Расстели идеалы и цели, словно газету на стол

— Да ты наебы… не может такого быть, — Сергей подбирается на постели, уставившись в спину любовнику, — Дон, мать его, Педро, это твой Петя? Твой самый расчудесный на свете, ангельский мужик, это был Хазин? Игорь поворачивается на него, смотрит в полумраке пропахшей потом спальни из-за плеча; Сергей пропускает удар в скулу. Хорошо, больно — в ушах звенит. В принципе — заслужил. *** Игорь продрался в его жизнь через службу безопасности, которая убеждала майора, что нет никакой необходимости доходить до непосредственного руководства в тех вопросах, которые интересовали следствие. Но Игорь был неправильный следак, но не из тех, с которыми Сергей мог договориться, а из роющих землю носом, лично ответственных за каждый чих. Проще было пустить его в офис, ответить все то же самое, что подготовили заранее особисты, и отправить на все четыре стороны. Дело-то имело отношение к Вместе весьма опосредовано, но майору приспичило докопаться. Потом Сергей думал — вспоминая, что там Игорь ему на ухо рассказывал в постели — может, Игорь спутал инстинкт ищейки и необъяснимую, животную тягу, которая возникла у них к друг другу. Просто Игорь увидел Сергея раньше, и зацепило, понесло — с первой встречи. А может, он и путал причину со следствием — и если бы Игорь не вцепился в него когтями, Сергей бы и не завелся так. Майор Гром просто тогда еще не знал, как на некоторых подследственных действует давление. Игорь был в его вкусе, в совершенно потребительском смысле этого слова, таких мужчин — сильных, статных и агрессивных — Сергей любил распробовать, вынудить взять себя жестче и насытившись, переходил к другим блюдам. Но выяснился некоторый нюанс. Может быть, именно в нем и была настоящая причина, по которой эта связь напоминала неумолимо затягивающий омут. Сергей позвонил после следственных мероприятий — ждал, проверял, что там в новостях. Номер вообще-то оставили для содействия правосудию. Получил один вежливый отказ, потом — возвращенный звонок и встречное предложение, с разницей в часа три и несколько градусов в крови майора. Вместо завуалированного «выпить кофе» — «сразу к тебе, не ко мне, не поведу такого в свою халупу». И вечером уже Сергей наблюдал потолок и собственные задранные ноги достаточное количество времени, чтобы не пожалеть об этой авантюре. Он бы мог соврать себе, что оставил Игоря спать, потому что тот его так удовлетворил — но на самом деле просто не смог растолкать, когда приполз из душа. Игорь и правда был хорош — чувственный, внимательный любовник, которому не пришлось объяснять, что Сергей не хрустальный, и просить о шлепках и пощечинах — тоже. Настроение было по этому поводу близким к эйфорическому — игривое такое. Так что за завтраком, распаковывая шоколадные маффины и ненароком спустив шелковый халат с плеча, Сергей поинтересовался: — Если я позову тебя на еще какой-нибудь кофе или поздний ужин, мне стоит ждать от кого-нибудь писем с угрозами? — Не понял, — честно ответил Игорь, бесконечно размешивая в чашке давно растаявший сахар. — В смысле, — Сергей закатил глаза, — у тебя есть кто-нибудь? — Больше нет. — и Игорь весь изменился в лице, будто только что сообщил какую-то страшную тайну. Испугался и тут же спрятался за чашкой, потупив взгляд и отхлебнув горячий чай. Сергей так и замер, вцепившись в эту дурацкую пластиковую коробку. Это выражение — Сергей его видел в зеркале, уточнять, почему «больше нет» не было необходимости. Видел в зеркале. И больше видеть не хотел, поэтому искал больше работы, больше мужчин и женщин, чтобы в глаза себе не смотреть. Игорь, ну как же ты все испортил. Испортил своим печальным взглядом побитой собаки, потому что Сергей выдал откровенность на откровенность, не успев даже подумать, слова, которые он не хотел произносить никогда, не делая из своего личного кошмара объективную реальность, вырвались: — Мой любимый человек погиб. Я никому не говорил. И потом, добивая себя: — Я понимаю. Запятая, что это ужасно неловко, но мы оба знаем, что разделили постель с мертвецами друг друга. Это даже… интимно, пусть и в извращенном смысле. *** Игорь рассказывал о Пете очень много, но конкретного — мало; отец-тиран, служил в Москве, умер при исполнении. Да сколько таких. Сергей чаще слушал. По всему выходило, что мужик у Игоря был грешником, раскаивающимся настолько, что приближался к святому — хотелось иногда спросить, поддеть за те части истории, что очевидно провисали, но сам Сергей после похоронки простил вообще всё. Отношения складывались странные — они встречались, трахались, пока хватало сил, и начинали вечер воспоминаний. Пару раз в процессе воспоминаний случался второй заход. Но сначала должен был быть секс — Сергея должно было достаточно развинтить, чтобы вообще позволить себе вспоминать, чтобы можно было сразу войти в состояние истерики, выплакать все слезы, пока держат за загривок лицом в подушку, и с блаженно пустой головой пробовать на вкус рассказы об Олеге в прошедшем времени. В таком состоянии Сергей мог стерпеть, понять даже, когда Игорь проводил по его затылку и говорил: — Петя так же стригся, — и клал ладонь ему на плечо, разворачивая к себе спиной, а Сергей только отвечал: — Знаешь, зачем мужчины так делают? — и вместо ответа получал поцелуй в загривок, потом — укус. Петя так же стригся, но длинных волос никогда не носил, даже в юности; плохо ладил с любыми собаками, кроме служебных, а тех, что воспитывали битьем и криком, ненавидел — взаимно. Петя катался в Питер при каждой возможности и не любил возить Игоря к себе в Москву. Петино прошлое было страшным, страшнее, чем все Игоревы проблемы, но он старался, как мог. Петя ему изменял. Петя ненавидел звонки, и Игорю пришлось научиться общаться буквами. «Без смайликов этих старперских». С того момента, как они встретились, Игорь не сказал ни одному человеку, что у него был кто-то близкий, и этот секрет начинал гнить в нем, как — тело в могиле. *** Лежа в холодеющей постели, Сергей думал — ну невозможно же. Невозможно иметь сексуальную жизнь в этом городе, чтобы через пару лет не выяснилось, что у вас был со случайным знакомым общий бывший. Опционально — общий мертвый бывший. Игорь просто так обронил — Хазин была его фамилия. И рассказы о светлом образе вдруг окрасились в ядовитый неон, запахли дорогими духами и нечистым телом; Разумовский не мог сдержаться. Интересно, за что именно Игорь его ударил. Может, за то, что с Сергеем его Петя вполне мог изменять. Может, за то, что Сергей точно знал, что история о Пете, за которую Игорь держался до последнего, была от начала до конца неправдой. Ревновать своего Петю Игорю смысла не было — его и не было никогда. И Игорь это отлично знал.