Желание

Можно ли ощутить напряжение кончиками пальцев? Можно ли вдохнуть его и пропустить сквозь легкие, словно сигаретный дым с чужих искусанных губ? Можно убрать его мокрой тряпкой и пылесосом последней модели? Существует ли оно вообще? Вегас не уверен, что способен уже отличать одну эмоцию от другой. Он всегда был способен использовать их, не свои, но всегда человека, что стоял напротив. Сейчас же его поле битвы превратилось в кровавую кашу, он подскальзывался на внутренностях когда-то живых и спотыкался об их кости, он рвался вернуть себе своё величие, но каждый раз наступал лишь на новую мокрую от крови землю. Теерапаньякун чувствовал внутри себя не зарождение, но гнилостное разложение чего-то, что умерло давно, а сейчас лишь пропитывало изнутри органические ткани наследника побочной семьи. Вегас вдыхал тягучее напряжение, боль и смрад, разносившихся по их дому агрессии, недоумения и высокомерия. Первые два пункта принадлежали его собственным слугам, огромным, диким волкам, которые строились линией тонкой перед рабочей собакой, что отвечала им заученной улыбкой. И гость знал, какой эффект он производит, знал как тяжело зверям подгибать хвосты перед ним, знал как мечтают они вонзиться в шею его своими наточенными ночной охотой зубами, знал как стелятся за спиной своего Господина и без слов умоляют позволить. Но Вегас только кидает на них холодный взгляд. Отличительная черта их семейства. Плюнуть, оскорбить, помиловать не словом, а лишь взглядом. И волки под его подошвой скулили и шептались за спиной, мол привёл в дом новую игрушку, которая вылетит отсюда как только Господину наскучит. И они, затаившись, ждали. Верные, покорные, ощущающие не столь угрозу хозяина, сколько уважение и трепет перед ним. Они ждали даже тогда, когда Вегас сам явился на их первую тренировку, когда посмели они ослушаться приказа их нового "начальника охраны", бросившись на него не по одному, а втроём. Потому что место в этом доме нельзя купить, нельзя заработать статусом или сроком службы. Но можно вырвать зубами, ногтями, силой. Место это можно лишь заслужить. Маленькая собака из главной семьи, что смотрела на них так, словно значила больше, чем весь этот мусор и хлам перед ней. Бой, как и ожидалось, длился недолго. И теперь, когда все они, один за другим оказались на полу, окровавленные и едва дышащие, не способные подняться с пола, пока новый житель второго дома возвышался над ними такой же окровавленный и едва живой. Но он стоял, а они были на полу. С тех пор они сами склонили перед ним свои морды. Вегас знал ещё из базовых своих познаний, что вдох всегда сменяется выдохом, если человек жив. А он, к своему немалому сожалению, был таков. Теерапаньякун выдыхал, едкие пары собственных неразъяснённых чувств царапали внутренности и губы, вырываясь наружу. Были это его собственные эмоции или отражение чужих, преумноженные в несколько раз из-за усиленной концентрации в воздухе безнадёги, Вегас не знал. К тому же не уверен, что хотел бы когда-нибудь всё же узнать. -Иногда в неведении и есть спасение, - Вегас не помнил откуда взял эту привычку - говорить вслух о том, что должно было остаться только в мыслях. Иногда Теерапаньякуну казалось, что это влияние Пита, его вытренированная способность казаться пустым местом рядом со своим хозяином, следуя невидимой тенью даже за его мыслями. Хотя может он сам, этот невзрачный мальчишка, обладал такой способностью. Вытягивать всё из человека. До последней капли. Сомнений не оставалось. Пит поглощал его душу. Почему этот ангел не смотрит на него? Боится. Почему не смотрит дьявол? Считает его недостойным. Глава побочной семьи не выпытывал из него признаний или покорности, но жаждал этого до удушающего чувства несправедливости. Совсем как в детстве, когда Кинну позволили на секунду почувствовать себя ребёнком, выбрать самому себе домашнее животное. Мягкое, крошечное, такое верное и пищащее ему о любви просто из-за факта существования. Вегасу тогда достался жестокий толчок в спину от отца и рассеченная бровь. Разве можно иначе объяснить ребёнку что такое обида и разочарование? Его отец выбрал самый быстрый и самый действенный способ, раз и навсегда указывая его место. Несправедливо. Глаза Пита тёмные, согревающие и глубокие, они всё ещё снятся Вегасу. Вегасу, который заполучил его всего в свои руки. Спрятал в капкане, обложив все входы и выходы колючей проволокой, чтобы даже мысли не скользили за границы этой тюрьмы. Вегасу, который приковал его вынужденной верностью к своему трону. Вегасу, который в итоге остался ни с чем. Пить уже не получалось, забываться не получалось. Стоило лишиться контроля и ноги несли его к собственному слуге. Вегас падал на колени и не мог отличить сон от реальности. Он был здесь, потому что это новый припадок или потому что не осталось у него гордости? Что происходило с ним и как низко он мог пасть? Почему стал так зависим? Из галлюцинаций его выводит он. Дьявол, что улыбается ему из недр заледеневшего ада и согревает, позволяя забыться во тьме собственного взгляда. Теерапаньякун готов уверовать. -Господин Вегас, - голос Пита ещё более манящий, чем его глаза. -Не говори со мной так, - на губах Вегаса только шёпот, он смешал таблетки, алкоголь, порошки, скорость и...что-то ещё, что гниёт внутри, неспособное пробиться и заявить о себе. Он потерял себя, гордость, силу. Он никогда не чувствовал себя таким разбитым и ничтожным, не считая каждого ебанного дня своей жизни, когда рука его отца ложилась на собственную шею и страх ломал кости. А может быть не только страх... Вегасу никак не вдохнуть. Он держится за мысль о Макао, которого всё ещё надо беречь, и за мягкие колени под его гловой. Это колени его божества. Божества подстать такому грешнику, как Вегас. -Но по-другому я не умею, - Пит не жаловался. Его терпение - титан, его спина - стальной стержень. Он не позволил позвать кого-то к своему господину, но приказал закрыть за последним человеком комнату, оставив их только вдвоём. Это такая тупость. Доверие людей Вегаса этому мальчишке, который сумел их всего раз уложить на лопатки. Смешно, правда смешно. Они настолько желают избавиться от него? От этой мысли Вегаса снова выгибает в приступе. Ненависть. Не к миру, но к самому себе. К жизни. К отсутствию выхода. -Умеешь, - он спорит с глазами, полными тьмы, как вредный мальчишка. Потому что не хочет верить, что его дьявол по-другому и правда не умеет, а не просто не может сдержать ненависти к нему. Боится. Он засыпает или теряет сознание. Для Теерапаньякуна одно и тоже. Главное забыться на время. А Пит держит его на коленях своих и жалеет. Не потому что увидел что-то новое или открыл для себя истину. К великому сожалению, он всегда знал. И Кинн знал, даже Порш. Они видели все эти видео, все издевательства над наследником побочной семьи. Они видели его в цепях, синяках, ссадинах, укусах спущенных на подростка псов, следах от рук тех, кто возомнил себя воспитателем и тех, кто посмел прикоснуться к ребёнку, как к развлечению на ночь. Пит видел это всё в жестокости Вегаса к миру и смотрел в его глаза, как в зеркало собственной судьбы. Только Пит смог найти выход, а Вегас нет. Телохранитель гладил лицо чужое ладонями. Лицо мальчишки. И знал, что уже завтра не сможет смотреть на него как прежде. И рукам его, сжимающим подбородок с силой и осторожностью, противиться не сможет. И если Теерапаньякун попросит, на этот раз он подойдёт ближе, на этот раз не склонит головы в почтении, но заглянет в глаза. И если Вегас снова пригласит его сыграть в эту детскую игру, он не откажет. Тяжело бороться с собой теперь. Когда в одном человеке сошлись мечты о силе и страхи о прошлом. Может таков и был смысл этого мира? Ложками объедаться горя, чтобы в конце концов получить минуту своего покоя. На посту служения Кинну парень не знал этого слова, не мог дышать без разрешения, не мог заставить себя согнуть спину, освобождая затаившееся между позвонков беспокойство, не мог почувствовать ничего, о чём его не просили, чего не ждали "друзья" и коллеги по работе. Он растворялся в обязанностях и бесконечном "должендолжендолжен". Он никогда не чувствовал свободы, никогда и не думал просить о ней своим с детства приученным к страху и подчинению мозгом. Пит был таков. Он следовал за сильнейшими, не прося защиты, но умоляя позволить быть рядом, чтобы приблизиться к прощению за прошлое и настоящее, за будущее, которое он не будет менять. Потому что жить по-другому не умеет. Привычка. Пит влюбился, потому что не смог не стать пленником его неизмеримой силы, сексуальной жестокости и стальной выдержки. И Вегас теперь всегда был недосягаемой мечтой, к которой не получалось никак скрыть интерес. Пит остался, потому что это и означало для него верность. Боль, тоска, судороги в мышцах, страх смерти и поиски покоя, который никто из них после всех своих поступков уж точно не заслужил. Верность была больной привычкой, основанной на зависимости и желании отдать поводок от внутренних демонов кому-то другому. Верность - болезнь. Они оба больны.