Под бледным лунным светом

Распахнутое на груди кимоно кобальтового цвета золотыми переливами вышитых вручную ятакарасу свисало с плеч высокого юноши, поддавшегося соблазну дорогого красного вина под бледным лунным светом. Рукава чёрного утикакэ безвозбранно колыхались где-то на локтях, придавая безмятежности молодому мужчине. Шитый золотом оби тесно прижимался к телу, не давая права на лишний томный выдох. Смоляные волосы были собраны в небрежный пучок, в который вколото восемь кандзаси-шпилек со свисающими с них мартовскими цветами из шелка. Бледное лицо смиренно оставалось в единой эмоции — напускной надменности. Брюнет сидел на тёмно-бордовом дзабутоне из хлопкового ватина, выпрямив непозволительно длинную левую ногу в сторону и согнув правую в колене, оголяя её. Упершись всем телом на левую руку, с оголенным плечом от спадающего ниже и ниже кимоно, мужчина распивал виноградный напиток, не теряя главного настроения образа. Его пронзительные синие глаза были направлены точно в лавандовые, смущенные под давлением неповторимой атмосферы. Молодой модельер ходил кругами по небольшой студии вокруг единственной модели, которая стоила того, чтоб надеть на себя новое творение из самого дорогого сатина, который только получилось найти в Токио. Лунный свет так шел брюнету, что у ходящего непроизвольно подкашивались ноги, сбивалось дыхание и учащался пульс. Пристальный зрительный контакт нужно было наконец разорвать, чтоб хотя бы попытаться сделать видимость того, что модельер сосредоточен не только на модели, но и на своей работе. Очки дизайнера сползали по переносице, сталкиваясь с указательным пальцем, поправляющим их, всё чаще. Запах вина становился слишком дурманящим. - Выглядит отлично, - сдержано, как и всегда, оповестил хозяин студии, - не к чему придраться. Может ты видишь какие-то недостатки, Хаккай? - Никогда их не видел, - запрокинув голову назад, чувствуя её тяжесть из-за напряженного дня, ответил брюнет, - так ты решил, что мне будет лучше-таки сидеть посреди подиума, чем ходить по нему? - Я пока не определился, - взгляды снова встретились, но модельер не подал виду, что взволнован, - ты можешь переодеваться, на сегодня мы закончили. - Какая досада, - протянул Шиба, лениво поднимаясь с места, - я надеялся, что мы проведем вдвоем всю ночь. - Сколько лет прошло с тех пор, как ты впервые стал паясничать в такой манере? - шутливо добавил Такаши, - семь? Восемь? - Мне было тринадцать, когда я начал, - развязывая тугой оби, отвечал на скорее риторический вопрос брюнет, - значит, действительно семь. Но, чтоб ты знал, я никогда не шутил, Така-чан. - Не шутил? - забавно вскинул бровь модельер, двигаясь в направлении своего стола, - наверное, за все годы нашей дружбы это уже стало привычкой. - И ты никогда не спрашивал причину этой привычки, - низкий голос модели прошелся мурашками по, скрытой чёрной мешковатой футболкой, спине Мицуи, - ни-ког-да. Дизайнер медленно сел за свой стол, углубляясь в слова Хаккая. Их смысл совершенно не сложный, если знать о ситуации, случившейся года три назад, когда юному Такаши, глядя прямо в глаза, девушка с его класса, за углом школы, призналась в любви. Парень тогда опешил, не знал что сказать, как вдруг перед ним вырос Шиба и показательно, развернув модельера спиной к девчонке, прижал его к себе и впился губами в шею, оставив багровый засос. Мицуя неплох в предположениях, так что смел представить, что в тот момент его друг смотрел ровно в карие глаза признавшейся, когда ставил метку, а после широко зализывал её. По коже пронесся холодок от открытого окна. Дизайнер снял очки, потирая уставшую переносицу. В воспоминаниях дальше шло только то, что Хаккай, как ни в чем не бывало, отстранился от него и, почесав затылок в знак извинения, предложил скорее идти домой, пока никто не прибежал вслед за девушкой, смывшейся на всех скоростях куда-то. В тот день брюнет больше не говорил, если не учитывать робкие поддакивания на любые слова, неловко пытающегося придумать хоть что-то чтоб избежать восставшего вопроса, Такаши. И вот уже который год модельер продолжает точно так же бегать вокруг да около, боясь узнать то, что в глубине души и так понимает. Утикакэ повисло на манекене, вместе с оби. Брюнет остался в одном лишь распахнутом кимоно, оголяющем его грудь, пресс, длинные ноги и кое-что ещё, на чём Мицуя невольно остановил на секунду взгляд. - Я ни за что не позволю тебе продать этот шедевр кому-то, кроме меня, - обыденно весело заговорил Шиба, немного покачиваясь из стороны в сторону с пустым бокалом, - отдам любые деньги, заплачу в два раза больше, но это произведение искусства будет моим. - Тебе стоило бы просто сказать, что хочешь, и я бы подарил, - ласково улыбнулся модельер, упираясь головой о руку, - тем более, что тебе безумно идёт. - Ну-ну, Така-чан, - игриво вскинул бровь парень, вальяжной медленной походкой приближаясь к столу, - такая щедро-о-ость. Ещё немного и я подумаю, что ты шил это кимоно ойран специально для меня. - Я предполагал, что ты можешь стать моделью для меня, так что шил, действительно, учитывая твои параметры и цветовую палитру, - откровенно признался Мицуя, напряженно сглатывая от вида брюнета, уже облокачивающегося о стол. - Мне приятно, - кончиками губ улыбнулся Хаккай, от него исходил сильный запах выпитого вина, - но интересно, как ты пришел к созданию коллекции на тему японских проституток, Така-чан? Стоит ли мне вообще радоваться тому, что ты вырядил меня, как одного из них? - парень пьяно засмеялся, не подразумевая ни грамма укора в своих словах. - Оно само как-то пришло, - откинулся на спинку стула Такаши, стараясь немного отстраниться от ТАКОГО друга, - я пойму, если ты откажешься показываться в таком виде. - Ни за что, - широко растянул губы модель, ставя пустой бокал на рабочую поверхность, - хочешь видеть меня проституткой, то я ею буду. - Ты немного не так мыслишь, - замялся Мицуя, думая как вырулить из неправильной ситуации, - я просто хотел показать красоту тогдашних таю, их шикарные одежды и настроение. Никак не планировал выставлять своих манекенщиц за проституток. - Таю? А я думал ойран, - с толикой грусти протянул брюнет, наклоняясь через стол к отстраненному дизайнеру, - а ты в каком костюме будешь? Тематическом или обычном? - Обычном, - растеряно пробормотал модельер, непроизвольно отъезжая на стуле чуть назад, подальше от красивого лица, пахнущего дорогой выпивкой. - Как жаль, - заметив этот жест друга, парень выровнялся и стал у стола, - мне бы очень хотелось увидеть тебя в таких одеждах. Честно говоря, я совсем не ожидал, что ты додумаешься до такой тематики. Неужели Така-чан в последнее время увлекся необычными журнальчиками? - Что ты несёшь? - наблюдая за плавными шагами модели куда-то от стола, отрицал Мицуя. - А что, не журнальчиками? - игриво оглянулся брюнет, - немыми фильмами? - Ты слишком много выпил! - заметил модельер, недовольно подняв брови, - переодевайся и вали домой. Я вызову тебе такси, благо деньги с собой взял. - Не будь таким злым ко мне, Така-чан, - обыденно весело заговорил Шиба, резво приближаясь обратно к дизайнеру, - выпей лучше со мной, отдохни. Мы не так часто видимся, чтоб ты меня так прогонял. - Я не прогоняю тебя, - исправился Такаши, чуть скукожившись на своем стуле, - ты бы не расхаживал в таком виде. Тут довольно прохладно. - Если бы ты знал, насколько мне жарко с тобой, то ты бы заплакал, - где-то над самим ухом прозвучал низкий томный голос Хаккая, но он сразу же превратился в будничный, когда брюнет подхватил пустой бокал, - ну так что, Така-чан? Выпьем? * * * Когда-то в прошлом Мицуя пообещал себе больше не пить с Хаккаем. Обычно такие пьянки заканчивались разговорами об отношениях всех вокруг, включая самих парней. Такаши, будучи загнанным в угол и пьяным в стельку, часто вспоминал каких-то случайных девушек и парней, проходивших через двери его мастерской, после западая в душу. Он не говорил ни разу, что чувствовал влюбленность или — упаси Господи — любовь, но симпатию упоминал неоднократно то ли, чтоб подчеркнуть, что его сердце свободно, то ли, чтоб ухудшить своё положение ещё больше и залиться выпивкой до отключки. Шиба же всегда молча выслушивал. Его взгляд был направлен ровно в лавандовые глаза, блестящие под градусом. Лицо было частично напряжено, и, старший смел предположить, что челюсть нервно подрагивала время от времени. Брюнет никогда не перебивал Мицую — выслушивал до конца, а иногда и задавал вопросы. Могло показаться, что парню действительно нравится слушать то, что говорит дизайнер, но нет — на сердце скребутся кошки, сдирая всё живое и полуживое. Сегодня история повторяется, но Хаккай в этот раз оправдывается сам. Такаши положил на свой стол свежий журнал с весьма вызывающей обложкой. Модель негодующе свёл брови, наблюдая как старший делает большой нервный глоток красного вина. - Ты же, вроде как, стесняешься девушек, - притворно спокойно и даже равнодушно заводит Мицуя, - а тут вот. На обложке красуются двое — высокий брюнетистый парень с внушающим шрамом через губы и миловидная девушка с длинными серебристыми волосами — целуясь так страстно, что модельеру даже неловко смотреть. Но он смотрит. Да так пристально, что складывается ощущение, что эта несчастная обложка сейчас и вовсе загорится, не выдержав давления. - Это парень, - коротко отвечает младший. И да, этого достаточно, чтоб даже охмеленный Такаши удивился и округлил глаза, подняв их на смазливое личико перед собой. Губы дрогнули в улыбке — модельер совсем не верит, считает, что его хотят нагло обмануть, отчего тянет к себе свой бокал и делает новый глоток. Ему нужно ещё немного храбрости, чтоб задавать более откровенные вопросы. - Я, по-твоему, без очков совсем ничего не вижу? - и плевать, что очки ещё на нём. Мицуя всегда быстро пьянеет, если заливает в себя что-то дороже пива из банки. - Я серьезно, - Хаккай мнется, но не отводит пристального взгляда, - лицо девушки вставили в фотошопе. Я говорил об этом уже минимум в 4-х интервью, но они все выйдут в сеть не раньше следующей недели. Дизайнер задумчиво потупился в пол, переваривая услышанное. Количество вина в его бокале постепенно уменьшалось. - А я уж подумал, что ты смог справится со своей бедой, - растянулся в мягкой улыбке старший, - даже обрадовался, что ты врал мне все эти годы, - не лги, Такаши, - решил даже, что у тебя может уже быть девушка. - Меня не интересуют девушки. Шиба выпалил это быстро, без промедлений. У Мицуи даже слов не нашлось, чтоб как-то сразу же перекрыть нависшую неловкость. Обычно брюнет не разбрасывается откровенностями, но видимо красное в бокалах дает своё, раскрепощая того, кто обычно сам раскрепощает. - Тебе не приятно? - ровно, без лишних содроганий в голосе, спрашивает младший. - Совсем нет, - отрицательно машет головой модельер, - я допускал это. - Как давно? - Такаши робеет под серьезностью красивого лица. Видеть Хаккая настолько сосредоточенным для него впервой. Странные ощущения расползаются по собственному телу, в то время как испорченный взгляд, как бы невзначай, скользнул по чужому оголенному торсу. И Шиба знает, что хочет услышать, ровно как и Мицуя, боящийся ответить правильно. Последний всё же молчит, уводя глаза куда-подальше, лишь бы не смотреть в эти два синих озера, сверкающих под лучами дурманящей Луны. - Ну же, Така-чан, - томно, или так кажется старшему, тянет брюнет, - я давал достаточно поводов задуматься. Который ты запомнил лучше всего? - Случай с моей одноклассницей, - на одном духу отвечает. - Вот как, - модель делает новый глоток, совершенно не заботясь о том, как крышесносно сейчас звучит его голос, раз тело дизайнера покрывается рядами из мурашек, - и ты ни разу не хотел спросить у меня, почему я это сделал тогда? - Нет, - и почему же ложь выскакивает сама? - я подумал, что какой бы ни была твоя причина, я в любом случае смогу тебя оправдать и прийти к удобному выводу. - Удобному для тебя? - Такаши боится поднять глаза. Хочется сделать новый глоток, чтоб осмелеть для ответа, но сильная рука перехватывает его собственную на полпути ко рту. Стол не такой уж и большой, чтоб Хаккаю приходилось буквально ложится на него, чтоб помешать модельеру напиться до белочки — просто вытянуть во всю длину левую руку, на которой проступило немыслимое количество венок, вполне достаточно. - Тогда постарайся найти оправдание ещё и этому, Така-чан. Шиба тянет на себя чужую руку, вынимая из её крепкой хватки почти пустой бокал, а после касается её своими губами, оставляя нежный-нежный, но такой важный для него поцелуй. Такаши боится пошевелиться, но не смеет отводить до ужаса смущенный взгляд, который прекрасно виднеется сквозь яркие лунные лучи, проникающие в окно. Всё тело бросает в жар, но больше всего страдают багровые кончики ушей — этот брюнет невыносимый. Он отлипает от внешней стороны ладони и смотрит так уверенно, без капли сомнений в своем решении и без той самой обыденной улыбки, которая с лёгкостью могла свести любую выходку к шутке. У Мицуи, кажется, начинается тремор. - В последнее время я очень часто вспоминаю ту девушку, - монотонно начинает модель, не выпуская чужую ладонь из собственной, поглаживая её большим пальцем, - мне было очень стыдно за свой поступок. Я даже винил себя в том, что она могла получить после этого случая какую-то легкую травму, - Хаккай опускает взгляд на напряженную ладонь дизайнера, - я не могу говорить с девушками, но мне однозначно было что ей сказать в тот день. И я считаю, что я всё же сказал то, что хотел, пусть и не вслух. Воздух тяжелеет и давит на легкие. Шиба чувствует это так явно, но, подняв голову и увидев раскрытый и смущенный взгляд модельера, понимает, что не только ему сейчас настолько душно. - Така-чан, а тебе не было что сказать мне после этого? Вопрос ребром. Брюнет чуть наклоняет голову на бок. Все восемь кандзаси-шпилек со свисающими с них шелковыми мартовскими цветами «наклоняются» вместе с ней. Красивое зрелище. - О чём ты подумал, когда я так поступил? Несколько смоляных прядей выбиваются из плена собранного пучка. От Хаккая разит вином и резкими духами. Пахнет невероятно. - Почему не сказал мне ни слова после этого? Такаши не замечал даже, когда голос младшего успел так сильно поломаться и стать таким мужественным. Может лет пять назад. Звучит завораживающе. - За все эти годы тебе так и не захотелось узнать причину? Когда Шиба успел обойти весь стол и сесть прямо напротив своего модельера? Он стоит на коленях, а Мицуя в упор этого не видит, сжимая свою руку, прежде державшую бокал, от пронзительного холода, окутавшего её после того, как брюнет отпустил её. Страшно смотреть вниз. - Или ты боишься ошибиться? Дизайнер резко поворачивает голову в сторону младшего с таким выражением, которого последнему ещё не приходилось видеть. Смешано всё: стеснение, отчаяние, горечь, робость, боязнь, предвкушение, их губы. Такаши сам притянул к себе брюнета, заливаясь румянцем пуще прежнего, но не жалел ни секунды. Запах тела Хаккая, его парфюм, вино — сводит с ума всё. Кто Мицуя такой, чтоб противиться всему тому, что притягивало его так долго, трепало его нервы до бессонных ночей? Эти ухоженные ровные пальцы, сжимающие его талию до синяков, умопомрачительные длинные ноги, согнутые в коленях, завязанные волосы, которые так и хочется растрепать и, — дыхание сбивается окончательно — безупречный прямой шрам на губах. Дизайнер едва держится, чтоб не завыть волком, когда чувствует, как сквозь его губы протискивается чужой язык. Пускает его внутрь, не задумываясь, позволяя господствовать, как ему угодно. Звуки исходят стыдливые, вульгарные. Такаши сводит брови от каждого из них, но тут же ощущает чужую улыбку напротив, которая распаляется ещё больше от такого музыкального сопровождения. Мицуя не успевает сообразить, как чужая ладонь уже стала задирать его футболку, начиная оглаживать плоский живот и ребра. Не успевает сообразить, когда ловкие пальцы стягивают его тугой пояс и расстегивают ширинку. Не успевает сообразить, как его уже разложили на собственном рабочем столе, исцеловывая каждый участок бледной кожи. Хаккай аккуратный, нежный, горячий. Ему безумно идет это кимоно, которое он всё ещё даже не думает снимать. Ему идёт свет Луны из окна, проявляющий его выступающее в паху достоинство. Ему идет нависать над пылающим Такаши, у которого болезненно сводит внизу живота ещё с того самого момента, когда Шиба только собрал свои волосы в пучок. Чёртовой модели всё идёт — это кружит голову так сильно, что сдерживать тяжелое дыхание становится чем-то оскорбительным. Мицуя позволяет младшему делать всё, что тот только хочет. Ровные легкие укусы и алые пятна появляются по всему телу, не спрятанному под брюками. Брюнет особенно старается над шеей и ключицами, как бы помечая и заявляя свои права. Руки блуждают по животу, иногда спускаясь ниже и сжимая возбужденную плоть старшего сквозь штаны. Молчать сейчас кажется самым верным решением, но у Такаши язык развязывается и он проклинает мысленно дорогую выпивку: - Когда увидел ту обложку, то думал умру, - на лице проскальзывает непонятная улыбка, когда дизайнер смотрит на журнал на краю стола, - я увидел её задолго до выхода журнала на японском. Поцелуи остановились на уровне паха. Шиба поднял томный заинтересованный взгляд на любимое лицо. - Я был таким злым, что ты ничего мне об этом не рассказывал. Мысль о создании новой коллекции на тему проституток пришла сама по себе, - Такаши язвительно улыбается, не глядя на младшего, - я шил это кимоно действительно именно для тебя. - Тебя так расстроило это фото, что ты решил показать всему миру то, какая я шлюха? - в голосе не было обиды или разочарования, напротив, игривость и ухмылка, - потому что ты подумал, что я не смог дождаться тебя и решил загулять с первым попавшимся? Ответа не последовало. Широкая улыбка поползла по лицу модели. Выводы напрашивались сами. - Така-чан такой собственник. И хотелось бы поспорить, начать отрицать, вот только не получилось. Брюнет накрыл своими губами чужие во властном довольном поцелуе, незамедлительно углубляя его. Языки сплетались грязно, пачкая друг друга чужой слюной, но так приятно, что вся мастерская плыла кругом под напором обоих. Хаккай оставит в секрете то, что поцелуй на обложке был на самом деле ненастоящим, а Такаши умолчит о том, что в день, когда получил фото от Юзухи, умчался в клуб «мстить», целуясь с каким-то малолетним парнем с ядовитыми синими волосами. - Кто бы говорил, - оторвавшись и тяжело дыша ответил старший. Действительно, первый засос в жизни Мицуи, поставленный его лучшим другом на глазах у бедной одноклассницы — явно показатель собственничества. А что уже говорить о полях этих самых отметок сейчас по всему корпусу модельера. Но это становилось совершенно неважным на фоне двух выступающих из-под белья проблем. Такаши нервно сглотнул, когда мягкая рука Шибы залезла под его боксеры. - Я действительно ненавижу, когда кто-то пытается сблизиться с Така-чан, - шепчет брюнет где-то в самый пах, когда неожиданно названный чувствует разгоряченное дыхание прямо на головке своего члена. Юркий язык Хаккая, который Мицуя иногда называл подвешенным, показывает себя во всей красе, вынуждая последнего буквально разлечься на столе, придерживая тяжелый корпус на локтях, которые тряслись что есть мочи каждый раз, как брюнет медленно проводил кончиком по уздечке прежде чем взять в рот половину длины. Два больших океана заглядывали ровно в два лавандовых поля напротив, вынуждая владельца «цветов» краснеть так густо, как не краснела никогда даже Мана, когда её отчитывали. Такаши прерывисто дышит, чувствуя как собственный член упирается то ли в нёбо, то ли в гланды младшего. Ощущения кружат голову, вынуждают закатать глаза и протяжно протянуть гласную, но модельер хватается за чуть приоткрытый рот рукой, не давая ни единому пошлому звуку вырваться наружу. Шибу это явно не устраивает и он набирает темп, сосредотачиваясь конкретно на головке, начиная быстро водить правой рукой вверх-вниз, чтоб сорвать хотя бы блаженное мычание с обожаемых уст. Как же Хаккай обожал Такаши. «Обожал» наилучшее слово, подходящее под описание после «горячо любил» и «неимоверно желал». Брюнет объединяет в себе все виды любви и жажды чужого тела с едва ли не первой их встречи, моментально почувствовав вкус любви с первого взгляда на языке. С годами детская влюбленность и робость сменялась пылкой страстью и откровенными шутками, имеющими глубокий подтекст, а после и вовсе превращалась в памятник бесконечному терпению младшего Шиба, тонущего в собственных грёзах и пошлых мечтаниях. Но наконец-то Мицуя бросил ему спасательный круг, дав возможность броситься из огня да в полымя с первым же поцелуем и первой серьезной близостью. Рука тянется к чужому локтю и тянет за него, заставляя Такаши резко убрать вспотевшую ладонь ото рта и протяжно завыть, по-прежнему приглушая звонкость, процеживая звук через зубы. Хаккай был доволен уже этим, отстраняясь от члена и невесомо целуя старшего в пах, прежде чем затянуть его в новый поцелуй, который модельер без капли брезгливости принимает, умудряясь таки просунуть свои пальцы сквозь заплетенные смоляные волосы младшего, довольно улыбаясь. Кто-то из них однозначно сходит с ума, потому что одежда летит вниз на огромной скорости. Только модель неизменно остается в своем уже излюбленном кимоно. Мицуя действительно гордится своей работой, оценивающим взглядом проходя по красивому подтянутому телу Шибы, пока тот уверенно стягивает его собственное белье. Младший соответствует шикарному виду вышитых на его кимоно золотых воронов — он сейчас овладеет его рассудком, заставит топиться в своих же слюнях откровенного желания. Смазка есть у обоих. У Такаши в шкафчике, закрывающемся на ключ, а у Хаккая во внутреннем карманы легкой куртки, в которой он сегодня пришел. Так как первая ближе, то в мастерской очень скоро разнесся приятный запах ментола, который — наверняка и навсегда — брюнет любит очень сильно, отчего улыбается как Чеширский кот, радуясь тому, что дизайнер готовился именно для него, а не для кого-то ещё. Презервативы взяли там же. Целуясь непрерывно, тяжело дыша и отвлекаясь на случайные фразы друг друга, парни не замечают ход времени и не улавливают момент, когда пальцы Шибы начинают спокойно продвигаться внутри Мицуи, стыдливо подрагивающего и отводящего взгляд куда-подальше, лишь бы не видеть собственного поражения в собственной мастерской, на собственном рабочем столе, так ещё и рядом с собственным глянцевым журналом на обложке которого красуется его возлюбленный, целуясь с какой-то девушкой-парнем. Модельер дотягивается к нему и бросает из глаз вон, потому что совсем лишним сейчас является факт близости чёртового брюнета с кем-то, кроме Такаши. - Я начинаю двигаться, - оповещает младший, самодовольно улыбаясь под звук развивающейся бумаги летящего прочь глянца. Медленно-медленно-медленно. На повторе в голове только мысль о том, чтоб не навредить Мицуе, не принести дискомфорта и не сделать больно. Последний сжимается, едва головка входит в промежность и тяжело дышит, боясь даже представить какой длины член ему предстоит принять. Такаши ещё пару лет назад приценился к размерам брюнета, однажды снимая с него, почти полностью обнаженного, мерки. Эрекции в его боксерах тогда не наблюдалось, но для модельера и этого хватило, чтоб в глубине души закричать и от шока, и от стыда за собственные габариты. Хаккай продвигался краткими толчками, постепенно набирая темп и не прекращая поглаживать всё тело дизайнера, убеждая его, что всё будет нормально. И пусть самому было дико страшно, но останавливаться нельзя было, потому что они оба и так очень долго этого ждали. Брюнет был убежден, что действительно оба, а не он один по встречному вилянию бедрами спустя пятнадцать минут медленного погружения. Зелёный свет, которого так ждали. Шиба уверенно закидывает такие худые гладкие ноги себе на плечи, искусно соблазнительно целуя левую коленку. В нём уже прибавилось веры в себя после первого удачного толчка, который пришелся по простате. Парень запомнил угол и теперь, желая насадить своего модельера максимально глубоко, поудобней располагается меж его запрокинутых ног. - Я люблю тебя, Такаши, - говорит быстро, пока хватает смелости, и толкается грубее, властнее и неожиданнее. У Мицуи кружится голова. То ли скоростное обучение младшего самой вульгарной вещи в мире, то ли его убедительные слова действуют как наркотик. Хочется больше. Хочется сильнее. Хочется полностью. Потому дизайнер тянет к своей модели руки, прося наклониться к себе, а когда тот послушно выполняет, то старший нагло врывается меж его губ в отчаянном поцелуе, который убеждает их в правильности происходящего. И пусть Такаши согнут пополам из-за разницы в росте, и пусть он пытается вспомнить возраст, когда Шиба перерос свои стандартные метр восемьдесят три, ему приятно. Приятно до мурашек по коже, до странного холодка в желудке, до Луны , освещающей им двоим эту мастерскую. Хаккай спускает первым, не сдержавшись, но быстро ориентируется и ублажает чужой член до скорого окончания в большую ладонь. Жарко. Стыдно. Наконец-то спокойно. Они встречаются неловкими взглядами, когда Такаши слезает со стола. - Тебе действительно подходит этот образ, - язвит, чтоб развеять свою же робость, старший. - Я же говорил, что раз ты хочешь видеть меня проституткой, то я стану ею для тебя. Брюнет улыбается, смущая едва осмелевшего модельера. - Разве что только для меня, - полушепотом отвечает последний, бросая быстрый взгляд на журнал, выброшенный в дальний угол помещения. Шиба рывком оказывается снова рядом, обнимая со всей своей юношеской нежностью и лаской излюбленного дизайнера. Кажется, от него вот-вот полетят искорки и появится хвостик, больно уж он похож на счастливого щеночка. Мицуя улыбается ему в ключицы, прижимая руками в ответ. Краем глаза замечает измятый и испачканный край нового кимоно, но глотает этот момент, оставляя сладость от осуждений младшего до рассвета. Сейчас хочется только тепла и, возможно, чтоб, выпавшие из пучка смоляных волос, пряди не щекотали нос. - Только для своего Такаши, - тихо раздается над самым ухом. - Ты уже дважды зовешь меня так, - посмеивается дизайнер, чувствуя как его окутывают в просторное кимоно, чтоб он не замерз, - это вино тебя так храбрит? - Это ты меня так, - целует в макушку модель, - и я совсем не пьян. - Тогда ты не забудешь, - словно сам для себя говорит Мицуя и, чуть отстраняясь, смотрит ровно в любимые синие бездны, - я тоже тебя люблю, Хаккай.