О дикий новый мир II / Победа Шрёдингера

      Последний год в академии пронесся на сверхзвуковой скорости. Как всегда, между занятиями, соревнованиями, тренировками, тестами, тренингами, экзаменами и проектами не удавалось даже выдохнуть. Один раз за это время Дэйв приезжал в Вест-Пойнт на выходные, и один раз я ездил на каникулы в Нью-Йорк (ну, это только номинально были каникулы, конечно же, нам пришлось разгребать материалы, которые Дэйв в очередной раз похитил в GRL, и обновлять план действий). Потом был выпускной, встреча с родителями, уклонение от разговоров о заключении брака…       Это последнее было не так сложно, потому что Дэйв спросил только один раз, когда мы разгружали мои вещи в съемную квартиру. Я сказал, что это точно поставит крест на возможности попасть в одну роту. На этом вопрос был закрыт… на пару месяцев.       Я сразу же поступил на офицерские командные курсы и подал заявку на участие в ближайшей боевой операции. Дэйв к этому времени уже выбрал специализацию и сравнительно скоро должен был стать офицером пехоты, я был нацелен на контрразведку или обобщение разведывательной информации, и у меня было стойкое ощущение, что все должно было быть наоборот, но Дэйв упорно не хотел меня слушать. После того, как я получил свой бонус за зачисление в действующую армию, мы связались с агентом в Боготе и «купили» кондоминимум почти за миллион. С покупкой оружия было уже закончено, средства требовались, в основном, на финальный этап операции, поэтому Дэйв быстро все инвестировал, поделив портфель между бумагами с высоким и низким риском. Откуда я это знаю? Потому что он спрашивал мое мнение (ха-ха!) по этому вопросу. Я делал вид, что слушаю и смотрю на котировки и прогнозы (думаю, мои остекленевшие глаза меня немного выдавали), а потом тыкал в случайную компанию.       Спасибо ему за доверие, но, надеюсь, он не прислушивался к моему выбору, а то, боюсь, это могло дорого нам стоить. Жизнь, в какой-то степени, стала проще. За ипотеку платить не составляло труда, так как помимо жалования нам полагалась мед. страховка, компенсация расходов за жилье, налоговые вычеты и даже такая штука, как дотация на питание. Ну что, уже чувствуете, что выбрали не ту карьеру? Эй, учителя, сколько вам доплачивают на школьные ланчи? А ведь ирония в том, что один из ваших учеников может свихнуться и пристрелить вас. Ладно, признаю, это не смешно.       Нормальные люди уже бы даже нашли время для отдыха и развлечений. Что же происходило с нами? У меня уже не было ТОРа, который проверял бы мое расписание, но у меня был Дэвид, который проверял мое гребаное расписание, как будто я все еще был кадетом, а не младшим лейтенантом! Честно говоря, в начале он ничего не проверял, но однажды позвонил мне и спросил, что я делаю 18 сентября в 1730 (для справки: это была дата недели через три), и я не смог ответить. И тут он включил режим, который я не видел больше трех лет: он высказал мне свое недовольство, добавив туда такие перлы: «Твоя неорганизованность и отсутствие дисциплины однажды может привести к жертвам среди твоих солдат» и «При таком отношении к жизни тебе нужно быть не в армии, а работать мерчандайзером в магазине парфюмерии» (Что? Это же, наверняка, непросто, и я бы точно с такой работой не справился).       Я пообещал исправиться, и уже на следующий день повесил на холодильник свое расписание на месяц вперед. Удовлетворило ли это Дэйва? Не совсем. Он заявил, что в квартире не должно быть ничего лишнего, компрометирующего или выдающего информацию, и потребовал, чтобы я хранил расписание в облаке в защищенном документе. Я так и сделал, но не преминул заметить, что меня винить несправедливо, так как он сам нечетко сформулировал распоряжение. Это заставило его задуматься и, в конце концов, искренне извиниться. Да, это была, пожалуй, его лучшая черта: он всегда извинялся, если был неправ. На осознание своей неправоты у него уходило от пяти минут до недели, и не всегда он говорил это вслух, но, поверьте, это раскаяние стоило любого ожидания.       И вообще, составление расписания было хорошей идеей, потому что наши дни были забиты занятиями, спортзалом, бассейном, стрельбищем, работой над Проектом и встречами со всякими, не всегда приятными, людьми.       До моей первой командировки развлекательное мероприятие было всего одно — свадьба Шварценбахера. Конечно, пришлось потратиться на подарок (мы не ограничились банальным кухонным комбайном, о нет! Чета Шварцев заслуживала, минимум, яхты, но пришлось сойтись на круизе), зато не пришлось покупать мне костюм, подходящий под дресс-код: на такие события можно было являться в парадной форме.       Я до этого никогда не был на свадьбах и почему-то был уверен, что это жутко скучно. Но нет! Там была куча еды, идиотской музыки, несколько знакомых по академии, сотни возможностей сделать глупые фото, да и вообще, атмосфера праздника и расслабленности. Я перетанцевал с обеими миссис Шварценбахер: мамой и женой Йохана. Его мама внезапно оказалась довольно молодой женщиной (по сравнению с Камиль — абсолютное дитя), которая охотно взлетала и наклонялась во всех поддержках.       Тара тоже весьма преуспела, но ее платье сильно ограничивало выбор движений. Потом я еще перетанцевал несколько Шварцевых и Тариных сестер, теть, бабушек и даже пару двоюродных братьев. Дэйв благословил меня на это, но сам на танцпол не вступал, только подносил мне очередной бокал с шампанским и подсказывал, кто больше всего жаждет оказаться следующим в моей танцевальной карте.       Я думал, что у меня на выпускном градус экзальтации был невероятно высок, но тут был какой-то совершенно новый уровень. Я не знаю, как молодожены еще не прогибались под грузом поздравлений! Все постоянно обнимались и целовались. Я перецеловал Шварца раз десять, чуть меньше — новую миссис Шварц, раза три — взрослую миссис Шварц и бабушку Шварц, по одному разу — сестер Тары и кадета первого класса Гейтса (который, конечно, сказал, что это неуместно, но он понимает мое настроение. Но танцевать со мной он отказался наотрез).       В перерывах я всегда уделял внимание Денни, сначала просто чмокал его в щеку, но чем темнее становилось и чем более праздничной делалась обстановка, тем больше я задерживался на его губах, пока он не утащил меня в беседку в глубине сада, где мы смогли лицезреть фейерверк. Это не эвфемизм, там, правда, был чертов фейерверк! Надеюсь, Йохану не придется отдавать долги за этот вечер до конца жизни…       В общем, я так всем проникся, что сказал: — Если это так проходит, то да, я хочу за тебя замуж… жениться… неважно, что угодно.       Дэйв усмехнулся. — Думаю, ты догадываешься, что в нашем случае все будет несколько по-другому. — Например, почти вся твоя семья придет, но будет поздравлять нас с чем-то абсолютно не тем. Скажем, с присвоением нового звания. — О, да, и при этом они подарят нам два отдельных подарка. — А моя мама будет избегать знакомства с твоим родственниками, заявляя: «Бенуа, это же все равно не по-настоящему, так что они нам никакая не семья!» — А так как мероприятие это и устраивается для семьи… — То нам оно не светит, — закончил я. — Отстой. — Да, ладно, все равно никто из нас не смог бы влезть в свадебное платье… И я бы никогда не подумал, что ты фанат таких церемоний. Мне представлялось, что даже если это когда-нибудь случится, то ты обязательно придумаешь что-нибудь безумное и с неожиданным поворотом. Как, например, прыгнуть с парашютом и попытаться поймать друг друга и обменяться кольцами в свободном падении. А когда это не получится, ты скажешь: «Ну что ж, неудачник, попробуй в следующем году». Или у нас просто стропы запутаются, и мы умрем в один день. Или такая же штука в параллельном дюльфере, где мы обязательно сломаем друг другу, минимум, один палец, а потом ты обгонишь меня, крича «Пока, неудачник!». — Ну, у меня не такая бурная фантазия. А этот фейерверк, это такой намек, что пора расходиться? — Думаю, да, иди, скажи пока своим новым друзьям, и поехали домой.       Домой… Это слишком сильно сказано, так как мы снимали квартиру-студию не намного превосходящую нашу бывшую комнату в общежитии. У нее, правда, был один гигантский плюс: туда удалось затолкать большую кровать! Это был просто эволюционный прорыв после солдатских двухъярусных коек, пола и шатающихся столов с небольшими просветами, вроде отелей и дома Дженкинсов.       Когда я вскользь упомянул в разговоре с Камиль, что мы с Дэйвом снимаем квартиру, она не замедлила высказать свою уверенность в том, что мы не справимся с бытовыми аспектами совместной жизни. О-ля-ля, мама, ты, совершенно определенно, не поняла, где я был предыдущие три года… Хотя, как она могла понять, если я почти ничего не рассказывал? Да она и не особо и интересовалась, так что мы отличная команда. Хм…       В общем, казарма военной академии — это не то место, где ты можешь позволить себе даже помыслить о беспорядке, даже в таких мелочах, как пыль на шкафу или неровно стоящая обувь. И это параноидальное, сначала навязывание, а потом уже привычка, логично организовывать пространство вокруг себя, не допускать захламления и немедленно возвращать все на место и приводить в рабочее состояние не отпускает, наверное, до конца жизни. Может, это связано не только с привычкой, но и с постепенно развивающимся умением организовывать свои мысли, время, и соответственно, пространство вокруг себя. Ну да, скорее всего, так и есть! Потому что я видел, как живут рядовые во время операций — это тот еще бардак. Я не хочу сказать, что офицеры намного умнее (хотя, давайте признаем, что выпускника военной академии и выпускника школы с GPA ниже среднего абсолютно неуместно сравнивать), но они явно лучше понимают ценность порядка и дисциплины.       К чему это я все? Ах да, бытовые проблемы. Их не было. Может, еще и потому, что у нас не было двухэтажного особняка с террасой и газоном, а было всего 250 квадратных футов на двоих.       Джес по этому поводу сказала, что в таком пространстве невозможно выжить, не надоев друг другу (что не мешало ей останавливаться у нас, когда она приезжала в Нью-Йорк. Видимо, для двоих людей это слишком тесно, а для троих — в самый раз).       Какое там надоедание! Я хотел, чтобы Денни был всегда как можно ближе, даже если это означало, что с кровати можно было открыть холодильник. А то, что в зоне кухни удавалось разминуться только как следует притеревшись друг к другу — вообще было огромным плюсом, а не неудобством.       Кстати, про кухню. С едой тоже особых проблем не возникало: было дежурство (ну, как без этого!), и мы готовили что-нибудь съедобное. Да, это означало, что я никогда в жизни не слышал фразы: «Дорогой, сегодня на ужин салат с рукколой, ростбиф и овсяные печенья с шоколадной крошкой», но с другой стороны, и мне ни разу не довелось произнести подобное.       В декабре я отправился в первую командировку. И хватит об этом. Потому что это не рассказ о войне, я же уже говорил. Моей основной целью было и остается донести то, каким Дэвид был на самом деле. Нет, стоп! То, каким знал его я, что ближе к правде, и смею утверждать, что я гораздо более надежный источник, чем его родители, сестра, психиатр или священник.       Дэйв не был военным. При том, что он им был, потомственным офицером, блестяще закончившим академию, отлично проявившим себя во всех кампаниях, несмотря на то, что эта карьера, казалось бы, абсолютно органично подходила ему, как и все виды формы, еще раз говорю, не был он военным. И, наверное, я единственный человек, который об этом догадывался, потому что моя ситуация похожа, хотя мне морально все это давалось проще, чем ему.       Мы не могли обойтись без армии, так как очень многие ее составляющие нужны были нам, как инструменты. Хотя тут тоже легко запутаться в причинах и следствиях, и это было почти единственное, что мы с Дэвидом никогда не обсуждали: этот его первый импульс нацелиться на военное направление. Он, наверное, стал бы изо всех сил отрицать, но я думаю, что в начале было давление семьи. Он был уже четвертым поколением military brats, и уж не знаю, вербально или нет, но все считали само собой разумеющимся, что он пойдет по стопам предков.       Я помню момент, когда он внезапно свернул в Гарвард. Его семью чуть не разорвало перед выбором: гордиться им или рвать на себе волосы от разочарования. Его младший брат таких крюков не делал, и мы еще застали его кадетом второго класса, но, догадываюсь, что участие Дэвида в последующих исторических событиях сильно повлияло на его перспективы удачного выпуска.       Я немного могу представить себе, каково это, когда смотрят на тебя, а представляют себе кого-то другого, учитывая, как и из-за чего я вообще родился. Но я-то это перерос, потому что в какой-то момент мои родители то ли устали ждать, когда я, наконец, превращусь в Бенуа, то ли просто не знали, как проецировать его образ на меня после того, как я стал старше него.       Ситуация Денни была намного сложнее. Чего бы он не добился — это всегда считалось только промежуточным пунктом. Может, они бы успокоились, стань он генералом, как отец, или губернатором, а может, даже этого было бы недостаточно, чтобы компенсировать отсутствие миссис Дэвид Дженкинс и трех внуков: Бенджамина, Джонатана и Элизабет.       Вот черт! Получается, что та моя первая кампания все-таки не может быть так просто выкинута отсюда, потому что это был первый раз, когда мы вместе были на базе и на поле боя.       Это была уже не Колумбия, но страна во многом похожая по ландшафту, климату и политической обстановке. Это был единственный раз в жизни, когда мы с Дэйвом оказались в одном звании, но из-за того, что у меня была первая операция (из-за экстерната я не попал даже на заграничную полевую боевую практику), и я только что начал командирские курсы, мое положение мало отличалось от рядового. Разница была только в знаках отличия и месте расположения (я жил в офицерском бараке в двухместной комнате), обязанности же мои сначала были, как у всех прочих солдат.       Первая неделя там была просто невероятно скучной. Мы даже не выходили с базы, а из развлечений были только построения, спортзал, одна игровая приставка на всех, пара часов не самого быстрого интернета в день и наткнуться на кого-то за просмотром порно (в этой ситуации шокировали две вещи: в ходу все еще были DVD и журналы, и то, что никому и в голову не приходило найти какое-то уединенное место).       Хотя, может, это все логично? Типа, мы готовы ко всему: нет интернета — не беда, у нас есть коллекция дисков, пропало электричество — у нас тут завалялась подборка журналов! А про то, почему никто никогда не закрывал дверь, у меня есть две теории:       1) это было каким-то правилом внутренней безопасности, о котором не знал только я;       2) это делало жизнь интереснее.       Во вторую неделю мы стали выходить в город на патрулирование совместно с полицией. Тоже было не особо захватывающе: мы останавливали и досматривали некоторые машины и автобусы, разминировали один дом, проводили тренинги с местными полицейскими. Тренинги, в основном, касались ведения документации, поэтому представьте, насколько интересно это было.       Но я, по крайней мере, знал язык, поэтому мне, в отличие от большинства рядовых, не приходилось дожидаться перевода, чтобы хотя бы понять, что происходит.       Может, они и не были лингвистически одарены, но это не мешало им завязывать знакомства с местными девушками. Некоторые думали, что достаточно посвистеть, но отдельные романтические натуры толкали меня локтем в бок и шептали: «Эй, Кёрк, скажи ей, что у нее красивые глаза». Серьезно?       Только не надо меня обвинять в том, что из-за того, что я не интересуюсь девушками, я не хочу никому помогать в этом. Просто девушки там были, как бы это помягче сказать… специфические. Начиная с фигуры (я думаю, неосторожным движением бедра они запросто могут переломать человеку половину костей) и заканчивая впечатляющими бровями, а иногда и усами. Я не преувеличиваю. В Колумбии, наоборот, большинство девушек были невероятно прекрасны, так что мне есть с чем сравнивать. Но Дэйв сказал: «Кёрк, не будь таким гадом. Они, в отличие от нас, иногда здесь целый год находятся. Пусть общаются с местным населением в пределах разумного».       Так что мне приходилось участвовать в этом странном флирте. Но я всегда использовал косвенную речь, так как так и не начал считать их глаза или что-то еще красивыми. Многие девушки просто надвигали шляпу на лицо и быстро шли дальше, некоторые хихикали, закрывая лицо руками или отвечали: «Ты слишком белый для меня» (чертовы расистки!) или «Я замужем», на что наши кретины выдавали: «Это не станет препятствием на пути нашей любви!», что я переводил, как «Извините, он идиот. Хорошего дня!». И тут же неудавшийся любовник начинал возмущаться: «Ты думаешь, что если вместо idiot скажешь idiota, я ничего не пойму?»       В конечном итоге я сделал им разговорник, чтобы они общались сами. Идея имела большой успех, но все решили, что сто фраз — это слишком много, и сократили их количество до пятнадцати. Тогда я посчитал своим долгом добавить туда раздел под названием «Как понять, что женщина говорит вам НЕТ». О да, иногда мне настолько нечем было заняться. Там были, например, такие пункты: 1. Она говорит «нет/non/no»; 2. Она изо всех сил мотает головой; 3. Она убегает; 4. Она достает мачете и убивает себя; 5. Она достает мачете и убивает тебя; 6. Она плюет в тебя отравленным дротиком, надевает на голову мешок и сбрасывает со скалы; 7. Ее муж достает мачете и бежит за тобой (это, кстати, реальный случай); 8. Она прячется за свою альпаку.       Я до сих пор поражен, как из-за их поведения нас всех не поубивали в первый месяц! Дошло до того, что пока я копался в багажнике обыскиваемой машины, они весело болтали (ну как, болтали, говорили свои пятнадцать фраз, подкрепляя все жестами) с очередной местной «красавицей».       Это я спустить на тормозах не мог и, вернувшись на базу, заставил их бегать и отжиматься вместо свободного времени, предварительно описав всю ситуацию в рапорте. Они не были рады такому развитию событий и упрекали меня тем, что, в отличие от меня, уже были в настоящем бою и здесь тоже не первый раз, и знают, что местное женское население участия в боевых действиях не принимает. Я решил просто проигнорировать это возмущение, но вечером обнаружил FAG выцарапанное на двери в нашу с Дэйвом комнату. — А я всегда говорил, что тут очень часто чувствуешь себя, как в средней, а то и начальной школе, — вздохнул Дэйв. — Мы можем их расстрелять? — поинтересовался я. — Нет пока. А ты уверен, что это про тебя? — Конечно. — Ну, тогда это не специфицированное оскорбление, а просто выплеснутое раздражение, да еще и всего три буквы — легче всего выцарапать. — Что делать? — Ты уже все сделал, теперь моя очередь. — Ты заставишь их чистить унитазы зубными щетками? — Нет, они же не кадеты четвертого класса, в самом деле, а всего лишь рядовые. К тому же, это запрещено. Я прикажу им по двести раз написать «Я больше никогда не буду выцарапывать Fags на дверях у вышестоящих офицеров». Это ужасное наказание, потому что некоторым из них сложно даже одно предложение от руки накарябать. — Тут не fags, а fag. — Действительно, — Дэйв достал нож и добавил «s» в конце. — Так как-то ближе к правде. — У тебя не все дома, — уверенно сказал я. — Очень может быть. Ну, и конечно, у тебя будет другая группа для патрулирования. Этим людям нужно почувствовать, что такое по-настоящему несговорчивый командир.

***

      Моя новая группа не сильно отличалась от старой, но на заданиях они отвлекались чуть меньше, и не плевали хотя бы на базовые правила, поэтому, к счастью, в тот день при досмотре мы стояли у минивэна со стороны тротуара, когда мимо проехала машина, стекла с нашей стороны опустились и высунулись стволы. Автомобиль этот не остановился, а только притормозил, и буквально за три секунды произошло столько всего, что мой мозг не успевал обрабатывать информацию, и я очнулся только тогда, когда меня толкнуло в грудь, и я упал на задницу.       Мозг еще не включился, но сработали инстинкты и годами заученные и вдолбленные в каждую клетку действия. Я затащил под машину раненого водителя левой рукой, а правой уже переключил предохранитель, и только тут понял, что это я лидер группы, и все ждут, что я что-то скажу. — Симс — огонь, Поллок — транспорт!       При патрулировании наш Хаммер был всегда не дальше, чем в километре. Полицейские уже стреляли, мы присоединились к ним. Кто-то наконец-то попал по колесам, машина начала вилять и врезалась в бордюр. Они еще предприняли попытку ехать дальше, но ничего не вышло.       Три двери распахнулись. Полицейские начали кричать свой обычный текст про руки вверх и оружие на землю, но отреагировал только их водитель, упав и сцепив руки за головой, двое же его пассажиров открыли ответный огонь. Со мной творилась какая-то чушь, и я, казалось, целую минуту не мог прицелиться. Я уже слышал, как Поллок передает информацию о раненых и понял, что совершенно забыл о медиках. Хорошо, что кто-то соображал лучше меня!       Мы были среди жилых домов, вокруг захлопывались двери, кто-то кричал, сработала сигнализация. И тут, как в сюрреалистическом фильме в моей голове зазвучал голос, который стал перечислять, что мы ели за последние двое суток. Сначала мне захотелось блевануть, чтобы, видимо, убедиться, правду он говорит или нет, но потом наступило абсолютное спокойствие, потому что этот голос отвлекал на себя все остальные мысли. Я не сделал ни одного выстрела с тех пор, как их машина остановилась, но тут почти в одно плавное движение я поймал в прицел верхушку головы одного из стрелявших, высовывающуюся из-за двери и нажал на спусковой крючок. Он тут же выпал на тротуар.       Сзади уже подъезжал наш транспорт, а кто-то застрелил второго несдавшегося. Я передвинул предохранитель, скомандовал никому, кроме медиков, ничего не трогать, и начал фотографировать и собирать гильзы. Симс подошел и похлопал меня по плечу. — Хорошая работа, лейтенант, сэр. — Симс, спасибо. Никто из наших не ранен? — Нет. Мне в каску прилетело. В голове шумит, но в остальном — нормально, — он улыбнулся, но на щеках у него расплывались белые пятна, и глаз слегка дергался. — Ты все равно пойди к медикам. — Есть, сэр.       Потом я еще провел пару часов с полицейскими, помогая им составить рапорт, после чего вернулся на базу и написал уже свой отчет, снова созвонился с полицией, исправил состояние водителя с «критическое» на «скончался», и только после этого дошел до своей комнаты. Дэйв пришел почти сразу за мной и с порога отметил: — Тебе повезло, что ребро не сломано, но синяк будет отменный. Давай-ка взглянем.       Я посмотрел на отверстие от пули и пожал плечами. — Ничего страшного.       Но он все-таки стащил с меня куртку и критически посмотрел на углубление в бронежилете почти в полдюйма. Впрочем, внутренний слой прогнулся гораздо меньше, и я отделался черно-багровой отметиной дюйма два в диаметре. — Ну, и как ты себя чувствуешь? — Отменно. Особенно, если ты перестанешь тыкать в мою рану пальцами. — Это не рана. Но вопрос не об этом. — Я уже ответил. Чувствую себя отлично. Мне понравилось убивать людей. — Ха-f*cking-ха! Хорошо, что я люблю тебя не за твою остроумность, а то у нас были бы большие проблемы. — А что я должен сказать? Я так сильно тупил, только чудом никто не пострадал. Я застрелил человека, потому что не было другого выхода, и не спас раненого, потому что его ранение было очень плохо совместимо с жизнью. Кроме небольшого стыда за свою растерянность в первые минуты, я не чувствую ничего особенного. Да и мое поведение там вполне объяснимо — я впервые был в такой ситуации, в меня никогда до этого по-настоящему не стреляли, и только робот проявил бы себя лучше. Это моя работа, и я сделал ее правильно. — Даже я не сказал бы лучше. — Ну, и что тогда? Почему этот разговор все еще продолжается?! — я хотел ударить его. Сильно. Хотел, чтобы он перестал говорить и просто исчез. Мне нужен был какой-то маленький, почти незаметный повод съездить ему в челюсть. Прямо сейчас. Я чувствовал, как сжались кулаки, и волна ярости от головы хлынула к плечам… До рук она дойти не успела, потому что Дэйв швырнул меня на кровать и пришпилил мои руки над головой, прижимая меня всем своим весом. — Нет уж. Ты не будешь выливать свое ПТСР на меня, — заявил он, и это еще больше вывело меня из себя. О, как я вырывался! Я чуть не вывернул себе руки из плеч и не свернул шею, изгибаясь. Мне почти удалось укусить его, но в последний момент он отодвинул лицо, и я услышал только клацанье своих зубов. Мне удалось вытащить одну ногу, и он предупредил: — Если пнешь меня по яйцам, я тебя вырублю, ясно? Можешь продолжать.       И я продолжил, напрягая все мышцы и осыпая его последними словами. Не знаю, сколько это длилось, мне казалось, что целую вечность, но в конце концов, силы у меня остались только на то, чтобы хрипло дышать и держать глаза открытыми. Во рту так пересохло, что от тщетного усилия проглотить хоть сколько-то слюны горло ходило ходуном.       Дэйв ослабил хватку и прижался своим лбом к моему. — Кёрк, ты с досадной регулярностью пытаешься меня убить. — Нет, — прохрипел я. — Не надо мне врать. Ладно, оба раза это было состояние аффекта, — он скатился с меня и встал. — Извини. — Не стоит. Ты сегодня ел что-нибудь? — В полицейском участке был кофе. — Ты сможешь удержать еду в желудке? — Наверное. — Поищу что-нибудь на кухне.       Пока его не было, я так и не шелохнулся, даже не опустил руки, просто смотрел в потолок. — Нет, Мэтт, серьезно, пока у тебя есть руки, я не буду кормить тебя с ложки. — А без рук — будешь? — Тоже нет. Будешь через трубочку есть отвратительные питательные смеси. Или я найму медсестру. — А можно медбрата? — я заставил себя сесть. — Конечно, нет.       Я сначала выпил целую бутылку воды, потом начал жевать сэндвич. — Ты должен знать, что это может никогда больше не повториться, пока мы здесь, а может происходить каждый день. Особенность этого места в том, что оно относительно безопасно. Странно звучит для зоны военного конфликта, но это так. Мы поддерживаем законное правительство, но нам совсем неинтересно терять ради них своих людей. Да и сегодня на вас лично никто не нападал, вы просто оказались не в том месте, это были мелкие личные разборки. — От этого не легче. — Нет, конечно. Довольно жаль умереть за страну, которая даже не очень нравится. — О да! Почему все их женщины такие страшные? — Не все. В больших городах ситуация лучше. Немного… У нас такого не будет. Всех этих партизанских и гражданских войн, разделов территорий… — Да, мы убьем всех, кто не хочет мира! Забавно. Я сегодня даже ни разу не вспомнил про нашу страну, — я потер проявляющиеся на запястьях синяки. — Ничего. Даже со мной это бывает. К тому же, для тебя это все еще абстракция, несмотря на все фото и документы, а для меня это очень реально. Когда мы уже выключили свет, Дэйв сказал: — Можно сходить к доктору Джону. Одну-то таблетку снотворного он даст и без официального приема. — Я бы лучше пошел к доктору Ричарду. — Доктор Дик не принимает людей в твоем состоянии. Он считает, что это оказывает антитерапевтический эффект. — Он не прав. Я могу попробовать его убедить. — Нет. Если не хочешь снотворное, спи так. — Ну и ладно.       Я прокрутился пару часов, потом бесцеремонно отодвинул Дэйва и втиснулся рядом с ним. Он что-то протестующее пробурчал, но я сказал: — Я замерз, — и в доказательство обхватил его ледяными руками. Он содрогнулся, но спорить больше не стал. — Знаешь, что самое странное? — еле слышно сказал я. — Я думал, будет хуже. Но я не увидел ничего нового. Визуально же это не шокирует. Это совсем, как компьютерная игра, особенно, когда смотришь сквозь прицел. — Мне так не казалось. Когда чувствуешь вес оружия и отдачу… И потом, если приходится подходить… этот запах… — Это да, та еще тошниловка. — Но если тебе удастся представить, что это не на самом деле, почему бы и нет. — Я тут буду спать. У меня под кроватью монстр. — Я уже понял. Только не задуши меня во сне.