Фруктовый сад

Очнувшись, Тэхён ощутил резкую боль в голове и вялость в теле. Он лежал на холодном каменном полу, присыпанном грязью, а в воздухе витал тяжелый запах сырости и застоя. Где-то в углу послышался тихий шорох, который тут же заставил его вздрогнуть. “Крысы,” — мелькнуло в голове, и это напомнило, где он находится. В памяти всплыли события прошлой ночи: сад, стражники, крики, чей-то удар… Паника начала нарастать. Он заставил себя дышать медленнее, но это не помогло. А затем — шаги. Тяжёлые, чёткие, приближающиеся. Гулкий звук эхом отдавался по коридору, словно возвещая о приближении беды. Тэхён затаил дыхание, чувствуя, как страх сковывает его мышцы. Шаги остановились перед его камерой. *** Мужчина, стоящий за решёткой, выглядел как воплощение власти и опасности. Чонгук был человеком, вокруг которого всегда витал страх. Высокий, с темными, почти черными глазами, он казался воплощением силы и власти. Его лицо было строгим, с резкими чертами, лишёнными всякой мягкости. Он был безжалостен, и никто не смел осуждать его действия, зная, что его ярость — это нечто ужасающее.Он носил неизгладимую метку — шрам, который тянулся от виска до подбородка. Никто не знал точно, как он его получил. О нем ходили слухи: одни говорили, что это результат неудачного сражения, другие — что он получил его от кого-то, с кем сыграл свою темную и опасную игру. Но правда оставалась скрытой. Единственное, что было ясно, — этот шрам придавал его лицу ещё больше жестокости, подчёркивая его прирученную агрессию и властный характер. Но самым большим проклятием для него было то, что он любил мужчин, и в обществе это считалось настоящим позором. В Древнем Китае такая привязанность была отвратительной для большинства, и Чонгука презирали за это. Его называли «отрезанным рукавом», осуждали в шёпоте, но ни один человек не осмеливался высказывать эти мысли вслух. В этом сочетании безжалостности и презрения к слабости скрывалась сила, которая заставляла всех молчать, даже если внутри них кипели ненависть и осуждение. *** Дверь камеры скрипнула, открываясь, и Тэхён почувствовал, как страх подступает к горлу. —Встань.— Голос был ровным, но властным, словно приказ был уже исполнен. Тэхён не двинулся. Он лишь поднял взгляд на мужчину, едва различая его черты в тусклом свете. Император шагнул внутрь камеры, приближаясь к нему с медленной, почти ленивой уверенностью. —Ты не слышал, что я сказал? — Слышал, — прохрипел Тэхён, чувствуя, как рот наполняется сухостью. — Просто решил, что лёжа выгляжу.. представительнее. Чон остановился, на мгновение окинув его взглядом. А затем, без предупреждения, ударил ногой в бок. Боль пронзила тело Тэхёна, заставив его скрючиться и закашляться. — И это всё, что ты можешь сказать?— спросил Император, склоняясь к нему. — Не… слишком ли жестокий способ начать разговор? — прохрипел юноша, скривив губы в слабой усмешке. Император хмыкнул, схватив его за ворот рубахи и рывком поставив на ноги. Тэхён еле удержался, покачиваясь, словно ветка на ветру. —Я спрошу ещё раз. Что ты делал в моём саду? — Искал редкий корень, — выдохнул Тэхён. — Мне нужно было лекарство. Мой отец… он… Тэхён едва дышал, его тело болело от удара, но он продолжал стоять, хоть и шатаясь. Каждое слово, которое он пытался выговорить, давалось с трудом. — Я искал корень, — выдавил он через стиснутые зубы. — Для отца. Он болен, я… мне нужно было… Чонгук, не говоря ни слова, просто стоял перед ним. Его глаза, ледяные и безжалостные, не выражали ни малейших эмоций. — Ты думаешь, я не знаю, что ты здесь делаешь, воришка? — его голос был настолько холодным, что воздух вокруг казался замерзшим. — Ты не в том месте, чтобы искать «лекарство». Ты здесь с другой целью. Тэхён метнул быстрый взгляд в сторону, пытаясь хоть как-то оправдаться, но ответ императора был для него роковым. Быстро и без предупреждения Чонгук нанес удар в живот, жесткий и точный. Воздух вырвался из лёгких Тэхёна, и он согнулся, теряя силы, и с трудом упал на колени. Он пытался собраться с мыслями, но каждая клетка его тела болела, и мир плывёт перед глазами. — Твоя проблема, мальчишка, — продолжил Чонгук, подходя ближе, — в том, что ты слишком много говоришь, когда лучше молчать. Тэхён с трудом поднял голову. Его зрение было смазанным, но он всё равно пытался смотреть в глаза императору, хоть это и было страшно. Он не знал, какой будет следующий удар. Но когда тот прошел мимо, он чувствовал себя как дикий зверь, пойманный в клетку. — Ты знаешь, что ждёт тех, кто нарушает законы империи? — Чонгук стоял рядом, словно оценивая его, как добычу. — Ты думал, что можно просто влезть в императорский сад, да ещё и вкрасться в мои планы? Тэхён пытался ответить, но в этот момент император резко схватил его за волосы, дернув его голову вверх. Он увидел его лицо вблизи, и в глазах Чонгука не было жалости. Это было нечто гораздо хуже — это была угроза. Тэхён зажмурил глаза, пытаясь не дать себе сдаться. — Сколько ты слышал, когда ломился сюда? — голос Чонгука был низким, как шёпот смерти. Тэхён не мог больше сдерживаться. Удары сыпались с каждым моментом, и голова раскалывалась от боли. Взгляд был мутным, но он попытался ухмыльнуться, надеясь хоть как-то справиться с этим ужасом. — Ничего не слышал, ваше величество. Чонгук, не колеблясь, нанес удар по лицу. Тэхён почувствовал, как кровь хлынула из носа, и мир снова погрузился в темноту. Он попытался подняться, но его тело было слишком ослаблено. — Не пытайся меня обманывать, — холодно сказал Чонгук, поднимая его за волосы. — Ты врёшь, и я знаю, что ты врёшь. Тэхён дернулся, не в силах говорить, и Чонгук, не выдержав, снова резко ударил его — теперь гораздо сильнее. Тэхён почувствовал, как теряет сознание, и всё вокруг поглотила тьма. Император остался стоять, холодно наблюдая за его падением. Он вытер руку о одежду, и, не обращая внимания на слабого юношу, бросил приказ стражникам: — Отнесите его в комнату. Пусть приходит в себя. Мы продолжим разговор, когда он сможет говорить. Его глаза метались по камере, и в них была вся угроза, которую мог излучать человек, стоящий у власти. “Посмотрим, сколько ты продержишься, воришка,” — подумал он, покидая камеру, не торопясь, словно зная, что ничто не может помешать ему.