Под бледным лунным светом

То, что мы прячем под сотнями тысяч оправданий и недоговоренностей, рано или поздно выплывет наружу и уже тогда нам точно придется принимать категоричные решения во имя избежания ссор и конфликтов. Но что если категоричные решения так и не привели к значимому результату? Что если они только усугубили всё, нанесли еще больше увечий, оставив после себя ещё больше вопросов, которые уже тошнотворным клубком стоят в горле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть? Мицуя перебирает пальцами стопку эскизов, старательно игнорируя нависающего над его столом Хаккая; ровно напротив, и ровно так же пытающегося выдать своё поведение за естественное. Его грудь вздымается ровно, словно за ней и вовсе не прячется безудержное что-то, что заставляет сердце клокотать так неистово, что оно вот-вот и взорвется. Брюнет отходит от стола под видом заинтересованного в пришедшем сообщении молодого человека и быстро прикладывает телефон к уху, потому что СМС того и требовало: - Юзуха? - несколько робко спрашивает младший Шиба, сразу же получая порцию каких-то неприятных известий, иначе, Такаши подмечает это краем глаза, парнишка бы не опускал свои плечи так печально. Хаккай стоит с трубкой у лица еще пару минут, а после медленно разворачивается обратно к модельеру, убирая гаджет в передний карман бежевых брюк. Последний имитирует абсолютную занятость, беспорядочно очерчивая на найденном белом листе бумаги новый эскиз, хотя на устах остается не озвученным единственный вопрос, подходящий под ситуацию. - Сестра звонила, - начинает сам брюнет, осторожно шагая на своё прежнее место у стола, - сказала, что у меня появилась пара неотложных интервью в Америке и нарисовался какой-то показ в Китае, - парень делает небольшую паузу, чтоб хоть немного разглядеть реакцию старшего, но её нет, - можно подумать, что у них там узкоглазых не хватает. - Хаккай! - моментально взмахивает рукой Такаши, - что это ещё за выражения?! А сам сдерживает улыбку, изо всех сил стараясь не поднять глаза на Шибу. Ну а как иначе? Сам ведь постоянно тычет его в каждое кривое слово, а тут сам и смеется с него. Нет, ну тут имеет право: в конце концов, японцы с китайцами очень схожи, а значит и расизма никакого нет, да? Или как там это называется? Мицуя уже и не помнит, а просто машет указательным пальцем куда-то в сторону модели, мол "ещё одно такое слово, и всю оставшуюся жизнь ты будешь передвигаться рывками". Шиба этого достаточно, чтоб растянутся в улыбке, приободрившись. - Вылетаем сегодня вечером, - договаривает, и сдавленная улыбка модельера исчезает мгновенно, - не знаю когда вернусь, но к твоему показу точно. И что Мицуя должен теперь понять? Смотрит на свой набросок женской фигуры, потупившись, и прикладывает усилия, чтоб подобрать хоть одну фразу, которая прозвучала бы сейчас уместно. А в голове перекати-поле, и даже где-то пролетает муха. Модельер ныряет под стол, якобы к нижнему ящику, чтоб достать оттуда что-то очень важное, но сам просто зависает в этом согнутом положении, лишь бы только не возвращаться в поле зрения Хаккая, простодушно глядящего на него и пожирающего тьмой немых вопросов в одних только зрачках. И сам Такаши не знает что делать: вчерашняя ночь ещё слишком ярко стоит в его подсознании, а значит один только открытый взгляд на Хаккая будет равен миллиону минутных слабостей, которых парень так сильно боится, что вытягивает из ящика первые попавшиеся нити и выравнивается в своем кресле. - Хорошенько поработай, - выжимает из себя старший и прикусывает свой язык. Естественно же Хаккай хорошенько поработает, а как ему ещё работать? Плохо? Так тогда "welcome to Tokyo's gangs again". Слава Богу, Юзуха всегда рядом и не даст этому сбыться, но всё же, Такаши, соберись и будь добр думать головой. Слава Богу? Это память о Тайджу так себя проявляет? - Конечно, - скоро отвечает модель и притворно веселей добавляет, - тебе может купить каких-нибудь китайских тканей? Хотел себе что-нибудь для работы? - Шелк, - слетает с губ старшего прежде чем он успевает понять, что потерял возможность сделать отличный заказ, - синий. - Синий? - Хаккай отчего-то вскидывает вопросительно бровь, но тут же озвучивает причину, - даже не лазурно-синий с оттенком лепестка весенней сакуры на закате под углом 32 градуса на картине эры Мэйдзи? - Представь себе, - шумно выдыхает старший растягиваясь в своей успокаивающей улыбке и, твою мать, теряет бдительность всего на миг, обнаруживая себя оказавшись в плену пронзительных больших глаз напротив. Твою ж мать. Лицо Хаккая такое расстроенное, пронизанное безмолвной тоской и такое жаждущее отдушины. Под ребрами скрипит невыносимо - Мицуя понимает во что они оба влезли, но ничего сделать не может. Его сковывает неловкость и юношеское стеснение, хотя, Мицуя Такаши, ты же уже сто лет, как совершеннолетний! Но всё же. Оно ли это - чувство о котором Луна с таким вдохновением изливала душу матери - теперь царит на душе? Неужели такой тяжелый камень на сердце может быть искренне кем-то желанным? Наверное да, потому что у Такаши кровь стынет и он не может заставить себя перестать смотреть в морские пучины напротив - тонет в них, но не зовет о помощи. И плевать что внутри всё переворачивается; плевать что больно даже думать о нем - хочется напиться этим ядом сполна. - Пиши когда будет время, - говорит наконец и дежурно улыбается, - и старайся не перенапрягаться. - Ты тоже пиши, - автоматом выдает брюнет и автоматически выравнивается, улавливая в голосе Мицуи намёк на желание попрощаться именно сейчас, - я всегда отвечу. Старший не успевает сообразить ни причину по которой Хаккай движется к двери, ни почему так рано — ничего, смотрит несколько оскорбленно, закусывая нижнюю губу почти до крови, потому грустно так, что аж скулы сводит. Ответ напрашивается сам, вот только два взрослых балбеса не могут его озвучить или как-то сгладить, а просто молчат, боясь зацепить друг друга и усугубить положение. Вот только никому из них не стало противным присутствие второго рядом, не стала мерзкой эта студия, не стало неприятно от давящей дурной атмосфере между ними. Может поэтому, собрав всю свою волю в кулак, Хаккай оборачивается у самой двери и отрывает от сердца своё самое искреннее «я был честен с тобой». С громким треском мир Такаши проваливается в пропасть между Раем и чем-то большим. Он смотрит, нет, откровенно таращится на брюнета, а скулы его непроизвольно покрываются розовыми пятнами. Смущает не меньше распахнутого на груди утикакэ. Лишних слов не нужно, чтоб понять о чём говорит младший, о чём он молчал весь сегодняшний день. И хочется ответить так же чисто, открыто, быстро и горячо, но изо рта срывается только: - Я с тобой тоже. Достаточно чтоб Шиба облегченно выдохнул и расслабленно опустил голову, пряча едва испустившее дух лицо. - Под вином ты храбрее, - почему-то язвит Мицуя, умиляясь реакции своей модели. - Кто бы говорил, - улыбается второй, чуть приподнимая голову с игривым взглядом, - Та-ка-ши. Модельер показательно фыркнул, притворно обиженно отворачиваясь обратно к эскизам. Наконец-то они говорят. Хоть что-то. И плевать что разгоряченный Хаккай, сжимающий своими длинными пальцами чужое бедро, всплывает перед глазами. Главное сейчас не это. По крайней мере, старший себя в этом убеждает. - Шелк цвета индиго, - внезапно выдает он, плавно переводя взгляд на вздрогнувшего Шиба, - пошью тебе кимоно ойран.