Нить судьбы

Черные, как смоль, волосы, яркие, цвета охры с янтарными вкраплениями глаза, длинные ресницы, тонкие темные брови, выразительный светлый взгляд — все это сочеталось на моем сегодня невероятно красивом лике. Я слегка покрутился возле зеркала. Длинный подол черного френча слегка приподнялся, когда я приподнял руки, чтобы лучше рассмотреть свой образ. Белоснежную рубашку с подправленным воротом я заправил в брюки, закрепив их пряжкой ремня. Весь мой образ кричал о статности и величественности хозяина. Всё было так, как я и добивался. Сделав небольшие красные стрелки, что ни капли не портили мой образ, взгляд приобрёл хитрый, даже демонический вид. Часть волос были закреплены большой высокой шпилькой кроваво-красного цвета, доставшейся мне от моей покойной матери, а другая часть осталась покоиться на моей спине, прикрывая обнаженную кожу шеи. Я теперь был прекрасен для неё. С прямой осанкой, чуть приподнятым подбородком я взял её пальто и спустился по лестнице в холл отеля, где мы решили ждать друг друга. Уверенные спокойные шаги, стук каблуков приковывали взгляды всех находящихся здесь стран. Кто-то даже вздохнул, вызвав у меня довольный смешок. Меня веселили их шепотки между собой. Разворот — и вот я стою лицом к лестнице, дожидаясь свою прекрасную любимую. Я уверен, она сегодня будет как никогда прекрасна. Мои глаза распахнулись при таком божественном её виде. Сердце затрепетало, а я уже не мог ни на кого смотреть. Россия аккуратно спускалась по лестнице. Ее длинное, в тон моему костюму платье с вырезом до середины бедра казалось плыло за ней. Короткие волосы были уложены и лежали свободным ворохом на её плечах. У всех стран чуть челюсть не обвалилась, когда она подошла ко мне и положила мне свою руку на грудь. Теперь она была со мной практически одного роста. Её васильковые глаза смотрели со знакомой мне прозорливостью и уверенностью. Она сделала себе легкий макияж, накрасив красной помадой губы и припудрив лицо, но это никак не портило её. Наоборот, Россия подчеркнула свои чудесные для меня черты лица. -Ты сегодня такой красивый, Китай, — тихо сказала Россия. Она взяла мою руку и положила её себе на талию. Мне кажется, что я сегодня умру. -Под стать тебе, Росс, — также тихо ответил ей я. Шепотки усилились, когда мы пошли в сторону выхода из отеля, где я надел на Россию её пальто. Она благодарно кивнула мне, слегка покраснев. Нужно чаще за ней ухаживать, гораздо чаще. Водитель открыл дверь для нас, слегка поклонившись. Я помог России присесть на заднее сиденье и сел с ней рядом. -Темно уже, — сказала она, взглянув в окно, — Кит, а ты не знаешь где находится этот ресторан? -Он где-то в центре Нью-Йорка. Названия не помню, — я слегка придвинулся к ней, на что Россия тут же обернулась. -Понятно, — она выдохнула и растеклась по спинке кресла, лениво продолжив смотреть в мои глаза. Несколько минут мы вели немой разговор. -Ты такая красивая, Россия, — не удержался я. Она тут же усмехнулась и ответила мне на моем языке: -Под стать тебе, Китай, — передразнила она меня. Мое сердце бешено заколотилось, и мне до боли в груди захотелось поцеловать в эти явно мягкие губы. После недолгой, но мучительной для меня поездки, наши ноги коснулись тротуарной плитки, уложенной перед входом в ресторан. Здание находилось недалеко от городского парка Нью-Йорка, что я тут же подметил для себя. Мне хотелось сводить Россию в этот парк и насладиться нашим с ней времяпровождением. Войдя в ресторан, что был на одном из этажей здесь, мы тут же были шокированы такой атмосферной красотой. До скрипа начищенные полы, стеклянные, увесистые люстры, столики с красными, приятными на ощупь, скатертями, высокие окна на самые чудесные виды города. Все в этом ресторане было невообразимо роскошно и богато. -А Америка постарался, — подметила Россия, — не пожалел же денег на всё это. -И не говори, — ответил я и положил ей руки на плечи, — но вся эта роскошь не затмит твою уникальную красоту. Она тут же обернулась ко мне, но мой взгляд уже гулял в поисках КНДР и Казахстана. Хоть брат России и отговаривал его от этого «выхода в свет», но мой друг оказался непоколебим. Он все же пришел со всеми своими ссадинами и ранами сюда. Россия решила продолжить наш разговор: -Ты сегодня мне говоришь так много комплиментов, — её губы тронула улыбка, — с чего бы? -Потому что такая красивая девушка заслуживает комплименты, — я попытался вложить всю искренность в свои слова. Она похлопала меня по плечу и засмеялась. -Спасибо, Кит. Мне очень приятно это слышать, — она тут же перевела разговор в другое русло, — слушай, а ты кого искал-то? -КНДР. Он где-то здесь ходит среди этой толпы, — в этот же момент я прищурился и заметил знакомый силуэт, — вон, вроде он. Пойдешь со мной? -Пойду, заодно и Казахстана поймаю, — мы взялись за руки и пошли через множество веселящихся людей с игристым шампанским в руках. Как оказалось, мои глаза не обманули меня. Тот силуэт оказался действительно моим другом, что сейчас вел беседу с Вьетнамом. Они стояли в дальнем углу возле лестницы на второй этаж. По их взгляду можно было понять, что это обыкновенная беседа. -Добрый вечер, КНДР, Вьетнам, — первая поздоровалась Россия и пожала им руки. Я вслед за ней проделал тоже самое, — рада вас видеть. -Мы вас тоже рады видеть, — Вьетнам сегодня был умиротворённым, что никак не вязалось с его обычно весёлым и шутливым настроением, — как у вас дела, Россия? Вы сегодня неописуемо прекрасны. -Благодарю, приятно слышать. Пока что всё в норме, справляюсь. А как ваши дела? -Так же. Все в какой-то степени хорошо. Китай, — он уже обратился ко мне, — как ваши дела? -Все чудесно, — с полуулыбкой ответил ему я, — надеюсь, вы не собираетесь вновь пугать меня как в 1990 году? -Нет, пока что не собирался, - он неуверенно посмеялся, и слегка покачал головой, — ладно, рад был вас видеть, а я пока что пойду возьму что-нибудь перекусить. Фуршет сегодня прекрасный, советую попробовать. Он еще раз оглянулся на нас и растворялся среди толпы. Только я, Россия и КНДР остались здесь. -Как-то он быстро ушёл, — подметила Россия, с чем я с ней согласился. Такое поведение для него было странным: как минимум он всегда рассказывал о своих садах с ананасами, а тут…совсем ничего. -Торопился скорее всего куда-то, — Северная Корея положил руку на перила, — он со мной-то толком не поговорил. Только спросил о моем общем состоянии, потом как раз вы пришли. Собственно, вы сегодня бьете все рекорды по красоте среди стран. Даже Америка так не сумел вырядиться, как вы. А он же у нас хозяин этого бала. -Да, ты не первый, кто нам об этом говорит, КНДР, — я в тот же миг взглянул на Россию, чтобы увидеть её реакцию. Но она упорно вглядывалась в раненную щеку Северной Кореи. -Что с вашей щекой, КНДР? — она отпустила мою руку и подошла ближе к моему другу, что тут же выпрямился и повернул здоровой частью лица, — какой кошмар…кто это с вами так? -Это не важно, Россия. Вам не стоит по этому поводу думать, — я видел неоднозначное состояние КНДР. Он впервые в жизни так стушевался перед чьей-то заботой не со стороны Казахстана. -Ладно, раз вы не хотите, — она не стала больше ничего спрашивать, но в её взгляде можно было заметить стойкое волнение, — а где Казахстан, вы не знаете? -Он пошел к вашей сестре, — он кивнул куда-то в другую часть зала. Я повернулся туда, куда он указал и действительно увидел Казахстана и Беларусь и даже Сербию рядом с ними, — уже минут двадцать как разговаривают друг с другом. -Отлично, спасибо, Корея. Китай, ты пойдешь со мной или останешься здесь? — я отрицательно покачал головой. Все же ей явно хотелось бы поговорить со своей семьёй наедине. Как только Россия ушла, я занял место рядом с Кореей. Он сегодня был одет в свой деловой костюм темно-синего цвета, в котором ходит на собрания. -Пойдём на улицу. Покурить хочу, — он пошёл вдоль стенки, даже не взглянув на меня. Что-то сегодня все были донельзя странные. Выйдя на улицу, он спустился по лестнице и сел на ближайшую лавку, сложив ногу на ногу. Вытащил пачку сигарет из куртки и зажигалку. Щелчок — и КНДР сделал затяжку. Я молча присел с ним рядом, дожидаясь причины столь странного настроения с его стороны. Он закрыл глаза и отряхнул пепел с кончика сигареты. -Как же меня всё это заебало, — мои янтарные глаза тут же уставились на него в немом шоке. Корея так редко матерится, что можно было по пальцам сосчитать количество матов за всю его огромную жизнь. И каждая брань, услышанная в его словах, удивляла меня не на шутку. -А что у тебя уже случилось? — он сделал еще одну затяжку, куда более глубокую, чем было ранее. -С Америкой зацепились языками, — все мои вопросы тут же отпали. Ну да, теперь понятно что с ним, — он сказал, что мой брат подаёт большие надежды, в отличие от меня. Видите ли в его стране демократия процветает, а я как недоразвитый живу при социализме. Урод, — он кинул в урну недокуренную сигарету, — из-за него у нас такие плохие отношения. -Ты ему что-нибудь сказал? -Плюнул в его лицемерную рожу и ушёл. Мне не о чем с ним говорить. С таким говорить, что в стенку биться, — он достал еще одну сигарету, — ты, смотрю, надел свой парадный костюм. -Да, а что он без дела лежит, — КНДР подавился сигаретным дымом, — эй, ты нормально? -Ты же собирался его хранить на «особый случай». Думаю, что какое-то очередное собрание явно не является особенным случаем. -Это собрание особенное. -Ну да, перед ней-то покрасоваться нужно, — он зачесал свои волосы назад, — даже достал свою праздничную заколку, которую я последний раз видел тысячу лет назад. -КНДР! Ну да, хочу быть перед ней во всей красе. Что такого? -Да ничего, просто ты этим так себя палишь. Что уж говорить, уже даже Америке стало понятно, что тебе Россия небезразлична. Хоть бы меньше на неё смотрел. -Нет, — твердо ответил я Корее, на что тот выгнул бровь, — я не отступлюсь. Ты сам мне сказал не медлить, вот я и «не медлю». -Ну, тогда давай. Ты только не перегни палку, а то ещё спугнешь её. Я, конечно, уже понял, что она не из робкого десятка и в нос в случае чего ударит, но в этом плане ты можешь её своим напором хорошо так припугнуть, — он достал уже третью сигарету, чем меня начал волновать. -Ты уже третью сигарету куришь. Может не стоит? — он как-то задумчиво посмотрел сигарету, монотонно покачивая ногой. -На нас это никак не влияет, мы же не люди, чтобы бояться за свои легкие. -Но тем не менее. Это вредно и вызывает зависимость, — он посмотрел в мои глаза с искрящейся в них усмешкой. -Кто бы говорил про зависимость. Ты вспомни себя в конце восемнадцатого и в девятнадцатом веке, — с моего лица схлынула краска, и я побледнел, — когда Великобритании ты отдал Гонконг. Этот момент истории мне хотелось забыть как страшный сон. Но как назло мой мозг прекрасно помнит весь тот ужас, что происходил в то время в стране. Тогда я фактически стал полуколонией Великобритании. Опиум. Он был везде. Подсел на него я случайно. Тогда я даже не мог представить, что мои собственные слуги начнут подсыпать мне его в еду, напитки, в конце концов подсаживая меня на эту дрянь. Мне становилось после каждого приема пищи плохо, и я все это скидывал на изменение в политическом строе. Но только после проверки моей еды, я узнал о своей зависимости. Без порошка опиума в те года я не мог прожить и дня. Моя зависимость усиливалась с каждым приёмом опиума. Меня ломало, сводило судорогой конечности, когда я пытался самостоятельно слезть с этой дряни, поэтому каждый, каждый раз я открывал и вкалывал себе этот наркотик. В конечном итоге моя голова уже не соображала, и в одно прекрасное мгновенье мне подсунули бумажку с договором, который я без всякой задней мысли подписал. После этого Гонконг, мой единственный сын, меня возненавидел. Я до сих пор чувствовал себя виноватым перед ним. Помню его заплаканные глаза, когда он пытался вырваться ко мне, кричал мне «папа!», а я ничего не мог сделать. Просто стоял и смотрел, как Великобритания тащит моего кричащего сына за руку. Только лишь после того, как наконец слез с опиума, я с ужасом понял, что натворил. Мне впервые удалось почувствовать болезненную безысходность, разочарование в себе. Я тут же поехал к сыну и бросился к его ногам. Я пытался со слезами на глазах выпросить прощения у него за всё, что тогда сделал, что не сумел спасти его, на что Гонконг мне ничего не ответил. Он и сейчас ни о чем со мной не хотел говорить: как бы я не пытался, наши с ним разговоры заканчивались ничем. Мне действительно совестно перед ним, я хочу, чтобы он снова был со мной рядом. -Прошу, КНДР, для меня это больная тема, — мои глаза увлажнились, — ты же знаешь, что мне тяжко без моего сына… -…Китай, прости, я не думал, что ты… — он положил мне руку на плечо и потряс меня, — что ты так отреагируешь. Мне стал ещё хуже, и одинокая слеза покатилась по моей щеке. -Китай, я… — его моё состояние выбило из колеи, и он не знал как меня теперь успокоить: он пытался утешительно погладить меня по спине, что плохо у него получалось. Я же пытался отдышаться и успокоиться. Нельзя в таком виде среди других показываться: запомнят. -Всё, не надо, — обрубил я его на полуслове, — не надо, пожалуйста. Я сам. Он убрал руки с моей спины и потёр их друг об друга. Становилось холоднее на улице. -Всё, ты нормально? — спросил он у меня через несколько минут. Неожиданно для нас обоих из самого ресторана донеслись звуки настраивающихся инструментов. -Да, — я последний раз вдохнул холодного воздуха и поднялся со скамейки, — пора. Скоро начнётся мероприятие. КНДР поднялся вслед за мной, и мы быстрым шагом пошли обратно в банкетный зал. От туда донесся начавшийся вальс, и мы уже понеслись к своим парам. Корея — к Казахстану, я — к России. Я искал её глазами среди пар, стоявших возле стенки, чтобы не мешать первым танцорам. Но только лишь проведя глазами по самим танцующим парам, всё во мне опустилось, а в душе разожглась до боли жгучая ревность и ненависть к себе. Россия танцевала с Америкой.