Темное наследство

      Это точно был Гравити Фолз, без сомнений. Только вот выглядел он как-то… пусто. Улицы тихие, безлюдные, ни в одном из домов не горит свет. Диппер прошелся до гостиницы — она была закрыта. Заглянул в закусочную — сквозь окна просматривалось темное покинутое помещение. Он побродил еще в глупой надежде встретить хоть кого-то, чтобы не бродить по городу-призраку одному, но никого так и не смог найти. На город двинулся туман, и Пайнсу стало тревожно. Волны густого, плотного тумана накатывали с удушающей скоростью, становясь все ближе и ближе… Из глубины молочно-белой стены послышался такой знакомый крик. Диппер замер, вглядываясь, не двигаясь, не пытаясь бежать. В этот раз он хотел посмотреть что там. Из тумана выступила фигура и Пайнс подобрался, натянулся, как струна, и тут же весь обмяк, в шоке распахивая глаза. К нему навстречу, окутанная дымной пеленой, шла Вэнди, улыбаясь призывно и предвкушающе.       — Вэнди? Что ты…       Но он не успел договорить. Локация резко сменилась, теперь он был в хижине, на своей кровати, а под ним лежала Вэнди. Ее красивые рыжие волосы рассыпались огненной волной по подушке, голубые глаза заволокло томным и чувственным желанием. Она дышала громко и учащенно, ее руки потянулись к Пайнсу и обняли за шею, мягко притягивая к себе.       — Диппер… — прошептала она в самые губы. — Диппер Пайнс… Ты такой добрый, такой искренний и умный. Ты мне нравишься.       — П-правда? — Диппер смутился.       Он пребывал в странном состоянии между полным изумлением и диким возбуждением. Вэнди, такая красивая, желанная, лежала под ним и говорила милые приятности… Неужели, это все правда сон?       — Конечно правда… — она хрустально засмеялась и ткнулась горячими губами в шею. — Диппер, ты хочешь меня?       Он быстро кивнул.       — Тогда возьми.       И Вэнди поцеловала его так страстно и так сладко, как не было никогда и ни с кем. Диппер смутился, но не отстранился, пытаясь неумело вылизать ей рот. Опыта в поцелуях у него было мало, в основном, они были случайными и неловкими. Пьяная одноклассница на выпускном, целомудренная отличница-скромница, которой он нравился… пожалуй, все. И конечно, эти недоразумения не шли ни в какое сравнение с жадным, глубоким поцелуем Вэнди.       Она подтянула его ближе, прижала к себе, заставив навалиться. Диппер прикрыл глаза, ощущая острее. Они сталкивались языками, руки Вэнди обнимали его, гладили, забирались под футболку и ласкали спину. Диппер млел от удовольствия, сознание поплыло, ему казалось, что он может кончить прямо сейчас от этого яркого, распирающего чувства наслаждения.       Одно неуловимое движение, и вот уже Вэнди прижимает его сверху, не прекращая целовать. Дипперу хочется дернуться, хочется спросить, но чужой язык, толкающийся глубоко в глотку, мешает ему. Он открывает глаза, зрачки суживаются от шока: его целует не Вэнди, а парень с ярким глазом цвета золота. Диппер прикусывает чужой язык, выталкивает его из своего рта и пытается вырваться, но руки незнакомца перехватывают, прижимают к кровати. Вкус крови на языке неожиданно волнует и кидает в адреналиновую пропасть.       — Что же ты, Сосенка, перепутал меня со своей дамой сердца?       Парень смеется хрипло, облизывает перепачканные кровью губы, смотрит дерзко, с неприкрытой похотью. Диппер открывает рот, чтобы возразить, накричать, сказать хоть что-нибудь, и в него тут же проталкивают пальцы.       — Тише, Сосновое Деревце, я не враг тебе, — пальцы мягко погладили язык.       Диппер сомкнул зубы, но незнакомый парень уже успел вытащить их.       — Какой ласковый, игривый котенок, — он снова бархатно рассмеялся. — Еще встретимся, Сосенка.       Фигура одноглазого парня начала таять, прежде чем Пайнс успел сказать хоть что-нибудь.       А потом Диппер проснулся с бешено колотящимся сердцем, но уже не от страха. Он взглянул на свой каменный стояк и признал свое полное грехопадение. Проблему пришлось решать в душе, с помощью руки, попутно вспоминая жаркие сцены из сна, длинные шелковые волосы, мягкие девичьи руки… и тут — вспышка в глазах и подгибающиеся колени. Диппер сполз по стене и крепко зажмурился. На закрытых веках отпечатком не бледно-голубая радужка и нежная улыбка, а расплавленное золото и хищный оскал.       — Что за нахер…

***

      Диппер пришел пораньше. Он немного нервничал, мял в руках записку и поглядывал в окно. Сегодня за стойкой был какой-то незнакомый парень и, на удивление, это даже успокаивало. После того разговора в подворотне Диппер одернул себя окончательно и подумал хорошенько: он новичок в городе, никого не знает, и никто не знает его. Наверное, ему стоило быть чуть менее доверчивым и чуть более осторожным. Что-то явно сгущалось, Пайнс чувствовал эту неуловимую перемену. Словно туман подступал, мягко и неспешно, но неотвратимо.       — Привет, Дип. О чем задумался?       Вэнди улыбнулась ему и подсела за столик, снимая свою необычную шапку-ушанку и небрежно поправляя волосы. Диппер на короткое мгновение залюбовался их глубоким, насыщенным цветом и тем, как они переливаются, перехватывают лучи солнца из окна и отражают яркими бликами. Намного красивее, чем в его сне.       — Хочешь кофе, чай? — Дипперу хотелось быть галантным.       Он взял им обоим по чашке и что-то пожевать, смотрел как Вэнди осторожно пьет маленькими глотками, явно не спеша заговорить, но сам не торопил ее, давая время. Только вертел чашку в руках, не имея ни малейшего желания пробовать что-то в этом кафе после того случая…       «Не пей».       И золото глаз.       — Вэнди… — осторожно начал он. — о чем ты хотела поговорить?       Вэнди медленно отняла чашку от губ, облизнулась (Диппер невольно вздрогнул) и посмотрела прямо и серьезно:       — Ты должен уехать, Диппер.       Пайнс удивился, но промолчал, только вопросительно склонил голову.       — Эта хижина… ох, Диппер, не стоит тебе всего знать. Просто поверь мне. Ты же мне веришь?       Ее водянисто-голубые глаза смотрели по матерински ласково и с какой-то затаенной надеждой. Диппер не мог не кивнуть, хотя что-то глубоко в душе заскреблось.       — Я не шучу, не пытаюсь тебя запугать. Скажу только, что это… проклятое место. Да, звучит как бред киношный, я знаю, но… — она отвела взгляд и медленно выдохнула.       Пайнс не смог удержаться и аккуратно накрыл ее ладонь своей, выражая коротким прикосновением все свое участие и поддержку. Вэнди благодарно улыбнулась и вцепилась взглядом во что-то за окном, немного помолчала и продолжила:       — Его звали Робби Валентино. Мы встречались, он действительно мне нравился, все было круто, да, — Сердце Диппера кольнуло необоснованной ревностью. — А потом он… В общем, он немного чудной, вечно со своими цепями-перчатками-без-пальцев-гробами. Был… господи, ну зачем он потащился в ту хижину, боже…       Ей снова потребовалась пауза, Диппер сжал тонкую ладонь, не отрывая взгляда от светлых глаз, поддернутых воспоминаниями.       — И, черт возьми, никто больше этого никогда не узнает. Это было год назад. Он умер там, Диппер. Он повесился в хижине.       В ушах зашумело. Ощущение, словно он шел по тонкому озерному льду, но резко ушел под воду. Он тонул, тонул в темноте и холоде, вода затекала в уши, нос, рот, в глазах мутнело. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Только тьма и холод, и… резкая боль вывела его из шокового состояния. Диппер не знал как долго сидел, тупо таращась в одну точку, но, видимо, достаточно долго, чтобы напуганная Вэнди дала ему пощечину, пытаясь привести в чувство.       — Диппер, Диппер, дыши, все в порядке, дыши, смотри на меня, Диппер…       Пайнс перевел на нее мутный взгляд. Светло-голубые глаза — сосредоточение тревоги, в глубине которой таились сожаление и грусть. Диппер не мог не поверить ее открытому взгляду, ее душе, которую она только что выложила перед ним, но… Было какое-то но. Диппер не знал его — просто чувствовал. Господи, в доме где он сейчас живет, возможно, в комнате, где он спит, год назад повесился парень. Робби Валентино. О господи…       — Вэнди, пожалуйста, — он вцепился в ее плечи и спрятал лицо в рыжих волосах; его голос дрожал. — Вэнди, уведи меня отсюда, пожалуйста…       Она вела его из кафе, поддерживая, и Диппер на выходе вдруг резко осознал, что беспокоило его в окружающей обстановке. Кроме них в кафе больше никого не было…       На улице Диппер дышал под счет, а когда пришел в себя, то ощутил себя ничтожеством. Это он должен был успокаивать Вэнди, вдыхая запах ее волос на своем плече, а не наоборот. Пребывая в смятении, он смог лишь поблагодарить Вэнди за встречу, убедить, что он серьезно подумает над ее просьбой и улыбнуться ей почти искренне, как будто все в порядке.       — Прости, Дип, я не хотела тебя пугать, — она выглядела обеспокоенной и виноватой. — Ты хороший парень, и ты мне правда симпатичен. Я переживаю, скажу честно, эта хижина… Пожалуйста, если хочешь, то можешь переехать ко мне на какое-то время и… если мои слова хоть что-то для тебя значат — уезжай.       Она обняла его на прощание — нежно и крепко — и легко поцеловала в щеку. В этот момент сердце Диппера защемило, дыхание перехватило. Он беспомощно смотрел вслед ее уходящей фигуре, кончиками пальцев трогая себя за щеку, надеясь, что это не сон. В этот момент ему казалось, что что-то между ними изменилось.       Диппер, помня разговор в подворотне, свернул по указателям. По всем видимости, кладбище находилось по ту сторону леса, на небольшом пригорке. И Пайнс только рад был прогуляться, напитаться сосновым воздухом, привести мысли в порядок и попробовать прикинуть что может ждать его среди серых надгробий. Он шел и думал, думал обо всем: рыжих волосах на подушке, голубых, пропитанных тревогой глазах, сверкающем золоте, человеке в черном, пустой забегаловке, повешенном… и все это не складывалось в одну картину, как ни старайся. Все еще не хватало очень и очень многого.       Вокруг было тихо, даже слишком. Пайнс оглянулся и замер: недалеко от него, в тени деревьев стояла статуя, та самая, в полный рост. Могло ли быть такое, что дорога из города в какой-то момент скрестилась с той самой тропинкой, до конца которой он так и не дошел? Диппер похолодел — это было нереально. Но статуя была та самая, никаких сомнений (вряд ли их стояло несколько штук в каждой части леса). Диппер впился взглядом в скульптуру и на секунду — всего на одно мгновение! — он поверил, что та сейчас двинется, оживет, как в его сне, и начнет преследовать. Он почти видел движения каменных ног, почти видел, как загорается ярким желтым светом неприкрытый повязкой глаз...       Диппер резко отвернулся и быстрым шагом пошел вперед, ругая себя за мнительность и паранойю. Когда он вышел на кладбище, день клонился к закату, и это придавало особую атмосферу. Пайнс бродил между надгробиями, надеясь и не надеясь увидеть парня в черной толстовке. Но шло время и никто не появлялся, а Диппера все больше поглощало смятение. Зачем он пришел сюда, зачем его звали? Какую цель преследовал этот жуткий незнакомец, и на что надеялся сам Диппер, когда шел сюда? Столько вопросов и все без ответа. Это чертовски завораживало, подгоняя, добавляя адреналин в кровь, буквально принуждая копать и копать, идти вперед, ввязываться в передряги, несмотря ни на что, чтобы в итоге докопаться до…       — Эй, малой, ты че тут делаешь?       Диппер обернулся на звук. Перед ним стоял парень: высокий, худой, в черной толстовке с капюшоном, накинутым на голову. Пайнс похолодел, замер испуганно, но вскоре слегка оттаял — глаза у парня были серые, а не золотые.       — Жду тут кое-кого.       — Шел бы ты отсюда, пацан.       Незнакомец откинул капюшон, позволяя рассмотреть себя. Выглядел лет на двадцать, с тонким пушком на подбородке, прямым длинным носом и насупившимися черными бровями. Диппер не мог выделить в нем что-то особенное, запоминающееся — обычный парень, как он сам. Тогда с какой бы стати ему выделываться?       — Пожалуй, я сам буду решать где и когда мне находиться. Вы не владеете этим местом, у вас нет прав меня отсюда выгонять, — Пайнс говорил подчеркнуто вежливо и спокойно.       — Вообще-то я здесь хозяин, — ответил парень.       Пайнс промолчал. Говорить с поехавшим было не только бесполезно, но, возможно, опасно. Диппер развернулся, не сказав ни слова, и двинулся вдоль могильных плит.       — Эй, малой, попридержи!       Ему не хотелось останавливаться, оборачиваться и заводить диалог с этим чокнутым парнем, который, видимо, тоже бродил тут в одиночестве. И все же он притормозил.       — Чего тебе?       — Может, ты знаешь Вэнди Кордрой?       Диппер тут же обернулся и кивнул слегка растерянно.       — Я… — парень замялся, отвел взгляд и слегка нахмурился. — Я не могу вспомнить… но почему-то это имя кажется мне очень важным. Ты не мог бы… Ах, черт, ненавижу!       Он зло пнул ближайшее надгробие и Диппер похолодел. Он готов поклясться, что нога парня прошла сквозь плиту.       — Думаю, это может помочь… — тихо проговорил он себе под нос, прежде чем обратиться к Пайнсу. — Так, послушай, предлагаю тебе уговор: ты приносишь мне фото Вэнди, я оказываю тебе небольшую услугу по желанию. Пойдет, пацан?       Диппер молчал. Парень что-то прошипел сам себе, еще раз попинал могилу и сквозь зубы выдавил:       — Помоги мне, пожалуйста. Я бы сам, но, понимаешь… — он развел руками, будто это что-то объясняло.       — Идет, — тихо согласился Диппер.       Парень выдохнул облегченно, и его сдвинутые брови вроде как немного расслабились. Он улыбнулся, коснулся пальцами виска в знак прощания, накинул капюшон и за несколько секунд затерялся среди могил.       После его ухода Пайнс отпустил все напряжение, копившееся в теле во время диалога. Он прошел к могиле, которую незнакомый парень буквально запинал (нога проходила насквозь, насквозь, насквозь…), и тут же осел возле нее. Сердце забилось чаще, в горле встал комок. Глаза были сухими, но Пайнсу хотелось рыдать, и плакать, и кричать от распирающих эмоций. Страх, неверие, ощущение загнанности, разочарование, неприятие, влюбленность… Все смешалось.       Диппер крепко зажмурился, но это не помогло — на сетчатке отпечаталось все в деталях. Он прислонился лбом к могильному камню, закусил губу до крови. С холодной плиты на него смотрел парень, которого он только что видел и — подумать только! — с которым разговаривал и даже заключил сделку. Возле портрета стояли даты жизни и смерти, чуть ниже — стандартная надпись о скорби.       И совсем внизу, красивой прописью — «Роберт Стэйси Валентино».