Пьеса в минус первом действии

Ориджиналы
Джен
В процессе
G
Пьеса в минус первом действии
Ianortien
автор
Описание
«Пьеса в минус первом действии» — темное фэнтези, где границы между реальностью и внутренними мирами героя исчезают. Игори Нортес, бежавший от своих демонов и переживший психическое разрушение, сталкивается с мифологическими существами, символами и зеркалами, которые отражают его сущность. Каждый мир, который он посещает, — это искаженная версия его сознания, поглощенная конфликтами, болью и страхами. В поисках себя Игори проходит через трансформацию, переживая метафизическую борьбу за свою душу
Примечания
Эта работа является дебютной. Мне хотелось создать глубокий, психологический роман. Главы, по факту, не связаны, ну, формально, сюжет их связывает, но в основном все также, 1 глава, такая же как 9, например, много чего повторяется, и эта цикличность показывает безысходность Игори Нортеса. Я просто пытался сделать психологическое безумие, это странно, знаю, но поверьте, этот стиль вас доведёт до мурашек, углубитесь в неё, она сложная, но если вы ее хоть как-то поймёте, вы себя почувствуете на месте Нортеса. И, возможно, из-за истории Игори вы даже поменяете взгляд на свою жизнь! Поймите «искусство», посмотрите под другим взглядом на эту пьесу, также, как боги и существа мифологии смотрят на всю пьесу в голове игори, хотя она таковой не является, на то она и в минус первом действии, она несуществующая, действия в этой пьесе бесконечны и, одновременно, никогда не происходившие. Локация с обложки описана в 11 главе!
Поделиться
Содержание Вперед

Акт 2 — Скрижали разрушений. Записи Вечности. Запись 6 — Прах мертвых матерей в огненных руинах

Тишина сковала пространство, размывая границы времени. Игори проснулся, он вновь лежал на холодном кафеле, ощущая, как капли воды медленно стекают по его коже. В памяти вспыхнули лица – матери и медсестры из психбольницы. Они казались одновременно знакомыми и чужими, словно всплыли из глубин прошлого, которое могло бы быть его, но было искажено, будто отражение в разбитом зеркале. Звуки. Едва уловимые, но проникающие в самое нутро. Игори резко поднялся, словно спасаясь от кошмара, и замер. Комната заполнилась голосами, шепотом и тихими, почти неразличимыми смехами. Они были везде – в каждой капле воды, в каждом дрожании света. Его взгляд остановился на зеркале. На мгновение в отражении мелькнуло что-то иное, не его лицо, а образ женщины с глазами, которые светились неземным сиянием. Её глаза вспыхивали алмазным светом, сжигая любое сомнение. Он не знал, кто она, но в этом взгляде было что-то пугающе знакомое. «Мама?» – вопрос сорвался с его губ, но в ответ была только тишина. Игори потянулся к зеркалу, но его рука словно прошла сквозь отражение. На стекле остались кровавые отпечатки пальцев. Внутри поднялась паника. Он почувствовал, как силы покидают его тело, но странная тяга к этим глазам заставила его забыть о страхе. Они звали его, шептали на непонятном языке, в котором то и дело мелькали испанские слова: “vida, muerte, amor, odio”. Реальность исказилась. Пространство ванной будто растворилось, и Игори очутился посреди бесконечного пустыря. Земля под ногами пульсировала, будто живая, а небо над головой напоминало рваную ткань, через которую просачивался свет. Вдалеке он увидел фигуру, сидящую на изломанном стуле. Это была она – женщина с алмазными глазами. Он хотел приблизиться, но каждый шаг давался с невыносимой болью. Земля будто впивалась в его ноги, оставляя кровавые следы. Женщина смотрела на него безмолвно, а её взгляд становился всё более требовательным. Игори чувствовал, как его сознание трещит по швам. В её глазах было что-то большее, чем просто свет. Это было напоминание. О нём. О том, что он когда-то был. О том, что он никогда больше не сможет вернуть. “Почему ты здесь?” – его голос дрожал, словно сам он боялся услышать ответ. Женщина не ответила. Она лишь протянула руку, но вместо пальцев из её ладони вырастали чёрные шипы, впивающиеся в его сознание. Игори закричал, но звуки не покинули его губ. В ответ – тишина. Тишина, которую нарушали только её глаза, горящие ярче любого алмаза. Женщина поднялась со стула, её движения были медленными, но в них ощущалась холодная уверенность. Когда она приблизилась к Игори, её тень, казалось, поглотила всё вокруг. Земля под его ногами начала трескаться, открывая пустоту, в которой не было ни света, ни тьмы. Только пустота. “Ты думаешь, что сможешь бежать?” – её голос прорезал воздух, как ржавое лезвие. Он не был громким, но Игори услышал его одновременно в своей голове и где-то далеко, как эхо. “Кто ты?” – прохрипел он, не в силах отвести взгляд от её глаз. С каждым мгновением он чувствовал, как его тело становится слабее, а сознание распадается на осколки. Она не ответила. Вместо этого её лицо начало меняться, принимая формы других людей. Сначала это была мать Игори – её глаза, такие знакомые, наполнились укором. Затем – медсестра, её взгляд был одновременно строгим и холодным, как у судьи. И наконец – сам Игори. Но этот Игори был иным. Его лицо было искажено гримасой боли, а глаза – пустыми, словно отражали только тьму. “Ты смотришь на себя, но не видишь”, – сказала она, вновь обретая свой облик. “Ты пришёл сюда не для того, чтобы найти ответы. Ты пришёл, чтобы потерять всё, что у тебя осталось.” Её слова разбудили что-то внутри него. Гнев, страх и отчаяние смешались в его душе, вырываясь наружу в крик, который расколол пространство. Трещины пошли по земле, небу, самой реальности, пока она не распалась, оставив их двоих посреди бескрайнего зеркального озера. “Ты забрала у меня всё!” – закричал Игори, его голос дрожал, как сломанная струна. “Ты – всего лишь тень, иллюзия!” “Нет,” – она шагнула к нему, и её отражение в воде превратилось в сотни лиц, смотрящих на него снизу. “Я – правда. Твоя правда. Ты жил в лжи, прячась за своими страхами. Но здесь ты не можешь лгать. Здесь ты станешь тем, кем всегда был.” Вода начала подниматься, обволакивая его тело, холодная, как смерть. Он чувствовал, как она проникает в него, заполняя его лёгкие. Женщина лишь стояла и наблюдала. “Стань частью озера, Игори,” – сказала она. “Здесь нет боли. Здесь нет вопросов. Здесь есть только тишина.” Игори отчаянно сопротивлялся, но вода была сильнее. Его сознание снова начало трещать, как стекло, а внутри него что-то шептало: “Отпусти. Прими. Ты уже ничего не изменишь.” Но в последний миг он почувствовал странное тепло в груди, как проблеск света. Оно исходило не от воды, не от женщины, а изнутри него самого. Игори сжал кулаки, вцепляясь в реальность, которой, казалось, больше не существовало. Тепло в груди разрасталось, пронзая его тело яркой, но болезненной вспышкой. Игори стиснул зубы, пытаясь удержаться на поверхности зыбкой реальности. Его ноги уже не чувствовали дна, но он осознал, что вода, поднимавшаяся до шеи, не затапливает его лёгкие. Это был не физический процесс — это была борьба за его сознание. “Ты всё ещё сопротивляешься?” — голос женщины звучал теперь мягче, почти насмешливо. Она шагнула вперёд, стоя на поверхности зеркального озера, словно на мраморной плите. “Глупец. Прими своё предназначение. Ты — не герой. Ты — жертва. Это твоя роль.” “Я… не… приму!” — выдохнул Игори, чувствуя, как боль пульсирует в его груди. Свет внутри него вспыхивал, как пламя, усиливающееся от ветра. Это был свет воспоминаний, свет надежды, которую он пытался похоронить внутри себя долгие годы. Но вода вокруг него изменилась. Она больше не была простой гладью. Теперь это был омут лиц — знакомых, забытых, искажённых. Они смотрели на него снизу, их рты шевелились, беззвучно повторяя слова, которые он не мог разобрать. Их глаза горели осуждением. “Ты не понимаешь, кто ты, верно?” — женщина приблизилась, протягивая руку, пальцы которой светились тусклым золотом. “Позволь мне показать тебе.” Её прикосновение к его лбу было ледяным, но мгновенно разбудило в Игори потоки образов. Они нахлынули, как обвал: дом, где он рос, страхи детства, тёмные углы его разума, где обитали демоны, которых он всегда пытался игнорировать. Он увидел себя в бесчисленных отражениях: ребёнок, взрослый, старик, монстр. И во всех этих образах была одна неизменная деталь — глаза, наполненные страхом. “Ты всегда боялся правды о себе,” — прошептала женщина, её голос теперь звучал у него в голове. “Ты строил лабиринты, чтобы спрятаться от неё. Но ты не можешь убежать от себя.” Вода начала подниматься вновь, охватывая его лицо, пока он не погрузился полностью. Он задыхался, но в этой тьме было что-то странно знакомое. Он понял: это не озеро. Это он сам. Это его страхи, его боль, его заблуждения. И тогда, в абсолютной тишине, он услышал другой голос — едва различимый, но настойчивый. “Ты не должен тонуть. Ты должен пройти через это.” Игори собрал всю свою волю, схватившись за это внутреннее тепло. Свет внутри него вспыхнул с такой силой, что вода отступила, разлетаясь вокруг него волнами. Он упал на зеркальную поверхность, тяжело дыша. Женщина стояла перед ним, но её лицо исказилось, превращаясь в чёрную маску без черт. “Ты сделал выбор,” — её голос изменился, став механическим, лишённым эмоций. “Но это только начало.” Зеркальная гладь начала разрушаться, словно стекло под давлением. Трещины поползли из-под ног женщины, поглощая её фигуру. Она исчезла, растворившись в крике, который эхом разлетелся в пространстве. Игори остался один на хрупкой поверхности, которая трещала с каждой секундой. Он понял, что его выбор — это не конец, а новый виток бесконечного цикла. Трещины расширялись, как зубья чудовищных когтей, рвущих ткань реальности. Он встал, балансируя на остатках зыбкой поверхности. Игори чувствовал, как пространство вокруг него теряет свои очертания. В каждой трещине он видел себя — младенца, взрослого, старика, всё те же глаза, наполненные болью, сомнением и безнадёжностью. Они следили за ним, не в силах отпустить. “Ты не сможешь уйти от себя,” — шептал голос, исходящий отовсюду и нигде. “Вся твоя жизнь — это лишь отражение тени.” Он сделал шаг вперёд, не ощущая под ногами ничего, кроме пустоты. Под его ногтями стекло ломалось, но каждое движение становилось всё тяжелее. Он пытался собрать мысли в голове, но каждый раз, как только он думал, что понял хоть что-то, мир вокруг него расползался, словно песок через пальцы. Вдруг тишина была нарушена новым звуком — лёгким, почти беззвучным, но знакомым: хрусталь, леденящий кровь. Вокруг него начали появляться образы. Нереальные, фантастические — лица, формы, божества, старинные существа из забытых мифов. Одни были статичными, другие двигались, но все они, как и прежде, смотрели на него с молчаливым осуждением. А ещё — с любопытством, с интересом, как к экзотическому объекту, не достойному понимания. И тогда он понял: это не просто его страхи. Это — архетипы, божества, древние символы, которых он избегал всю свою жизнь. Они представляли не просто его демонов, а вселенские силы, которые имели власть над ним, пока он не мог разорвать цепь. Он чувствовал их присутствие, их взгляд, их силу. Всё, что он знал о религии и мифах, теперь обрушивалось на его сознание, как водопад. “Ты стоишь перед лицом бесконечности,” — произнесла одна из фигур, её голос звучал одновременно в его голове и в самом пространстве. “Ты — лишь отпечаток в этом безбрежном океане.” “Я… я не…” — попытался ответить Игори, но его слова растаяли в воздухе. Внезапно вокруг него появилось всё больше существ. Мифологические твари, божества, воплощения стихии и боли, они окружали его, заполняя пространство, как призраки, не имеющие человеческих форм. Все они стояли молчаливо, словно зрители на сцене, наблюдающие за его страданиями. “Ты думаешь, ты можешь вырваться из этого?” — снова прозвучал голос женщины, теперь уже откуда-то сверху. Он не мог сказать точно, откуда, но почувствовал её присутствие, как неуловимую тень. Вокруг его тела начало образовываться что-то новое, что-то старое, как сам мир, но абсолютно чуждое его ощущениям. Это было нечто древнее, чуждое и неопределённое, словно оно появилось задолго до того, как Игори осознал свою сущность. Мифы и символы, с которыми он сталкивался, теперь приобретали свой смысл. Он видел их всеми частями своего тела — каждой клеткой. И вот эти божества, с их масками и взглядами, словно делали последний шаг к его разрушению. В этот момент Игори понял, что его душа всё ещё находится в плену. Он не был свободен, как он думал. Все эти существа, все эти образы — это были его границы, его пределы, в которые он сам себя загнал. Он не мог быть чем-то большим, чем то, что им было назначено — просто частью этого бесконечного колеса. Но перед тем как он поглотил себя целиком, он почувствовал, как его тело начинает растворяться, поглощённое тёмной пустотой, которая в этом месте была неизбежна. Этой пустотой, которая была как смерть, и в то же время — её антипод. Растворяясь в пустоте, Игори ощущал, как его сознание обвивает тьма, как леденящий туман, заполняющий каждую клеточку его тела. Он не знал, что именно это чувство — разрушение или обретение. Ощущения были схожи, но не идентичны. Он мог бы вспомнить свои старые страхи, как шаги, теряющиеся в мрак, или как предательство, которое всегда присутствовало, но не всегда видно. “Ты — не ты,” — вновь услышал голос, всё тот же, холодный, непостижимый. Это был голос без формы, обрисованный только в контуре его страха. “Ты всего лишь мираж, игра света и тени, отражение, которое не имеет сути.” Игори не мог сдержать потока эмоций. Боль, что сжала его сердце, была знакома, как знакомы были слёзы, которые в эти моменты уже не казались настоящими. Поглощение стало завершённым, и теперь его тело, его разум — всё это было частью той самой пустоты, которую он столько избегал. Но эта пустота была глубже и темнее, чем он мог себе представить. Вдруг, как вспышка света среди ночи, в его разуме всплыло нечто. Он не знал, что это, но чувствовал. Звук — беззвучный, но страшный — словно множество голосов, растянутых в пустоте. Множество слоёв времени, объединённых в одной точке. Это были переживания, страхи, жизни, смех и боль, но всё смешано в единое целое. Игори снова ощутил присутствие мифологических фигур, древних божеств, которые теперь не были зловещими. Они наблюдали за ним, но их глаза не смотрели свысока. Они были частью его. Он не мог отделить их от себя, и это ощущение было одновременно болезненным и освобождающим. “Ты нашёл свой путь,” — сказала одна из фигур. “Ты не видишь этого, но ты — часть этого. Мы несли тебя, и теперь ты с нами.” С каждым шагом он погружался всё глубже в свой внутренний лабиринт. Существа окружали его, но не как враги. Он стал частью их — их молчаливым отражением, их вечной тенью. В этих глазах он нашёл истину, но эта истина была не той, что он ожидал. “Ты не свободен, Игори,” — прозвучал голос, и теперь он звучал не как приговор, а как неведомая правда, бесконечная и жестокая. “Ты всегда был частью этого мира.” Он пытался сопротивляться, но чувствовал, как его воля тает, как свет его сущности поглощается их присутствием. Он был заблудшим путником в туманах мифов и иллюзий, не способным обрести свой путь, так как этот путь всегда был заранее решён. Тогда тьма сгущалась, и перед ним открылась новая картина. Мир, столь же знакомый и чуждый, как и сам он. Это была не реальность, но и не просто фантазия. Это была граница — грань между жизнью и смертью, где не существовало различий. “Ты познал бесконечность,” — сказала та же фигура. “Ты — не человек, ты — миф. Ты — часть всего этого.” И в этот момент, когда Игори думал, что всё окончено, мир вокруг него изменился. Он оказался в том же лабиринте, с теми же существами, но теперь каждый шаг казался потерянным в вечности. Его существование продолжалось, но не так, как прежде. Он был частью вечного цикла, частью мира, где мифы и реальность смешивались, где личность растворялась, и оставался лишь след, тень, что не могла исчезнуть. Он был в нём — и не мог выбраться. Игори стоял среди бескрайних теней, чувства его расплывались, как река, лишённая берега. Он не знал, сколько времени прошло, его сознание не имело точных границ, и каждое движение было как шаг в пространстве, которое не могло быть измерено. Все, что он когда-либо знал о времени, теперь казалось иллюзией, пустым взглядом на часы, которые остановились на полпути. Вокруг его тела плавали фигуры — все те же мифологические существа, только теперь они казались менее определёнными, как образы, в которых угадывалась только часть их истинной сути. Их лица не имели черт, их движения были плавными, почти нечеловеческими, как тени, скользящие по стенам лабиринта. “Ты живешь в своём страхе, Игори,” — голос был мягким, но каждое слово обжигало, как пламя. — “Ты живешь в своём собственном аду, и ты сам создаешь этот мир вокруг себя.” Игори пытался вспомнить, кем он был до этого момента, но все его воспоминания смешивались в одно гигантское неясное облако. Он помнил только свои страдания, свои падения, свои поиски ответа, но все эти попытки казались смехотворными в этой новой реальности. Он ощутил, как его тело превращается в нечто чуждое ему. Его кожа потускнела, её гладкость исчезла, а на месте ног, рук и головы начали проступать древние руны, которые были знакомы ему, но он не мог понять их значение. Это были символы, которые рассказывали о древних божествах, которых он когда-то знал, и о силах, что манипулировали его судьбой. “Ты не свободен,” — вновь проговорила фигура, и его взгляд остановился на её вытянутых пальцах, которые не касались его, но чувствовались, как чьи-то холодные прикосновения к его душевному центру. — “Ты стал частью нас, и мы — часть тебя.” Его сердце забилось сильнее, но это было не ощущение живого человека. Это было скорее нечто более глубокое, как вибрации в пустоте, которые не могли найти своего исходного источника. Всё было слиянием, смешением, как смерть, которой не было конца. “Ты пытался убежать,” — продолжала фигура, — “но теперь ты понимаешь, что не существует пути назад. Всё, что ты знал, было лишь фасадом. Ты был частью игры, и теперь ты стал частью мифа.” Игори не мог сопротивляться. Он чувствовал, как всё вокруг его разума растворяется в этой новой реальности. Он стал тенью в этом мире, частью бесконечного цикла, который не прекращался. В какой-то момент ему показалось, что он уже не существовал вовсе — его тело, его мысли, его душа стали частью этого мира, как вечная тень, которая никогда не исчезает. И вот, в эту мглу, в тот самый момент, когда все потеряло свой смысл и форму, Игори услышал в своей голове голос, такой же неуловимый, как и всё вокруг. Он не знал, откуда этот голос пришёл, но его слова пронзили его душу. “Ты ищешь ответы, Игори, но ты забываешь одно: ты сам — ответ.” Игори попытался подняться, но его тело сопротивлялось, как будто не имело веса, не имело сущности. Все его движения были не более чем пустой формой, повторяющейся и лишённой смысла. “Ты был обречён с самого начала,” — продолжал тот же голос, — “и все эти поиски, все эти терзания — лишь иллюзия. Ты был предначертан для того, чтобы исчезнуть в этой тени, стать её частью.” Внутри его разума зазвучал еще один голос — тот, который он не мог узнать, но который был близким, родным и одновременно чуждым. Это было что-то, что он никогда не мог понять в своей жизни, не мог до конца осознать. “Ты забыл свою цель,” — шептал этот голос, и Игори почувствовал, как его сознание поглощается. — “Ты стремился к чему-то большому, и теперь ты стал частью того, чего боялся. Ты стал мифом, и миф живёт в тебе.” Тот момент, когда Игори понял, что вся его жизнь была лишь подготовкой к этому падению, был страшным и почти безжалостным. Он не был готов к тому, чтобы исчезнуть, чтобы стать чем-то абстрактным и непостижимым. Но перед ним была реальность, которую он не мог изменить. Мифы обрушивались на его сознание, и каждое их слово становилось для него не просто знанием, но и частью его боли. “Ты не можешь выбрать, Игори,” — продолжал тот странный голос, — “ты уже стал частью этой игры. Игра, в которой нет победителей, нет спасения, есть только вечное возвращение.” Игори ощущал, как его тело, его разум и его душа растворяются в этой бездне, и он становится частью чего-то великого и ужасного. Он уже не мог воспринимать себя как отдельную личность. Всё, что он был, стало фрагментом этой великой мифологической игры, и он утратил свое существование, став её неотъемлемой частью. Затем наступила тишина. Полная и абсолютная. Время не имело смысла. Мифы, божества, тени и свет — все слилось в нечто, что могло быть только концом или началом. Но Игори исчез. И вместе с ним исчезла его личность, его боль, его поиски. Теперь он был частью вечного цикла, частью того, чего не мог понять.
Вперед