Under the Scars

─ Я и не знал, что ты тоже метишь в адвокатскую коллегию, Чуя, ─ побледневшие от холода пальцы Дазая сильно сжимали плечо синеглазого и вынужденно прислонившегося к поверхности колонны мужчины, ─ уж не думаешь ли ты о том, чтобы составить мне конкуренцию? ─ жесткие и пахнущие чем-то едким волосы соперника трепал ветер, то и дело набрасывая на его бледное лицо спутанные пряди. ─ Боишься, что проиграешь представителю низшего ранга? ─ с ноткой злой насмешки в голосе ответил Накахара. Из переднего кармана его темно-синих брюк выглядывала еще нетронутая с самого утра пачка сигарет. ─ Не льсти себе, ─ склоняясь к покрасневшему лицу молодого адвоката, раздраженно проговорил темноволосый мужчина, ─ я привык работать только с равными себе противниками, ─ свободной рукой Дазай коснулся слегка ослабленной ленты галстука рыжего, просунув два пальца под нее, ─ а не с такими выблядками, как ты, ─ неожиданно Осаму дернул вверх шелковую ткань, тем самым больно проехавшись ею по выпирающему кадыку оппонента, но после, наконец-то, оставил мужчину в покое, отойдя к подъехавшей за оградой областного суда служебной машине. Белые хлопья снега падали на рыжие и аккуратно собранные в хвост волосы Чуи, пока тот приводил свою одежду в порядок, разглаживая складки на скомканной его конкурентом рубашке цвета раздавленной вишни. Весы Фемиды, каменной и явно требующейся в реставрации статуи, покрылись тонкой пленкой льда, что мгновенно треснула, едва одетая в кожаную перчатку ладонь Накахары провела по ней. Мужчина помнил, как он впервые увидел небольшое изваяние этой богини на столе у своего преподавателя по юридической этике, еще много лет назад, будучи студентом первого курса. Рыжий прекрасно понимал, что можно добиться в жизни высоких привилегий честным путем, кропотливо работая и защищая вовсе не доверителя, а вышестоящий и равный для всех закон, однако справедливость и он, как однажды выразился Дазай, являлись прямо противоположными понятиями. Завязанные глаза, прекрасно выполненная мастером и держащая рукоять меча женская рука, длинные, ниспадающие по округлым плечам волосы, безусловно, привлекали к себе зрителя, заставляя его как бы невзначай дотронуться до холодной поверхности скульптуры. Хоть Чуя и был готов отдать душу дьяволу за богатое и выигранное любыми способами дело, но он все равно восхищался красотой непорочности древнегреческой богини правосудия, так как сам никогда бы не смог судить человека, предварительно не оценив вес его кошелька. В этом мужчина сильно отличался от своего теперь уже конкурента Осаму Дазая, адвоката высшего ранга. Кареглазый брюнет никогда не выходил за рамки закона в отношениях с клиентом не потому, что выступал ярым защитником правопорядка, а в связи с тем, что ему это было попросту не нужно. Его квалификация, профессионализм и природное умение убеждать составляли прекрасное трио на судебном разбирательстве любого уровня, да и в деньгах оппонент особо не нуждался. Быть выше любого соблазна ─ завидный показатель тренировки воли. Единственное с чем не любил считаться Дазай, так это со своими соперниками, которых он тоже выбирал с умом и личными предпочтениями. Сильных вызывал на «дуэль», а слабых попросту топил своим превосходством в адвокатском ремесле. К сожалению, Накахара относился к последней категории, что то и дело метался от одного клиента к другому, наплевав на профессиональный долг, тем самым показывая бесконечную слабость перед Осаму. Продажность рыжий сделал своим вторым именем. Дотронувшись носом туфли на тонкой подошве до ребра каменного меча, Чуя в последний раз бросил взгляд на незрячую жрицу, тихо усмехнувшись ее незнанию мирских дел, после чего извлек из бело-синей пачки «Винстона» сигарету. Курить в перчатках было не очень удобно, но мужчина не хотел, чтобы светлая кожа его и без того чувствительных рук потрескалась от непогоды, поэтому смирился. Удивительно, но сигареты данной марки показалась молодому адвокату достаточно легкими, потому и не произвели особого эффекта, а лишь усилили ту горечь на языке, что осталась после их стычки с Дазаем. Как он вел себя на заседании, услужливо улыбаясь и наигранно интересуясь здоровьем жены Председателя Районного суда, и то, как, словно с цепи сорвавшись, он вжал миниатюрное тело Накахары в стену ─ могло говорить о присущем ему лицемерии. Скрытный, недоступный и обладающий завышенной самооценкой Осаму бесил рыжего настолько сильно, что он минут двадцать мусолил в голове сегодняшнее собрание, хотя причина его беспокойства уже уехала за пределы судебного здания. Сделав еще пару затяжек, Чуя затушил окурок о край металлической урны. И пока он снимал сигнализацию со своей машины, попутно протирая лобовое стекло от снежной жижи, его окликнул один из членов адвокатской коллегии, пожилой мужчина, что наблюдал все это время за поведением его коллег через открытое окно второго этажа. Накахаре пришлось приложить немало усилий, чтобы не сорваться и не выплеснуть весь накопленный на день негатив на вышестоящее его по должности лицо. ─ И как вы это объясните, господин Накахара? ─ костлявая и обтянутая сухой кожей ладонь судьи Цуруги Накамуры поднесла к треснутым губам замерзшие очки, ─ что за цирк вы устроили с господином Дазаем после совещания? ─ выдохнув горячий воздух изо рта на круглые стекла, строго продолжил собеседник. ─ Я не обязан перед вами отчитываться, Накамура-доно, ─ резким движением руки молодой адвокат открыл дверь затонированного автомобиля, ─ не встревайте в чужую жизнь, ─ усаживаясь на черное кресло, через плечо бросил Накахара. Хамское отношения простого юрисконсульта к фигуре, занимаемой далеко не самое последнее место в районной коллегии, сильно ошеломило Цуруги. Хоть рыжий и пытался сдерживать себя, но получалось это хреново. Насупив брови и тщательно обмозговав слова синеглазого мужчины, судья в своей рабочей манере беспристрастности и холодности произнес уже заводящему машину Чуе следующую фразу: ─ Мне очень хочется верить, что вы все-таки учились во Франции на юриста, а не пришли к нам из джунглей с полнейшим отсутствием воспитания, ─ старческий голос, что изо дня в день выносил то обвинительные, то оправдательные приговоры, сейчас дрожал от усталости, но не переходил в робость, ─ ни вы, ни господин Дазай не имеете никакого права не то, чтобы разворачивать драку, а вообще находиться рядом со скульптурой великой Фемиды. Благо, ее глаза не видели этого позора. Была бы моя воля, то вы оба остались бы без работы в правоохранительных органах, но… здесь решаю не я. Запомните: нам в коллегии не нужны непрофессионалы, Накахара Чуя. И пока что из вас двоих большее зло несете вы, ─ закончив, пожилой мужчина перевел дух и постепенно стал отдаляться от красной иномарки, ─ пожалуй, я сделаю запрос в Юридическую академию в Марселе, ─ ветер донес последний обрывок слов уходящего собеседника. Черт. Рыжий не хотел вспоминать студенческие годы во Франции, но еще больше ─ чтобы кто-то из его знакомых в Токио заставлял его сталкиваться с прошлым. По большей степени из-за того, что он не закончил эту академию, а вернулся в Японию, где был вынужден доучиваться в каком-то не очень популярном университете. Как оказалось, за разгульный образ жизни тоже могут исключать. Мужчина вел автомобиль встревожено, постоянно думая о своем заявлении в коллегию. У Осаму было больше шансов попасть на место, и это понимали все. Когда Накахара доехал до съемной квартиры, то сразу поспешил принять душ. Острие бритвы плавно проехалось по светлой коже щеки Чуи, срезав щетину. Тонкие пальцы небрежно размазали остатки белого геля по подбородку, а после вытерли все лицо махровым полотенцем. Проведя ладонью по тонкой кожице, чуть выше рта, молодой адвокат обнаружил только что выступившие капли крови. Он извлек из тумбочки, расположенной рядом с умывальником, пачку салфеток, после чего несильно прижал порез. Рыжий был красив в любом виде, да только не умел пользоваться этим козырем при решении судебных дел. Ступени лестницы скользили от влажных ног юриста, пока тот спускался в гостиную. Коричневый и расшитый золотыми журавлями халат был свободен синеглазому адвокату, поэтому в нескольких местах выглядывало его обнаженное и лишенное каких бы то ни было шрамов тело, а нехарактерно стройную для мужчины талию несильно подтягивал узкий пояс. Облокотившись на деревянные перила, он налил себе бренди, чтобы согреться изнутри, а не только снаружи. Чуя придерживал левой рукой едкую на вкус ягодную брагу, а правой осторожно подогревал пламенем зажигалки дно бокала. Алкогольный напиток был достаточно крепким, отчего сразу же закружилась голова, а желудок неприятно заурчал. Сделав еще пару глотков, мужчина вынужденно поставил на пол фужер и подошел к еще неубранному после завтрака столу. Остывший и покрытый белой пенкой кофе, недоеденный кусок грушевого штруделя и несколько пролежавших весь день бутербродов с ветчиной явно не привлекли хозяина. Выйдя на балкон, он закурил, смотря на кружащиеся в воздухе снежинки. Они напоминали балерин. Таких же легких и парящих над сценой. Если бы только Осаму не схватил его сегодня за плечи, не прижал к колонне на глазах у того судьи, то все могло бы сложиться по-другому. Как холодны были его пальцы, что скользили по шее, очерчивали кадык, и как много было царапин на наполовину обмотанной бинтом ладони. Тепло, исходящее от тлеющей сигареты, не грело ладони, а лишь обжигало поджатые в одну линию губы, на внутренней стороне которой красовалась небольшая полоска шрама. Притушенный в детстве о нежную кожу окурок не прошел бесследно.