Акт 2 — Скрижали разрушений. Записи Вечности. Запись 9 — Тень, следящая за твоим падением, Пьеса в минус первом действии

Ianortien

автор

Метки

Психология Ангст Дарк Фэнтези Жестокость Кинки / Фетиши Философия Психологическое насилие Мистика Психологические травмы Ужасы Попаданчество Триллер Character study Фантастика Эротические фантазии Пророчества Готический роман Этническое фэнтези Мифы и мифология Множественные финалы Темное фэнтези Боги / Божественные сущности Психологический ужас Храмы Вымышленная религия Темный романтизм Психиатрические больницы Психологические пытки Сюрреализм / Фантасмагория Лабиринты Пьеса

Описание

«Пьеса в минус первом действии» — темное фэнтези, где границы между реальностью и внутренними мирами героя исчезают. Игори Нортес, бежавший от своих демонов и переживший психическое разрушение, сталкивается с мифологическими существами, символами и зеркалами, которые отражают его сущность. Каждый мир, который он посещает, — это искаженная версия его сознания, поглощенная конфликтами, болью и страхами. В поисках себя Игори проходит через трансформацию, переживая метафизическую борьбу за свою душу

Примечания

Эта работа является дебютной. Мне хотелось создать глубокий, психологический роман. Главы, по факту, не связаны, ну, формально, сюжет их связывает, но в основном все также, 1 глава, такая же как 9, например, много чего повторяется, и эта цикличность показывает безысходность Игори Нортеса. Я просто пытался сделать психологическое безумие, это странно, знаю, но поверьте, этот стиль вас доведёт до мурашек, углубитесь в неё, она сложная, но если вы ее хоть как-то поймёте, вы себя почувствуете на месте Нортеса. И, возможно, из-за истории Игори вы даже поменяете взгляд на свою жизнь! Поймите «искусство», посмотрите под другим взглядом на эту пьесу, также, как боги и существа мифологии смотрят на всю пьесу в голове игори, хотя она таковой не является, на то она и в минус первом действии, она несуществующая, действия в этой пьесе бесконечны и, одновременно, никогда не происходившие. Локация с обложки описана в 11 главе!

Акт 2 — Скрижали разрушений. Записи Вечности. Запись 9 — Тень, следящая за твоим падением

06 января 2025, 04:33

Игори уже не ощущал времени. Его тело было не более чем оболочкой, остатками того, что когда-то могло быть человеком, но теперь, в этом разрушенном пространстве, оно было просто еще одним символом, забытой сущности. Он лежал в своем жилище — точнее, в том, что осталось от его дома. Стены, покрытые трещинами, будто сам мир осыпался вокруг него, и каждое движение его мыслей вело к большему разрыву между тем, что он был и чем стал. В углу, чуть выше его головы, стояла тень. Тень, чья форма не определялась никакими ясными границами, как если бы сама тьма была живым существом. Она растекалась по углам и не позволяла ему оторваться от ее взгляда. Он пытался закрыть глаза, но даже темнота его закрытых век не могла скрыть этого отражения. Эта тень не была чуждой. Она была частью его самого. В своем внутреннем мире Игори начал осознавать: тень, что следила за ним, была следствием того, как он вел себя — как тот, кто взял на себя больше, чем мог вынести. И как ни странно, он знал, что даже если бы сумел избавиться от этого темного присутствия, оно все равно продолжало бы за ним следовать. Это был результат его решимости, его постоянных шагов вперед, несмотря на внутреннюю боль и разрывы, которые он пытался игнорировать. Но теперь ему приходилось взглянуть в лицо собственному разрушению. Тень его «я» — его невыносимые страхи, его демоны — уже стали частью его. Когда-то она была лишь химерой, образом, каким-то внешним отражением. Но теперь это было явное божество, с которым невозможно было бороться. Ламия, когда она вернулась в его мир, была лишь предвестием этого момента. Сейчас Игори видел, как она растворяется в этом зле, как она, и все ее воплощения, стали частью тени, что его преследует. Забудь. Он хотел бы снова забыть о том, что стало его реальностью. Но нет. Этот мир, в котором он утопает, был всегда с ним. Лабиринты, в которые он попадал, не останавливались. Он не мог не видеть, что каждый шаг был лишь новым способом сбежать от себя, а не решениям. Он думал, что они ведут к освобождению. Но каждый путь был замкнут. Восходящее солнце освещало его в этом заброшенном мире, но оно не приносило света. Оно лишь угрожало новым мифом, новой тенью. Он попытался встать, но все его усилия казались напрасными. С каждым шагом его ноги будто становились тяжелее, и само пространство вокруг него сжималось, размывалось. И вот он понял: не нужно было стоять. Нужно было сдаться. Поглощенный этим ощущением разрыва, он снова упал на землю, погружаясь в тот момент, когда, наконец, тень была его единственным спутником. Игори лежал, поглощенный этим состоянием. Его дыхание было тяжелым, и каждый вдох казался все более беспомощным, как будто он поглощал сам воздух, не имея силы им дышать. Время исчезало, растворяясь в темноте, но его мысли оставались живыми, как бесконечный поток, который невозможно остановить. Память обрывалась, но она все равно возвращалась, повторяя свои самые болезненные моменты: Ламия, древние образы, скрежет разрушенных храмов, забытые божества, шепоты, зовущие его в глубину, в пустоту. Они возвращались с новой силой, как эхо, усиливающее внутренний хаос. И в этом хаосе, среди обломков, среди духовных руин, он снова встретился с собой. Тень, что поднималась над ним, начинала обретать форму. Вначале это была лишь неясная фигура, двигающаяся в темном углу его сознания, но теперь она наполнила пространство. Она стала более четкой, приняв форму человеческого силуэта. Его собственный силуэт, но не в том виде, в котором он был когда-то. Это был искаженный, размазанный контур, какой-то парадокс, ставший почти мифом. Он видел себя таким, каким он был в тот момент, когда впал в свои глубочайшие страхи. Это был тот момент, когда он начал терять свою идентичность, когда слился с мифами, стал частью бесконечного цикла, который не давал ему покоя. Мифологические существа, что его преследовали, теперь казались не более чем частью его тени, которая вытягивала из него последние остатки сознания. Ламия, Номмо, Танива — все они были как привидения, часть этой тени, что следила за его падением. Он понял, что каждое столкновение с ними не было случайным. Это был результат его выбора, его желания бороться с собственными демонами. И каждый раз, когда он отступал, эти демоны становились сильнее, поглощали его. Но теперь Игори осознавал, что этот процесс был необходим для его существования. Его путь был заключен в постоянной борьбе, в поисках избавления, который на самом деле вел только к разрушению. Он вновь ощутил жар, пульсирующий из его груди, как будто все его существо было опалено этим невыносимым светом. Его разум метался между реальностью и мифом, между его внутренними страданиями и внешними, между реальными и воображаемыми мирами. Он видел, как хаос, который он испытывал, становится все более ярким и понятным. Каждый новый момент — это была вспышка сознания, как вспышка молнии, освещающая невидимое. Мифология, боги, реальность — все это сливалось в одну гигантскую бездну, куда он уходил, куда ему не было возврата. Тем не менее, в этой бездне он также начал ощущать пустоту. Пустота — это было нечто большее, чем просто отсутствие всего. Это был ад, в который его жизнь скатывалась. Это была его собственная погибель, его безумие, его неумолимый конец, все без остатков. Его падение не было трагедией, оно стало неизбежным. Игори пытался найти в себе силу противостоять, но даже сам он знал, что больше не был способен остановить это. Путешествие по лабиринту мифов и архетипов, который становился всё более душным, все более закрытым, вело его только к этому моменту. Он снова закрыл глаза, но не мог уйти от этой боли. Он не мог стереть свою тень, потому что она была частью его самого. И все же он не мог смириться с этим, не мог принять, что его жизнь стала иллюзией, сгустком бессмысленного страха. Он пытался бороться, но в борьбе с самим собой было что-то разрушительное, неестественное. И вот, в этот момент, когда он уже почти полностью утратил силу, когда его мысли и чувства начали расплываться в тени, он понял: ничего не будет прежним. Темные глаза, отражающие его же взгляд, вернулись в его собственную душу. Тень расползалась по всему его сознанию, поглощая его по частям. Игори теперь знал, что больше не сможет вернуться в тот мир, что однажды казался ему настоящим. Он был навсегда связан с этим миром хаоса, в котором мифы, страдания и тени стали его единственными спутниками. И только теперь он осознавал, что эта тень не была чем-то внешним. Это было его падение, его внутренний мир, заключенный в бесконечном цикле. Он пытался подняться, но в нем не было силы. Тень снова поглотила его. И вот, когда тень полностью поглотила его сознание, Игори оказался в пространстве, где не было ни стен, ни горизонтов. Это было место без времени, где не существовало ни прошлого, ни будущего — только бесконечное настоящее, наполненное тяжёлым дыханием собственного страха. Каждое его движение отзывалось эхом, но оно не распространялось в пространстве, не производило звуков. В этом месте не было реальности, которую он мог бы познать, только пустота, которая становилась плотной и вязкой, как туман, что затягивает в себя всё живое. Здесь, в этом безвременном пространстве, Игори понял, что он стал частью того, что когда-то называл мифом. Он был не просто его элементом, но и его заключённой сутью, отражением, которое всегда будет его преследовать. Миры мифологии и реальности перемешались, став единым целым, непостижимым для его разума. Ламия, Номмо, Кур — все эти существа не были чем-то внешним. Они были частями его самого, его архетипами, его темными сторонами, те самые силы, которые он пытался понять и победить. Но теперь они стали его частью, его внутренним состоянием, его отражением, его кошмаром. И в этом месте, где не было ни начала, ни конца, Игори стал осознавать, что всё это — не его путешествие. Он был лишь частью вечного цикла, частью мифов, которые не имеют смысла. Он был тем, кто всегда будет искать истину, но никогда не найдёт её. И в этом поиске он будет растворяться, уничтожая себя, пока не исчезнет, став частью этого бесконечного пути, который сам по себе не имеет цели. Он пытался снова подняться, но его тело не поддавалось. Оно становилось тяжёлым, как если бы оно было поглощено тем, что окружало его. Его мысли затуманивались, но в них всё ещё оставалась боль, невыносимая боль, которая становилась все глубже, глубже с каждым моментом. Он пытался вспомнить, что было до этого, но его память — если она ещё существовала — была как расплывчатая тень, не имеющая формы. Всё, что оставалось, — это ощущение бесконечного падения, бесконечной боли, которая не отпускала его. Тем временем, из глубины его подсознания всплывали образы — яркие, но размытые, как забытые сны. Он видел разрушенные храмы, чьи стены были покрыты заплесневелыми ликами забытых богов. Эти боги смотрели на него с безразличием, как если бы они давно забыли о своём существовании. Он видел себя в их глазах — пустым, потерянным, бессмысленным существом, которое было лишь отражением собственных иллюзий. Он снова услышал шепот. Это был не голос, но скорее вибрация, которая исходила откуда-то из темных уголков его сознания. Это был зов, который он знал, который он когда-то слышал и который всегда привлекал его. Это был зов, который не позволял ему забыть о своём пути, о своей борьбе, о своей борьбе с самим собой. Это был зов, который заставлял его идти, даже когда все его силы были исчерпаны, и даже когда каждый шаг казался последним. Но теперь он знал: этот зов был иллюзией, такой же, как и его стремление к спасению. Он был лишь частью того, что вело его в эту бесконечную бездну. Как только этот зов окутал его, Игори понял, что не может больше сопротивляться. Он был частью мифа, частью вечной тени. И теперь, когда его сознание окончательно утратило форму, когда его тело стало ничем, он перестал быть собой. Он был просто ещё одним элементом в этой бездне, искажённым архетипом, отражением страха и боли, которые поглотили его. Тень, которая следила за его падением, была его концом, его трансформацией. И хотя он не был готов смириться с этим, он не имел другого выбора. Это было его падение — не физическое, но внутреннее, абсолютное. В этот момент, среди обломков его сознания, Игори перестал существовать как индивидуум. Он стал частью чего-то большего — частью вечного циклического движения мифов, которые повторялись снова и снова, и он был связан с ними навсегда. Игори продолжал тонуть в этом невообразимом пространстве, его разум уже не мог воспринимать окружающее как нечто осмысленное. Он был не просто заключённым в этой бездне — он стал её частью. В пустоте, где не существовало границ, его тело было растерзанным существом, разорванным между мирами, миром реальности и миром мифа. Эти миры больше не были отделены, они слились, став чем-то одним, чем-то бесконечным, как река, которая течёт в бесконечность, поглощая всё, что встречает на своём пути. Вдалеке, среди мракобесия, он увидел знакомую фигуру — её силуэт был нечётким, его очертания размыты, но он знал, кто это. Это была Ламия. Она была здесь, рядом, но её присутствие было искажено, как всё в этом мире. Ламия, которая когда-то была его искушением, стала чем-то новым — не просто существом, но отражением его мучений. Она была не только его влечением, но и его беспокойством, его непреодолимым страхом перед тем, что он должен был бы стать, если бы позволил себе поглотить её. Она шагала сквозь тьму, её тень была подлинной, она сама — иллюзией. Ламия как бы наблюдала его, не делая попыток приблизиться. В её взгляде не было ни любви, ни ненависти, только пустота — как будто она была не созданием, а результатом его собственных разрушений, воплощением того, что Игори стремился подавить. “Ты ещё думаешь, что ты можешь выйти?” — её голос был тихим, но глубоко в нём таился невыносимый укол, проникающий в самую суть его существования. “Ты наивен, Игори. Ты думал, что ты можешь противостоять мифам. Ты думал, что ты можешь стать чем-то большим, чем просто часть этой бесконечной истории. Но теперь ты стал её элементом. Ты часть вечного круговорота, и ты никогда не выйдешь.” Её слова пронизывали его как нож. Игори попытался что-то ответить, но его голос не услышал. Он был затоплен этим ощущением пустоты, которая исходила от Ламии, от всего, что было вокруг. Это была пустота, которая пожирала не только его душу, но и само его восприятие реальности. Он пытался встать, но его тело было тяжёлым, словно оно растворялось в этой пустоте. “Ты и есть миф, Игори,” — прошептала она, и её фигура растворилась в тени. “Ты — часть бесконечного, беспомощного цикла.” Его разум взорвался, и в этот момент Игори осознал нечто страшное: он стал частью чего-то гораздо большего, чем он мог себе представить. Всё, что происходило с ним, было неизбежным. В этом пространстве, где не существовало разделения между временем и пространством, он осознал, что сам был этим мифом — мифом, который никогда не завершится, мифом, который всегда будет повторяться. Он понял, что Ламия не была его врагом. Она была частью его самой тени. И вся борьба, которую он вёл, была не с мифами, не с богами, а с собой. С его внутренними конфликтами, с теми архетипами, которые давно стали его частью. Эти архетипы были не врагами, а его отражениями, его страхами и желаниями, с которыми он должен был бы столкнуться, чтобы найти свой путь. Но этот путь был бесконечным. Игори не мог двигаться вперёд, не мог вернуться назад. Он был замкнут в этом круге, где каждая его попытка освободиться только углубляла его падение. “Ты не можешь выбрать, Игори,” — сказал шёпот из тени, — “ты всегда будешь тем, кем ты есть. Ты был этим всегда, и будешь этим навсегда.” Игори понял, что его падение не имеет конца. Он был частью тени, частью своей судьбы. И в этом падении он перестал быть собой. Он стал чем-то бессмысленным, тем, что исчезает в бесконечной тени, в вечной пустоте. Он стал мифом. Темнота становилась всё плотнее, поглощая Игори, как глубины океана поглощают утонувший корабль. Тень, не имеющая формы, медленно разворачивалась вокруг его разума, с каждым шагом всё глубже поглощая его сущность. Игори был обречён на это путешествие — он не мог двигаться, но и не мог остановиться. Его тело было не более чем оболочкой, а его сознание — разорванной картой, где не было ни путеводных знаков, ни ориентиров. Его глаза были открыты, но мир вокруг исчезал. Это была не просто пустота. Это была бездушная пустота, которую он сам наполнил страхами и самыми тёмными желаниями. И эти желания теперь давили на него, сжимая каждую клетку его существа. Ламия была лишь эхо, отражением его собственных демонов. Она пришла не как существо, а как его внутренний голос, который никогда не умолкает. Игори понимал, что это падение — не результат его ошибок. Это было неизбежно. Он был рожден в этом лабиринте. Каждый шаг, каждое решение, каждое столкновение с этим миром было уже предопределено. Все, что оставалось, — это бесконечно кружиться, поглощённым в тёмной бездне, среди символов, мифов и архетипов, которые жили в его разуме. Тем не менее, он ощущал, как его мысли начинают расползаться, как его восприятие разрушается. Никаких точек опоры, только пустота, которую он сам себе создал. Письмо, которое он написал когда-то себе, о том, что он может быть больше, что он способен пройти этот путь и победить… Эти слова теперь казались ему не более чем шепотом, звучащим из далёкого прошлого. Он пытался вспомнить их, но те растворялись, как песок в руках. Он был тенью самого себя, и всё, что мог сделать, — это наблюдать, как его личность исчезает. Он был сломлен, но не сгорел. Он стал частью мифа, частью архетипа, не имеющей конца истории. Вдруг, на фоне этой тяжёлой пустоты, появилась новая фигура. Она была тихой, как дыхание ночи. Это был тот же голос, что когда-то мучил его в самых глубоких уголках его разума, но теперь его присутствие стало осязаемым. Игори не мог распознать этого существа, но оно было связано с ним. Оно было как его зеркальное отражение, только не искажённое, а ясное. — “Ты не можешь освободиться, Игори,” — оно заговорило с ним, и его слова были полны не насмешки, а глубокой грусти. — “Ты так же, как я, — вечен. Ты один из тех, кто заперт в этом цикле. Ты не можешь уйти, потому что ты — миф. Ты не можешь быть тем, кем хочешь, потому что ты уже стал тем, кем ты должен быть.” Игори попытался отстраниться от этого видения, но его силы были на исходе. Он не мог уйти, и, что более ужасно, он не знал, хочет ли он это. Он пытался бороться, но с каждым его усилием его сущность становилась всё более призрачной, размываясь в тени. — “Ты думаешь, что можешь найти выход? Ты не можешь. Ты всегда будешь частью меня, частью всех, кто был до тебя и после тебя. Ты станешь тем, кто забыл о своём прошлом, кто растворится в вечности. И когда ты перестанешь искать ответы, ты забудешь и о своём падении.” В это мгновение Игори понял, что его падение было неизбежным не потому, что он был слаб, а потому, что мир, в который он попадал, был уже наполнен его отражениями, его страхами и его собственной пустотой. Он стал частью всего этого, и не мог вернуться, как не мог бы вернуться к исходной точке после того, как шагнул за пределы. С каждой секундой его разум терял силу, его мысли исчезали, как звезды в бездне. Он не ощущал боли, не чувствовал ни страха, ни сожаления. Он был лишь тем, что было поглощено этим безбрежным мракобесием. Тень его самого была всем, что осталось от его человеческой сущности. “Я не существую больше,” — он прошептал сам себе, и эти слова стали его прощанием. Прощанием с тем, что он был. Прощанием с тем, что он мог бы быть. Теперь он был частью этого мира — вечного мифа, который бесконечно повторяется. Тень вокруг него начала двигаться, искривляя пространство и разрывая его восприятие. В этих искажениях Игори чувствовал, как его сознание поглощается, как его душа исчезает, сливаясь с теми невидимыми узорами, которые окружали его. Его тело оставалось неподвижным, но его дух, или то, что ещё оставалось от него, путешествовало по коридорам его собственной тени, как потерянная сущность в лабиринте зеркал. Всё вокруг было пропитано болезненной безвременностью, где прошлое и будущее сливались в одно. Игори уже не знал, сколько времени прошло с момента его падения — дни или месяцы? Время не существовало, как не существовало и пространства. Он был поглощён цикличностью мифа, и каждая его мысль, каждый взгляд на тень, отражался в тысячах зеркал, которые он видел, но не мог осознать. Это было как бесконечное повторение: одна и та же боль, один и тот же страх, одно и то же забвение. Он начал слышать шепот, который когда-то был далёким и незаметным, но теперь стал невозможным для игнорирования. Это были слова — не его, не чьи-то ещё, а слова самого мифа, самого архетипа. Они сливались с его сознанием, заполняя его пустоту: —Ты не можешь выбрать. Ты не можешь стать тем, кем хочешь. Ты уже стал тем, кем должен быть. И это будет всегда. Ты будешь в этом круге, всегда. Эти слова были не просто отражением его собственных страхов, но и действием сил, которые ему были чужды. И было ли это мучением? Может быть, для того, кто ещё пытался бороться, но Игори знал: борьба была бесполезной. Он перестал бороться. Тень была частью его, как и всё, что он пережил. Она стала его собственным состоянием, его состоянием без времени, без пространства, без смысла. Он увидел перед собой фигуру, которая не была человеком. Это был не человек, но и не миф. Это был один из архетипов, которого он давно забыл. Существо, которое он не мог идентифицировать, но которое он знал. Оно было частью его сознания, частью той самой тени, с которой он сталкивался. Он видел его, но не мог понять, откуда оно пришло. Может быть, это был демон, может, нечто более древнее — сущность, которую он знал давно, но не мог осознать. Оно смотрело на него глазами, которые были лишены света, поглощённые тем, что было за пределами разума. Оно не говорило. Оно не нужно было говорить. Просто его присутствие было слишком тяжёлым, чтобы Игори мог противостоять. Оно было тем, что он давно знал, тем, что он так долго пытался забыть. —Ты здесь, потому что ты не сможешь быть кем-то другим,— это был не голос, а ощущение, передающее всю боль и бессилие, которое наполнило Игори. Это был шепот самого существования. Его слова не приносили облегчения, не давали надежды. Он чувствовал только усиливающуюся темноту, которая уже стала частью его души. Это была не физическая тень, а гораздо более глубокое. Это было осознание того, что он не может быть чем-то иным. Что все его попытки и желания были тщетны. И он стал частью этой тени, частью этих бесконечных кругов. Игори больше не ощущал себя живым, но и не ощущал себя мёртвым. Он был заключён в пространстве между. С каждым шагом, с каждым вздохом, Игори чувствовал, как его сущность растворяется, исчезает. Он утратил свою идентичность, свою прошлую жизнь, свои стремления. Всё это исчезало, как песок, который скользит между пальцев. Он был частью этого мира, но он был не более чем иллюзией. Тень его «я» поглощала его, и он больше не мог держаться за мысли, за надежды, за страхи. В какой-то момент, когда он уже не мог различить, что реальность, а что — миф, ему пришло ощущение, что он не один. Вокруг него были тысячи других, таких же потерянных душ, таких же заблудших в своих собственных мирах. Они были частью бесконечного потока. Он не мог видеть их, но он знал, что они были. —Ты не один…— послышалось из темноты. Он не мог сказать, кто это говорил. Были ли это другие, или это был он сам? Все стало сливать себя в одно. Игори больше не был уверен, где он заканчивается, и где начинается тень. В его голове всё переплелось в один хаос. Страх, смятение, боль — они были одновременно реальны и иллюзорны. Но так или иначе, всё это продолжалось. И Игори понимал: он не может выбрать путь. Он не может выбрать быть кем-то другим. Он был частью этого пути. Часть этого мифа. И теперь тень, следящая за его падением, была частью его самой глубокой сути. Он не знал, сколько времени прошло, или сколько ему ещё предстоит. Всё, что он знал — он был обречён быть частью этой тени, и эта тень была частью его самого. И не было никакого выхода. Игори ощущал, как его сознание, наконец, сливается с бескрайним пространством тени, сливаясь и исчезая в ее невидимых водах. Это было не окончание, но скорее растворение, ускользание в бесконечность, где нет начала и нет конца. В этой пустоте он не ощущал ни боли, ни страха. Здесь не было места для страха, только для бесконечного повторения. Тень стала частью его. Все, что он когда-то считал реальностью, исчезло. Ничто не оставалось, кроме пустого отголоска его бытия, размытого и расплывчатого, как след от водной капли, растекающийся по утреннему стеклу. Взгляд, что прежде пытался искать ответы, теперь просто блуждал в темных глубинах. Ответы не существовали. Он сам стал вопросом. Но вдруг, где-то в глубине его сознания, появилась тень другого вопроса. Это было не слово, а ощущение: не был ли он предназначен для этой тени с самого начала? Он вновь вспомнил слова, что когда-то звучали в его разуме —ты не можешь быть кем-то другим. И в этом утверждении было что-то истинное. Может быть, это и было его вечным предназначением — не быть кем-то, а стать всем, что было уничтожено, разорвано, забыто. Игори понял, что его существование стало отражением самого мифа — цикличного и бесконечного, не поддающегося рациональному осмыслению. Это был мир, в котором формы, смыслы и значения были лишь эфемерными миражами, что постоянно разрушались, чтобы вновь возродиться. Он стал частью этого круга, частью тени, частью мифа. Он больше не был тем, кем был раньше. Он стал всеобъемлющей тенью, которая могла лишь быть. В его сознании не было разграничений между реальностью и мифом, между настоящим и прошлым. Всё слилось в одно: и его страхи, и его надежды, и его разрушенные желания. Всё было частью этого мирового процесса, этого неведомого разрушения и перерождения. И когда он полностью растворился в этой тени, когда его личность перестала существовать как отдельная сущность, он почувствовал, как окружающий мир начинает изменяться. Он снова стал частью того самого лабиринта, того самого архетипа, от которого он пытался убежать. Он уже не был Игори, и, возможно, никогда им не был. Он был лишь отражением того, что было, что будет и что всегда будет. В конце концов, не было никакой разницы. В мире мифов, где все циклично и повторяется, где разрушение и возрождение сливаются, не было значения, кто он был. Он стал тем, что всегда было, тем, что всегда будет — частью этого бесконечного потока, частью забытого мифа, который никогда не завершится. И так, Игори исчез. Но его исчезновение не было концом. Это было лишь очередным циклом, очередным поворотом в бескрайнее путешествие, где не было ни начала, ни конца.