Сердцепреклонённые

*** Голубоватые буквы «Кавказа» сияли мертвенным светом. От этого места несло смертью, и Алик всякий раз с отвращением входил в ярко освещённый холл, наполненный фальшивой позолотой. В стеклянной будке гардероба скучала пожилая армянка Нана. Он кивнул ей и бросил на себя взгляд в огромное зеркало в бронзовой раме. Разбитая губа уже не так сильно привлекала внимание, но под глазами залегли глубокие фиолетовые тени, из-за которых он выглядел измождённым. Зураб, как обычно, сидел за своим столиком в окружении искусственной зелени. Рядом суетилась официантка, убирая остатки десерта. — Здорово, Зураб, — Алик с шумом отодвинул стул и сел, широко расставив ноги. Навалился грудью на стол и пристально посмотрел кавказцу в глаза. — Давай по-быстрому, чё хотел, времени нет. — Здравствуй, афганец, — Зураб неторопливо вытер рот салфеткой. — Вы, молодые, вечно спешите куда-то, суетитесь. Неправильно это. — Жить спешим. Сам знаешь, у «быков» век недолог. — Жить надо умно, Алик. На рожон не лезть, с нужными людьми уметь договариваться. Учу, учу тебя, а проку пока что мало. — Завязывай с лекциями, Зураб. Говори, зачем звал и расход, — Алик зло посмотрел на вызывающе спокойного кавказца. — Человека одного проверить нужно. Женщину, — уточнил Зураб бесстрастно. — Чё за женщина? — Алик закурил и налил из хрустального графинчика водки. — Приходила одна сегодня в ресторан. Аликой зовут. Мои люди за ней проследили, выяснили, что она остановилась в гостинице «Молодёжная». Но, думаю, провела она их. Взгляд у неё, как у лисы, чувствую, непростая девка. А ты сам знаешь, как женщины могут завлечь, окрутить. У них хитрости на десятерых мужчин хватит, над ними сам шайтан верховодит. Имя из далёкого прошлого растревожило старую рану. Алик залпом опрокинул в рот водку и налил по новой. — Закуси, дорогой, — Зураб подвинул к нему розеточку с чёрной икрой. Алик демонстративно занюхал водку рукавом кожанки. — Почему я, Зураб? У тебя шестёрок жопой жуй. Раскопают родословную этой девки до седьмого колена, — хрипло спросил Алик. — Тебе я доверяю, — ответил Зураб просто. — И не задавай лишних вопросов, афганец. Сам не знаю, чем мне эта женщина показалась подозрительной. Считай, интуиция старого волка, — он рассмеялся. — Ладно, чё, — пожал плечами Алик. — Деньгами не обижу. Тебе к свадьбе готовиться надо, молодую жену покуражить как следует. — Перед тем, как пулю в лоб получу, да, Зураб? — усмехнулся он. — Плохо ты обо мне думаешь, дорогой, — покачал головой Зураб. — Ты же мне за эти годы… — он поперхнулся и сделал глоток воды из стакана. — Всё, можешь идти, не задерживаю. Алик затушил сигарету и поднялся. Зураб вздохнул. — И завязывай с боями. Всех денег не заработаешь. — Чтобы от тебя откупиться, все средства хороши, — выплюнул Алик со злостью. *** Алика вошла в холл гостиницы, и любезно улыбнувшись портье за стойкой, спросила, не останавливался ли здесь её друг. Назвала вымышленное имя и принялась ждать, постукивая длинными ногтями по розовому мрамору. Два бугая с тугими шеями пасли её всю дорогу, и она мысленно поблагодарила свою интуицию за то, что решила пойти пешком. Слежку Алика давно научилась чувствовать кожей. Сквозь панорамные окна холла, в которых отражались огни хрустальных люстр, было плохо видно, что происходит на улице. Портье, извинившись, предсказуемо ответил, что человек с такими данными в их гостинице не зарегистрирован. Алика изобразила досаду, а затем, жалобно всхлипнув, попросилась в дамскую комнату. Портье, помешкав, указал ей направление. Но Алика, дойдя до туалета, свернула в другую сторону, к чёрной лестнице. Там она поднялась в крыло для персонала и, какое-то время поблуждав по мрачному коридору, вышла к закутку, где стояли номерные шкафчики. Подёргала для верности ручки и, убедившись, что все они были заперты, достала пилку для ногтей. Замок первого же шкафчика пал под натиском пилки и её умелых рук. Правда, внутри не оказалось ничего полезного. Зато на третьем шкафчике улыбнулась удача. Вытащив чьи-то стоптанные кеды и яркое цветное платье, она быстро переоделась, положив на полку свои шикарные шпильки и прикид от «Шанель». В кедах и дурацком платье с ромашками она стала выглядеть совсем школьницей. В туалете Алика смыла макияж и заплела волосы в две косички. Затем достала из сумочки пудру цвета загара и тушь. В результате всех манипуляций из зеркала на неё смотрела смуглая девочка-таджичка с густыми чёрными бровями. Рассмеявшись, она заснула сумку в мусорное ведро, предварительно вытащив из неё любимую помаду, визитку Зураба и ключ от номера. На улице никого не было. Пружинистым шагом Алика дошла до трамвайной остановки, осторожно осматриваясь по сторонам. Слежки не было. Попросив у благообразного вида бабульки двушку, она уже своей обычной походкой подошла к телефонной будке и набрала номер. — Забери меня, — сказала она устало и продиктовала адрес. — Я отказываюсь от этого дела, — заявила Алика, когда «Дэу» мчала их в отель. — Почему, позволь узнать? — Он умный и хитрый. И не поверил ни одному моему слову. Его охрана пасла меня всю дорогу. — Да, он очень осторожный. Именно поэтому нам ни разу не удалось его поймать — не было ни улик, ни доказательств. Но теперь всё по-другому. Зураб постарел и начал терять хватку, теперь ему нужны шестёрки, чтобы выполнять грязную работу. А чем больше людей в преступном синдикате, тем выше шанс утечки информации. Да и у нас возможностей стало больше, — Осокин ободряюще улыбнулся, но Алика скривилась. — Он меня убьёт при малейшем подозрении. — Ты просто переволновалась. Хочешь, поедем покататься на речном трамвайчике? Успокоишься, придёшь в себя. — Я хочу спать. — Как скажешь, миссис Халед, — спокойно ответил Осокин и прибавил скорость. О, да, миссис Халед. Миссис Фелисидад Халед. Это имя было вписано в её фальшивый американский паспорт. Кем была настоящая Фелисидад, Алика предпочитала не задумываться. Но на мутной цветной фотографии лицо девушки было чем-то похоже на её собственное. И оно казалось её несчастным. Алика позвонила по номеру на визитке через три дня. Завела ничего не значащий разговор о погоде. В голосе Зураба ей послышалась тщательно скрываемая радость, и это её немного ободрило. — Ну как, готовы воспользоваться моими услугами гида? — шутливо спросил Зураб. — Почту за честь, — поддержала его тон Алика. — Я пришлю за вами машину. Где вы остановились? — В гостинице «Молодёжная». — Вот как? — с усмешкой спросил он. — Что ж, знаю это место, очень… бюджетное. — Я привыкла жить не по средствам, — дерзко ответила Алика. — И пусть ваш водитель подождёт, потому что я обязательно задержусь! — с этими словами она бросила трубку. В «Молодёжной» она сняла номер по своему старому паспорту. Осокин отругал её за такую самодеятельность, но Алика понимала, что люди Зураба обязательно проверят, живёт ли девушка с таким именем в этой гостинице. Алика Кемер давно умерла, её не существует. Но для людей Зураба она будет жить в гостинице «Молодёжная». Алика не сомневалась в том, что Зураб будет копать под неё, искать, кто она такая. Но конце концов он может принять её за валютную проститутку или охотницу за деньгами, которых так много развелось в постперестроечной России. Хотя надежды на это было мало. Видимо, слишком уж глубоко Зураб погряз в криминале, если даже за случайной посетительницей ресторана установил слежку. Она надела лёгкие льняные брюки и блузку в бело-голубую полоску. Подвела глаза и губы. Расчесала свои длинные прямые волосы, вдохнув их запах любимого шампуня с жасмином. Нанесла на запястья по капле духов «Диориссимо». Нацепив на нос большие солнечные очки, она подхватила сумку и вышла из номера. На душе было тревожно. *** Солнце жарило совсем не по-весеннему. Алик расстегнул кожанку и ускорил шаг. Из сквера вырывался запах первой весенней травы, и играла музыка. Возле подземного перехода продавали белую сирень. Он отметил для себя, что на обратном пути не помешало бы купить букет для Эли. До «Молодёжной» он добрался на трамвае. Его «Харлей», его верный конь, вот уже вторую неделю томился в гараже, ожидая поставки дорогущей запчасти для ремонта. После гиперинфляции девяносто второго денег не хватало катастрофически, и Алик иногда ловил себя на страшной мысли о том, что ему повезло принять предложение Зураба. Теперь он мог помогать Надьке, профукавшей квартиру из-за собственной глупости. Конечно, они с пацанами ворвались и разгромили эту шарашкину контору, но квартира была уже продана, в ней проживали другие люди. И теперь Надькина семья ютилась в квартире у свекрови, которая на дух не переносила невестку, отнявшую у неё любимого Феденьку. Прохлада холла показалась живительной после жара улицы. Он подошёл к стойке портье и спросил бледного парня в фирменном пиджаке: — Слышь, парень, здесь проживает женщина с именем Алика? — Нам запрещено выдавать сведения о постояльцах, — заученно сказал портье. — Меня это не ебёт. Ну, так проживает? — он сунул руку за пазуху. Портье выронил из рук стопку буклетов, которую держал до этого. — Боже, что вы делаете?! — Пытаюсь заставить тебя говорить, — усмехнулся Алик и достал бумажник. — Ну, сколько хочешь за информацию? Штуку? Две? — Уберите деньги, — прошептал он, судорожно озираясь. — Я вам так скажу, только покиньте здание поскорее. Вот, Алика Кемер, триста второй номер. Она? — Алика Кемер? — переспросил Алик. — Уверен? — Да! Покиньте, пожалуйста, нашу гостиницу. Алик заморожено кивнул и отошёл от стойки. Имя из прошлого звенело в ушах и отдавалось застарелой болью в сердце. Оно звучало, как заклинание, возвращающее мёртвых. И она вернулась в его память. Её лицо проступило сквозь толчею дурных мыслей так естественно и легко, как земля из-под снега весной. День, когда она впервые переступила порог класса, стал его самым ярким школьным воспоминанием. Конечно, были и комсомольские собрания, и футбольные матчи в сквере, и походы с костром и палатками, и весёлые субботники. Были многочисленные дни его триумфа и редкие — поражений. Но время объело эти воспоминания, истёрло до прозрачности, и нужно было напрягать память, чтобы погрузиться в них вновь. А тот сентябрьский день застыл увековеченным кадром, словно бы с её ручной кинокамеры, которую она таскала с собой для понта. Она перевелась к ним в начале десятого класса. Вступила в это унылое царство труда и знаний чёрной шахматной королевой, делающей победный ход. Маленькая, гибкая, с длинными тёмными волосами и таким подвижным, живым лицом, словно под кожей у неё текла не кровь, а ртуть. Пунцовый рот, как открытая рана. Раскосые голубые глаза, похожие на море, пронизанное солнечными лучами. Пионерские галстуки уже не носили, и дело Ленина оказалось никому не нужно, поэтому она со своим лицом принцессы и фирмовыми платьицами была идеальной дочерью уходящей эпохи. Рок-н-ролльная царевна, грубый придорожный цветок, выращенный однако в хрустальной теплице. Она вошла в класс в сопровождении делегации из директора, завуча и учителя географии. Все трое улыбались, как на демонстрации, а девчонка стояла, даже не пытаясь скрыть скуку, смотря сквозь любопытные лица. Директор долго и нудно бубнил про регалии её отца, а затем представил замороченным именем, которое ей чертовски шло. Алика Кемер, даже имя у неё было, как у восточной принцессы. — Всем здрасьте, — сказала она и царственно прошествовала к первой парте, не дождавшись разрешения сесть на место. Пропустила мимо ушей все шепотки, оставаясь неулыбчивой, ледяной принцессой. Но на перемене её обступили любопытствующие девчонки, и ей пришлось отвечать на их вопросы. Но нехотя, так, словно всё, что она рассказывала, начиналось с маленькой буквы. — А новенькая ничего такая, — небрежно бросил Алик друзьям, когда они проходили мимо стайки галдящих девчонок. — Да ну. Ты посмотри, кривляется, как мартышка. Алик посмотрел. Она стояла в центре девчачьей толпы и что-то рассказывала, играя своим подвижным лицом, на котором отчётливо была выписана каждая эмоция. — Не скажи. Губы какие, прикинь, — он сказал это нарочно громким голосом, но она даже не обернулась. — Когда ты перестанешь заглядываться на девчонок, капитан? — Когда мне положат пятаки на веки, — засмеялся Алик. Она подошла к их компании после уроков, когда они курили за зданием трудов. Её встретили с ухмылкой — ни одна из знакомых им девчонок не могла вот так запросто подойти к пацанам. А она поздоровалась, как ни в чём не бывало, и улыбнулась, оценивая собравшихся. Прежде распущенные, теперь её волосы были собраны в хвост, и Алик заметил, что в ушах у неё покачивались необычные серьги в виде игрушечных самолётиков — синего и красного. — Вставай со мной рядом, — сказал Егор, сделав приглашающий жест. Она только засмеялась, не двинувшись с места. — Дохлый номер, Бойченко, куда тебе с такой пролетарской рожей. У неё отец большой начальник, — насмешливо сказал Алик, нарочно выпустив дым в её сторону. — Ну, есть начальники и побольше, — ответила она в тон, проигнорировав его выходку. — Можно мне тоже сигарету? — А папаша тебе по жопе не даст за курение? — Я же его сюда не зову. Она пристроила портфель на груду старых парт и встала рядом с ними под козырёк. Поближе к Алику, но так, чтобы видеть его лицо полностью, а не только профиль. Пацаны дружно признали за капитаном право стоять с ней, поэтому только понимающе переглянулись. Среди пацанов Алик был самым мелким, но выделялся своей спокойной уверенностью человека, знающего, что такое достоинство. Недаром именно его выбрали в капитаны школьной футбольной команды. Он неплохо играл на гитаре и носил понтовую куртку из «старой» кожи, которая на самом деле была жутко модной — отец привёз из командировки в ГДР. Волков-старший гордился им, стремительным и ярким, как солнечный луч, задвинув далеко за край отцовской любви старшую дочку. Он растил его героем, мечтая, видимо, чтобы мальчик стал недострелянным солдатом, меняющим свои кровь на железки медалей. Но Алику никогда не нравились книги про революционеров и красноармейцев, которые он ему подсовывал. Непредсказуемая советсткая действительность говорила о том, что нужно быть настороже, готовила подрастающим пацанам почву для подвига, и отец верил, что Алик искупает их фамилию в триумфе воинской славы. Пока другие матери читали Отче наш и заново начинали верить в Бога, который поможет их сыновьям миновать чашу Афгана. Девчонка оказалась ему до плеча. Крохотная, как воробушек, но красивая, как киноактриса. От её волос пахло нагретым на солнце мёдом. Он протянул ей помятую пачку и спички. — Что, домой идти неохота? — спросил Алик, прекрасно поняв, что из всех пацанов Алика отдала предпочтение ему. По крайней мере, в этом разговоре. — Отцовский водитель задерживается, — равнодушно ответила Алика. Он уже знал из школьных сплетен, что её привезла серая «Волга» с правительственными номерами. А отец её был из высших военных чинов, серьёзный такой мужик, который за свою дочку мог раскатать по уставному параграфу. — Слышь, а пешком ты вообще не ходишь? — Только по выходным, — её голос нейтрален, как лакмус, и по нему невозможно было определить, шутит она или говорит правду. А смотреть на неё Алик не решался — ещё зазнается. — Покажешь мне город? — спросила она с уверенностью, что он согласится. — В кино посмотришь, — хмыкнул Алик. — Давай я тебе покажу? — встрял Раевский. — Предложение действительно только один раз и только для одного, — она сделала ещё две жадные затяжки и сорвала стебелёк травы, растерев его между пальцами. Мимо проехала серая «Волга». — Ладно, мальчики, с вами было чертовски интересно. До завтра, — она махнула им рукой. Алик смотрел на её уходящую спину и думал, что было бы неплохо, если бы она обернулась. Но она продолжала идти, не оборачиваясь, пока не скрылась за поворотом.