«change my way»

Жизнь Хюмашах превратилась в вечную рутину, в которой каждый предыдущий и каждый последующий день были одинаковыми. И хотя сердце её обливалось кровью, ей вновь пришлось принять суровую реальность. Ей казалось, что никогда ещё она не осознавала, насколько был дорог для неё Зульфикар. Она искренне страдала, однако внутренний, нерушимый стержень, что всегда был в Султанше, никогда не позволял ей пасть духом, никогда она не смела допустить мысли о смерти, которая стала бы её спасением из тьмы; она принимала каждую напасть как равного себе соперника. Хюмашах привыкла проводить свои вечера на кровати, перечитывая письма Зульфикара. Она берегла каждое его письмо, что когда-либо получала, от первого до последнего. Это было её утешением и её памятью; Госпожа рассматривала эти строки, благодаря Аллаха, за то, что хотя бы раз в жизни она была по-настоящему с кем-то счастлива. И хотя доля оставшейся обиды ещё не растворилась в ней до конца, в тайне она ждала каждое новое письмо от Зульфикара, который сделал своей привычкой писать ей каждую неделю. Она читала о его размышлениях, о его страхах, о его обидах, о его радостях. Это был столь личный односторонний диалог, никогда ещё Зульфикар не был для неё так близок и так далёк. Но Хюмашах не хотела ничего ему отвечать, ей не хотелось более подпитывать эту связь; она не хотела тешить себя надеждами на совместное будущее, которое было от них сокрыто. Она просто продолжала любить его где-то в глубине души, и уже не оставалось никаких претензий и обид. — Госпожа наша, свет наш! - запыхавшись пробормотал в лёгкой панике Бюльбюль, успев запнуться о порог, входя в покои Госпожи, которая мирно вышивала в одиночестве. — Бюльбюль, кажется, ты один в этом дворце отвечаешь за всеобщее волнение, - произнесла та, не отрываясь от работы. — Султанша, янычар велел Вам передать, - набирая воздух, проговорил евнух. — Передать Вам письмо и подарок. — Ты озадачил меня лишь множеством вопросов своими словами. Что за янычар, и как он посмел? - Хюмашах продолжала кропотливую вышивку, не взглянув на Бюльбюля. — Али Ага, любезнейшая наша, - сказал евнух, взволнованно потирая пальцы рук, на что Госпожа резко перевела на того взгляд. — Неси же, что ты стоишь? - после этих слов он вылетел из покоев, дабы как можно скорее преподнести ей то, о чём он сообщал. Бюльбюль со всей осторожностью положил на столик султанши тёмную бархатную коробочку. Хюмашах оценочно взглянула на неё, искренне не предполагая, что могло находиться внутри. Она убрала своё рукоделие в сторону и пальцами приоткрыла занавесу тайны. Кажется, Госпожа ожидала увидеть всё, но только не настолько прекрасное ожерелье из дорогих металлов — изумруда, золота и некоторых других цветных мелких камней. Она вспомнила лишь о том, что свадебный подарок Зульфикара для неё был явно скромнее, однако Хюмашах никогда не придавала этому особого значения, ведь прекрасно понимала, что он выбирал аксессуар, опираясь на свой вкус и врожденную скромность; она приняла тот подарок за самое красивое изделие, и в этом не было даже доли лжи. Однако сегодня была совсем иная ситуация. Это было настолько чарующее колье, что она рассматривала его несколько минут не отрываясь. Султаншу посетили сомнения о том, что данный подарок мог быть передан из рук Зульфикара. Она взяла свёрнутый кусок бумаги, закреплённый тонкой тёмной веревочкой, что лежал рядом с драгоценным украшением и развернула его. «Я хочу, чтобы в моём последнем письме ты узнала, что я каждый день засыпаю со своей мечтой о том, что бы Аллах соединил наши души после смерти, раз в этом греховном мире я более не смогу узреть твоих счастливых глаз рядом со мной. Не было ни одного дня, когда я бы не молил Всевышнего о твоём прощении. И не будет ни одного дня, когда я забуду всю красоту твоих глаз, сердца, разума и тела.»

***

— Какие есть вести из дворца? - произнесла Михримах, отпивая кофе и разглядывая Зульфикара, с придыханием наслаждаясь каждым его словом и всем диалогом. — Ничего хорошего, если честно. Положение Султана Мустафы очень шаткое, и в любой момент его могут сместить, - проговорил янычар со вдумчивым взглядом, после чего положил кусок лукума в рот. — Я рад, что нахожу поодаль от всех политических проблем, есть свои плюсы в моём заключении, - улыбнулся тот, обращая взор на Госпожу. — Я благодарен тебе за то, что могу вновь сполна ощутить спокойствие и скромное, тихое счастье в своей жизни, - сказал тот, на что Михримах улыбнулась самой тёплой улыбкой и положила ему в рот ещё один кусочек лукума. Для Зульфикара Михримах была очень красива, она казалась ему очень начитанной и воспитанной, с ней он мог обсудить если не всё, то очень многое. Однако самого главного он так и не ощутил — любви к ней. Он нисколько не льстил Султанше и был всегда верен своим словам о благодарности ей и о многом другом. Но обманывать себя и её он не мог; не было такого сильного, скрепляющего души чувства, что он испытывал ранее с Хюмашах. — Я попросила Дженгиза Агу посадить во внутреннем дворике больше роз, что тебе так пришлись по вкусу, - сказала Султанша, прислоняясь головой к груди Зульфикара и ощущая его мощное сердцебиение под правой рукой. Янычар лишь смог улыбнуться в ответ на такое тонкое наблюдение Михримах, прижимая её к себе. — Зульфикар Паша, велено было Вам передать, - с позволения в покои вошёл слуга и передал янычару свёрнутую бумагу, завязанную знакомой верёвочкой. Он взял это послание в руки и открыл его, разматывая закрученную форму сухими пальцами и отстраняясь от Госпожи. При прочтении нескольких строк внутри груди вспыхнули тысячи огней, что будто были выпущены по всему бескрайнему небу. Он ничего не ждал от этого послания, однако после прочтения перед ним открылся словно новый мир. Мир, где была надежда. Это было письмо от Хюмашах, которая назначила встречу. — Что-то случилось? - поинтересовалась Михримах, взглянув в глаза мужа. — Ничего серьёзного, мне нужно будет вечером во дворец, - как можно более безэмоционально проговорил Зульфикар, сворачивая записку и убирая её за пазуху, на что та лишь слегка улыбнулась и вновь обняла янычара. Зульфикар проводил свой день в чувстве предвкушения этой встречи. Никогда ещё он не желал увидеть Хюмашах так, как хотел этого сейчас, ведь они не виделись столько времени, оно казалось вечностью порознь. Он был крайне удивлен, что за все месяцы молчания и безответных писем, Султанша предложила ему встретиться. Зульфикар ничего не ждал от этой встречи; он был несказанно рад хотя бы тому, что увидит Госпожу, это была благая весть для него. Со своей стороны Хюмашах волновалась не меньше. Всё ещё были сомнения по поводу того, как отнесётся Зульфикар к предложению о встрече, ведь она не отвечала на его письма столь продолжительное время. Глубоко внутри она жила со страхом, что теперь место в его сердце занимала Михримах. Она хорошо понимала, что уступала сестре в красоте и юношеской живости из-за возраста, хотя и старалась не подавать виду. Предвкушение встречи было велико. Хюмашах одновременно боялась, что барьер, который она когда-то выстроила между собой и Зульфикаром, напомнит о себе, и она не сможет с ним говорить о чем-либо, как это было раньше. Но вместе с тем она боялась своих чувств, боялась выпустить их из-под контроля; она не хотела вновь гореть в огне страсти, так, как это было при их первых встречах после знакомства, ведь сейчас обстоятельства совсем отличные от тех, что были несколько лет назад. Зульфикар женатый человек, и Хюмашах прекрасно знала, на какой идёт риск ради того, что бы удовлетворить своё главное желание — увидеть его. Зульфикар стоял перед зеркалом в своих покоях, поправляя тюрбан тёмно-зелёного цвета, пока Михримах стояла сзади и расправляла воротник его кафтана. — Не задерживайся, я буду тебя ждать, - сказала Султанша, целуя того в щёку. — Я сразу же приеду, как только освобожусь, - ответил с улыбкой Зульфикар, после чего проследовал к выходу из покоев. — Госпожа, простите, если я говорю что-то не то, однако Паше, насколько мне известно, не поступало позволение выехать из дворца, - проговорил Дженгиз, что стоял подле Михримах и составлял ей компанию, пока та ужинала. — Что ты имеешь в виду, Дженгиз? - спросила Госпожа с долей возмущения. — Я полагаю, что Зульфикар Паша отправился вовсе не в главный дворец. Янычар скакал на своём коне с неимоверной скоростью. И хотя слева его слепило уходящее солнце, а ветер почти сносил всадника, он наслаждался этой поездкой по пустой дороге в поле. Он действительно ждал встречи с Хюмашах. Зульфикар вновь почувствовал себя в возрасте тринадцати лет, когда далеко отсюда, на родине, он мог также свободно лететь на встречу своей судьбе по проселочным дорогам. В тот момент его не волновало ничего, он лишь вдыхал запах осевшего на земле дня, подгоняя коня. Встреча в охотничьем домике была назначена после вечернего намаза, однако Зульфикар задерживался, из-за чего Хюмашах ощутила себя крайне глупо, раз понадеялась, что женатый Паша, с которым она сама и развелась, придёт к ней на встречу. Госпожа встала с тахты и направилась к выходу из покоев, однако буквально у неё перед носом открылась дверь и в помещение влетел Зульфикар. Первые секунды шока от их встречи поразили обоих. Запыхавшийся янычар тихо прикрыл за собой дверь и опустил глаза от того, что его окутывало неисчислимое количество эмоций, когда он наконец ощутил такой родной дух Султанши рядом с собой. Он очень хотел без слов крепко обнять её, благодаря Аллаха за то, что он смог узреть своё солнце во плоти ещё раз. Подняв глаза, Зульфикар увидел ту женщину, которая представляла для него идеал человека как внешне, так и внутренне; ему казалось, будто он всегда знал и будет знать все её черты лица. Хюмашах была в платье зелёного цвета с белыми вставками, которое лишь увеличивало красоту Султанши. На её лице была добрейшая улыбка, однако глаза, как и всегда, выражали всю свою природную статность, силу и уверенность, которые так манили янычара. На её шее был тот самый подарок, что Зульфикар выбрал для неё, и в тот момент в его сердце будто вновь зацвела вечная весна. Никогда ещё он не скучал по её облику; он отбросил прочь все сомнения и запреты, обняв Хюмашах сначала легко и невесомо, а затем крепко, не желая, чтобы этот сон заканчивался. Она сама не могла противиться этому действию, ведь в тот момент Зульфикар обнажил её главное желание — желание застать его рядом. Им обоим казалось, что в тот момент воссоединения они были одним целым. Янычар придерживал её за голову, ощущая под рукой всю мягкость её волос, пока сам вдыхал их аромат и запах духов на шее. Хюмашах же плотно прижалась к нему, не желая ни на секунду вновь разрывать это расстояние. — Я позвала тебя, дабы прекратить твои муки и сказать, что я простила тебя, - тихо произнесла Госпожа, не отрываясь ни на шаг от объятия. В тот момент жизнь Зульфикара наполнилась новым смыслом, обновляющим всё вокруг. Тогда ему казалось, что после этих слов он может спокойно умереть, ведь то, чего он так долго и терпеливо ждал, наконец свершилось. Несомненно, эту радость в его душе заполняло также и иное чувство — чувство осознания, что их отношения в настоящем невозможны. — Я не хочу покидать тебя, - сказал Зульфикар, наконец отстраняясь от Султанши и присаживаясь вместе с ней на тахту возле окна. — Мне жаль, что время было не на моей стороне, чтобы сказать тебе о прощении раньше. Порой гордость, порой обида брали верх надо мной, - с грустью объявила та, взяв его за руку. Ему было неприятно понимать, что они не могут так просто воссоединиться как раньше. Зульфикар был связан по рукам и ногам, с одной стороны Хюмашах и огромная любовь к ней, а с другой Михримах, которую он поклялся никогда не обижать, даже если причиной проблемы выступит он сам. Совсем не хотелось в такой момент редкого и интимного единения пребывать в своих мыслях, поэтому Зульфикар лишь подвинул Султаншу к себе поближе, дабы вновь слиться в крепком объятии. Для Хюмашах было также нестерпимо осознание того, что каждую ночь он проводил с Михримах. Эта мысль ранила слишком глубоко, чтобы отвлекаться на неё во время такого исключительного момента счастья, когда она вновь может ощущать тепло Зульфикара рядом с собой. Султанша отстранилась от него и, сняв с него тюрбан, взяла его двумя руками за щёки, легко поцеловав самые желанные губы. Тогда она поняла, что именно он пробуждал в ней самые настоящие чувства, которые не хотелось отпускать; она понимала, что именно после момента долгой разлуки, к ней пришла новая любовь, которая грела сердце и разум, залечивая их общие раны. Зульфикар вошёл в покои, когда уже была тёмная ночь, которую сегодня не освещала даже Луна, что спряталась за тучами. Михримах сидела на кровати в тёмно-фиолетовом халате и расчёсывала волосы, глядя куда-то в сторону. — Почему ты не спишь? - произнёс Зульфикар, откладывая тюрбан и расстёгивая кафтан, подходя к Султанше. — Где ты был? - спокойно спросила она, когда тот присел рядом с ней. — Я был во дворце, ты же знаешь, - ответил янычар, откладывая вещи и снимая с себя хлопковую рубаху, сменяя её на шёлковую. — Куда ты смог уехать без разрешения из дворца? - напряглась Михримах, взглянув на мужа. — Я говорил тебе о нестабильной ситуации во дворце. Если к ней ещё прибавится ежедневное оформление моего выезда отсюда, то там точно сойдут все с ума, - спокойно объяснил Зульфикар, встретившись взглядом с Госпожой, которая сжала руки в замок на коленях, очевидно боясь получить худший ответ. В тот момент Зульфикару действительно стало немного не по себе, ведь он боялся, что та узнала о его тайной встрече с Хюмашах. Он не хотел предполагать худшее и придумывал дальнейшие возможные варианты своей истории. Он чувствовал звенящий голос совести, который заглушал все мысли. Янычар не хотел видеть на таком прекрасном лице слёз, что мог бы вызвать только он. — Прости, я совсем забыла об этом, - прошептала Михримах, отворачиваясь от него и переползая на свою сторону ложе. — В голову лезли дурные мысли весь день. — Всё в порядке, я уже здесь, - успокоил её Зульфикар, укладываясь рядом с ней. — Я благодарю Аллаха за то, что послал мне настоящую любовь в виде тебя, - сказала Михримах, повернувшись к нему лицом и проводя рукой по его щеке. Сердце Зульфикара сжалось в тот момент как никогда. Он понимал, что не может ответить Султанше тем же, ведь его сердце ни на один миг не освобождала Хюмашах. Ему было не по себе от такого признания, ведь оно было крайне личным, и янычар прекрасно осознавал его силу и искренность. Михримах была так молода, что у Зульфикара не было даже мысли о том, что бы сказать ей суровую правду, которая могла бы сломать её жизнь; слишком хорошо он помнил ту боль и обиду в глазах Хюмашах, причиной которых был он; слишком хорошо он помнил те слова «развожусь, развожусь, развожусь».