Кудрявый роман

— Ты пойдёшь со мной на свидание? Ленский резко поднял голову, оторвавшись от созерцания воробьёв в озере, и устремил удивлённый взгляд на Женю. — Что? — Говорю, пойдём на свидание? — Онегин оторвал кусочек от оставшейся части батона и, вместо птиц, накормил себя. Володя тепло улыбнулся. Это была уже третья их прогулка, третий раз, когда он несколько часов подряд мог держаться за Женину руку, разглядывать его профиль, сидеть в объятиях. — А это, разве, дружеская прогулка? — Ленский забрал хлеб у Онегина, который пытался противиться, но всё оказалось тщетно, и продолжил кидать ненасытным воробушкам. — Ты, вообще-то, меня сегодня в щёку поцеловал. — Так для тебя это столько значит? — Женя взялся за худые юношеские плечи. Володя хихикнул, откинул голову назад, на плечо Онегина, задрал так, чтобы, хоть и вверх ногами, видеть его лицо. Голубые глаза блондина опустились на личико поэта, скользнули от лба до розовых губ, остановились, уже спроецировали в мозг картинку, как Ленский целует его в щёку или шею, куда уж дотянется. — Ну знаешь, с Таней Лариной у тебя тоже хорошие отношения, но ты такого не делаешь для неё, — Вова скормил Женьке последний кусочек хлеба и вылез из объятий, ухватил друга снова за руку и повёл к мосту неподалёку. Листья уже почти полностью опали, парк был серым и каким-то грустным, зато Володин шарф красно-жёлтым пятном маячил перед глазами, не давая потерять юношу из виду. Сжимая тонкие прохладные пальцы в своей широкой ладони, Женя покорно шёл за своим мышонком, параллельно пытаясь немного поправить ему шарф, чтобы он точно не замёрз, и всё старался будто случайно коснуться его кудрей и шеи. — Смотри, как тут хорошо! — Ленский опёрся корпусом о железные резные перила и перегнулся через них. Однако Жене по вкусу такая идея не пришлась: он ухватил Володю за капюшон и резко потянул к себе, так что тот буквально рухнул ему в руки. — Дурак? Тебе мало было в бассейне? А если я тебя не поймаю в следующую твою такую выходку? А? Со стороны они были похожи на мамочку и сына, который подвергся отчитыванию со стороны родительницы. Но Вове не был страшен Женечка, он казался ему, наоборот, таким заботливым и милым, хотя и стыдно было совсем немного. — Ну прости, — брюнет привстал на носочки и дотянулся губами до щеки Онегина. — Я не хотел, чтобы ты волновался. Ну хочешь, пойдём уже где-нибудь погреемся? Тут такое место неподалёку чудесное, никого не будет, я думаю. Женя промычал что-то на смущённом, в духе «ну пошли», и опять переплёл их пальцы, сунул в широкий карман своего пальто, тем самым прижав Володю к себе ещё сильнее. *** Листья, особенно осенне красивые, это, конечно, хорошо, но не когда тебе нужно сгребать их в кучи тяжеленными кривыми граблями в мелкий противный дождь. Саша, и без того не особенно сильный, едва справлялся с инструментом в попытках сгрести листву на своей точке, но получалось не очень успешно. «Когда же этот субботник кончится-то? Заколебало». Грабли иногда соскакивали на бордюр, противно скрипя на нём, почти как Сашины зубы в процессе, и от этого ещё больше хотелось всё бросить, просто уйти домой пить чай в обнимку с котом. Раз уж мысли увели Чацкого к кошкам, он не смог не отвлечься посмотреть, как справлялся Молчалин. Он усердно, слегка хмурясь, собирал лиственные кучи, иногда прерывался, чтобы помочь Соне снять листья с зубцов её граблей, и возвращался к работе. Ветер интересно уложил его каштановые кудряшки, так что теперь оторваться от Лёши было просто невозможно. «Какой же он прекрасный…» — Эй, Чацкий! — послышался противный голос за спиной юноши, заставил его вздрогнуть и обернуться. Это опять был Гоша Кислицын и двое его дружков. Они коршунами нависли над бедным Сашей, мерзко улыбаясь во все зубы и хрустя пальцами. — Ты чё это, на Соню пялишься? Или, может, на Лёху? Щёки очкарика предательски раскраснелись, он даже сказать ничего не успел, как Кислицын опять загоготал: — Точно, смотрите, пацаны, как наш педик краснеет! Интересно, что Лёха скажет, когда узнает? И правда: что будет, когда Молчалин узнает? Он его возненавидит, да? Лёша ведь не такой, он нормальный, он любит девушек, а Саша ему станет противен, и тогда никакие объятия в пластырях не будут уже иметь никакого веса, будто их и не было никогда. — Слышь, Молчалин! — мальчишки махнули Лёшке, который уже успел отложить грабли возле своей красивенькой горки, позвали к себе, и Сашино сердце в панике заколотило быстрее, уже внушая, что сейчас случится трагедия. — Чего? — веснушка остановился возле компании всё с таким же серьёзным выражением лица. — А ты в курсе, что Чацкий у нас педик? — Гоша кивнул в сторону полуживого Саши, который, опустив голову, вцепился в ручку худшего инструмента в мире и готов был упасть в обморок прямо там. «Это конец…» — И? — безразлично выдал Молчалин, словно эта новость его совсем не поразила. Саша резко поднял голову на одноклассника. А где же ругательства, насмешки, ненависть? Почему Лёша так спокоен? Может, он уже догадался? Хотя, это не изменило бы его реакции… Этого, видимо, не понимал не только Чацкий, потому что голос вдруг подал низенький дружок Гоши: — Ну так… он в тебя влюбился! Что значит «и»? Лёша закатил глаза, и все трое резко перестали улыбаться, словно их веселье сдуло ветром. — Так и типа… — Господи, Кислицын, заткни уже своих щеночков! — не выдержал Лёша. — Как можно сморозить столько бреда всего за минуту? Я вам поражаюсь, господа. А теперь исчезните, иначе я вам расскажу, кто в кого влюбился, только это будет в разы больнее. Спорить и ругаться с Молчалиным было себе дороже, потому трое хулиганов, поджав хвосты, утопали восвояси, не желая получить в нос, у Лёши рука тяжёлая. А Саша всё не мог придти в себя после такого количества сюжетных поворотов в его жизни, глядя на одноклассника с любовью и восхищением. — А ты чего стоишь? — обратился вдруг к нему Молчалин всё тем же строгим тоном. — П-прости, я… — Грабли в зубы, сейчас научу тебя нормально ими управляться. Невидимые болтики, на которых висела Сашина челюсть, расшатались за эти несколько минут так сильно, что теперь уже не держали её совсем. Молчалин полон приятных сюрпризов, хотелось бы верить, что некоторые из них достанутся Саше, на всего Лёшу всё равно рассчитывать нельзя было. — Они тяжеловаты, — тихонько мяукнул Чацкий, когда одноклассник вернулся со своими граблями. Лёшка задумчиво подержал в руке Сашин инструмент, понимающе кивнул. — Действительно тяжёлые, теперь понятно, чего ты столько возишься. Возьми мои, ими одной рукой управляться можно. — А ты? — Что я? Справлюсь, не боись, Сань. Теперь дело пошло куда проще и быстрее. Вдвоём сгребать листья было даже весело, потому что Лёша постоянно шутил, тыкал Сашку под рёбра через ткань пальто, а ему оставалось только хихикать и отзываться смущённым: «Ну Лёш, перестань». И обоим было хорошо. Хорошо, несмотря на то, что им пришлось законный выходной частично потратить на этот грёбаный субботник, что погода стояла отнюдь не тёплая, и что ещё в сентябре они даже не здоровались. Домой они оба добирались на метро, поэтому после работы они шли вместе, держась друг к другу так близко, что пальцы их легко-легко соприкасались, но Саше и этого хватало, чтобы чувствовать себя самым счастливым в мире. — Лёша, — он опустил глаза и даже слегка замедлил шаг, — а почему ты со мной возишься? Сто лет назад уже мог быть дома в тепле, а не мяться в куче этих противных листьев, ещё и со мной. Молчалин только пожал плечами и выдал просто: — Мне нравится. Тишина. Саша снова разучился пользоваться речевым аппаратом, слушая, как в голове эхом звучали слова Молчалина, снова и снова, с каждым разом отдаляясь и превращаясь во что-то нереальное. Нет, никому, тем более Лёше, не может нравиться проводить с ним время: он не слушает модную музыку, редко заходит в Тикток, читает «слишком взрослые» книги и много ворчит, сколько, наверное, не ворчит ни один пенсионер на рынке о том, как всё дорожает. Разве Чацкий похож на интересного собеседника? Горе от ума, да и только. — Ты забавный такой, — снова заговорил Лёша, будто почувствовал количество вопросов, возникших в голове блондина за эти секунды молчания. — Хмуришься смешно, когда усердно так этими граблями скребёшь, ты даже к какой-то куче листвы ответственно подходишь. А ещё мило реагируешь на все мои приколы и приставания. Жалко я раньше с тобой не водился, даже не знал, что ты такой классный. — П-понятно, спасибо, — Саша заулыбался, так что на щеках его появились маленькие ямочки. — Я думал, я тебе на нервы действую, как всем. — Ну, так и было раньше. А потом, взрослея, я понял, что ты в первую очередь человек, как я, как все мы, и только потом уже душный очкарик, — Лёша расхохотался, оперевшись о перила лестницы, ведущей в подземный переход. Чацкий закатил глаза и сложил руки на груди. — Молчалин, ты наглеешь. — Ой, — веснушка сделал шаг назад и поднял обе руки, тем самым сдавшись Саше. — Простите, не это имел ввиду. Всё, не дуйся, пошли в кафешку, а? Конечно, Чацкий хотел отговориться, сказать, что ему ещё учить математику к контрольной (хотя и так знал всё лучше некуда), но решение Лёши было не изменить. Они шли по холодной улице за руки, по инициативе Молчалина, мол, чтобы Саша не вздумал дать дёру к своей алгебре, и совсем скоро оказались у пункта назначения. «Он такой тёплый», — Чацкий сжал Лёшину руку немного крепче и шагнул в кафе. — Молчалин? Ты чего тут? — послышался знакомый голос за спиной у парней. Это был Володя, возвращавшийся из уборной, весь сиявший от счастья с улыбкой до ушей. — Здравствуй, — Лёшка крепко обнял друга. — Мы тут за кофе зашли, а ты что такой довольный? — У нас с Женечкой свидание. — Уже? Быстро ты. — Ничего не быстро! Третья прогулка, а он только сейчас решился. Садитесь к нам, мы вон на тех диванчиках, — Ленский кивнул на дальний столик, где сидел Женька с кружкой американо. — Вы тоже на свидание выбрались? Молчалин и Чацкий переглянулись. Саша засмущался и тут же отвернулся, а Лёша всё думал, какой ответ будет правильным. — Ну, мы… — Ясно всё с вами, — хихикнул Володя, будто он лучше этих двоих знал, что между ними происходит. Кружки кофе уже давно опустели, а у друзей всё не кончались темы для разговоров. Володя сидел под крылышком у Онегина, иногда внезапно целовал его в щёку, щебетал что-нибудь сладкое, заставляя Женю таять, прижимать своего мышонка к себе покрепче. Они только от одного присутствия друг друга загорались ярче звёзд, подпитывая этот свет прикосновениями и улыбками, кажется, заражали все вокруг позитивным настроением. Видимо, они подействовали на Сашу и Лёшу таким же образом. Молчалин повернулся к Саше, который был очень занят объяснением Онегину, почему кошки трутся головами о ноги хозяев, и на мгновение почувствовал, как что-то внутри него переменилось, что-то незначительное, но запустившее цепную реакцию. Он осторожно потянул руку к Сашиной, медленно, боясь напугать его, переплёл их мизинцы и как можно скорее отвернулся обратно. — Так и работает. О каких магических связях ты говорил, мне совершенно непо-… — Чацкий запнулся, прислушиваясь к ощущениям в кисти, нервно сглотнул. — Н-непонятно. «Не думай ни о чём, сделай вид, что всё в порядке, что он не касается тебя, что тебя не тянет прижаться к нему, поцеловать». — Саша, — это Онегин пытался дозваться до выпавшего из реальности Чацкого, — приём, вызывает база. Очкарик вздрогнул и легко нахмурился. — Простите, задумался. Молчалинские пальцы забрались дальше, накрыли всю ладонь, стали поглаживать, вырисовывать узоры, подбирались к подушечкам пальцев, сводя бедного Сашу с ума. Он не выдерживал такого количества знаков в его сторону с непривычки, глаза его заполнялись слезами, которые приходилось всеми силами удерживать. Это же по дружбе, он для Лёши ничего не значит, он просто играется, наверное, потом вовсе посмеётся над Чацким, над его наивностью. Личность Молчалина теперь в его голове разрывалась между сказочным принцем и злостным обманщиком, металась из стороны в сторону, и Саша не знал, какой верить. — Саш, ты весь красный, — Лёша прислонил руку ко лбу одноклассника. — М-да, пошли домой, и так засиделись. Распрощавшись, друзья разошлись каждый в свою сторону: Женя к Володе на ночёвку, Молчалин же принялся за доставку Чацкого домой. — Точно хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит, тело не ломит? Хочешь, я сейчас в аптеку за лекарствами сбегаю, тут совсем рядом? Друзья стояли на лестничной площадке у Сашиной двери. На улице совсем стемнело, через тонкие подъездные оконные рамы прорывался холод, хотелось уже поскорее залезть под одеяло, желательно с головой, и не показываться до утра. — Лёш, всё правда хорошо, ты зря переживаешь, — отнекивался Чацкий, хотя забота веснушки ему страшно нравилась. — Точно? Ну ладно, как знаешь. Дома есть кто? Чацкий покачал головой. — Если что, пиши-звони хоть ночью, договорились? Будем тебя лечить. Вокруг тела блондина обвились крепкие Молчалинские руки, обняли покрепче, а в ответ в его тёплую щёку уткнулся холодный нос «больного». — Спасибо тебе огромное за сегодняшний день и за заботу тоже, — прошептал Сашка. — Доброй ночи. — Спокойной ночи, беги к своей математике, — Лёша хихикнул и, расцепив объятия, убежал вниз, оставив Чацкого витать в облаках в предвкушении их следующей встречи.