Неизлечимые

— Его можно спасти? Что с моим сыном? Что?! — Получил сильные увечья, мэм. Не беспокойтесь, жить он будет. — Но кто… кто привёз его сюда?Какой-то парень. Возможно, его друг. Сказал, что вашему сыну нужна помощь. — Пожалуйста, спасите его, пожалуйста. — Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь ему. Но повреждения серьёзные, потребуется время и терпение. *** — Мы больше не будем ждать, доктор. Мы с вами об этом говорили, и не раз. — Я понимаю, но Эдди сам не хочет этого, понимаете? — Тогда я поговорю с ним. Я не могу оставить его со Стэнли. — Но, мэм, он его лучший друг. Вы уверены что так будет лучше? — Вы сейчас издеваетесь надо мной?! Мы знаем, что происходит с Эдди, знаем, кто это делает и знаем, чем это может закончиться. Мы немедленно забираем его отсюда. *** — Мам, но я не хочу. Я не пойду! — Эдди, это не оговаривается. Милый, я понимаю, что это тяжело, но ты не можешь остаться с ним. — Но почему? — Господи, ты себя вообще видел? Этот парень вредит тебе, я не могу позволить этому случиться ещё раз. — Но я не хочу бросать его, он ведь болен, мам… — Это не переубедит меня оставить тебя здесь. Больше он не тронет тебя. *** Он открывает глаза. Видит перед собой белый потолок с мерцающими лампами; чувствует, как его везут куда-то. Больница? Он опускает взгляд: видит своё тело в больничной голубой рубашке; руки в иглах, присоединённые к капельницам, а ладони сбиты в кровь и испачканы в грязи. Он поднимает взгляд и видит белые пятна, что куда-то спешат; хватают его за плечи и начинают трясти, что-то крича ему в лицо. «Почему так больно? Где-то там, чуть выше рёбер, где должно быть сердце. Это можно вылечить, вырезать, удалить? Устал чувствовать эту боль, эту дыру, что разрастается, словно рак. Его ничем не вылечить, никак не вырезать, я знаю. Если это любовь, то мне надоело слышать, как она скрипит; как ржавеет, покрывается мерзким налётом. Надоело чувствовать, как сердце, как всё моё тело наполняется ртутью. Я уверен, что скоро вместо солёных слёз я буду пускать одну ртуть; вместо крови по жилам будет течь лишь ржавчина. Вместо слов будет изливаться кислота; вместо воздуха я буду вдыхать мышьяк. В глазах начинает неприятно рябить, и он зажмуривается. Белые пятна разводами остаются в сознании. Он слышит знакомые голоса, чьи-то шаги и дикий гул где-то внутри. Слышит, как ветер свистит в ушах, как колёса кушетки скрипят, стучатся об порогкоридора и цокают по кафелю. «Это ад? Если я в аду, почему я слышу голоса? Почему слышу до боли знакомые голоса? Или я всё ещё здесь? Если так, то зачем? Почему я не могу просто умереть? Что держит меня здесь? Я кому-то нужен? Разве я кому-то нужен. Утверждение. Не вопрос. Чувствую ледяной ад у себя внутри, разрастающийся по всему телу. Я не могу вспомнить, зачем я родился, кто я и для чего нужен именно здесь. Чувствую, как пальцы становятся холоднее, как тело замерзает; как кровь стынет в жилах, как глаза непроизвольно закрываются от невероятной тяжести. Думаю, в моём сердце навсегда застыл мороз. И пытаться растопить лёд не обязательно. Нужно лишь постучать пару раз, и всё само развалится, распадётся на миллионы атомов, исчезнет. Разве не этого хотят люди?».Он медленно закрывает глаза, начиная бледнеть всё сильнее, сливаясь с белыми халатами врачей. Сознание шепчет громкое, молящее «вставай!», но тело не слушается. Он ощущает, как спускается вниз по ступенькам, всё сильнее погружаясь в темноту. Пересохшие, цвета мела, губы, на которых застыли мелкие капли крови, что-то безмолвно шепчут, застывая в немой тишине. Сквозь пелену уже пришедшего спокойствия он слышит до щемления в сердце колкое, но родное, растекающееся по всему телу, словно тягучая карамель: «Эдди! Эдди, ты меня слышишь?!». Он с огромным трудом приподнимает веки и сухо, безжизненно улыбается, видя перед собой беспокойные, полные страха и изнеможения любимые глаза яркого цвета ореха. Глаза, которые на мгновение щурятся, но потом распахиваются ещё шире. Он безмолвно моргает, переводя взгляд на уже родные глаза шоколадного цвета, что смотрят безудержно, с оцепенением и тревогой, хлопая длинными ресницами. Он закрывает глаза с такой тяжестью, но с таким спокойствием, словно это навсегда. Закрывает глаза, но продолжает улыбаться; и улыбается он открыто и так по-детски. И эта улыбка кажется прощальной. Она навсегда останется прощальной для него, его сердца и души. Ведь впереди ждёт лишь замёрзший ад. *** Стэн с горечью вздыхает, прислонившись спиной к стене. Оглядывает помещение и, когда не замечает датчиков дыма в радиусе коридора, сквозь усталость ухмыляется, стиснув между зубами сигарету, после чего подносит к губам зажигалку. — Что будет, если его не спасут? Он морщится и опускает взгляд на голос: Марш сидит на стуле со спинкой, забравшись на него с ногами, и прижимает костлявые коленки к груди. Сидит и пытается закурить, но пальцы предательски дрожат, и девушка, раздражённо цокая, тушит сигарету об подлокотник. — Спасут, Беверли, куда они денутся, — коротко отвечает парень, смотря свысока, и сползает по стене, выдыхая сигаретный дым в потолок. — Нам повезло, что Ричи заметил какое-то движение в коридоре и сказал об этом врачам. Хоть как-то да поймали. Беверли поднимает голову, сверля глазами парня. Она замечает, как тот нервно стучит пальцами по полу, затягиваясь с каждым разом всё глубже. — Что ты ему сказал? Урис замирает и с нескрываемым презрением смотрит ей прямо в глаза. — Что? — Что ты сказал ему, Стэнли? — взгляд девушки становится яснее, а голос ровнее. -Я ничего ему не сказал, Беверли. В том-то и дело, что ничего, — безжизненным голосом поговаривают парень, не поворачивая головы. Марш странно прогибается в спине, не отводя красных от слёз и частого трения глаз от него. Хочет что-то спросить, но лишь закусывает губу, откидываясь на спинку стула. — Что мне делать? — Что? — Что мне делать? Что мне делать… — Стэн пинает ногой рядом стоящий стул и опускает голову. Рыжая задумчиво моргает, устремив взгляд в пол. Потом переводит глаза на парня. - Считаешь, это твоя вина? — Всё, что происходит с ним, полностью моя вина, и ты это знаешь, — он стряхивает пепел с чёрной мешковатой куртки. Лицо искажается гримасой отвращения и боли. — Я чувствую, что уже давно тону в чувстве вины. И это всё не просто так. Это правда. Вся вина не надуманная. Это убивает ещё сильнее. — Он сказал это? — хлопает глазами девушка, следя за каждым движением парня. Он поджимает губы, опуская взгляд, и на выдохе проговаривает: — Я услышал эти слова не от него, а от Билла. Девушка на секунду замирает, но потом, словно пришедшая в сознание, отвечает: — Он ведь не специально это сказал? Нет, конечно, — усмехается он, — Просто повздорили, вот и вырвалось, — он сминает в руке бычок. — Чёрт… — бубнит себе под нос Марш. — Тебе придётся поговорить с Эдди. — Да знаю я, просто… Знаешь, я всё это время терпеть его не мог, потому что думал, что ему нравится Ричи. А я… Я ведь беспокоюсь о нем, — Беверли инстинктивно кивает словам Уриса. Парень опускает взгляд, — А тут оказывается такое… — он сдавленно смеётся. — Веселье. Девушка шмыгает носом, кутаясь в клетчатую рубашку, после чего убирает волос за уши. — Пообещай, что не будешь больше так обращаться с ним. Не как поступал с ним в детстве, не как поступаешь сейчас, — зло бросает она. Её глаза блестят от гнева и осуждения. Стэнли громко усмехается. Голос получается сиплым и рваным. — Обещаю. Но, — он поднимается с пола и бегает глазами по коридору в поисках автоматов с напитками, — не я забрал его у тебя, Беверли, он сам ушёл ко мне, — мило улыбается, злорадствуя от нескончаемых эмоций девушки, что, он уверен, разъедают её изнутри. — Ты знаешь, почему он ушёл к тебе, Стэн. И не старайся меня задеть или заставить думать, что ты нужен ему, — цедит Марш сквозь зубы, фальшиво улыбаясь. — Я-то знаю, что весь этот цирк ненадолго. — Посмотрим, — бросает он и шагает за угол, крича: — Я скоро вернусь. Беверли громко усмехается, смотря в окно напротив плотоядным, хитрым взглядом. Тушь, что осыпается с ресниц, она размазывает по щекам одним резким движением руки.Преследует ощущение, что внутри всё залили керосином, и лишь выжидали, когда можно поджечь тело. Она не знает ни того, как помочь Эдди, ни того, как продержаться здесь хотя бы неделю. Ведь всё нормально. Она привыкла говорить, что всё нормально; слушать других, пытаться помочь, поддержать. А внутри гниют давно распустившиеся цветы, которые не видит никто. Никто никогда не захочет увидеть то, что находится внутри, а самому показывать нет сил. Хочется услышать хотя бы раз незначительное «всё будет хорошо» или успокаивающее «я буду рядом», но всё, что она слышала последние восемь лет своей жизни, это голос её пьяного отца, свои собственные стоны и всхлипы под его телом. Девушка закрывает лицо руками, её плечи начинают дрожать. Она больше не сдерживает слёз и начинает плакать, всхлипывая с каждым разом всё громче и сильнее. *** - Хватит диктовать мне свои правила! -Хватит постоянно говорить о том, что и как надо делать, Билл. Тебе разве не плевать на меня? — Больно надо. Я ненавижу таких, как ты. Поэтому да, мне плевать. Слыша за дверью этот диалог, Эдди медленно приходит в себя. Пытается осознать, не послышалось ли ему, не галлюцинации ли. Голоса точно были? И Каспбрак понимает, что это не сон, когда слышит приближающиеся тяжёлые шаги, а после — стук в дверь. Билл. На самом ему деле не хочется никого видеть, никого слушать, ни с кем разговаривать. Но от усталости не поднять и век, поэтому Эдди лежит и ждёт, когда тот зайдёт, так и не дождавшись ответа — дурацкая привычка Билла делать то, что он считает нужным, несмотря на принесение этим неудобства окружающим. И, действительно, он открывает дверь и размеренным шагом проходит в палату. И Эдди не был бы так счастлив, если бы, не открыв глаза, не заметил за ним ещё одну фигуру: худую, высокую, с волосами цвета смолы. — Можно было спокойно ещё раз постучать, Билл, — недовольно проговаривает Ричи тихим голосом, приземляясь пятой точкой на стул. — Он всё равно не ответит. Ты его видишь вообще? Больше труп, чем жилец. Ричи прожигает его вопросительным, враждебным взглядом. После поворачивается к Эдди, скрестив руки на груди. Он незаметно вздрагивает, когда замечает, что Каспбрак , бледный и холодный, смотрит на него в упор. Из-за необычайной бледности его глаза горят янтарным пламенем, и парень невольно улыбается. Нельзя быть таким красивым, Эдс. -Эдс, ты меня слышишь? Как ты себя чувствуешь? Каспбрак улыбается, и его губы трескаются, начиная кровоточить. Это замечает Ричи и тихо морщится, вставая со стула; взяв стакан воды с тумбочки, он подносит его к постели парня. — Ты так без губ останешься, пей. — С ума сошёл? — Дэнбро смотрит на Эдди в упор, не сводя с него глаз. — Скажи спасибо, что словить успели. — Спасибо, что спасли того, кто жить не хочет, — цокает парень, сжимая в руках стакан с водой. Тозиер опускает взгляд, а Билл поджимает губы, скрестив руки на груди. Ричи двигает стул к кровати Эдди и, показывая Дэнбро взглядом на дверь, садится. Билл вздыхает и, бросив спокойное «мне лучше выйти», удаляется из палаты. Ричи вздыхает и снова разворачивается к парню. — Что случилось, Эдди? — Жизнь случилась. — Эдди, я серьёзно.Что произошло?. — Знаешь, я тут подумал… Зачем я здесь? — усмехается Каспбрак, перебирая пальцами, — Я не уверен, что у меня есть какая-то цель или кому-то есть дело до таких, как я. Я не чувствую, что должен присутствовать здесь. И просто жду, когда это закончится, — он вздыхает, устало закрывая глаза. Тёмные ресницы начинают дрожать, а по впалым щекам бегут слёзы. Он смахивает их одним движением руки и вжимается в спинку кровати. — Не думай так о себе. Я уверен, что ты предназначен для чего-то большего, чем самоубийство. Может, пока это для тебя лишь табу, но я знаю, что скоро всё изменится. Ты не должен сидеть здесь и подыхать от того, что жизнь дерьмо. Да, жизнь всегда будет дерьмом, но это не причина уходить отсюда. Я знаю, ты можешь помочь кому-либо, можешь сделать что-то действительно важное, поэтому не умирай. Пока это не твой час для смерти. И настанет он не скоро. И точно не из-за самоубийства. Каспбрак коротко усмехается, безмолвно кивая в ответ. И почему такой парень, как Ричи, лежит здесь? Он не заслуживает такой жизни, точно не заслуживает. Он с первого взгляда понравился ему, ведь умеет же притягивать к себе, словно магнитом: своей заботой, короткими, но будоражащими прикосновениями; уверенностью, исходящей от такого хрупкого, но сильного душой человека. Своими убедительными речами, поддержкой и, может быть, губительной для него самого, но привычкой быть рядом. С таким человеком, как он, хочется жить; появляются силы приходить в себя каждый раз, когда падаешь, когда сворачиваешь не туда. Ибо Ричи, несмотря на все слова осуждения, несмотря на его привычку прожигать родительским взглядом и расплываться в речах учения, всегда подскажет, заставит поднять зад и идти вперёд. Такие люди на вес золота, таких людей Эдди ещё не встречал, и от этого ещё сильнее хочется прижать его к себе и не отпускать. Тозиер с ободрением и привычной заботой в глазах смотрит на Каспбрака, непроизвольно держа его за руку. Холодная и лёгкая, с вздутыми, словно паутина, венами. Пальцы Эдди невольно дрожат, и Ричи ещё крепче сжимает его ладонь в своих руках. Брюнет переводит взгляд на лицо парня. Эдди сидит и смотрит в ответ, не стесняясь прямого взгляда Ричи. Тозиер отводит взгляд, но продолжает держать ладонь Эдди в своих руках. Молодец, Ричи.Позволяешь себе думать об этом? Позволяешь себе влюбляться в него? Сам ведь говорил, что не веришь в любовь; говорил, что никогда не будешь зависеть от человека. А теперь начинаешь вести себя, как малолетняя девчонка. Нет, забудь о нём. Просто не смотри в эти молящие о спасении глаза; не приходи на помощь каждый раз, когда он безмолвно просит об этом. Вскоре он убьёт тебя. Просто оставь его. Брюнет закрывает глаза и измученно вздыхает. Потирает тяжёлые веки, после чего наклоняется к Эдди. — Как же ты напугал меня, Эдс, — протягивает он и кладёт ладонь ему на лоб, покрывшийся испариной. Он начинает гладить его по волосам, и тот с улыбкой на лице закрывает глаза. Видя это, тот ответно улыбается. — Больше никогда так не пугай меня. Даже если Каспбрак — липкая яма, из который не будет возможности выбраться, Ричи готов прыгнуть в этот омут с головой. Неважно, что будет с ним — если не помочь ему, он просто утонет. И Ричи готов тонуть сам, держа его на поверхности. *** Ты можешь увидеть мрак, когда не сломлен? Можешь забраться так высоко, чтобы падать было больнее? Сломленные люди никогда не узнают, каково забираться на высоту и ждать пришедших, а не разбиваться каждый раз о землю, желая снова взлететь. Это понимает девушка, что сидит на полу и рыдает в полной тишине; её плач не заглушит ни одна мелодия, ни одно слово. Это может понять парень, что сейчас, скорее всего, сбивает руки в кровь, разбивая зеркала, в которых так противно видеть своё отражение. Это может понять и тот, кто сидит в своей палате в попытках в полной темноте вычитать побочные эффекты от таблеток, в страхе не увидеть в этом бесполезном листе «летальный исход». Мы все немного сломаны, в наших головах пустота, которую никто не решается заполнить. Под нами вышибли табуретку, но петлю затянули мы сами. Мы идём по тонкой кромке льда и потихоньку начинаем проваливаться