Отр познаёт колдовство

***

      Янар смотрел, как бабочки боярышницы терзают друг друга. Его привлекло неестественное трепыхание в траве и шелест крыльев. Он подумал было, что бабочки занимаются любовью, но, присмотревшись, понял, что одна оседлала другую — с истрепавшимися уже крыльями — и очень увлечена её внутренностями. Он знал, что некоторые виды питаются не только цветочным нектаром, но и растворёнными в воде солями. Оттого боярышницы часто садятся на края луж в дорожных колеях, а переливницы встречаются даже на падали. Так вот одна боярышница слизывала влагу с потрохов другой и прилипла к ней лапками. Теперь они обе бились — одна в агонии, другая пытаясь вырваться, одновременно не прекращая трогать чужое влажное тельце своим подвижным хоботком. Янар взял более бодрую за крылья и попытался оторвать её от той, что была уже совсем истерзана. Они склеились так плотно, что он побоялся оторвать лапки и выпустил бабочку. Она рванулась, и обе они упали с листа ириса, на котором их свела судьба. На листе осталось одно обтрёпанное белое крыло.       Янар выдохнул от неожиданности — по спине прошлась прохладная ладонь. Санай как всегда бесшумно подошёл сзади по мягкому мху; ветер дул от озера, его приближение Янар не смог даже учуять. Он улыбнулся немного смущённо. Санай продолжал гладить спину и остановился пальцами на загривке, где цвёл очень болезненный синяк. Санай надавил на синяк, и Янар прикрыл глаза.       — Снова остались две ранки, — сказал Санай. — Из-за меня у тебя уже вся шкура в рубцах.       — Твои зубы острые!       — Как и твои. — Санай привалился к голой спине Янара и прижался губами к горячей коже на месте укуса. — Но ты умеешь не касаться меня зубами, ласковый мой.       От прикосновения его большого тела Янар заволновался. Он снова тихо выдохнул и, запрокинув голову, положил её Санаю на плечо. Полдень был томным, и приближался полдень самого лета — время, когда в Янаре бурлила кровь, и всё, что он видел, казалось окутанным странной дымкой, будто он смотрел на мир сквозь горячее марево. Тело Саная казалось холодным. Он только что купался в озере, и с его чёрных волос капала вода. Янар обернулся, ткнулся лицом ему в грудь, потёрся, как кошка, и замер, горячо сопя. Санай оттолкнул его, встал с земли и пересел на камень.       — Всё ещё голодный?       Янар робко поднял потемневшие глаза.       — А ты?       Санай усмехнулся. На нём были только ношенные штаны из холстины, в которых он работал здесь на берегу, все в пятнах от кедровой смолы. Янар был совсем обнажён. Кругом на много вёрст — ни одной человеческой души, оттого он не озабочивался одеждой. Это небольшое лесное озеро было таким тёплым в сравнении с ледяными объятьями Телецкого, что Янар из него почти не вылезал. И ещё четыре дня, пока в землянке на берегу коптится рыба, они будут здесь совсем одни: заготавливать дрова, следить за огнём, чтоб не погас, и лошадьми, чтоб не убрели далеко, купаться целыми часами… и набрасываться друг на друга, как два зверя. Янар не мог понять, счастлив ли он здесь тем, что малейшее колыхание страсти тут же оказывается удовлетворено. С одной стороны, летний гон полностью владел им, мешая даже думать, с другой — Янар ловил себя на призрачной мысли, что Санай раз за разом провоцирует его. Дразнит. А он, как любое тупое животное, тут же бежит к нему по первому свисту и с каждым днём, что протекают так незаметно, с каждым рядом с Санаем бок о бок прожитым годом он становится всё мене и менее человеком. Пугаясь этого чувства, Янар старался не оборачиваться в выдру, но это не помогало. Стоило только бросить взгляд на него, научившего, что из человеческого тела можно извлекать так много удовольствия, как колени начинали подгибаться.       И вот сейчас. Санай сидит, чуть откинувшись назад и опершись на руки. За его спиной стена цвета: пышные кусты спиреи, синие колокольчики водосбора, пионы — такие большие и ярко-розовые, и всё это шелестит крылами белых бабочек. Они садятся и на него, яркие на его тёмной и тёплой, как кора кедров, коже. Глаза Саная горят бирюзовыми огнями.       Он, зная, как Янара волнует его крепкое тело, провёл ладонью по своему рельефному животу вниз и развязал пояс. Улыбнулся, скаля белые клыки, взял член в ладонь.       — Иди сюда, — приказал он.       И Янар подполз к его ногам и упёрся лбом в бедро.       — Не прячь глаза, — сказал Санай. — Не делай вид, что стыдишься, мне не нравится твоё враньё! Разве можно играть невинность, когда научился так ловко сосать, что даже не царапаешься зубами?       Санай схватил его за волосы и ткнул лицом в пах. Его большой горячий член прижался к щеке Янара, и он весь задрожал, прошибленный острым импульсом страсти, как электрическим током. Сердце его зашлось, он задохнулся. И сделал своё состояние только болезненнее, когда вдохнул запах тела Саная здесь, где нежная кожа в паху и на внутренней стороне бёдер источала аромат разогретой сосновой хвои и дикого животного. Янар приоткрыл губы и зажмурился.       — Ну… ну, — шептал Санай, — ну!..       Янар упирался из ему самому непонятного упрямства, но пальцы Саная разомкнули зубы, влажная головка члена скользнула по щеке, и вот он заполнил рот и сразу толкнулся в самое горло.       Янар застонал. Он попытался повести голову назад, но рука Саная давила на затылок. Долго. Янар покорился и расслабил шею и горло. Он закрыл глаза, и по щекам пробежало по слезе.       — Вот так!..       Санай резко и редко выдыхал, то ли нервно отфыркиваясь, то ли снова зло смеясь, и не позволял Янару дышать вовсе, но, когда он его всё-таки выпустил, тот даже не закашлялся. Янар вскинул голову, глубоко вдохнул и мутными от влаги и желания глазами посмотрел на прекрасного силуэта член, что чуть покачивался прямо возле лица. Санай во всём напоминал сибирскую сосну: и рост у него был гигантский, и пах он лесом, и ствол его удивлял крепостью и толщиной. Янар так любил его, что сводило скулы. Он схватил его ладонью и прижался губами к бархатистой тёплой коже. Провёл языком снизу до самого верха. Он хотел облизать его весь, со всех сторон, обласкать, со злостью понимая, что хочет объять необъятное. Нет, не так!.. Полностью. До основания. И он снова набросился на этот колосс ртом, вгоняя так глубоко, как только мог заглотить. Янар утробно зарычал от удовольствия. Ах, он заполнял его так тесно, что даже челюсть щёлкнула, так широко приходилось открывать рот. Язык ломило от боли, но Янар всё держал Саная в плену. Так ему казалось, что он управляет ситуацией. Но это был самообман. Он просто выигрывал немного времени. Немного сладкой иллюзии, в которой он был хоть над чем-то властен, в которой это он наслаждался чужим, таким желанным телом, а не его тело терзали до крови. Он даже думал, что, может быть, сможет заставить Саная кончить так, пролиться в горло, и можно будет увидеть его глаза — благодарные, счастливые и измученные. Хоть раз почувствовать себя победителем. Но вот крепкая рука Саная снова дёрнула его за волосы, с силой оттаскивая от члена.       — Неужели он такой вкусный? — прошептал Санай с издёвкой и, проведя по губам Янара большим пальцем, вытер нить слюны. — Хватит! Ложись.       Янар потупился, колеблясь. Его собственный болезненно твёрдый член уже давно едва ли не прижимался к животу, и бёдра ныли до дрожи, и так хотелось разрядиться, что Янар тихо поскуливал от этой сладкой боли, но… Когда он войдёт, боль не будет сладкой. Когда он входит, он не церемонится.       — Ночью ты меня здорово разодрал, — сказал Янар, неосознанно потирая шею.       — Тогда зачем же ты теперь меня соблазняешь? — холодно отозвался Санай. — Зачем облизывал меня, как оголодавший?       Он помолчал и тихо добавил.       — Я люблю тебя, как родного, мой хороший, но порой твоя двуличность так злит, что мне охота взять камчы и по спине тебя отходить.       Янар растерянно и удивлённо вскинул глаза. Не от угрозы порки — Санай не раз пастушьим кнутом его охаживал — а от недоумения. Сейчас-то он чего плохого сделал?       — Я не… — начал было он, но Санай злобно фыркнул и отвернулся.       — Да не пытаюсь я отвертеться, — примирительно проговорил Янар и медленно лёг на мягкий мох, что пёстрым ковром устилал землю почти до самой воды. — Я так хочу тебя, у меня аж тело всё ноет и горит… И это ты меня распалил, а не я тебя. Теперь туши, а то я сейчас вспыхну, как порох.       Санай опустился на колени, склонил голову, навис, глядя своими проклятущими зелёными глазами так страшно, что почти перестал походить на человека.       — Ты можешь перекинуться камду и залечить все раны, — негромко сказал он. — Я бы не посмел сделать тебе больно, если бы ты не был так живуч.       Янар задумался. Он уже и не помнил, когда перекидывался последний раз.       — Ничего, — ответил он. — Переживу.       Санай медленно лёг на него и вдавил в мох, тяжко дыша на ухо и обнюхивая. Его медвежьи объятья сдавливали рёбра.       — Такой горячий, мой ласковый!.. — прорычал Санай. — Какой же ты горячий!.. Поворотись-ка, милый, давай, впусти…       Он развернул Янара лицом вниз, и тот замер, млея от счастья, когда слуха касались эти нежные речи, а спины и бёдер — сильные руки. «Наконец-то! — думал он сквозь пелену. — Входи, бери меня всего, люби меня!.. Только, пожалуйста… Пожалуйста, не делай мне больно! Только не делай больно!»       И Янар закричал от боли, когда он вошёл. С маху, без подготовки, без ласк. Янар приподнялся на руках, рыча и воя, но не смог бы заставить себя даже попытаться вырваться. Санай уронил его назад, пихнув между лопаток, и снова вжал лицом в мох, в нежно зелёный кукушкин лён в котором проглядывали серебристые веточки кладонии с красными спороносными бусинами. Мимо кладоний бежал муравей. Янар видел его как во сне.       Он теперь только мычал сквозь зубы и пытался сосредоточиться на собственном возбуждении, пытался отстраниться от жгучей боли. И она постепенно стихала, уступая тому дразнящему чувству в центре груди, будто там раскачивается некий до краёв наполненный сосуд, и он вот-вот перевернётся. Глаза щипало. Янар начал не только скулить, но и шмыгать носом.       Санай рывком вышел, схватил его за лодыжки и рывком же перевернул.       — Почему ноешь? — спросил он, нависая. — Почему сопли по всей морде? Тебе не нравится?       Он погладил вздыбленный член Янара. Янар, судорожно всхлипывая, мгновенно отозвался на прикосновение, весь толкнувшись навстречу его ладони.       — Хватит? Надоело, что ли?       — Нет! — выдохнул Янар. — Не надоело, вернись, пожалуйста!..       — Ну-ну!..       Теперь Янар мог видеть его такое родное и такое отстранённое лицо. Сквозь смуглость кожи на его высоких скулах проступил румянец, и это делало Саная красивым до боли. Его магические глаза были так близко! И снова что-то странно нечеловеческое проскользило по облику Саная, как тень облака по воде. Янар чтобы не видеть этого наваждения обнял его за шею. И когда Санай снова протолкнулся внутрь с короткой обжигающей вспышкой, Янар притянул его ближе и поцеловал в губы. Он вырвался и с неожиданной злобой ударил его кулаком в лицо.       — Сколько просил!.. Лижешься, как собака! — он плюнул в сторону и вытер губы.       Янар лежал с широко раскрытыми глазами, отвернувшись в сторону. В голове звенело, но боли в ушибленной скуле он ещё не чувствовал. Санай продолжил упорно и неумолимо трахать его, сотрясая мощными толчками все внутренности, и Янар просто лежал, принимая это. «Я же сейчас кончу, — понял он вдруг. — Его толстый член снова так приятно лёг внутри, что я сейчас кончу на нём, а он прольётся прямо в меня, ещё сильнее меня заполнит! Только бы не остановился!..»       И Санай остановился. Он выпрямился и приподнял Янара под ягодицы, глядя на свою жертву внимательными нехорошо горящими глазами, и Янар всё ещё был насажен на его крепкий член, как рыба на крючок, и сильно прогибался в пояснице. Внезапно он испугался, что Санай не сможет кончить, пока не укусит его, пока не почует кровь. Он чуть-чуть напряг мышцы, и Янар это почувствовал, как пульсацию внутри. Его истерзанное распалённое тело отзывалось на малейшее движение, потому что оно невыносимо хотело ещё — хотя бы ещё несколько толчков, немного трения самых нежных мест о этот упругий и такой толстый ствол.       Янар тихо закричал, задыхаясь и чуть не плача. Он стучал внутри него, как сердце. Бился и заполнял. Член Янара дёрнулся, и его собственное горячее семя брызнуло ему на лицо, на шею, на грудь. Он кончал, чувствуя, как Санай заливает его. Как всегда, внутрь, будто он пытался его оплодотворить.

***

      Солнце спряталось за облако, и пропотевший Янар замёрз. Тут в его кишках началось бурление и шевеление. Он, морщась от дискомфорта, поспешно встал с земли, и, положив руку на живот, убрёл в кусты. Там он, не столько из человеческого стыда, сколько повинуясь своей истинной природе небольшого одиночного зверя, старательно выкопал ямку.       — Мог бы и до отхожего места дойти, — укорил его Санай. Ему всегда было за что его укорить.       — Ты не представляешь, как это больно, когда меня ещё и проносит после того, как ты раздираешь мне зад! — воскликнул Янар, не вытерпев очередного поношения. — Я будто кипятком сру!       Янар нетерпеливо отогнал комара, севшего на щёку, и, случайно шлёпнув себя по лицу, охнул. Левая скула здорово отекла и болела. Теперь он заметил, что и глаз начал медленно заплывать.       «А зачем я это делаю? — спросил он себя. — Неужели и правда я больше животное, чем человек, и я просто не могу сопротивляться плотскому желанию? Неужели я и правда такой похотливый и безотказный, каким кажусь рядом с ним? Нет. Я просто предпочитаю подставляться добровольно. Лучше так, чем если бы он брал меня силой».       Он сделал свои дела и, погружённый в тяжёлые думы, долго и тщательно загребал землю, как кошка. Надо было помыться.       Янар выпрямился над кустами, придерживая болезненную поясницу. Не только она, всё тело ломило, будто его избивали… И тут краем глаза он увидел нечто, заставившее его замереть. Он медленно повернул голову, цепенея от первого испуга, перешедшего в дикий страх. Подобных существ он никогда не видел раньше, оттого не знал, что делать: нападать? убегать?       — Ч-что с тобой? — прошептал он, сам себя не слыша. — Почему ты так жутко выглядишь?       — А каким ты меня видишь? — спросил Санай.

***

      Грегора выдернул из сна панический визг, какого он не слышал даже после укушения под хвост пчелой. Янар верещал, будто его убивали, метался под одеялом, и, конечно, из-за того, что спал у Грегора под боком шваркнул его когтями. Грегор вскочил, ничего не соображая, попытался его словить и успокоить, и вдруг Янар сильно укусил его.       Грегор сполз с кровати, прихватив покрывало, и теперь держал его перед собой, чтобы хоть как-то защититься. Янар вырос от своих обычных размеров раза в полтора, и шерсть его стояла дыбом на загривке. Чародейским чутьём Грегор с некоторым испугом почувствовал, что это был не просто зверь, а что-то очень могучее и в добавок совершенно неуправляемое. Огромная дикая выдра замерла, встопорщив усы и угрожающе раскрыв пасть. Она не переставала пронзительно кричать.       — Тише, тише! — уговаривал Грегор. — Успокойся, малыш.       До этого момента у него не было нужды заставлять Янара принимать форму человека. Он пытался сообразить, нет ли у него для такого случая подходящего ключа, но тут Янар обернулся сам. Он пустым загнанным взглядом обвёл незнакомую комнату и, тихо ахнув, увидел кровь на запястье Грегора. Брови у него дрогнули, он закусил губу и заплакал.

***

      Кое-как он угомонился, но отказался от завтрака, что для него было не свойственно, и что Грегора заставило переживать ещё больше. На руку пришлось наложить повязку, потому что укус оказался глубоким, и кровь всё не унималась. Покрывало и цветную простынь Янар застирал от свежей крови, а вот белую скатерть со стола, на которой они вчера бесчинствовали, уже было не спасти. Янар сокрушённо покачал головой, смотря на несколько круглых побуревших пятнышек.       — Покажи синяк, — попросил он тихо, поймав идущего мимо Грегора за руку. — Ох…       За ночь на шее расцвела жуткая фиолетовая гематома.       — Ты получил удовольствие, так что не терзайся, — запросто заявил Грегор, одной рукой отнимая у Янара хозяйскую скатёрку, другой приглаживая его растрепавшиеся вихры. — За это я обиды не держу. Я держу обиду за укус под колено.       Янар, вспомнив ещё и про это, поморщился. Ему было стыдно за то удовольствие от чужой боли, которого он вчера получил очень много.       — В сексе мне нравится чувствовать свою власть, но я бы хотел делать это по-другому, — вздохнул он. — Чтобы обходилось без членовредительства.       — Не заморачивайся. Тебе со мной повезло, если подумать…       Грегор спустился с крыльца на клеверную лужайку перед домом, подбросил скатерть вверх, и она вспыхнула оранжевым всполохом и быстро распалась на лёгкие чёрные хлопья.       — Мне кажется, я схожу с ума, — проговорил Янар. Вид у него был по-прежнему вялый и бледный. — Я ведь… Не узнал тебя по началу, когда проснулся. Такого со мной никогда раньше не было. С тех пор, как обрёл способность принимать вид человека, я всегда осознавал себя в виде выдры. А тут… будто я деградирую, а не расту. Превращаюсь в монстра.       — Ты устал.       — Ага, — отозвался Янар, не слушая. — Так и… как скоро я умру, если не смогу эволюционировать как покемон?       — Как скоро умирает птенец в яйце, если так и не разобьёт скорлупу?       — Вот каково мое положение?! По-моему, вчера ты говорил об этом как-то по-другому… Что-то очень крутое про скорпиона.       — Обычно используют метафору про яйцо, — Грегор пожал плечами. — Это, знаешь ли, символ мироздания. И не дам я тебе умереть, не болтай ерунды! Давай я сегодня поведу? Можешь выбрать музыку, какую захочешь.       Янар слабо кивнул, соглашаясь.

***

      «Пусть мальчик отдохнёт, — думал Грегор, всё косясь на сонного Янара, у которого щёки горели, как в лихорадке, — а то бедолаге уже кошмары снятся. Он ведь этого хотел — полюбоваться на эти прекрасные места, снова увидеть заснеженные горы… В конце концов, ещё два-три для у нас в запасе точно есть. А если ему станет совсем худо, я предприниму меры».       Магическое посвящение — сложная ли штука для умудрённого опытом колдуна? Мальчика нужно будет просто представить наиважнейшим в нашем ремесле духам, он добудет свой первый ключ, и после этого, когда он будет над ними властен, они уже сами научат его всему, что следует знать: как добывать новые ключи, как ходить магическими тропами, как подчинять стихии и менять форму тела… А последнее он и так уже знает. Тут Грегор прервал нить своих жизнеутверждающих мыслей. Он снова назвал Янара мальчиком в уме. Какой он к чёрту мальчик?! Этому существу — сотня лет. И правда в том, что Грегор, может и знает, как проходит посвящение для человека, да вот только Янар — не человек. В этом был ответ на все вопросы и недоумения, возникающие рядом с Янаром: почему он, проживя так долго, всё ещё ведёт себя как подросток, почему он так одинок, почему он такой игривый, наивный и неуёмно сексуальный. Да потому что это — магическая выдра. Плескаться в речке для него более естественно, чем пытаться понять причину человеческих войн или выстроить крепкие отношения, которые не обернутся в итоге враждой, как это вышло с тем здоровенным алтайцем, черт бы его побрал!.. Однако какова бы ни была его природа, вечного ничего не бывает на этом свете. Даже Боги не живут вечно, чего говорить о божественных животных. Янар, как Грегор догадывался, бессмертным не был, просто срок его жизни — необычайно долог. Все эти года, им прожитые, были его детством и юностью. Теперь настало время повзрослеть.