговоры.       Женщина дала ей один месяц, чтобы восстановиться после потери девственности. Кикио занималась карманными кражами, надеясь доказать, что сможет таким образом накопить достаточно денег на жизнь, но в итоге заработала меньше пятидесяти тысяч дженни. Большинство местных жителей привыкли не брать с собой больше, чем готовы были потерять, а те, кто не следовал этому правилу, делали так не без причины. Один особо быстрый человек успел схватить её за запястье и угрожал сломать ей обе руки. Если бы не Нэн, Кикио бы не смогла ускользнуть; она ударила мужчину веером в живот и побежала так быстро, как только могла.       Её второй клиент был не настолько плох, как первый. Это был пожилой мужчина (что ей казалось отвратительным), но он был нежным и вежливым. Третий был моложе, но грубее; после него у неё остались синяки, которые не сходили ещё неделю. Четвёртый был ещё одним мафиози; этот кончил за десять минут, а остаток часа провел, разговаривая с ней об уходе за огнестрельным оружием (для этого требовалась так называемая щётка для ствола, что позабавило её).       И теперь Кикио ждала своего пятого. Как постоянно напоминала ей мать, пять клиентов за шесть месяцев – это ничто: большинство проституток в Метеор-сити каждую ночь выходили на улицы, чтобы заработать на оплату аренды. Благодаря способностям её матери (и её связям, которых было предостаточно после пятнадцати лет работы в этой сфере), она зарабатывала за одну ночь больше, чем обычная проститутка зарабатывала за месяц.       Тем не менее, она презирала это дело.       Каждый раз было больно – казалось, будто её протыкают колом из раскаленного железа – и только один клиент, старик, задумался о её комфорте. Он предложил ей использовать рот (это было безболезненно, но отвратительно). После того, как она несколько недель жаловалась на это матери, та купила ей дорогую смазку – она боль не сняла, но немного помогла.       Она играла с медным кольцом, то надевая, то снимая его, – наблюдая, как она превращается из взрослой женщины в жилистую девушку и обратно. Её клиент опаздывал; может он вообще не придёт?       Было бы славно. Оставшись этой ночью без дела, она могла пойти на южную свалку и убить несколько часов, играя в мяч с другими детьми. Большинство из них были младше её – самые маленькие называли её «мисс Кикио» и следовали за ней повсюду, как утята, – но был и мальчик её возраста, который ей нравился. Когда ей было двенадцать (это было всего год назад, хотя казалось, что давным-давно), она часами писала ему любовные письма, используя ручку и бумагу, украденные с северного рынка. Раз в неделю она подсовывала их под дверь жестяной лачуги, которую он делил со своей матерью и четырьмя братьями и сестрами. Она так и не получила ответа. В конце концов она узнала, что никто в их семье не умеет читать; они просто использовали письма как растопку. Тогда её сердце было разбито, но сейчас она смеялась над этим. Романтика больше не привлекала её. Ничего не привлекало.       Три резких удара вырвали её из грёз.       Когда она открыла дверь, её первой мыслью было, что он огромный; ростом выше шести футов и телом как бык. Второй её мыслью было то, что от него пахло алкоголем – не редкость в городе, но ни один из её клиентов раньше не появлялся пьяным. Его белая рубашка была наполовину расстегнута, обнажая волосатую грудь. Он сузил глаза.       — Ты Кара?       Она кивнула; он протиснулся мимо неё, чуть не задев её лицо локтем. Очевидно, не в настроении терять время, он направился прямо к кровати. Деревянная половица скрипела под его весом.       — Ну и? — он начал возиться с пряжкой ремня. — Ты подойдешь или нет?       Кикио закрыла дверь. Её третий клиент был такой же – грубый, агрессивный, молодой, – но он, по крайней мере, был трезв. Пьяным мужчинам требовалось больше времени, чтобы кончить? Она надеялась, что нет, особенно учитывая размер выпуклости на его штанах. Она не была уверена, что сможет выдержать больше нескольких минут полового акта с ним.       — Извините, что заставила Вас ждать, — сказала она, бросаясь к нему. — Вы хотите, чтобы я разделась, или вы хотите—       Рука взметнулась, схватив её за волосы. Он дернул её вперёд, так, что они оказались лицом к лицу; запаха из его рта было достаточно, чтобы заставить её поперхнуться.       — Ты когда-нибудь кричала во время секса? — он говорил медленно, как бы стараясь чётко проговаривать слова. — Я имею в виду настоящие крики, а не шлюшьи стоны.       С бешено колотящимся сердцем Кикио попыталась вырваться, но, казалось, его рука была сделана из железа. Она с усилием смогла посмотреть через его плечо, где за квадратным окном виднелось темнеющее небо. Оно было закрыто. Услышит ли её мать, если она позовет на помощь? Услышит ли хоть кто-нибудь?       Он дёрнул за волосы снова, заставляя её выпрямиться.       — Отвечай.       — Нет.       — Нет? Держу пари, это не займёт много времени, — его рука скользнула под её платье; она вильнула бедрами назад, чтобы уйти от касаний. — Уверен ты будешь громкой, Кара.       — Пожалуйста. Отпустите мою—       — Тебя когда-нибудь трахали в задницу?       Её нос сморщился от отвращения. Как этот мужчина прошел через её мать? Женщина всегда заранее информировала своих клиентов, а значит, он подписал контракт, который явно исключал анал. Стоило добавить пункт о появлении в нетрезвом виде. Не то, чтобы они утруждали себя чтением.       — Эй, не куксись, — его взгляд остановился на прикроватной тумбочке, где стоял флакон с маслом. — Ты сама взяла с собой смазку. Не то чтобы мы её используем, — его рука между её ног перестала двигаться, вместо этого потянувшись, чтобы схватить её за задницу; средний палец скользнул по её анусу. — Я люблю трахаться грубо, знаешь ли. Так приятнее.       Именно тогда Кикио поняла, что этот человек причинит ей боль. В этом не было ничего принципиально нового – её предыдущие клиенты тоже делали ей больно, – но была разница в масштабах и намерениях.       Этот человек собирался причинить ей много боли, и он собирался сделать это намеренно.       Её взгляд метнулся от прикроватной тумбочки, где рядом со стопкой презервативов стояла смазка, к столу, где она оставила свою уличную одежду. Даже если бы она взяла его с собой, её веер был бы вне досягаемости, но сама мысль, что она оставила его у матери... В комнате больше ничего не было – авторучка и блокнот на столе, настольная лампа, растение в горшке, зеркало.       Что она могла сделать? Если бы её психологическое состояние было стабильнее, она могла бы напугать его с помощью Рен. Но она даже не могла в должной степени сосредоточиться, чтобы контролировать свою ауру; та стремилась во все стороны, разжигаемая силой её страха.       Кикио с силой зажмурилась. Вскрикнула, отчасти от боли (мужской палец был уже наполовину внутри неё), отчасти от безнадёжности происходящего. Сцепив руки, она уже собиралась молить о пощаде, когда вспомнила о медном кольце.       Конечно. Этот мужчина увидел самую красивую женщину, которую он когда-либо видел. Всё, что ей нужно было сделать, это снять его, и она снова станет обычной девушкой.       — Подождите, — выдохнула она, срывая кольцо. — Вот. Посмотрите на меня!       Пауза. Палец выскользнул из неё; хватка на её волосах ослабла. Он моргнул, сдвинув брови в замешательстве.       Кикио подняла кольцо.       — Это магия. С помощью неё я выгляжу старше, чем мне есть на самом деле. Пожалуйста, — её голос надломился. — Пожалуйста, не делайте этого. Мне всего тринадцать.       Он опустил руку ей на грудь, чтобы убедиться, что размер уменьшился. На мгновение Кикио подумала, что она спасена; мужчина казался обеспокоенным изменением. Потом на его лице расплылась ухмылка, к глазам вернулся блеск, и её надежда погасла, как потухшее пламя.       — Ловкий трюк. Но я заплатил за тебя четверть миллиона дженни, и я буду трахать тебя, как бы ты ни выглядела. Тем более, — он облизал губы, — у меня были и помоложе тебя.       Кикио ничего не сказала; ей больше нечего было говорить. Этот человек собирался насиловать её, пока не истечет час, а после бросить её в синяках и крови, беспомощной, как в день её рождения. Его карманы, может быть, немного опустеют, но для человека его уровня это не проблема. На следующей неделе (или, может быть, даже на этой, в зависимости от его аппетита) он найдет другую девушку и тоже её изнасилует. Он никогда не столкнется с последствиями. Почему так? Он был богачом, а она простой шлюхой.       Кикио задрожала всем телом. Что-то зашевелилось в ней, забурлило глубоко в груди; её аура больше не утекала, а, казалось, притягивалась к ней, будто к магниту. Только когда её Рен вырвался наружу, заполнив комнату от пола до потолка, она поняла, что это было за чувство.       Она была в ярости.       Не только в отношении этого мужчины, но и всех её клиентов. За то, что воспользовались её бедностью, получили удовольствие за счет её боли. Она была в ярости из-за того, что персонал отеля закрывал на всё глаза – после четырёх раз наверняка кто-то услышал её крики. Она была в ярости на свою мать, которая породила её в этом жалком мире и требовала, чтобы она зарабатывала себе на жизнь. Она была в ярости на всех и всё, что привело к тому, что она оказалась в это время в этом месте, в этой комнате.       Мужчина отдёрнул руки. Его глаза расширились, рот раскрылся; он был в чистом, немом ужасе.       — Вот так, — прошипела она. — Не прикасайся ко мне. Никогда больше не прикасайся ко мне.       Кивнув, он отполз на край кровати. Его член, всё ещё торчавший из расстёгнутых штанов, побледнел и обмяк.       Кикио отвела руку в сторону, протягивая отростки ауры; перьевая ручка скользнула в её ладонь, пальцы сомкнулись вокруг основания.       Всё закончилось через три минуты.       Упавшая на пол лампа всё ещё светилась, её стеклянная оболочка не пострадала. Позолоченное зеркало было разбито. Кровь пропитала постель, перекрыв заросли роз; в центре пятна лежал обескровленный труп, грудь и шея которого были усеяны колотыми ранами. Вместо одного глаза зияла пустая глазница.       Кикио не могла перестать смотреть на тело. Она всё ждала, когда её охватит ужас, появится внезапное отвращение при виде этой сцены, но это чувство так и не пришло. Снова и снова она видела, как меркнет свет в этом единственном сером глазу – живой в одну минуту, но мёртвый в другую, как эффектно, как странно! – и не чувствовала угрызений совести. Этот человек заслужил смерть, поэтому она имела право чувствовать себя правой. Но то, что она чувствовала сейчас, превосходило праведность.       Она чувствовала себя воскреснувшей. Окрылённой. Сильной.       Да, так и было. Стоя над кроватью, держа в руке ручку, с которой капала кровь, Кикио чувствовала себя могущественной.       В дверь постучали. Её взгляд сместился к источнику звука, но она не сдвинулась с места и не заговорила. В любом случае, стук был всего лишь знаком вежливости; у её матери всегда был запасной ключ, и если вдруг это была не мать, то, значит, кто-то из персонала отеля.       Послышался тихий скрежет скользнувшего в замочную скважину ключа. Её хватка вокруг ручки усилилась. Свидетель лишь усложнит это дело: ей придется убить и его. Сможет ли она? Теперь уже мёртвый, мужчина успел достаточно сильно избить её (она была почти уверена, что у неё сломана рука), но новый всплеск адреналина притупил боль. Да, если придётся, она убьёт снова.       Дверь распахнулась.       Она была почти разочарована, увидев свою мать.       Женщина сняла солнцезащитные очки, переводя взгляд то на Кикио, то на труп. Её глаза расширились в неверии.       — Ты убила его?       Кикио кивнула.       — Это было легко, — сказала она. — Хочу сделать это снова.       Неверие превратилось во что-то другое; её мать вдруг задумалась.       — Ты не можешь выйти в таком виде, на тебя будут смотреть. Иди приведи себя в порядок. После этого мы сможем… — она замолкла, похоже, тщательно подбирая следующие слова. — Ладно. По крайней мере, мы поговорим об этом.       Измученная, окровавленная, с горящей от боли левой рукой, Кикио не могла не улыбнуться.       — Да, мама.       В свете лампы блеснула медь – кольцо, потерянное в схватке. По пути в уборную, Кикио пнула его под кровать.       Что бы ни решила её мать, она больше никогда не позволит ни одному мужчине причинить ей такую ​​боль.

***

      Если не считать хриплого дыхания Миллуки, в подземелье было тихо. Кикио чувствовала, как внутри неё закипает ярость, жажда крови, подобной которой она не испытывала уже пятнадцать лет. Лишь из-за Гото она удержала свой Рен, с силой сжав ладони в кулаки.       — Оставайся с Миллуки, — сказала она. Её голос был отрывистым, она с трудом его контролировала. — Мне нужно поговорить с мужем.