Дихотомия вечности

      ***       Без последствий, конечно, не обходится. Джиму остаётся гадать: когда его поделило надвое, досталась ли ему вместе со слабым характером слабая версия его собственного тела? Или злая версия Спока была к нему слишком, критически внимателен и усерден, когда разделывал в душевой кабине? И на тумбочке. И даже немного на кровати, стоит признаться.       Мышцы и связки побаливают, где-то внутри что-то нет-нет да предательски ёкает кратковременной, но несильной болью. Синяками он, конечно, уже постепенно покрывается везде и весьма разнообразно, но они сами по себе не беспокоят, если на них не нажимать снова.       Принимая во внимание небольшую физическую усталость, перепутанную с глубокой удовлетворённостью, Джим одевается и приводит себя в порядок долго и медленно. Сам-то Спок почти мгновенно запаковался в форму обратно и подновил свой вызывающе изумрудный макияж. Который, пожалуй, не подошёл бы больше ни одному существу на свете, кроме него. А на нём он смотрится даже более, чем потрясающе.              Сам Спок, обманчиво расслабленно сидя в кресле, не отрывает взгляда от потуг Джима безболезненного одеться.       Зажатый в его длинных пальцах, пиликает уведомлением падд. Насколько помнит Джим, Спок по-прежнему блокирует связь по кораблю и контролирует её. Или это сделал всё-таки злой Кирк? Он появился на корабле первым.              — Внутренние сенсоры показывают, что другие «мы» направляются сюда, к капитанской каюте, — с бесстрастной уверенностью уведомляет Спок. — Они собрались быстрее нас. Что им может быть тут нужно? Или они знают, где мы находимся?       — Вероятно, не один вы умеете незаметно следить, мистер Спок, — не удерживается Джим, и за подкол получает яростный взгляд, сопровождающийся абсолютным минимумом вулканской мимики. Но интерпретация — однозначная.       — Вот именно. Не думай, что это я один всё вывел из строя на корабле, — бархатистым, полурычащим голосом произносит Спок. В обычном состоянии он таких обертонов себе не позволяет. Как спокойное может содержать в себе столько невысказанной силы и нажима? — Кое-что сбоит само по себе, видимо, из-за загадочных интерференций, о которых говорил мистер Скотт. Компьютер, разблокировать дверь.              Его речь опять превратилась в стабильную, хотя потаённая злость и раздражение никак из неё не исчезнут. Но он хотя бы больше не ругается, не обвиняет и не извивается от невыносимой душевной боли. Неужели всё могло измениться настолько сильно от одного только, кхм… Джиму трудно поверить, но злой Спок почему-то больше не собирается избавляться от своего «слабого» капитана. Это временно или навсегда? Является ли для вулканцев поцелуй кого-либо гарантией безопасности этого «кого-либо»? Это значит много или они способны нарушить безмолвное обещание?              Спок встаёт и занимает место перед дверью каюты, чтобы любой входящий сразу бы имел дело с ним.       Джим разглядывает его расправленные плечи и прямую спину. Именно сегодня он вдруг замечает, что они, вообще-то, весьма развитые и сильные, пусть и не такие широкие, как у него самого. Отлично заметно даже через одежду. Интересное качество для сотрудника научного отдела и научной станции на мостике.       Его глаза открылись на данное обстоятельство лишь потому, что все движения и моторика вулканца изменились? Он перестал строить из себя мирного, безобидного малого? В его осанке читается опасность, и тревогой разносится по венам любого смотрящего.       Джим должен убедиться наверняка, чтобы не шарахаться от него всё время, как мышь от кота.              — Спок, ты же не передумаешь? — спрашивает Джим, а собственный голос упорно кажется ему на каким-то жалким.       — Передумаю о чём? — Спок чуть поворачивается в его сторону. В чёрном вулканском взгляде можно утонуть, как в беззвёздной ночи.       — Ты снова захочешь убить меня? — Джим ничего не может с собой поделать, но фраза так и сочится постыдной надеждой на то, что всё вовсе не так.       Спок тоже это прекрасно слышит. И, кажется, это его бесит достаточно, чтобы он на мгновение закатил глаза.       — Для меня непостижимо, каким образом две фактически не целые личности оказались способны установить связь, — начинает объяснять вулканец что-то совсем другое вместо нормального прямого ответа. — Я думал, это невозможное событие. Но я «влип», как вы выражаетесь, основательно и мгновенно, стоило мне коснуться тебя глубже и сильнее.       — Ты имеешь в виду половую связь?       — Нет. Биологическая нейронная связь. Вулканская, — отрезает Спок сухо, будто недоволен, но чем именно, непонятно. — Ты такого определения на моём языке не знаешь, поэтому я его не говорю. Убить тебя я не смогу, разве что по чистой случайности. На твою злую версию это не распространяется.       — Ох, — непроизвольно улыбается Джим. — Значит, мы не в равном положении. Злой Кирк не будет способен убить тебя. Я не способен на это ни в каком состоянии.              Если бы у Спока была шерсть, то сейчас бы она поднялась дыбом на загривке, будто ему в лицо бросили немыслимое оскорбление. Или будто он неожиданно проиграл в том, в чём был весьма уверен. Такую оторопь, спрятанную за маской «ничего», Джим иногда наблюдал во время их первых партий в трёхмерные шахматы.       Но так вышло: Джиму-человеку не нужна никакая пресловутая связь, чтобы следовать своим убеждениям. Они нерушимы и без биологического императива — не каким-нибудь глубинным древним мозгом, а силой новой коры.       «А вот не надо было изначально прикрываться инстинктами, — думает Джим. — Если бы ты сказал, что сам, без каких-либо уловок, не в состоянии меня убить, мы бы были на равных. Но, с другой стороны, может с тобой всё не так, как со мной? И я вовсе не дорог тебе так же, как ты мне».              Злой Спок либо использует телепатию без предупреждения (до трёх метров он обычно более-менее пробивает даже незнакомые расы), либо неутешительные мысли очень отчётливо читаются на джимовом лице. Вулканец смотрит на него уже в тихой ярости и острой обиде, чуть приподняв верхнюю губу и обнажив клыки.       — Из этого ты сделал вывод о том, что мне безразличен, Джим? — угрожающе тянет злой Спок, и в горле его снова клокочет приглушённое рычание.       — Ты сам сказал, что я тебе мешал жить.       — Ты ничего не понял! — внезапно вскрикивает Спок, разворачиваясь к нему полностью, и громкий голос его ужасен и режет уши. Вот почему он его никогда не повышает, хотя способен, и гораздо громче, чем умеет обычный человек. И звучит не по-человечески. Эти крики предназначены для совсем другой воздушной среды, с другими давлениями и концентрациями.              Падд, оставленный на кресле, тренькает снова. Спок подбирается, вынужденный тут же перейти в настороженный режим хищника.       — Они здесь, — коротко сообщает он, снова занимая место у проёма, и сам открывает дверь.              Добрый Кирк вовсе не горит желанием увидеть свою беспокойную, непримиримую и непривлекательную версию. И хоть спина Спока частично заслоняет от него коридор, он всё равно видит противоположную пару двойников.       Злой Кирк выглядит именно так, как он себе представлял: наглая рожа, горящий насмешливый взгляд задиры. Хмыкнув, тот сразу же заявляет:       — Ха, а вы тут, оказывается, хоронились всё это время. Мне нужно было быть догадливее и найти самого себя раньше, однако я поддался эмоциям. Вы правы, мистер Спок, всё зло от них.       Он обращается к злому Споку, вовсе не опасаясь, что этот противник окажется ему не по зубам.       — Чтобы убить его, придётся убить меня, — холодно цедит злой Спок, позволив себе едва заметно оскалиться. Прекрасно он понял, на что намекает эта версия Кирка, и предполагал именно этот исход.              Диалог беспокоит доброго Спока, и тот выходит чуть вперёд, полностью попадая в поле зрения Джима, выглядывающего из-за плеча своего защитника. Человек беззвучно ахает. Он не помнит, когда последний раз видел лицо Спока в столь травмированном состоянии. Во-первых, потому, что вулканца трудно повредить, а, во-вторых, редко кому удавалось по нему попасть, если только не зафиксировать как следует.              Характерные свежие следы на губах и скулах. Такие потемнения на коже появляются лишь при ударе изо всех сил, и желательно, каким–нибудь инструментом, а не голым человеческим кулаком. А полоски и вкрапления насыщенной свежей зелени, как трещины — следы рассечения ткани с последующим кровотечением, уже остановившимся и подсохшим.       Нет сомнений в том, кто оставил эти травмы. Злой Джим Кирк собственной персоной.              Он забывает, что выглядит сейчас сам далеко не безупречно. Вспоминает об этом, только заметив, что происходит с тихим Споком — за попытками того держать себя в руках расцветает настоящий ужас осознания. Чудится, что он даже незаметно принюхивается, чтобы удостовериться. Джим не разглядывал себя в зеркале, но знает — у него точно прокушена чужими клыками губа и, возможно, есть какие-то следы на шее, от пальцев ли, от укусов или засосов… И тихий Спок точно прикидывает в уме, какое количество их ещё прячется под одеждой.              — О нет, — упавшим голосом произносит добрый Спок, опередив его и вскинув взгляд перепуганного животного. — Судя по всему, я избил тебя и принудил к интимной близости. Джим, я не в силах передать, до какой степени я сожалею и как мне стыдно. Обещай подать на меня рапорт, когда всё это закончится. Такое поведение попросту не может остаться безнаказанным…              Злой Спок закатывает глаза в очередной раз за сегодня и в сердцах бормочет что-то непереводимое на вулканском. Наверное, это что-то вроде «почему вторая моя версия — не просто слабохарактерная, но ещё и такой идиот?»              — Всё вовсе не так! — восклицает добрый Кирк, так как злой Спок явно не собирается оправдываться. — Это был просто… — он мнётся, но ответить нужно, пусть и опустив момент с его предполагаемым убийством: — …жёсткий секс. Мне было приятно.       Судя по всему, добрый Спок не верит его словам в достаточно степени.              Две злые версии наблюдают за их беседой с каким-то издевательским интересом и не прерывают, разве что Джима всё ещё не выпускают из каюты, чтобы он не бросился к пострадавшему вулканцу.       — Он не вторгался в твой разум? — беспокойство тихого Спока никак не прекратится.       — А зачем он должен был это сделать? — не понимает человек.       — Чтобы… — Спок потупливает взгляд. — Впрочем, неважно.       — Я не сделал этого потому, что в этом не было необходимости, chu-uta haarha, идиот! — резко, обвиняюще встревает злой Спок. — Ты разве не знаешь, во что превратились наши ментальные щиты сейчас? Это он соблазнил меня, а не наоборот! Податливая мягкая t’hy'la…       — Кто? — осекается второй Спок, поражённый до глубины души. — Это невозможно…       Ответом ему злой Спок прищуривается мрачно и язвительно, явно сигнализируя: «Да что ты говоришь!»       Наверное, в исходной фразе было заключено нечто очень вызывающее, ускользающее от внимания Джима, потому что добрый Спок просто затыкается, не в силах вымолвить ни слова.              Почему-то именно в этот момент Джим отмечает, что рост двух Споков как будто разный. И ведь точно — добрый Спок как-то неуловимо ссутуливает плечи, отчего кажется меньше и ниже, если начать сравнивать. Неужели он всегда немного сутулился в прошлом? Сейчас сильнее, так что стало заметно. А на самом деле у него должна быть другая осанка, как у злого Спока? Ему самому некомфортно было так уверенно вышагивать, когда он был цельным?              — А вот что сделал тот я? — в свою очередь вздыхает добрый Кирк, винясь. — Он тебя всё-таки побил… Прямо по лицу. Прости. Как можно испортить всё за несколько минут, да, Кирк? В этом весь я.       — Всего лишь несколько поверхностных ударов кастетом, — отчитывает добрый Спок, словно посчитал их чем-то заслуженным или нормальным. — Прежде чем…       Он не договаривает. У него язык не поворачивается озвучить. Тут любой бы всё понял.       — Нет, нет… и с тобой тоже? — бормочет Джим, на секунду поворачивая голову на злого Кирка, но смотреть на него, не испытывающего ни капли угрызения совести, невыносимо.– Как человек мог тебя заставить парочкой ударов?       — Он не заставлял, — негромко отвечает Спок, избегая его взгляда. Признания даются этой версии вулканца с явным трудом, он даже сжимает пальцы между собой, чтобы сосредоточиться. — Ты ничего не испортил.       Добрый Кирк не знает, радоваться или продолжать сожалеть. Как он мог осмелиться причинить вред тому, кого… Совершенно потерять голову от беспочвенной злости. Как будто они со Споком искренне ненавидели друг друга всё это время. Эта мысль невыносима.              Широкая зубастая улыбка появляется у злого Кирка, убедившегося, что эти слюнтяи во всём разобрались. Он без тени страха стоит перед взрослым вулканцем, которого теперь не сдерживают никакие внутренние законы.       — Слушай сюда, плохая версия Спока. Я не дам тебе убить моего Спока, как бы сильно ты его не презирал и как бы не ненавидел! — заявляет он. — Ты меня понял?       — Не указывай, что мне делать и чувствовать, человек, — немедленно реагирует злой Спок, сверкнув чёрными глазами. — Ведь я знаю, что ты собираешься его уничтожить. И я тоже не дам его забрать, чтобы ты воцарился здесь.       — Ха. Думаешь, у тебя получится? — насмешливо отвечает Кирк.       — И правда, почему бы мне действительно не убить тебя, а затем его, это жалкое подобие вулканца? — шипит тот, бросаясь в размашистую атаку. Кирк к этому готов, и кидается на него с не меньшим жаром.              Тихий Спок зажмуривается, чтобы не увидеть того, что сейчас закономерно произойдёт: вулканец с хрустом сломает человеку шею за несколько первых секунд.       Но слышатся лишь звуки борьбы, прерываемые шипением и пыхтением, когда враги отпрыгивают друг от друга и примеряются к следующей стратегии нападения.              Проём кают свободен, и теперь мирные версии могут подойти друг к другу.              — Спок, — осторожно касается его плеча Джим. — Почему второй ты до сих пор не убил его? Они будто не вполне серьёзны. Может быть, кому-то вывихнут плечо… Но у того Спока сейчас нет никаких ограничений, верно ведь?       Эти слова заставляют тихого Спока найти в себе смелость сначала посмотреть в лицо Джима, вновь отметить укус и синяки от пальцев на шее, а потом — на эту странную дуэль повнимательнее.       — Он же телепат, как и я, — выносит Спок вердикт. — Он чувствует спиной, что ты за ним наблюдаешь, как восхищаешься его открытой, свободной яростью, необузданной силой, примитивными яркими эмоциями. Он безраздельно наслаждается твоим вниманием. И понимает: всё восхищение закончится, если он убьёт. И он боится этого, — Спок вздыхает, между бровей залегает скорбная, тоскливая морщина, но он тут же разглаживает её усилием воли. Впрочем, от Джима невозможно скрыть никакие эмоции. — Я всегда предполагал, что тебя может поразить и очаровать лишь примитивная сила и первобытный гнев, заключённый во мне. Печально это, наконец, осознавать в полной мере.       — Эй, ты же телепат, — Джим дотрагивается до его плеча немного увереннее и ободряюще улыбается. В этом столько тепла, сколько никогда не было в капитане. — Посмотри на Кирка, что смело и упрямо стоит напротив бушующего вулканца, который лёгким движением руки способен сломать ему позвоночник. Кирк делает это только ради тебя. Он защищает тебя от него, и готов бороться до последнего вздоха. Разве ты не видишь?       Добрый Спок удивлён этой простой мысли.              У злого Спока дергается щека. Так же, как и злой Кирк, он всё слышит и бормочет в ответ что-то нелицеприятное по-вулкански. Они прекращают кидать друг друга в стенки и возить по полу. Впрочем, рубашка на Кирке предсказуемо порвана, и попытки её поправить совершенно бесплодны.       Добрый Джим со вдохом понимает, что ему нужно сделать. Он возвращается в каюту, выбирает новую рубашку и под строгим наблюдением злого Спока, не дающего ему приблизиться к злому Кирку на слишком близкое расстояние, кидает вещь. Тот переодевается, бросив испорченную одежду прямо под ноги.              — Дашь свой коммуникатор? — злой Кирк протягивает руку к своему Споку.       — Дай коммуникатор, — одновременно с ним приказывает злой Спок, делая шаг в ту же сторону. — Внутренняя связь разблокирована, но частично неисправна.       Лица злых копий тут же мрачнеют и почти оскаливаются, обнаружив новый конфликт интересов.              — Вот, — тихий Спок вкладывает коммуникатор в ладонь доброго Джима. Сердитая пара наблюдает за этим действием, не в силах ничего предпринять. Стоит кому-то из них возразить — и начнётся новая драка.       Джим коротко улыбается в ответ, откидывает крышку и включает сигнал.       — На связи, — слышится запыхавшийся голос главного инженера.       — Скотти, мы четверо встретились и до сих пор не переубивали друг друга, — рапортует Джим. — Как состояние корабля? Кто на мостике? Мы поднимемся туда и попробуем скоординировать действия.              ***       В турболифте они едут в напряжённом, натянутом молчании. Хотя бы потому, что пространство ограничено, и попытка злых версий качественно защитить своих партнёров от противника — практически невозможна. А прижать их к стенке и закрыть собой будет выглядеть комично и недостойно. Злой Кирк демонстративно берёт доброго Спока за ладонь, и тот не сопротивляется этому весьма неуставному для вулканца действию. Злой Спок неодобрительно щурит глаза и цопает Джима за запястье.              — Слово t’hy'la — это нечто неприличное или что-то о глупости? — шёпотом спрашивает добрый Кирк у тихого Спока, чуть наклонившись в его сторону. Тот мгновенно тревожно подбирается, но вряд ли замечает это за собой.       — Что, оно настолько грязное, что мне не стоило его повторять? — упав духом, помогает ему Джим.       — Нет. Это не ругательство, — коротко отвечает тот самым спокойным тоном из всех ему доступных. — Просто… в текущих обстоятельствах я не ожидал его услышать. Как и упоминания kal-if-fee или Pon-f....       — Я и не упоминал, — сухо отвечает злой Спок.       — Разве одно не следует из другого?       — Рот свой замолчи, — обрывает вулканец, нагло цитируя доктора Маккоя, легального поставщика неприятных фраз и ругательств на стандарте. Знал бы Кирк, что Спок всё прекрасно запоминает и понимает все значения, запретил бы Боунсу при нём использовать язык, как помело. Ещё бы Спок не понимал — он рос в двуязычной семье, для него оба языка родные. Иногда «быть умным» — это вовремя прикинуться дураком.       — Какие вы забавные, ребята, — веселится злой Кирк.       Добрый Джим дарит ему унылый взгляд. Ну ничего, смейся, смейся, придёт и твоя очередь.              Лифт останавливается.       На мостике царит непривычная тишина и растерянность. Многие консоли мигают индикаторами промежуточных состояний, кое-какие вообще погашены. За пультом рулевого, научной станции и связи сидят энсины низшего звена, молодь да практиканты.       Все до одного поворачиваются на вошедших. Скотти, конечно, должен был их предупредить, оттого с вопросами и криками они не вскакивают, но менее обескураженными и сбитыми с толку они не выглядят.       — К… капитан на мостике, — объявляет кто-то.       — Мы тоже были когда-то на их месте, и весьма неплохо справлялись, — успокаивает добрый Кирк. Скорее самого себя. — Получше старичков, привыкших к одним и тем же приемам.       — Я что, похож на старика? — холодно оглядывается на него злой Спок.       — Докажи, — злой Кирк облокачивается о рейлинг, разделяющий посты. Кресло капитана никто не занимает. — Мостик, доклад. И, кстати, где Чехов? Он должен был быть здесь.       — Он в лазарете, сэр, — отчитывается юноша на месте рулевого.       — Это ещё почему?       — Тяжёлая простуда с высокой температурой, сэр. Доктор Маккой с утра запретил ему и спуск, и работу. Кроме него, в лазарете ещё десятеро с такими же симптомами.       — Так вот почему он жаловался на вирусы, когда мы были на планете, — вспоминает добрый Кирк. — Всё действительно довольно серьёзно.       — Продолжайте доклад, — понукает злой Кирк.       — Пожалуйста, — добавляет добрый Кирк с извиняющейся улыбкой, радуясь, что злой Спок, активно копающийся в своём падде и разделяющий собой двух капитанов, надёжно прикрывает его от возможного тычка (или чего похуже) от неуравновешенной версии.              Добрый Спок никак в разговоре не участвует, потому что уже сел за свою научную станцию. Скорее всего, просматривает погодные данные, информацию о солнечной активности и о прочих полях, окружающих Энтерпрайз. Ищет источник внешних помех. Возможно, злой Спок занят примерно тем же, просто не со стационарной консоли.              — По кораблю объявлен режим оранжевой тревоги. Мы отправили сигнал SOS к ближайшему маяку Звёздного флота и отправили несколько сообщений на звёздные базы. Ответа пока не получили, — говорит кудрявая связистка. — Также мы связались с N32 по поводу помощи с эвакуацией десанта. Они отказали.       — Как аргументировали? — спрашивает злой Кирк.       — Что их роверы не пройдут через метель, что не пойдут в ночь, потеряются. Что роверов поблизости мало, всего два на ходу. И что они не рассчитаны на перевозку такого груза как человек. Поднимет максимум троих за раз. Также у них нет условий для содержания людей — мы для них раскалённые предметы, которые могут ранить аборигена, разрушить своим жаром его жильё и даже технику. Соответственно, люди замёрзнут при прочих равных даже в их городе.       — Они же врут! В городе хотя бы ветра нет и температура не настолько низкая.       — Возможно, сэр, что врут. А возможно, что и правда не в состоянии.              Ни Чехова, ни Ухуры, лишь бета-смена. Люди вполне обучены, но всё же не «звёздный состав», они только набираются опыта. И куча практикантов на борту, такая же куча их — внизу. Для получения квалификации и закалки необходимы высадки и полевая работа, но в космосе риски всегда высоки. Кое-кто не возвращается обратно.              — Что с группой высадки? — уточняет добрый Кирк.       — С помощью запасного транспортатора мы отослали им все возможные припасы и материалы, включая примитивный дизельный генератор и обогреватели, — сообщает связистка, раз уж начала отвечать вместо рулевого. — Ни одна вещь, имеющая современный аккумулятор или зарядник, не прошла. Они взорвались при пересылке. Так что у них в наличии лишь фазеры из их комплекта и трикодеры. Можно ещё разобрать оставшееся оборудование, однако оно было отключено и уже наверняка вышло из строя при такой температуре.       — И какая там температура, Спок? Какая там погодная сводка? — добрый Джим очень боялся задавать этот вопрос. Вид у тихого Спока совсем не радостный. Со стороны вряд ли кто-то заметит, но Джим замечает всё.       — Солнце село, — отчитывается тот. — У планеты нет лун, и десант находится почти в полной непроницаемой темноте. Температура продолжает падать, сейчас это минус 45 по Цельсию. Ветер около 3 км/ч, влажность пять процентов. У них хорошие защитные костюмы сами по себе, даже без действия нагревательных элементов, но лишь до минус 40 по Цельсию.       На несколько мгновений на мостике воцаряется тишина, с растворёнными в ней попискиваниями оборудования и шумом вентиляции. Пальцы злого Спока замирают на секунду над паддом, а злой Кирк становится ещё злее и мрачнее, барабаня ногтями по рейлингу. Он вот-вот взорвётся.       — Оператор, есть возможность соединить с ними? — с беспокойством спрашивает добрый Джим. — Как там связь?       — Сейчас она восстановлена, — отчитывается связистка, непроизвольно косясь на двойников. — Особых помех быть не должно.              Злая версия Кирка делает вид, что совершенно не при чём и никаких блоков ранее не накладывала. Неизвестно, что в своё время с кораблём наколдовал злой Спок, наверняка сейчас под шумок убирающий все палки, которые он заколотил в колёса Энтерпрайз.              — Мне установить связь с десантом, капитан? — уточняет связистка.       — Как нам это поможет? — сумрачно гаркает злой Кирк на весь мостик. От едва сдерживаемого возмущения у него проступает на щеках яркий румянец. — Сбрендили вы тут все что ли? Установите канал с N32! Поговорим с этими колченогими стульями лично и жёстко. Что эти недоразвитые аборигены себе позволяют, в конце концов?!       Если бы ярость он не сдерживал, то точно сделал бы всё сам без уведомления о намерении и принялся бы параллельно колотить предметы.              Но в каком бы возбуждённом, нервном состоянии он ни был, Кирк не успевает за скоростью, с которой добрый Спок оказывается в его личном пространстве. Расстояние от научной консоли до середины мостика вулканец преодолевает едва ли не за время, равное моменту человеческого моргания.       И это вовсе не положенное по уставу обращение: злой Кирк ощущает близкий жар его тела. Спок намеренно встал так близко, чтобы удержать его за руки, если что-то пойдёт не так? Он решится на это? В нынешнем-то состоянии?              — Капитан… — шепчет Спок, чуть опустив веки. Вздыхает, прочищая мысли, и говорит иначе: — Джим, ты собрался им угрожать?       И надо было вулканцу ещё при этом проникновенно взглянуть ему в глаза, с этой внутренней трепетной тревогой и чувствительностью ко всему на свете. И стоит он слишком близко, и губы его напряжены соблазнительно-трагически. И вовсе не думает сейчас глупый вулканец о сексе или чём-то подобном, весь в чёртовом долге и ответственности. Злой Кирк обречённо выдыхает: из этой схватки победителем он никогда не выйдет. Член каменеет в штанах практически сразу, а тело бросает в жар. Он сглатывает, крепче хватаясь за металлический рейлинг.              — Будем лупить по ним, пока они не согласятся помочь, — отвечает он, вовсе не понижая голос. Тогда Спок тоже перестаёт шептать:       — Чем «лупить», Джим? — восклицает он, и грусть, спрятанная в его бархатных глазах способна разжалобить камень. — Ты помнишь, на чём работают двигатели фотонных торпед? Если их запускать не по планете, а использовать в космическом пространстве на дальние расстояния.       — На дилитии.       — Верно. И он сдетонирует, как только мы их выпустим. Натолкнётся на ту же самую аномалию, на какую наткнулся челнок, и торпеда взорвётся рядом с Энтерпрайз. Сможем ли мы после выровнять положение? А если нас снесёт в зону действия этого поля и гондолы взорвутся? А энергии на щиты хватит? Мистер Скотт поставил выработку энергии на минимум и сейчас старается держать аккумуляторы полными на случай остановки двигателей. Я только что видел отчёт. У нас на руках лишь точка, где произошёл взрыв. Но, скорее всего, мы имеем дело с чем-то вроде объёмного поля частиц или излучения, и мы не знаем, как оно расположено вокруг нас.       — Тоже мне загадка, — бросает Кирк, набычившись. — Это либо самонаводящееся оружие с поверхности планеты, луч. Либо направлено на нас веером откуда-то с орбиты планеты или с ближайших астероидов. Немало способов спрятать устройство. Относительно космических объектов, плавающих тут по всему сектору, оно будет совсем небольшим.       — Отчего ты так убеждён, что это поле искусственного происхождения? — не сдаётся тихий Спок. — У расы N32 крайне примитивные технологии, они давно пережили свой золотой век расцвета. Они даже никакую научную деятельность не проводят больше. С какой стати им атаковать нас? Зачем подвергать себя такой опасности? Мы пришли с мирными намерениями и очевидно превосходим их, за нашими плечами целая цивилизация.       — Потому что если это естественное поле, Спок, у нас нет ни единого шанса выжить! — выкрикивает злой Кирк прямо ему в лицо, вынужденный сказать правду. Спок вздрагивает, возможно, из-за эмоционального, отчаянного посыла, стоящего за этим. Он почувствовал страх Кирка — не только за самого себя, любимого, но и за него теперь тоже. А когда ощущаешь, как по-здоровому боится даже злой Джим, это меняет ситуацию и не позволяет отмахнуться от его резких слов.              — Я напугал тебя, — тихо произносит злой Кирк, и в качестве успокоения, в качестве признания «мы справимся с этим» — касается кончиками пальцев тыльной стороны его ладони в поглаживающем жесте.       — Не ты, — качает головой Спок, справившись с собой.       — Слишком всё подозрительно, уж слишком, — продолжает злой Кирк, снова для всех готовых слушать. — Так что я знаю: это воздействие инопланетян. Их злой замысел, коварный и подлый. Они прикинулись добрячками, специально заманили нас на поверхность до начала установки юридических взаимоотношений, чтобы мы не раскрыли их план заранее. Ведь напрягло это нас с самого начала, а? А потом они, предположим, подбросили что-то в транспортируемые вещи и чем-то заразили наш транспортатор. Да, или включили на орбите какую-нибудь штуку, направив на нас разрушительное, дестабилизирующее поле. Представьте, если бы весь экипаж был бы разделён! Это мы… — он сбивается, чтобы не сболтнуть лишнего. — …нашли способ удовлетворительного функционирования по определённым случайным причинам. А что будет в головах остальных разделённых? Злые версии перерезали бы всех, а добрые не смогли бы их остановить. Я бы хотел сейчас заняться совсем другими вещами, наплевав на всё, и соблазн велик, но проиграть в тактике каким-то примитивным аборигенам было бы слишком позорным для моей гордости. Они делают всё, чтобы мы на них не подумали — вот почему атаки такие медленные и как будто исподволь.       — Ты не будешь угрожать им? — надеется тихий Спок. — Так мы раскроем свои карты — о том, в каком мы затруднении, раз пошли на такое. И это будет блеф. Если всё было спланировано с самого начала, они знают, в каком мы положении на самом деле, и о нашей неспособности сражаться.       — Блеф хорош, но не в данной ситуации. Предпочитаю делать это, имея внушительного туза в рукаве. Когда-то давно, в далёкой молодости, я ведь был партизаном. Правда, Джим? — он многозначительно оборачивается на тут же похолодевшего доброго Кирка. — Умения не пропьёшь, а умеем мы делать оружие из говна и палок. И частенько протаскиваем с собой всякое. Я припас несколько старых добрых ракет и запрещённый материал для них. Компьютер, начать компиляцию чертежа номер 5 и 8.       — Что это такое, Джим? — интересуется добрый Спок, доверчиво, без всяких сомнений и опасений, или обычных его мыслей о том, что так поступать неправильно.       — Тебе лучше не знать, — вместо ухмыляющейся злой версии глухо отвечает добрый Кирк.       — Почему же лучше не знать? Я могу помочь, — с готовностью отвечает добрый Спок. — Я хорош в электронике, и тебе это известно. Я способен не только запрограммировать компьютер, но и сделать его.       Злой Кирк изумлённо уточняет, не в силах поверить в такое:       — Ты готов помочь мне собрать бомбу времён третьей мировой войны, которую я совершенно точно собираюсь сбросить на поселения N32?       Спок медлит секунду, мучительно прислушиваясь к себе, и признаётся, словно в величайшем грехе, с которым он ничего не может поделать:       — Если ты попросишь.       «Чем бы ты ни занимался, что бы ты ни делал — моя судьба неудержимо ведёт меня за тобой, и у меня нет сил этому противостоять и отказать. Лишь на твоей совести не причинить мне слишком сильную боль».       Злой Кирк, поражённый откровением, поднимает руку, в ласкающем жесте опускает её сбоку на шею Спока, передвигает выше, к щеке. Спок чуть прикрывает глаза, притираясь к ладони непростительно доверчиво и с благодарным удовольствием. Пожалуй, этим можно было бы усмирить самого свирепого дракона. Или, наоборот, неистово возбудить в определённых местах.              — Мы ничего не собираемся сбрасывать! — немедленно возражает добрый Кирк, краем глаза замечая совсем уж вытянувшиеся лица застывшей гамма-смены. — Давайте остановимся на угрозах и будем разумны, хорошо? Хвост по розе ветров может угодить по нашему же десанту.       — Добрым словом и бомбой можно добиться куда больше, чем просто добрым словом, — философски заключает злой Спок, прежде ловко молчавший. Когда внимание внезапно переключается на него, обнаруживается, что он давно с удобством восседает в капитанском кресле. Причём забрался с ногами, и с элегантным, задумчивым видом продолжает пялиться в падд, делая какие-то быстрые пометки.              Злой Кирк с великой неохотой отнимает руку от лица своего вулканца.       — Мне необходимо направиться в инженерный, — произносит он с таким угрюмым видом, будто перед его внутренним взором уже горят адским пламенем трупы всех неугодных. — Со Скотти и желторотыми энсинами я подготовлю несколько железных аргументов. Таких аргументов, что не рванут у борта моего корабля, а оставят горящие кратера от городов этих ублюдков. Федерация отлично умеет отвечать на агрессию. И чем быстрее я закончу, тем быстрее мы заставим их шевелить задницами и помочь нашему десанту, а также признаться в том, что они сломали наш транспортатор, и рассказать, как его починить. Эти твари убеждены, что мы беспомощны, так подготовим им незабываемый сюрприз.       Злой Кирк переводит подозрительный взгляд на удивительно безмятежно работающего злого Спока:       — Ты собираешься ему навредить? Усыпляешь мою бдительность? Мне придётся забрать своего вулканца с мостика в инженерный.       Злой Спок слегка прищуривается на него, задумавшись и провертев в сильных пальцах падд несколькими весьма небезопасными манёврами.       — Спок, — командует он, наконец. Выходит, что самому себе. — Возвращайся к своему посту и посмотри инженерно-геологические отчёты, геодезию и сканирование поверхности, которые подняли наверх с оборудованием. Если их нет, скажи лаборантам немедленно извлечь их из приборов и прислать тебе на консоль. Инфракрасные снимки поверхности я почти все уже изучил. Но они сделаны днём, нужны ещё ночные. Научная станция сейчас их делает.       — Всё будет в порядке, — обещает добрый Кирк своему двойнику. — Я присмотрю за ним.       — Я не доверяю твоим способностям, — выплёвывает злой Кирк с тщательно отмеренной снисходительностью.       — А стоило бы, — ядовито шипит злой Спок, точно ненароком раздраконеный кот. — Если он сказал, что присмотрит, значит, справится.              Никто никогда ещё не произносил фразу «конечно же, я буду его слушаться» настолько сердито и непримиримо.              — Тем более, мне пока есть, как использовать эту научную единицу, — добавляет злой Спок, с деловитой гордостью приподняв подбородок. — Думаешь, я всё ещё не в состоянии осознать положение, в котором нахожусь? Да, мы с тобой теряли голову, но теперь обстоятельства изменились. Они заставляют нас поступать иначе и напрягать наш омытый бушующими гормонами неокортекс. Я тоже не хочу умирать, Кирк. У меня довольно много планов на будущее. Для их исполнения мне желательно быть живым и здоровым.       — Нам нужен паритет, — объявляет злой Кирк. — Ты не трогаешь моего Спока, а я не трогаю твоего Кирка. Ориентировочно до тех пор, пока мы не выберемся из этого дерьма. Четыре головы для этого сподручнее, не находишь? А там уже решим. Готов поспорить, никто из нас соединяться обратно в одного не захочет.       — Принято, — кивает вулканец в капитанском кресле.       Уже у двери лифта злой Кирк оборачивается и то ли приказывает, то ли рекомендует, то ли просит:       — Если что, то защищай свою жизнь, пожалуйста, Спок.       — Я буду, — отвечает тихий Спок.              Первый урок для гаммы-смены: продолжать работать с непроницаемыми, как тяпки, лицами при любых пугающих, невозможных или абсурдных обстоятельствах. И стоически не показывать виду, что их что-то смущает — будь то пожар или поцелуй взасос между капитаном и первым помощником прямо посредине мостика. Последнего события, слава случайностям, ещё не произошло. Но едва-едва.              Добрый Кирк занимает место во вращающемся кресле рядом со связисткой. Она без лишних слов вручает ему запасной наушник, прекрасно помня предыдущие намерения капитана.       — Соединяю с доктором Маккоем, — ответствует она.       Кирк слушает атмосферные шумы, пока связь устанавливается и ждёт, пока с той стороны нажмут на кнопку приёма. На короткое, острое мгновение Джиму кажется, что Леонард уже мёртв и потому не может ему ответить. Пол уходит из-под ног, как в рискованном манёвре, а мостик делает попытку прокрутиться вокруг в иллюзии испуганного разума. Физические проявления давно позабытых состояний кажутся вновь и вновь восстающими волнами океана — он думал, что поборол, оставил их позади, но вот они снова перед ним, и он снова борется с их увлекающей, затягивающей силой.              — Это доктор Маккой, — наконец, раздаётся угрюмое и уставшее на потрескивающей линии. — Слышу вас, Энтерпрайз.       Джим рад бы оставить этот разговор частным, но по протоколу — это отчёт, который должен слышать мостик и ключевые специалисты. Он, хоть и капитан, но не должен играть роль глухого телефона, когда ему сообщат о специфических проблемах.       — Боунс, как у вас там дела? –Джим не может сдержать короткой улыбки, хоть и прекрасно понимает, насколько она неуместна. Ничего с собой и своими чувствами поделать он не способен. — Насколько все плохо? Я слышал, вам прислали припасы? Их достаточно?       — А я слышал, что тебя со Споком располовинило нахрен, — Маккой не собирается ходить вокруг да около. — И вы дружно поехали кукухой, едва не угробив Энтерпайз.       — Располовинило, верно, — хмыкает Джим. — Однако слухи о нашей смерти и невменяемости немного преувеличены. Мне нужно понять, каково сейчас положение десанта. Аборигены наотрез отказываются вам помочь, причём неизвестно, оправдано или нет. Ведь они могли хотя бы попытаться помочь, даже в недостаточной степени. А если мы выстрелим в планету ракетой в качестве устрашения, то она расквасит нам собственный нос. Пока у нас нет аргументов, чтобы заставить ледяные стульчики сотрудничать. И да, транспортатор всё ещё неисправен.              На той стороне слышится вздох или завывание ветра в ледяных скалах. Маккой отвечает:       — Пайки с химическими таблетками для подогрева — это же ты загрузил в банк репликаторов, молодец Маугли? — питьевая вода, рулоны утеплителя, палатки, одеяла, некоторые сборные строительные материалы… Большие предметы не переслать. Сейчас нам бы больше всего пригодились скафандры и блоки питания к ним, но всё это взорвалось при переброске и обожгло энсина Генри Шеффилда и геолога Сару Ичиго. Мы пытаемся построить укрытия из присланного, это тяжело в такой мороз. Не скажу, будто все очень подготовлены к тому, что перчатки будут так плохо гнуться, будто мы в открытом космосе и надо противостоять внутреннему давлению скафандра без гидродоводчиков. Будут обморожения.       — Дизельный генератор вам отправили? Он работает? Удалось запустить? Даст электричество, к нему идут обогреватели.       — Да, дизеля целых три штуки. Воняют и дымят ужасно. Один заглох, остыл и больше не запускается. Я повторюсь: ничего крупного не переслать. Они работают, но, Джим, этого недостаточно. Обогреватели просто плавят под собою лёд и везде течёт вода, через мгновение превращаясь в лёд обратно, и этими наплывами вокруг уже всё загажено… Мы пытаемся копать дорожки для отвода воды, однако… у многих пальцы просто уже не сгибаются на крюках. Если мы выроем углубление как защиту от ветра, то нас просто зальёт. Мы организовали укрытие у скалы, но там не настолько тепло, чтобы кто-то мог долго сидеть без движения. Там просто не минус пятьдесят, а минус десять, скажем. И если кто-то перестанет двигаться и охладится до 32 градусов, то упадёт в гипотермический холодный сон. А преимущественная температура в 28 градусов — это смерть, Кирк. Хотя, казалось бы, вон какая высокая, даже не комнатная. Мы хотели, как в инструкции, использовать фазеры для нагрева камней, но вокруг нас сплошной лёд.       — Какого чёрта… — бормочет Джим, ошеломлённый.       Добрый Спок вынужден присоединиться к диалогу, удивляясь в своей бесстрастной манере:       — Вам должны были прислать части модульного укрытия для холодных регионов, который можно собрать в тех условиях даже не строителю, по инструкции. Да, они не рассчитаны на большое количество людей, но можно прислать несколько.       Доктор Маккой выдаёт раздражённую тираду:       — Что у нас бардак, что у вас там наверху! Мне сказали, ключевая деталь каркаса слишком большая, её не берёт неисправный транспортатор! А без неё нет никакого смысла. И, чёрт побери, судя по состоянию людей… я не уверен, что так уж легко они справятся с возведением, мать его, домика. Это тебе не тренировка в павильоне на 2 курсе.              Неожиданно раздаётся лёгкая трель — кто-то зажал кнопку общей связи по кораблю. Ту самую, расположенную в капитанском кресле… Кроме неё в кресле также расположен злой Спок. Его не предвещающий ничего хорошего, строгий ледяной голос вопрошает всех и никого:       — Кто ответственен за корректирование чертежей зимних модулей? Кто уменьшает габариты составных деталей для отправки? Если никто — то раппорт о преступной халатности будет в деле каждого, кто был на смене сегодня. Жду несколько секунд и назначаю исполнителя сам.              У Джима у самого кровь застывает в венах, когда он слышит этот гробовой тон, словно он сам всё ещё сопливый кадет. Всё-таки, когда злой Спок рычал ему в лицо, что достоин и способен быть капитаном, он вовсе не впустую воздух сотрясал. Заместителем капитана по старшинству Спок был не раз, однако это всё-таки немного другая должность, временная. И сам Спок казался слишком мягкосердечным и задумчивым для жёстких и немедленных действий. А сейчас не осталось сомнений.              Когда никто из экипажа и правда не отзывается, злой Спок быстро выбирает две жертвы и выстукивает им ТЗ на падде едва ли не со скоростью света. И запрещает отдыхать, пока они не справятся.              — Слышал его, Джим? — ехидно оживает Маккой. — Это он ещё слабо давит на подчинённых, потому что ты наблюдаешь.       Злой Спок игнорирует эту фразу, откладывает падд и сообщает:       — Если транспортатор не удастся починить, а время будет поджимать, то мы поднимем вас на корабль в расщеплённом виде. Мне не составит труда справиться с любым агрессивным человеком. Дальше мы погрузим активные версии в медикаментозный анабиоз, либо посадим в камеры. Потом дождёмся помощи в буксировке, либо отвезём их сами в научный институт. Пусть с феноменом разбираются специалисты в нормальных условиях.       — Нельзя нас поднимать, потому что злые версии невозможно будет удержать, они скооперируются и всё разнесут! — немедленно горячо возражает Боунс. — И как вы собрались отделять злых от добрых? А если они будут маскироваться? А они будут! И сбегут. Это значит, если выход не будет найден, надо будет поднять лишь такую часть экипажа, с которой бы будете в силах справиться. Кем-то придётся пожертвовать.              Джим с ужасом определяет, что злой Спок выходит из себя. Его ноздри раздуваются от гнева, лицо приобретает совсем уж хищное выражение, и он шипит что-то оскорбительное и угрожающее на вулканском. Удивительно, но потом он всё же произносит с железным нажимом, собрав в кулак всю оставшуюся волю:       — Я — телепат, доктор. Я отличу.              Добрый Спок не просто обеспокоен сказанным, это словно смертельно пугает его. Он оборачивается, чтобы встретиться глазами со своим взбешённым двойником.       — Столько мендингов подряд и с такой скоростью? — роняет он внезапно ослабевшим голосом. — Ты себе представляешь…       Неизвестно, какое общее знание об этом хранят двое вулканцев, но не приходится договаривать вопрос, чтобы его поняли.       — Желание покрасоваться отбило у тебя инстинкт самосохранения и разум? Ты ведь должен быть эгоистом, — продолжает тихий Спок. — Ты не справишься, и я это знаю. Знаю.       Злой Спок отмалчивается, старательно делая вид, что ничего не слышит. Лишь коротко стреляет взглядом в сторону доброго Кирка, и лишь тогда Джим вдруг осознаёт обескураживающую истину. Поднять на борт всех и ни в коем случае не выбирать, кто выживет, а кто умрёт — этого хочет не Злой Спок, а Джим. С каких это пор ту часть Спока вообще волнуют его желания и представления? Для чего ему это?       Маккой тоже никак не комментирует перепалку, лишь подтверждающую его точку зрения.              — Кажется, это действительно довольно рискованный вариант, на крайний случай, — осторожно заключает Джим. — Боунс, сколько у вас времени осталось?       А теперь молчание доктора ему категорически не нравится. Он знает такие паузы.       — До какой точки «осталось», капитан? — с язвительностью, мастерски прикрывающей реальное плачевное положение дел, выдаёт Боунс. — До первого обморожения, до первой смерти, до смерти половины десанта, или до того момента, когда умрут все?       — До первой смерти, доктор, — бесстрастно и ровно отвечает злой Спок. — Или трёх.       — Пока что я их всех гоняю и не даю присесть, а то норовят и прилечь. Я думаю… около полутора часов. На большее я уже гарантии не дам, слишком изменчива погода. Температура продолжает падать, а ветер усиливается. Обморожения будут множественные, и с этим ничего не поделаешь. Но если кто-то откажется двигаться и просто ляжет в снег, чтобы уснуть навечно… я не уверен, Джим, что мне самому достанет сил, чтобы его поднять. И слов, чтобы заставить двигаться. Я понимаю, ты попробуешь нас транспортировать, если альтернатив не будет, но, капитан… не факт, что разделение обратимо. Вы четверо, судя по всему, чудом держитесь в сомнительном равновесии, но будет ли так с остальными? А перестать быть тем, кто ты есть — подчас равносильно смерти.       — Я понял тебя, Боунс, — собравшись, отвечает Джим. — Будет лучше поддерживать канал постоянно открытым или связываться каждые десять минут?       — Кирк, а как там Чехов? — внезапно спрашивает Маккой неуловимо отличающимся тоном. Не покидает ощущение, что он хотел спросить это гораздо раньше, просто не мог себе позволить.       — Он под наблюдением в лазарете, с ним всё будет хорошо. Ты хочешь с ним поговорить? Связь по кораблю восстановлена, мы можем соединить.       — Солнце совсем село, и в этой тьме, Кирк, нет ни единого просвета. Ты себе не представляешь, как это выглядит. Будто в скафандре упал в чёрную дыру, и уже никогда не выберешься, — признаётся доктор. — Наверное, мне лучше попрощаться с ним сейчас, пока я ещё способен. Я не знаю, насколько хватит меня самого, и как скоро я упаду в снег от усталости и больше не встану.       — Мы не дадим тебе умереть.       — Чтобы я опозорился, раздвоившись? Не знаю… может, я предпочту это смерти. А может и нет. Дай мне просто…       — Хорошо, я соединю тебя с лазаретом.              Кристин Чапел повезло сейчас быть в отпуске, а не в этом кошмаре. В лазарете обнаруживается медсестра Лесси, которая будит Чехова и даёт ему коммуникатор.       — Ты меня слышишь? — спрашивает Леонард.       — Да.       Хрипы и сипы не оставляют сомнений в том, что коварная болезнь подобрала ключик к Павлу, а он к ней ещё нет, ведь терапия была начата совсем недавно. Он едва может говорить.       Доктор Маккой всегда был человеком примерной храбрости. Но сегодня он превосходит сам себя. Джим бы так не смог на его месте.       — Павлуша, я не сказал раз, и боюсь, что не успею сказать и во второй. Это может быть мой последний шанс. Я благодарю судьбу за то, что ты сейчас не со мной, на поверхности этой ледяной планеты. Этот противный вирус спасёт тебе жизнь. Это не значит, что я не хочу быть рядом с тобой, всё в точности наоборот. Если бы умирать, то от старости, когда придёт наше время, и я предпочёл бы, чтобы мы были вместе в тот момент. Но не сейчас. Прости, я не хотел быть решительным, да и не нужно тебе это. У тебя впереди вся жизнь, блестящий звёздный путь, множество самых разных талантливых людей, удивительных мест и ситуаций, приятных приключений. На кой чёрт тебе нужен старый разведённый доктор, только и умеющий, что ворчать и занудствовать? Я всё это прекрасно понимаю. Но бывают моменты, когда нужно сделать всё, что хотел, сказать всё, что собирался, чтобы не испытывать никаких сожалений, прощаясь с этим миром. Быть в эти мгновения в покое и в ладу с самим собой. Вот и я прощаюсь с тобой, Павлуша, сообщив всё, что собирался.              Джим проклинает себя — этот диалог должен был быть оформлен частным каналом, его не должны были слышать все на мостике, притихнув, как виноватые мыши. Но при переключении раздался бы сигнал, а Джим понимал, что нельзя портить такой момент.       По связи слышится робкое и вынужденно тихое, полное печальной надежды, от Чехова:       — Леонард… ты же вернёшься?              Второй урок для гамма-смены: исполняйте свой долг, что бы вы не услышали. Ваш взор должен оставаться чётким и внимательным, а не замутнённым так, чтобы вы не видели символов на экране перед собой; голос, отвечающий капитану, не должен дрожать и ломаться, рука, набирающая команды, — должна быть тверда. Что бы ни случилось и с чем бы вы ни столкнулись.              — Разъединяй, — выдыхает Маккой.       Кирк, единым мнением со связисткой, отделяют канал связи с планетой от общего доступа, оставив его только в собственных наушниках.              Внизу, на холодном дне планеты, слышится резкий свист ветра или чего-то ещё, вроде скользнувших друг по другу полотен ткани.       — Эй! — возмущённо кричит Маккой кому-то и, кажется, бежит. Джим, без сомнения, слышит в его голосе страх. — Ты чего упал! Давай, вставай! Уснёшь — умрёшь, разве я не говорил, боец невидимого фронта?       Следует пауза, наполненная хаосом нечётких звуков. Вскоре они затихают.       — Эй, Кирк, — с могильной ровностью произносит Маккой. — Он меня уже не слушает. Да и у меня, знаешь ли, не осталось сил, чтобы к каждому… Они уснут, температура тела упадёт, это уже почти необратимо, пойдут холодные галлюцинации, и в конце кровь обратно прильёт к конечностям, они начнут скидывать с себя всю одежду… Представь, если это делает одновременно десяток людей? Они не понимают, зачем им вообще мучить себя, если они всё равно умрут, Кирк!              Джим понимает. Умереть в бесцельной борьбе — вдвойне обидно. Мало того, что умрёшь, так ещё и проиграл вместо того, чтобы принять конец без суеты, с достоинством умудрённого монаха. Но его задача как капитана вовсе не состоит в том, чтобы проводить в последний путь. Он не монах. На его плечах ответственность за целую Федерацию планет. Его поступок отражает поступок всех людей, живших и живущих.              — Тогда просто дай мне поговорить с ним, — отвечает Джим. — Как его зовут?       Услышав имя, связистка тут же открывает картотеку, находит и отправляет личный файл на экран Кирка. Капитан открывает карточку, пробегается по строкам информации.       — Ты будешь говорить с каждым, если придётся? — спрашивает Маккой. Он ощущается совершенно задолбавшимся. И намекающим на то, что это заразно.       — Да. Ты думаешь, я могу иначе?       — Джим, он здесь не один сидит.       — Соединяй последовательно. Мне есть, о чём им сказать.              Один, двое, трое, десятеро, да сколько угодно подряд. Капитану на вас не наплевать. Никому на вас не наплевать. И пока кто-то там внизу, в инженерном, мастерит смертоносные бомбы, у другого из оружия — только слова. Как говорил кто-то упёртый: «Болван! Мне больше ничего и не нужно!». Никто так часто не остаётся на волоске от смерти, как капитан Звёздного флота. Кто-то погибает, борясь до последнего вздоха. Но перед вами тот, кто выжил только благодаря бесконечной борьбе тысячу раз подряд и выживет ещё тысячу. Нас учат не сдаваться до самого отчаянного мгновения, потому что люди, чёрт побери, очень живучие.       Встать на ноги в этом ледяном аду, потому что ещё ничего не кончено — ни запасы гликогена в мышцах и печени, ни изобретательность экипажа в далёком небе, ни искра упрямой жизни в неокортексе.              — Данные с геологического оборудования пришли, — уведомляет добрый Спок мостик.       Злой Спок решительно выбирается из капитанского кресла. Лицо с подведёнными изумрудными стрелками на веках совершенно нечитаемо. Никакие душещипательный разговоры и происходящее ранее не поколебало ни на мгновение его напряжённой сосредоточенности на работе в падде.       Джим в очередной раз осознаёт, до какой степени ему необходима эта беспристрастная, твёрдая, упрямая сила, не зависящая от обстоятельств.              — Знаешь, гораздо лучше будет показать, что я тебя умнее, не так ли? — вдруг говорит злой Спок своему двойнику. — Температура гейзеров на этой планете, помнишь? Мы с тобой замеряли. Они вырывались из-под ледяной поверхности. Там, внизу, должны быть грунтовые пустоты, и довольно нагретые пустоты. Типичный термокарст, накрытый, скажем, коркой льда в несколько дециметров. Человека выдержат, глазом не видно, но пробиться можно. Эту вероятность подтверждают свежие снимки с поверхности, которые я проанализировал. Возможно, в той местности есть горизонтальная шахта. Старый тепловой карст, из которого вся вода ушла вниз, а ядовитые горячие газы — наверх.       — Пока это просто графики эхолота и таблицы цифр, — предупреждает добрый Спок. — Обработка займёт время.       — Я тоже умею их читать. Мотай, — отрезает злой Спок, подходит к его консоли, склоняется над ним и экраном, опёршись ладонями о деку.       Они молча и неотрывно сканируют непонятные непосвящённым данные страницу за страницей, застыв на многие минуты неподвижными статуями.       — Вот тут, — тыкает злой Спок пальцем в одно место. И непонятно, прекратил ли мотать данные другой Спок, заметив нужное раньше, или прекратил мотать по команде. — Переведи в нормальный формат данные между этими координатами. Вот инфракрасный снимок этого места с моими отметками для уточнения.       — Хорошо.       — Как же ты бесишь, когда такой послушный, — с ноткой усталого презрения выплёвывает тот.       Добрый Спок ничего не отвечает на это, хотя видно, что фраза его задела.              Через пятнадцать минут грубый план местности с изолиниями и приблизительный инженерно-геологический разрез в нескольких плоскостях набросаны по точкам. Тихий Спок пересылает данные с консоли в общий доступ.              — Вот оно, — объявляет злой Спок всему мостику, выводя чёрно-белую топографию на общий экран. — Горизонтальная шахта в породе, довольно полого уходящая вниз. Кажется, здесь под слоем льда вершина какой-то древней горы, вижу здесь хоть криогенный, но грунт, а не просто льдистое основание. А дальше содержание льда в породе уменьшается, а минерализованность возрастает. Данные неточны, но, возможно, отряд сможет безопасно спуститься, разрезая фазером лёд на ступени, и добраться до нормальной нетающей породы. Там должно быть теплее, хотя геотермический коэффициент тут — как выражается доктор, которого я предпочёл бы убить — курам насмех. Но там будут камни, которые можно будет раскалить фазером, а затем отопить палатки и прочие укрытия, нагреть воздух до приемлемой температуры. Так мы выиграем для десанта довольно много времени.              Джим даже вскакивает со своего места, переводя взгляд с карты на Спока в капитанском кресле. Кирк непроизвольно улыбается, не в силах сдержать радость, но всё-таки опасаясь, что она преждевременна.       — Что? Спок, вы нашли пещеру? Серьёзно? Насколько она далеко от лагеря? Как туда добраться?       — Полтора километра, местность равнинная, — рапортует злой Спок. Выражение его лица как будто становится мягче. — Сейчас отправлю десанту координаты маршрута для отслеживания трикодером.       — Энсин Сапо, требуется объявить хорошие новости по кораблю, — уже увереннее улыбается Джим связистке. — Отчаяние — плохая приправа для находчивости, в отличие от надежды.       И он снова возвращается к связи с планетой, занимая кресло и прижимая наушник:       — Ну вот, Генри, слышишь? Я же говорил, что не всё ещё потеряно, а ты мне не верил. Чем это не повод встать на ноги и пройти ещё немного? Если ты встанешь, то до утра доживут абсолютно все.