Неизлечимые

Снова сижу в столовой с раннего утра. На часах только восемь, а за окном льёт так, будто из ведра. На завтрак опять подают гребанное, отвратительное, кофе. Ну хоть кофе, на том спасибо. А ещё кормят тут не так уж и плохо.И это, пожалуй, самая утешительная часть моего пребывания здесь, ибо какой толк лежать в этом дурдоме, если жральня будет такой же угнетающей, как и само место.Врачи считают, что я слишком агрессивный. Я такой лишь тогда, когда они меня бесят, а бесят они часто. Шутки про мою агрессию современники могут вспоминать столетиями. Сминаю пустой пластмассовый стаканчик из-под кофе в руке, шумно вздыхаю, оглядывая столовую. Ничего необычного: белые стены, светло-серые столы, огромные окна. Всего лишь несколько людей сидят здесь. Остальные, видимо, еще спят.Мда. Скукотища. Откидываюсь на спинку стула, разминаю шею. И почему вся психушка белая? Это должно успокаивать? Нихуя. Тогда бы я здесь не лежал. Благодаря белой штукатурке на этих стенах пятна крови видно через три, мать его, этажа. Видимо, именно поэтому их недавно перекрасили. Нет, ну не руки же в крови марать.Продолжу тему о моей неконтролируемой агрессии. Короче, со мной всё в порядке, эти дауны просто не хотят меня выпускать в люди — вдруг зарежу. Да, может быть, я так и сделаю. Почти все обитающие здесь знают, что я могу сломать им позвоночник, поэтому садиться за один стол и идти со мной по одному коридору никто не желает. Только один мудоёб не боится меня, считает меня идиотом. Кто бы знал, как чешутся руки избить его до смерти. Почему я этого не делаю? А хер знает. Скоро допросится. Хоть вижу я его в этом отделении не так часто, приходит лишь за какими-то инструментами да за таблетками, но и этого мне хватает по горло. Я уже забыл, что у него за расстройство. Ладно, меня это не ебёт.Около месяца назад меня перевели в отделение для менее буйных по причине того, что я себя тихо вёл всё это время. Точнее, я весь месяц врал и вёл себя тихо. Но мудаки поверили, а я и рад. Никаких запираний в палате, никаких ремней, которые намертво привязывали тебя к кровати, никакого надзора санитаров, никакого насилия в мою сторону. Да, эти мрази насилие решают насилием. Никаких уколов и почти никаких ограничений, даже поссать можно, когда захочешь. Жизнь прекрасна, красота! Психи в белых халатах не пускают меня к другу. Не помню, когда я видел его в последний раз. Говорят, что я представляю опасность для него. С чего эти уроды взяли, что я собираюсь его убить? Друзей не убивают. Ну, теперь я так считаю. Да, много забавных историй из детства, но рассказывать я их, конечно же, не буду. Скажу лишь, что после одного «инцидента» меня отправили в другой город к отцу, к этому чёртову садисту. Заебись пожил. Тут-то нормальное и счастливое детство закончилось. И теперь в какой-то степени я счастлив находиться здесь, ибо здесь бью первым я. Не он, а Я. Жутким скрипом отодвигаю стул и, размяв спину, покидаю столовую. Под надзором санитара, конечно же. В коридорах просторно, но холодно, как в морозильнике, поэтому приходится прятать руки в карманы толстой мешковатой кофты. Спасаемся от обморожения как можем, короче. Прохожу мимо окна и замечаю машину во дворе. Приехали. Снова кого-то привезли. Надеюсь, что бесить меня он не будет, и друга моего трогать не будет, иначе ему явно не поздоровится. Правильно говорят, что утро начинается не с кофе. К сожалению, у меня оно с него и началось, о чём я жалею. До сих пор мутит от этой дряни. Спускаюсь в хол, занимая дверной проём собой, скрещивая руки, и наблюдаю.