Расстели идеалы и цели, словно газету на стол

Поездка в Москву — значит, Сапсан, значит, только Армани прет-а-порте, значит — звонить Хазину. С кокаином и прочими сыпучими веществами Сергей познакомился еще до Хазина, но вот любовь к искусству употребления привил именно он. (Это, на самом деле, ложь. Научил его, как не спать неделями, другой мужчина. Но он мертв, и его место следовало занять.) Поездка в Москву — всегда ужасный стресс, даже если Сергей едет просто красиво улыбаться, а не защищаться от пираний среди инвесторов и прочих благожелателей. Ему и учиться-то здесь было тяжело, в слишком большом и запутанном городе нигде не было простора линии горизонта, на которой отдохнул бы глаз. Петр Хазин спасал всех потерявших внутренний простор внутри Садового кольца. Их представили друг другу, когда Сергея увлекли в клуб после одного там форума — так-то он подумывал вложиться в заведение с развлечениями чисто для своих, а коллеги божились, что знают хозяина и их пустят везде и разрешат абсолютно всё. Ну, это действительно была познавательная ночь с точки зрения бизнеса. Тогда Разумовского еще не узнавал в лицо каждый первый. Ещё и пиджак после второго сета шотов куда-то уплыл, в общем, вид у Сережи в этой тоненькой белой рубашке под розовым неоновым светом был непредставительный. С раскрасневшимися губами и шальным блеском в глазах — вообще блядский. Сережа не мог перестать ловить взглядом собственное отражение в зеркальной полосе над кожаными диванами. Хозяин клуба оказался скучным кутилой — очень старался не спалиться, что номинально владеет бизнесом, прикрывая кого-то посерьёзнее, но Сергею не стоило большого труда догадаться. Понять что-то об отрасли по его малоумному глумлению было сложно, хотя о подставном директоре Сергей тоже задумался. Было тоскливо, и коктейли мешали слишком легкие, шампанское было кислым, и вообще — для полета души ему предлагали выбрать между двумя блондинками, а настроение было на высокого брюнета. Тоска по Петербургу добралась до Сергея даже через оглушительное грохотание недурной европейской электронной музыки и марево текилы, ведь прямо сейчас он мог бы слизывать соль с пресса безликого красавца в любимом гей-клубе на Думской, и тянуло уже притвориться перепившим и сбежать, как вдруг — Незнакомец приземлился на диван без всякого приглашения. Никто и не подумал с ним здороваться. Холодный блеск глаз и оскал. — Михалыч, родной ты мой, — он отобрал у замершего, как кролик перед удавом, директора шот и опрокинул в себя легким движением запястья, — не виделись с тобой так давно. А должны были увидеться неделю назад. Ну Петрович, мы кореша или что? — Петр Юрьевич, — с юнца слетела абсолютно вся глумливость, — я вам клянусь чем хотите, я свои обещания держу, вы же знаете. Не мог к вам лично приехать, так отправил с курьером. Христом Богом клянусь, Петр Юрьевич. Сергей вжался в мягкую спинку, перехватив свой бокал с тающим на дне льдом. Вот старый добрый рекет, да еще и такой наглый — это то, что каждый российский бизнесмен должен сдать на пять. Не шибко в развлекательной индустрии все отличается, значит. Увлеченный зрелищем, Сергей не заметил две важные вещи. Первую — как с кожаных диванов стекла и растворилась в толпе часть его коллег. Вторую — как Петр Юрьевич поймал его взгляд. — Михалыч, вот ты… Я тебе честно скажу, дядь, ты не очень умный. С курьером он послал. Меня мало ебет, почему так вышло, но я пятидесяти кусков не досчитался. Было бы больше, я б к тебе просто с парнями завалился, но такой проеб первый раз, — он хлопнул себя по колену, и парень почти что подпрыгнул на месте, — я решил, ну, по-дружески заглянуть, в глаза тебе посмотреть. Понять, уважаешь ты меня еще или совсем охуел. Петр Юрьевич был мелкий, жилистый и в целом как будто мягкий — через русую челку розовый свет рассеивался на его породистых чертах так, что если бы не его речь, он бы сошел за романтического героя. Сергей подумал — если он будет молчать, то сойдет вместо брюнета. А может, если будет говорить правильные вещи… — Петр Юрьевич, я прямо сейчас отдам, и выпивка, девушки, что еще надо — все за счет заведения, такого не повторится больше — — Да расслабься ты, — Хазин криво осклабился, и Сергея передернуло, — Михалыч, я верю, что ты просто лох и тебя кинули, потому что ты по жизни такой. Гони сотку налом, бутылку Абсолюта и вот его, — он махнул рукой со стопкой в сторону Сергея, — и сочтемся. Вспышка ужаса в стеклянных глазах. — Я беру комиссию, — ответил Сергей и допил свой коктейль, — есть чем порадовать? Хазин без промедления выудил из кармана зиплок и шлепнул его перед Сергеем. Разумовский тонко улыбнулся и оттолкнул его пальцем. Зиплок пролетел по глянцевой поверхности стола через бокалы и стопки прямо обратно к владельцу. — Порадовал, но раскатывать будешь ты. Мне статья за хранение не с руки, — и с того момента Хазин смотрел только на него. *** Хазина не надо было просить говорить грязно — довольная блядская улыбка на Сережином лице его вымораживала. Как и слезы. Разумовский мог ползти к нему на коленях, утыкаясь в жесткий ворс лбом, прогибаясь в спине, как потягивающийся кот — заляпывая ковер текущей слюной, слезами, и по большим праздникам немного кровью. Знал — будет бить в полную силу, со знанием дела, но не убьет. Вывалит яростный, горячечный поток бессмысленных оскорблений, от которых по лицу и груди разливается унизительный кипяток — и не побоится прозвучать смешно. Хотя, на самом деле, какую же пошлую, веселую чушь они несли. Всё потому, что они были равны. Про то, что Разумовский — миллионер, а с майорами за кокаин он спит только ради искусства, Хазин узнал сам. Увидел где-то лицо — смог узнать даже — и в следующее его появление в Москве заявился сам. «Чисто выбриты стекла зрачков, руки пахнут винтовкой Мосина», как там пелось — Петр Хазин пах Пако Рабанн и на его черной рубашке не было ни единой белой крупинки. Зажал его в туалете клуба, как того директора — пугал. — Дядь, ты же понимаешь, мы так с тобой развлеклись охуенно — я на память оставил кино, пересматриваю одинокими вечерами, — колено Хазина вдвинулось между его собственными, и Сергей откинул голову, утыкаясь затылком в прохладную плитку, — такую сучку с характером надо еще поискать. Но знаешь, твой характер, — Хазин смотрел исподлобья злющей псиной, и Сергей не без удовольствия ощущал бедром, как у того встает, — так и хочется тебя иногда на место поставить. Чтоб только подо мной так выебывался. Сергей коснулся пальцами напряженной, горячей груди. Ладонь легла прямо поверх стучащего в такт биту техно сердца. Ткань дорогого галстука скользнула в руку, обвила кулак и Хазин облизнул сухие губы. Рванул вверх — так, что Хазин навалился на Сергея грудью, вытянулся струной, и не сводил с него глаз, обнажились влажные клыки — губы дрожали и сухой тонкий рот приоткрылся, но Петр и не думал даже попытаться отвести его руку. — Почему бы тебе тогда не поставить меня, как ты сказал, — Сергей рванул Хазина на себя еще раз, утыкаясь губами тому в ухо, — на место? В той же кабинке они расчертили две дороги. В ту ночь Хазин держал голову Сергея прижатой к своему паху, пока тот не начинал закатывать глаза от нехватки воздуха, приводя в чувство хлесткими пощечинами — и снова засаживал член глубоко в глотку, пока не надоело. Веселое было время. *** На самом деле, так Сергей запомнил Петю Хазина: они лежали в гостиничном номере после того, как в очередной раз переспали, Сергей уже засыпал, а Петя что-то там смотрел в телефоне. Напротив кровати было зеркало — в котором они вдвоем смотрелись, как шедевр эротической живописи — и Сергей подглядывал из-под ресниц, как Петя в полумраке смотрел на его лопатки, цветом неотличимые от гостиничных белоснежных простыней. Посмотрит на время — и опять ему в спину. Нерешительно, вялыми пальцами убрал длинные волосы с шеи, коротко прочертив по выступающему позвонку. Наконец, Петя коснулся его плеча, тем жестом, которым мужчины переворачивали его на живот, чтобы не смотреть в глаза и представлять чей-то чужой рыжий затылок, и Сергей уже приготовился к тому, чтобы уткнуться лицом в подушку и представить чужие руки на своей коже — но этого не произошло. Хазин наклонился к нему, коротко бросил — «прости, мне пора». Быть может, подумал тогда Сергей, Хазину некого было представлять. *** В определенный момент беспорядочная половая жизнь Сергея стала весьма упорядоченной; с его занятостью, известностью и желанием окружающих выгрызть из него кусок пожирнее, уже нельзя было себе позволить не то, что снять высокого брюнета в любимом баре — зайти в любимый бар. Остались проверенные годами любовники и любовницы, в основном в Петербурге, но если приходилось задержаться в Москве — значит, надо было звонить Хазину. — Как я у тебя записан, кстати? — как-то спросил он у Пети. — «Портовая шлюха, не брать», — не отрывая глаз от экрана, на котором он набирал длинное сообщение какой-то загадочной Г, ответил тот. У Хазина была какая-то особенная страсть к тому, чтобы почаще напоминать Сереже про его блядскую натуру. За умение не путаться в синонимах к слову «шалава», вдалбливаясь в него сзади и заломав руки, Разумовский его очень ценил. В их последнюю встречу Хазин возмущался: — Разумовский, ну конченная же ты потаскуха, не мог потерпеть? — он только вышел из душа в гостиничном номере, а Сергей уже лениво растягивал себя пробкой, раскинув ноги на постели, — Знаешь же, что я люблю, когда узко. Брось эту хрень и сюда иди. Давай, давай, быстрее, — он швырнул полотенце на пол и потянулся к висящему на стуле пиджаку. Секс у них всегда был при участии третьего — бессменного зиплока с белым. — На коленки и сюда, блядь, тебе понравится, — Сергей послушался. Ворс ковра неприятно жег кожу, но зато Хазин на зрелище, как он стекает с постели вниз и двигается по полу с грацией дикой кошки, отвлекался от порошка, а это льстило и компенсировало. — Умница. Рот открыл. Сергей опустился на пятки, положил руки ладонями вверх на колени — всё как в фильмах с замком, в котором хочет побывать каждая принцесса. У Хазина дрожали руки, и пакет в его руках надорвался, оставляя на пальцах порошок. — Твою ж мать. Ай, и ладно, — он размазал остатки кокаина пальцами по влажно блестящей головке и этими же пальцами поманил Сергея, — Ближе. Как завороженный, Сергей придвинулся вперед, широко и покорно раскрыв рот. Почему они сделали так только один раз? Хазин потянул двумя пальцами за край рта и в челюсти тут же неприятно потянуло — он сразу засадил за щеку, прижимая ладонью за лицо плотнее, и двинул бедрами. — Вот так, блядь, и порошок, и член глубоко в твоей блядской глотке, всё, как ты любишь, — тяжело дыша, проговорил он, и перехватил голову Сергея второй рукой, удерживая на месте. — Нравится тебе? Да мне на самом деле так похуй, нравится или нет, ты все примешь и везде дашь, хоть в клубе, хоть посреди улицы встанешь на колени и отсосешь. Да, Сереж? Его член проскользнул в глотку и грубые пальцы скрутили волосы на затылке, вжимая Сергея носом в пах. В глазах начало темнеть и после такого Сергей обычно мало что помнил — не события, ощущения. Через месяц он набрал Хазину, но тот не взял ни один звонок, поэтому Сергей позвал с собой в бизнес-класс одну умную пиарщицу, и провел все сорок минут полета лицом между её ног. Еще через какое-то время алгоритм выдачи новостей по тегу «хазин» показал ему новости о пропаже сына генерала. Разумовский стер номер «Петя» и алгоритм, не дожидаясь некролога.