О дикий новый мир II / Победа Шрёдингера

      Следующий день просто разорвал пространственно-временной континуум: он ощущался одновременно как один час и целая неделя. Во-первых, для меня это были как будто все еще предыдущие сутки, потому что я почти не спал. Во-вторых, я не шучу, не было ни одной свободной минуты после регистрации. Когда объявили, что дают 90 секунд на прощание с семьей, Камиль сломалась. Она рыдала, обнимала меня, потом внезапно залепила пощечину. — Только попробуй попасть тут в неприятности! — Ну, какие неприятности? — успокоил ее Марсель. — За ним теперь будут круглосуточно присматривать. — Я пойму, если вы не захотите торчать здесь до вечера, — сказал я, закидывая рюкзак на плечо. По ощущениям, оставалось секунд 10. — Нет уж, тебе придется насладиться нашим обществом еще раз.       Потом нас погрузили в автобусы, привезли к корпусам, обрили (странные ощущения, но не неприятные), выдали кучу вещей, так что в конце мешок весил килограмм 30, и отправили на плац. И в этот момент я понял, что буду пожизненно благодарен Дэйву и Шварценбахеру, потому что это было…       Я даже не знаю, намеренно они это делают или это естественная реакция любого человека, но это чертовски унизительно. Может, это только мое мнение, потому что остальные, по-моему, просто боялись и вообще не обращали внимания на то, как все выглядит со стороны, но для меня это (чисто теоретически и слегка практически) было уже рутиной, и я видел все. Я видел линию кадетов третьего класса, которые выглядели, давайте это признаем… круто. Они стояли все такие в полупарадной форме, белых перчатках, красных поясах, абсолютно уверенные в себе и своем превосходстве. Это было бы невероятно сексуально, если бы мне не пришлось быть по другую сторону, где все было прямо противоположно: кучка лысых чуваков (а не всем это идет! Пожалуйста, боги, отвечающие за сочетание формы черепа, сделайте так, чтобы я не выглядел полным уродом!) в шортах (уродливых), ботинках и длинных носках (!!! уродство в пятидесятой степени), пытающиеся не сгибаться под тяжестью своих вещмешков. И спасибо, что мои годы ботанства не лишили меня зрения, иначе… Плохое зрение — не препятствие для службы в армии, но ты не можешь носить какие угодно очки, о нет! После регистрации со всем прочим тебе выдают тактические очки. Звучит, вроде, неплохо, но, дьявол! Это страшно! Соедините это все с ощущением, что большинство кандидатов выглядят так, будто сейчас грохнутся в обморок от страха или блеванут — и картина будет полной. К счастью, никто не имел возможности об этом задуматься, потому что даже во время ожидания в очереди на рапорт не полагалось бездельничать: нужно было начинать зубрить «Библию кадета». Я не успел ее даже открыть, так как оказался первым. Да, я знал каждый шаг этого дня и большую часть текста, но реплика: «Кадет, подойди ко мне и встань на красную линию!» прозвучала уж слишком знакомо. И да, передо мной стоял Денни, в этой крутой новой форме. А интересно, сколько мне дали видов формы? Я сбился со счета и не успел ничего рассмотреть. Все это несколько сбило мой фокус, что не осталось незамеченным. — Кадет, я сказал тебе встать не за линию и не перед линией, а на линию! — Да, сэр!       Я встал, как положено, и тут же начал: — Сэр, вновь прибывший кадет… — Кадет, я просил тебя что-то сказать? — Нет, сэр!       Дэйв выдал приказ, и я идеально произнес: — Сэр, вновь прибывший кадет Мэтью Кёрк рапортует кадету в красном поясе во второй раз, как приказано! — Кадет, ты умеешь считать до двух? Кто-то засчитывал твою первую попытку рапорта? — Нет, сэр! — А теперь повтори еще раз, и этот второй раз наконец-то будет вторым разом! — его лицо было так близко к моему, что я чувствовал его дыхание. В этот момент я подумал, что, может, быстро поцеловать его — одно незаметное движение на дюйм вперед… Но Дэйв слишком хорошо читал мои мысли. Он отодвинулся и прокричал: — Я сказал что-то смешное, кадет? — Нет, сэр! — Ты собираешься простоять тут со мной весь день? — Всю жизнь, — прошептал я и прокричал: — Нет, сэр! — Рапорт!       В этот раз я все сделал правильно и получил приказ: — Передвигайся на следующую позицию. Живо!       После этого была еще куча всего: основы строевой подготовки, распределение по комнатам, физ. тест, выучить меню следующих четырех приемов пищи, прочитать три новости, обед, пересказать свои новости. Я совершил ошибку и пересказал новость №2 на испанском, а №3 — на французском, как это и было в оригинале, за что меня спросили, уж не хочу ли я показаться самым умным. Я прокричал: «Этому нет оправдания, сэр!» и смог съесть еще пару кусков, прежде чем нас отправили дальше (да, обед был сильно лимитирован по времени, и никого не заботило, что дома ты бы жевал это полчаса). Потом был еще какой-то инструктаж, подготовка формы, и оказалось, что уже вечер, и мы выходим на Равнину для принесения Клятвы Верности. Должен признать этот момент был обставлен весьма торжественно, и невозможно было не почувствовать вспышки патриотизма, гордости за себя, любви к ближнему, порыва служить своей стране…       А потом все смешалось, набежали родственники, а на меня накинулись Дэйв и Шварценбахер. — А-а! Мы такие счастливые и гордые родители! — прокричал Йохан, сгребая меня в охапку, но Дэйв быстро отстранил его: — Герр Шварценбахер, имейте совесть, я ждал этого почти три месяца! — он обхватил меня, и я получил почти кинематографический поцелуй в каком-то чуть ли не танцевальном выпаде. — Черт, я даже не знаю, умиляться мне или блевать, — сказал Йохан, когда я снова оказался обеими ногами на земле. — Семейное фото?       Дэвид не выпускал меня ни на секунду, но Шварц все-таки ущипнул меня за щеку, как это делают бабушки, и с придыханием сказал: — Как же вырос наш малыш! А ведь еще недавно он считал, что глупо говорить: «Этому нет оправдания!» Как летит время! — Йохан, тебе никуда не нужно было идти? — спросил Денни, целуя меня в шею. — Точно! А еще хотел сказать, что в 8 вечера у меня появится непреодолимое желание совершить пробежку. На целый час. — Похвальное желание, друг мой, — пробормотал Денни, не глядя на него, и Йохан быстро скрылся в толпе, а мы как-то пропустили тот момент, когда подошли Камиль и Марсель. Я бы, наверное, смутился, если бы у меня остались какие-то еще эмоции, кроме радости, что Дэйв, наконец-то, рядом. Я дернул его обратно, когда он попытался отойти от меня при их появлении. Родители не очень тепло поприветствовали его, и Камиль спросила: — Так это здесь допускается? — Что это? — уточнил Дэвид. — Поздравлять новых кадетов? — Ты понял, о чем я. — Ну, технически это довольно сложно, но прямо, кажется, не запрещено. Вы сильно не волнуйтесь, мы живем в разных корпусах и не можем видеться после отбоя. Да и остальное время… У нас будет совершенно разное расписание и куча дел. Я уже молчу про лето. Всех кандидатов завтра отправляют в Казармы, а я почти сразу уеду в тренировочный лагерь. — Короче говоря, мы не успеем друг другу надоесть, — закончил я и еще крепче прижался к нему. — Что ж, ясно, — вздохнула Камиль. — Не хочешь с нами попрощаться?       Прежде чем я успел что-то сказать, Дэйв подтолкнул меня к ним. — Мы проводим вас до парковки. С радостью. Или я пойду на пробежку со Шварценбахером. — Ты шантажист! — прошептал я. — А ты мог бы быть повежливее с родителями.       Может, это была не такая уж плохая идея, потому что то был последний раз, когда я их видел. Ну, не совсем так. Они приезжали в День принятия в ряды вооруженных сил, я ездил на похороны дяди, мы пару раз встречались в отпуске и последний раз — на моем выпускном. Но дома я больше ни разу не был. Мучает ли меня совесть по этому поводу? Поначалу случалось, но уже в конце того года Камиль вышла замуж. Это была просто гора с плеч. Я отправил им цветы и даже позвонил и дал разрешение использовать мою комнату по любому назначению (предварительно пришлось произнести текст для Дэйва, и он утверждал, что, несмотря на то, что я думал, что говорю искренне, в моем голосе проскальзывал то сарказм, то даже что-то похожее на обиду. Ох уж эти игры разума…). В любом случае, прощаясь с родителями в тот вечер, я не чувствовал особой грусти, да что там — мне хотелось, чтобы они быстрее уехали! — Думаешь, можно попросить Шварца удалиться раньше восьми? — спросил я. — Уверен, что не стоит злоупотреблять его добротой, — Дэйв провел рукой по тому, что осталось от моих волос. — Так странно видеть тебя другим. И в этих декорациях. — Привыкнешь. Мы же теперь часто будем видеться. — Не факт. — Так нужно пользоваться каждой минутой? — я прижал его к дереву. Он не сопротивлялся, но очень скоро сказал: — Осторожно, эту рубашку потом хрен отстираешь. И вообще, по поводу этого… Ты же не думал, что мы с тобой тут будем прогуливаться за ручку, устраивать романтические пикники на лужайке у общежития и бросаться в объятия друг друга при каждой встрече? — А что, кто-то против? Ты же сам сегодня… — Никто не против. Я имею в виду, никто не скажет, что против, но никто и не за. Сегодня особый случай, в контексте всеобщего празднования это было уместно… да я просто не сдержался, когда удалось, наконец, до тебя добраться, но вообще… я не сторонник того, чтобы люди облизывали друг другу гортани на публике. — То есть, вообще никогда? — Ну, не знаю. Может, по выходным. Увидим. А теперь отправляйся в свою комнату и засвидетельствуй почтение своему новому товарищу. — Товарищам. Я в трехместной. — Что ж, так даже надежней. — О чем это ты? — Да так… Действительно, что может случиться в комнате первокурсников… Ну, и как они? — Не особо запомнил… А хотя, подожди. Один невероятный красавчик, а второй так себе, но зато он мне уже подмигивал, так что, я, пожалуй, начну… Черт, нет, я даже произнести это не могу! — Жаль. Я ждал фантазии про оргию. Ну, что ж. — Так мне на самом деле пока идти туда? — Да. Я еще должен явиться на рапорт по сегодняшнему дню. Встретимся у моей казармы. Помнишь, где? — Никогда не забуду.

***

      Мои соседи по комнате оказались не так уж ужасны. Правда, им было по 17, и этот год разницы сильно ощущался, хотя, может, дело было и не в возрасте. Мы обсудили предстоящий завтра отъезд на БКТ и проверили содержимое рюкзаков. Не знаю, по каким рекомендациям они готовились, но собраны они были довольно-таки паршиво. Они очень удивились, что у меня с собой свой фонарь и мультитул. — Нам же все выдадут, — сказал Джаред. — Ну, удачи со стандартными кадетскими фонарями. Вы, вообще, в курсе, что они даже не налобные? — А что, это так важно? — спросил Ракеш.       Ох уж эти современные подростки! Они не подумали взять с собой зажигалку или пятьсот метров пластыря, но зато оба обзавелись татуировками: Ракеш какими-то письменами на хинди по обеим рукам, а Джаред — Go Army! на плече. Это было настолько же оригинально, как есть индейку на рождество, но мне хотелось начать с дружелюбного тона, поэтому я сказал: — Круто. Если вас убьют в каких-нибудь боевых действиях, вас будет гораздо легче опознать. Кстати, об этом. Догадываетесь, зачем мы предоставляем такие подробные стоматологические карты? — Чтобы здешнему дантисту было проще? — предположил Ракеш. — Ох, ну конечно! А ещё там снимки всех наших зубов вместе с челюстью. Согласитесь, как-то спокойнее на душе, когда уверен, что тебя идентифицируют даже по паре зубов, если ничего другого не останется. — А у тебя что, совсем ни одной тату? — попытался сменить тему Джаред. — Так и быть, покажу, — я встал и сделал вид, что собираюсь спустить брюки. — У меня тут бабочка на крестце.       Они молча сидели и смотрели. Тяжелая публика. — Нет. У меня нет никаких тату. Это запрещено моей религией. Кстати, об этом. Мне пора на вечернюю мессу. — Сегодня нет мессы, у меня есть расписание, — сказал Джаред. — Вот именно, чувак, вот именно, — сказал я, оставив их в полном недоумении.

***

      В 9 от Шварценбахера пришло сообщение, что у нас осталось 7 минут. — Вот почему не 6:42? — поинтересовался я, доставая из-под кровати носок. — Это твой или мой? — Твой, конечно, я свои так не бросаю. Вот, держи, — Дэйв протянул мне прозрачную папку. — Что это? — Белые прямоугольные штуки называются конверты, а маленькие цветные — марки. Они нужны для отправки корреспонденции. — Куда? В позапрошлый век? — Мне из БКТ писать было некому, но у тебя, вроде бы, другая ситуация. Или нет? — А я не могу тебе просто позвонить? Или сообщение отправить? — Ты что, это же не так романтично! — Дэйв покачал головой. — У тебя что, не забрали телефон? — Да, но я думал… — Нет, ты увидишь его только в августе. Вам разрешат сделать два или три звонка с общего телефона за все время, и я тебе советую потратить их на родителей. До меня ты, в любом случае, не дозвонишься — я буду в Бакнере, так что пиши туда. — Я никогда не писал таких писем. — Я тоже. И в этот раз многого не могу обещать, потому что мы-то будем на учениях с настоящей армией, — он показал мне язык. — Очень по-взрослому! Почему ты не пошел инструктором к нам? — Даже не знаю… Тяжелый был выбор: мучиться с кучей малолетних придурков или быть на учениях с реальными военными, кучей разного оружия и вертолетами, — Дэйв поправил мой воротник. — Но ведь там буду я. — Тем более. Тебе бы влетало больше всех. И вообще, я сильно подозреваю, что мне нельзя быть твоим инструктором. — Почему это? Потому что ты не хочешь? — Безусловно. И еще тот незначительный факт, что мы в, бесспорно, неуставных отношениях. Так что считается, что я буду относиться к тебе предвзято. Что, конечно, так и есть. — Я понял. Когда теперь увидимся? — После марш-броска и распределения по ротам я буду ждать тебя здесь… Если еще сможешь передвигаться. — Если буду идти к тебе, то дойду. — Увидим, — Дэйв крепко обнял меня. — Удачи. И не завали командную работу.       На лестнице я встретил Йохана. — О, пунктуально, молодцы! — воскликнул он. — Ну, что же, наслаждайся первыми днями армейской жизни. Думаю, у тебя все будет неплохо. Мы беспокоимся только за командную работу. — Уже слышал. — А теперь, беги, дитя мое, беги, что есть сил, потому что через 20 минут твоя карета превратится в тыкву! — Шварц, до моего общежития идти пять минут, а до закрытия — целый час, что ты несешь? — Ах, ну да, ты права, милая Золушка, — он кивнул на папку в моей руке. — Ожидается корреспонденция? Хотел бы я посмотреть, как Дженкинс будет постигать эпистолярный жанр. Хотя для этого человека нет ничего невозможного. — Вы так восхищаетесь друг другом, снимите уже комнату! — Представляешь, мы уже! — он побежал вверх по лестнице. — Будет о чем тебе подумать! О нет, теперь эта картина и в моей голове! Изыди!

***

      В 10 часов объявили отбой. Как только отключили свет (мило, да? как в тюрьме. К счастью, это была только допогонная практика), у меня появилось чувство, будто я снова в летнем лагере, и вот-вот кто-то начнет рассказывать страшные истории. И да, так и произошло! — Знаете, что я слышал? — начал Джаред. — В прошлом году на БКТ один пацан умер от того, что его сердце взорвалось. — Нет! — выдохнул Ракеш. — Да. В предпоследний день, когда сдают 40-часовой армейский тест на физподготовку. Его заставили подниматься по канату 90 раз, и он умер от истощения.       Мне хотелось воскликнуть: «Что за чушь!», но зачем было портить атмосферу? И я сказал: — Я слышал другое. Там есть такой этап, где ты ползешь по песку, а потом по грязи под колючей проволокой. Его инструктор все время кричал: «Голову вниз! Держи свое чертово лицо у земли!» И этот чувак практически бороздил носом землю. Он вдохнул кучу пыли и песка, а потом грязи — и все его легкие зацементировались. Он тщетно пытался вдохнуть и умер в страшных мучениях. Но это было не зря: пока он задыхался, все потренировались оказывать первую помощь: кто трахеостомию сделал, кто катетер ставил или интубацию попробовал… Весело, наверное, было. — Черт… — протянул Ракеш. — А ведь даже если ты решишь, что военная карьера не для тебя, из лагеря раньше начала четвертой недели не выпустят, — что, кстати, просто очередная страшилка. Бросить можно в любой момент, что многие и делают. Знаете, сколько людей ушло в первый день Бараков? 10. Откуда я знаю? О каждом таком случае насмешливо объявляют по громкоговорителю, и всем полагается аплодировать и насмехаться над лузерами. — О, это ещё не самое страшное, — усмехнулся я и прямо почувствовал, как мои соседи похолодели. — Вы в курсе, что за время обучения государство тратит на каждого минимум 1,2 миллиона? Так вот, если по какой-то неуважительной причине — а любая причина, кроме смерти, неуважительная — вы не отслужите после академии положенные пять лет в армии, они убьют всю вашу семью и продадут на органы, чтобы хоть как-то компенсировать затраты. — Да это неправда! — воскликнул Джаред. — Приятель, ты забыл кое-что, — я приподнялся на локте и поднял правую руку. — «Кадет не солжет, не смошенничает, не украдет и не потерпит этого от других». Так что, Ваша честь, прошу принять во внимание, что это была не ложь, а способ поддержать разговор, потому что, технически, твоя история — тоже полная хренотень. — Откуда ты знаешь? — с надеждой спросил Ракеш. — Никто не мечтает о летальных исходах. Это, конечно, будет почти невыносимо тяжело, потому что им не нужны случайные люди среди офицеров, но, уверяю вас, они будут следить, чтобы все не умерли от голода, поддерживали надлежащий водно-солевой баланс и, максимум, поломали руки, ноги или ребра. — Ты уверен? — спросил Ракеш. — У меня надежный источник. — О! — Джаред даже сел. — Мы хотели у тебя спросить… — Но ты, конечно, не обязан отвечать, — уточнил Ракеш. — О, черт, да, я клон. Откуда вы узнали? Или тут уже успели наклейку на нашу дверь наклеить? — Ты клон? — Джаред зачем-то перекрестился, на что я только пробормотал ностальгически: «Старые добрые времена», и выпалил: — Нет, вопрос не про то. Не мутишь ли ты, типа, с тем третьекурсником? — Как-то рановато задавать такие вопросы человеку, с которым вы знакомы всего пару часов, нет? — усмехнулся я, но внутри появилось такое чувство… да ладно, что там, я чувствовал себя гораздо круче, опытнее и привлекательнее этих вчерашних школьников. — Нет, конечно, это твое личное дело, — быстро сказал Ракеш. — Просто хотели узнать, вы из одного города или?.. — Нет, мы познакомились сегодня на плацу, он принимал у меня первый рапорт. — Да как это вообще возможно? — удивился Джаред. — Там же даже лишним словом нельзя обменяться! — Зачем слова, когда все могут сказать глаза? — с придыханием сказал я. — Ты суперстранный, — заметил Джаред. — Без обид. Но почему ты просто не можешь сказать, что это не наше дело? — Вот дерьмо! А я разве не с этого начал? — Прости, — сказал Ракеш. — Но, знаешь, было бы круто познакомиться с кем-то, кто все тут знает. — Посмотрим, — уклончиво сказал я. — В любом случае, они пока будут на базе в Бакнере, а мы с вами не факт, что окажемся в одной роте после БКТ.