Акт 1 — Проклятие начала. Записи Вечности. Запись 4 — Cuando llega el fin, prevalece el misticismo justificado por la mitología, Пьеса в минус первом действии

Ianortien

автор

Метки

Психология Ангст Дарк Фэнтези Жестокость Кинки / Фетиши Философия Психологическое насилие Мистика Психологические травмы Ужасы Попаданчество Триллер Character study Фантастика Эротические фантазии Пророчества Готический роман Этническое фэнтези Мифы и мифология Множественные финалы Темное фэнтези Боги / Божественные сущности Психологический ужас Храмы Вымышленная религия Темный романтизм Психиатрические больницы Психологические пытки Сюрреализм / Фантасмагория Лабиринты Пьеса

Описание

«Пьеса в минус первом действии» — темное фэнтези, где границы между реальностью и внутренними мирами героя исчезают. Игори Нортес, бежавший от своих демонов и переживший психическое разрушение, сталкивается с мифологическими существами, символами и зеркалами, которые отражают его сущность. Каждый мир, который он посещает, — это искаженная версия его сознания, поглощенная конфликтами, болью и страхами. В поисках себя Игори проходит через трансформацию, переживая метафизическую борьбу за свою душу

Примечания

Эта работа является дебютной. Мне хотелось создать глубокий, психологический роман. Главы, по факту, не связаны, ну, формально, сюжет их связывает, но в основном все также, 1 глава, такая же как 9, например, много чего повторяется, и эта цикличность показывает безысходность Игори Нортеса. Я просто пытался сделать психологическое безумие, это странно, знаю, но поверьте, этот стиль вас доведёт до мурашек, углубитесь в неё, она сложная, но если вы ее хоть как-то поймёте, вы себя почувствуете на месте Нортеса. И, возможно, из-за истории Игори вы даже поменяете взгляд на свою жизнь! Поймите «искусство», посмотрите под другим взглядом на эту пьесу, также, как боги и существа мифологии смотрят на всю пьесу в голове игори, хотя она таковой не является, на то она и в минус первом действии, она несуществующая, действия в этой пьесе бесконечны и, одновременно, никогда не происходившие. Локация с обложки описана в 11 главе!

Акт 1 — Проклятие начала. Записи Вечности. Запись 4 — Cuando llega el fin, prevalece el misticismo justificado por la mitología

04 января 2025, 02:21

Но сразу что-то щёлкнуло. Игори стоял на границе мира, где земная плоть сталкивалась с эфемерным. Сзади, в темной бездне, его преследовал тот самый образ — тень, рождённая в его собственном сознании. Она была частью его. Или, скорее, он был частью неё. Её нечеловеческая форма танцевала на границе видимого и невидимого, как древний миф, который всегда оставался скрытым от глаз смертных. Он знал, что не уйдёт, что её цепкие руки будут всё сильнее сжимать его, и он не найдёт спасения. Мифологическая тень была более реальной, чем сам этот мир. Она шептала ему древние слова, неведомые даже самым знатокам древностей. Он не знал, что означали эти слова, но их смысл был ясен: конец уже настал. Ибо, когда наступает конец, разворачивается мистический танец, который уводит за собой все, что когда-то было живым. Этот мир был не просто хаосом, а зеркалом — зеркалом его души. Игори пытался вырваться, но с каждым шагом мир становился всё более зловещим. Он попал в пространство, где не было времени. Время здесь было перерывы, разделёнными мигами, между которые возникали пустоты. Его чувства теряли смысл. Сумбурные образы — боги, демоны, древние животные, которых он когда-то видел в забытых рукописях — были повсюду. Это были не просто тени, не просто проекции. Это были живые сущности, созданные его собственной душой, которые теперь требовали своей доли. Они наклонялись над ним, их губы шептали забытые молитвы, их руки коснулись его кожи, но не приносили облегчения — лишь боль. “¿Cómo llegamos aquí?”, — прошептал Игори, но его голос был поглощён тишиной. Мир не позволял ему быть услышанным. Казалось, он больше не был частью этого мира, но он не мог найти пути в иной. Это был мир, где переживания стали реальностью. Психологический лабиринт, в который он был затянут, был построен из его собственных страхов и сомнений. Он двигался, не осознавая, как долго это продолжалось. Впереди возникла фигура, едва видная в тусклом свете. Существо, которое не могло быть реальным — существо с огромными крыльями, как у падшего ангела, с лицом, которое искажалось в каждой тени. Игори почувствовал, как его душа пронзается этим взглядом, как нечто древнее и неведомое касается его самых тёмных уголков сознания. Существо было его страхом. Существо было его истиной. Игори остановился, чувствуя, как его сердце отступает в тени, как его тело окаменело под взглядом этого существа. Он пытался вдыхать, но воздух здесь был вязким, будто его легкие наполнялись чёрной смолой. Существо медленно двигалось вперёд, его огромные крылья расправлялись, создавая вихрь, который мог бы вырвать всё из его сознания. Игори чувствовал, как его ум разрывается на части, как мифы и религии, которые он когда-то изучал, теперь стали теми самыми демонами, что обрушиваются на него с небес. “¿Quién eres?”, — его голос был тихим, почти потерянным в туманной пустоте, но сущность не ответила. Вместо этого она подняла одну из своих длинных, покрытых чешуей рук и указала на Игори. Он понял, что эта тень не просто след его страхов — она была судом, который сам он создал. Судом, который был вынесен на основе его собственных грехов и тёмных желаний. Пока он стоял, парализованный страхом, перед ним стали вспыхивать изображения — неясные, искажённые, но полные смыслов. Боги. Мифические создания. Жрецы и маги, которые когда-то обрекали свою душу на службу этим силам. Все они были здесь. Или, точнее, все они были им. Его собственная душа раскололась, и теперь она предлагала ему увидеть невообразимые сцены. Мифы о конце мира, о последних битвах между богами, о падении царств — всё это было частью его сознания, и теперь ему пришлось пережить эти ужасы лично. Он сам был причиной того, что увидел. Это был ад, созданный не в иной реальности, а в его собственной голове. Он чувствовал, как это место поглощает его. В его разуме мелькали образы разрушенных храмов, где, возможно, когда-то поклонялись древним богам, но теперь эти боги лишь насмехались над его слабостью. Он видел, как они, лишенные формы, выходили из темных коридоров, неся с собой вечные вопросы и ответы, от которых не было спасения. Эти боги не даровали исцеления — они требовали лишь боли. Игори ощущал, как их присутствие пожирает остатки его разума. Но его не отпускала одна мысль: он должен понять, что всё это — его создание. Он стал богом своего собственного ада. Существо перед ним, которое теперь казалось больше тенью, чем плотью, с невыразимой жестокостью двигалось в его направлении. Игори чувствовал, как его зрение становится размытым, а воздух снова наполняется этим густым, тяжёлым невежеством. Его тело начало сжиматься, но он не мог шевелиться — как в ловушке, как будто сам мир стал его клеткой. Неведомая сила, скрытая в этих тенях, начала играть с его восприятием, и каждый шаг существа отзывался в его голове как эхо с мрачных звуков. “Todo lo que has visto… todo lo que crees saber… es solo una ilusión creada por tu propia mente”, — голос было трудно различить, он был одновременно и в его ушах, и в самом сердце. Игори не мог понять, кто или что произнесло эти слова. Он знал только одно: теперь не было ничего, кроме этой боли и пустоты. Перед ним распахнулась пропасть, черная и бездонная, и в её недрах исчезли даже самые базовые понимания — правды и лжи. В этом космосе, который казался одновременно бескрайним и ужасающе тесным, он видел лишь себя. Он видел свои поступки, свои страдания, свою любовь и свою ненависть — все это танцевало перед ним, как сворачивались в узоры тени. Все эти силы, которые, казалось бы, принадлежали далеким мифам и богам, теперь были его частью. Он сам был тем, кого боялся. Тот, кого пытался изничтожить в своей жизни, скрывался внутри его. Игори почувствовал, как этот груз сознания вновь сжался вокруг его сердца, как будто само пространство стало живым и дышащим. Он слышал громкие, зловещие шаги, но их источником были не только тени. Это был он сам. Его собственные страхи и проклятия бродили внутри него, и теперь они требовали быть услышанными. “Ты хотел увидеть конец?” — прошептал голос, который теперь становился всё ярче, с каждым словом окрашиваясь в жуткие оттенки, которыми Игори никогда не мог бы мечтать. Он вспомнил свои исследования, те книги, которые он когда-то изучал, где великие учёные и философы описывали, как истина лежит где-то в самом конце. Но истина здесь была другой. Она не спасала. Она не давала спасения. Она была лишь тяжким грузом, который разрушал его изнутри. Вдруг его осознание пришло в движение, как если бы весь мир начал рушиться, разлагаясь на мелкие кусочки. Игори, наконец, понял, что ему нужно было столкнуться с этим. С этим темным божеством, что скрывалось в его душе, с этим вечным судом, которому он не мог сопротивляться. Это был его путь. Путь через боль, через страдание. Путь, который вёл его в пустоту. Он снова сделал шаг, но не вперед, а в сторону. Тот самый шаг, который должен был привести его к своему собственному падению. Но теперь он осознал: падение не было концом. Падение — это освобождение. Когда его тело, наконец, коснулось холодной земли, и воздух вокруг начал становиться густым, как патина на старой статуе, Игори почувствовал, как его душа начинает растворяться. Тени, что окружали его, теперь стали его единственными спутниками, их очертания изменялись и сливались в причудливую массу. Каждая их грань — это было его собственное отражение, но искажённое до неузнаваемости, как зеркала в заброшенном дворце, в котором за каждым углом скрывалась другая реальность. “¿Lo ves ahora? ¿Lo ves en cada rincón de tu alma?”, — вновь этот голос, который теперь звучал как пение древней хоры, мелодия, что вела его в неведомую бездну. Игори пытался встать, но его ноги словно утонули в земле. Он был парализован не физически, а ментально, поскольку этот мир был тем самым лабиринтом, в котором не было выхода, только множество внутренних переходов, ведущих в вечные темные залы страха. Он знал, что в этом месте его страхи обрели реальную форму. Их не могло не быть. Они были его самими, его внутренним миром, полностью осквернённым и разорённым его собственным отражением. Эти существа, эти мифы, что раньше казались чем-то абстрактным, теперь явились как живые и вонзившиеся в его сознание ножи. Игори понял, что он и есть тот самый миф. Он и был тем чудовищем, тем богом, которого так долго искал. Его разум снова поглотила пустота, но теперь эта пустота казалась другой. В ней не было ни покоя, ни страха. Только вакуум, который не оставлял места для надежды. И вот среди этого пустого пространства, где его мысли терялись, он услышал что-то ещё. Что-то, что не было голосом, но ощущением. Это было нечто глубже, что-то, что пришло из самых недр его души. Игори подумал о своей жизни, о тех моментах, которые казались важными и значимыми, а теперь вытирались как мел на доске. Он думал о том, как вел этот бесконечный путь, как всё, что когда-то казалось реальным, теперь было лишено смысла. Он любил, но не знал зачем. Он ненавидел, но не понимал, почему. В этом мракe, среди мифов и богов, его чувства стали как раскалённые угли, которые не горят, но обжигают. “¿Y si todo lo que has creído es mentira? ¿Y si nunca hubo nada más que esta tortura?”, — эти слова проникали в его разум, как яд, но он уже не мог сопротивляться. Игори почувствовал, как его душа снова и снова скользит по этому бескрайнему пустому пространству, возвращая его к тому, с чего всё началось. Его шаги стали всё более уверенными, и каждый из них вёл его всё глубже в этот мрак. Он знал, что его путь не закончится, но он уже не мог различить, что это за путь: будет ли это путь к искуплению или вечному забвению. И вот, наконец, перед ним возникла новая фигура, почти неосязаемая, как туман, который ещё не принял форму. Она была одновременно далека и близка. Игори чувствовал, как его внутренности сжимаются, как будто его сердце пытается вырваться из груди. Существа, что окружали его, теперь начали смеяться. Смех был громким и беспощадным, как барабанный бой, который не знал конца. Каждый смех разрывал тьму, и в этот момент Игори понял, что эти существа — это его собственные демоны. Но они не были физическими существами; они были его мыслями, его сомнениями и страхающимися воспоминаниями. “Todo lo que has buscado está aquí, dentro de ti,” — прошептала фигура, её слова звучали как многоголосый хор, словно все разрозненные части его разума сливались в один поток. И как только она произнесла эти слова, земля под его ногами начала дрожать, и тени стали выть, как ветры, что не имеют начала и конца. Игори не мог больше смотреть. Он закрыл глаза, но это лишь усилило чувство, что всё, что он когда-либо знал о себе, начало исчезать. Он почувствовал, как его тело утопает в этом бескрайне изменчивом пространстве, что больше не было реальностью, но и не было полностью иллюзией. Мифы оживали, переплетались с его душой, с его внутренними конфликтами, образуя единую пустую паутину. Перед ним возникло лицо — лицо, которое он давно не видел, лицо, что было его собственной тенью, его проекцией, его предателем. Лицо было искажённым, но он знал, что это был он сам, лишь в более ужасной, темной форме. Он ощутил, как его душа замирает на мгновение, в тот момент, когда его собственное отражение смотрело на него с холодным, беспощадным взглядом. “Lo que ves es lo que eres,” — тихо, но властно произнесло лицо, и Игори почувствовал, как его внутреннее “я” начинает разрушаться, как если бы эта фигура была тем самым зеркалом, которое он пытался разбить всю свою жизнь, чтобы освободиться от этой тирании. Тень была его слугой и его врагом одновременно. Она отголоском его самой темной стороны, за которой он гнался, но никогда не мог поймать. И теперь, когда эта тень стояла перед ним, его жертва была завершена. Игори понял, что он был всегда заперт в этом цикле, заперт в себе. Всю жизнь он пытался сбежать, но теперь, наконец, осознавал, что невозможно убежать от самого себя. “Si no puedes huir, ¿cómo puedes enfrentarte a ti mismo?”, — этот вопрос эхом отразился в его сознании, и он, ощущая, как его разум начинает терять связь с этим миром, понял, что нет ответа, есть только тьма. И тьма продолжала поглощать его, медленно, но неизбежно, пока весь мир не стал её частью, пока и тени, и реальность не слились в одно. Он почувствовал, как его тело и душа сливаются с этим безмерным мраком, как если бы все, что он знал о себе, исчезало в одном едином моменте. Тень, что стояла перед ним, становилась всё ярче, всё более отчетливой, но она не была только тенью. Это был образ его внутреннего адского мира, тот самый мир, в котором он уже давно жил, но не осознавал этого. Он пытался бороться, но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее становилась связь. Каждое движение, каждый вдох отдавался эхом в его теле, как болезненная память, о которой он забыл, но которая вернулась. “¿Quién eres ahora?”, — снова спросила тень, её голос звучал как многоголосие, но в этом голосе было что-то другое — нечто живое, нечто, что могло бы убить его. Этот вопрос был как укол, но он не мог найти ответа. Он не знал, кто он, не знал, что из него осталось, что из него вообще когда-либо существовало. Свет вдруг возник из тьмы, и Игори ощутил, как он снова падает в пустоту, его сознание не успевало за этим беспорядком, за тем, что происходило вокруг. В этот момент он ощутил, как мир сужается, как каждая часть его сущности пытается удержать всё то, что он видел и пережил. Всё, что было, теперь не имело значения. Он оказался в месте, где не существовало ни времени, ни пространства, ни рассудка. “Y todo lo que has vivido es sólo un sueño,” — шептала фигура, и Игори почувствовал, как она касается его души. Этот контакт был болезненным, но не физически. Это была боль, пронизывающая его сущность, боль, что он чувствовал внутри, но не мог объяснить. Он понял, что это место — не просто какое-то пространство. Это было продолжение его разума, его кошмара, его страха. Каждый элемент этого мира был частью его собственной боли, его собственной неотвратимой судьбы. Он был заперт здесь не потому, что был наказан, а потому, что был тем, кто сам создал эти цепи. Всё, что он видел, всё, что он ощущал, было порождением его разума. Вдруг его взгляд поймал движение. И вот оно, существо, что двигалось в темноте, казалось, оно было и в то же время не существовало. Оно было неясным, неуловимым, как шепот в пустоте. Это было нечто более ужасное, чем просто кошмар. Оно было живым, но не реальным. Существо приближалось к нему, и каждый шаг заставлял Игори чувствовать, как его душа начинает терять свою форму. “Es el final,” — произнесло существо, его глаза были полны огня, полны того самого страха, который Игори пытался избегать. Но теперь этот страх стал частью его сущности. И Игори понял, что не существует конца для того, кто не может убежать от самого себя. Существо приближалось, и Игори стоял перед неизбежным, но в этом не было трагедии. Это был его выбор. Время завершилось, и он был готов встретить его. Именно в этот момент Игори осознал, что больше не существует пути назад. Существо стояло перед ним, его форма начинала искривляться, становясь всё более искаженной, смешиваясь с тенью, с самим мраком, что охватывал всё вокруг. Игори почувствовал, как его собственное тело утрачивает форму, как сознание начинает рассыпаться на части. Каждое слово, произнесённое этим существом, было как последний гвоздь в его могиле. Он пытался кричать, но его голос был поглощён тьмой, его крик не был услышан, не был даже возможен в этом месте. “Ya no eres tú,” — сказал существо, и слова эхом отозвались в его разуме, разрушая остатки его самоопределения. Игори не мог понять, где он, не мог понять, что было реальностью. Всё смешивалось: боль, свет, тьма, страх, и в этой смеси не было ни начала, ни конца. Всё сливалось в одно — и он был частью этого. Не больше, не меньше. Он был как песчинка в бескрайний океан времени и боли. Он чувствовал, как его душа теряется в этом космосе, где не существует ни спасения, ни свободы. Он был частью этого ада, частью этого извечного цикла. И в этот момент Игори понял, что не было ни начала, ни конца, что не было никакой точки, к которой можно было бы вернуться. Время стало для него чем-то чуждым. Он не мог ни бороться, ни искать спасения. Он был лишён всего, что когда-либо давало ему ощущение существования. “Es el final, pero no es el fin,” — произнесло существо, и его голос проник в самые глубины его сознания. Игори вдруг понял, что «конец» не значит ничего. Он не был освобождён, он не был наказан. Он был просто частью этого бесконечного процесса, как вечный круг, что повторяется снова и снова, без надежды на завершение. Существо протянуло руку к нему, и Игори, не в силах отстраниться, посмотрел в её тёмную глубину. Это была рука, не имеющая начала и конца. Он был её частью. В этом взгляде не было ни страха, ни боли, лишь молчание, полное ужасной вселенской истины. Он был здесь, он был в этом мире, и теперь он не знал, есть ли хоть что-то за пределами этого. Существо коснулось его, и в этот момент мир растворился. Игори больше не чувствовал себя отдельной личностью. Он стал частью этой пустоты, этой тени. Мифы, боги, религии, все, что было, стало бессмысленным. Он понял, что существует только этот момент — момент, когда нет ничего, кроме собственной утраты. И эта утрата была его настоящим «я». Всё исчезло. Тьма поглотила свет, и Игори исчез в этом бескрайнем мрак. И этот мрак был его домом. Он был не живым и не мёртвым. Он был ничем. Всё исчезло, кроме боли, которая стала частью его сущности. Это было не конец. Это было начало бесконечного.