Контрапост

В понедельник рабочее место Ванессы было пустым. Она не присоединится к ним на летний семестр, но, по указанию преподавателя, «великодушно» оставила свой итоговый проект висеть в студии. — Чтобы служить для вас вдохновением, — объявил профессор Ганс в начале занятия, прежде чем начать излагать учебный план их нового блока. Себастьян слушал лишь вполуха, слишком занятый тем, что угрюмо смотрел на картину Ванессы, словно мог пронзить ее насквозь одной лишь силой своей злобы. Чего бы он только ни отдал за то, чтобы создать что-то достаточно хорошее, что можно было бы вывесить на всеобщее обозрение, неопровержимое доказательство собственной значимости на весь мир. Его запястье горячо жгло под свежими бинтами. Разве мог этот семестр начаться еще хуже? Из-за наказаний отца он все выходные лечил поврежденное запястье, затекший в спине узел вырос до размеров дыни, а теперь ему еще и придется смотреть на это все лето: язвительное напоминание о его последнем провале, выполненное в виде идеальных маленьких тюльпанов и лимонов. Очевидно, это было не единственное новое дополнение к студии. В центре комнаты теперь стояла низкая платформа, покрытая темной тканью и заваленная подушками, а в одном из углов находились складные экраны и закрытый занавеской вход, которые перегораживали что-то похожее на временную раздевалку. — … вход в которую строго воспрещен, — говорил профессор Ганс, ловко взмахивая указкой, завершая свой урок о правилах поведения с живыми моделями. Рядом с ним стояла крупная женщина в халате, приятно улыбаясь. Она была в годах и с лишними килограммами, и выглядела как-то не к месту, ей больше подходило печь печенье на кухне, чем стоять полуголой перед классом студентов… А, должно быть, это… Профессор Ганс с легким поклоном взмахнул рукой, указывая на подиум. — Итак, фрау Модель, будьте так любезны. Какое бы похотливое предвкушение ни испытывал класс перед первой моделью, оно тут же угасло, когда женщина ступила на платформу и сняла халат. Несколько учеников отвели взгляды, а другие выразили свое разочарование вслух — и порицающий взгляд преподавателя тут же заставил их замолчать. Один лишь Себастьян бесстрастно смотрел на свой объект, неуязвимый перед подобными низменными побуждениями. Он не понимал, как все это могло заинтересовать его сокурсников, учитывая, что сама концепция обнаженной натуры была примерно такой же эротичной, как «Витрувианский человек» да Винчи. Годы жесткого обучения уже лишили ее всякой привлекательности, а все оставшееся было еще больше подавлено книгой по анатомии, над которой он корпел все выходные. «Легкое чтение» представляло собой десять страниц сухого текста о человеческой форме и рекомендованных автором методов рисования, которые Себастьян быстро усвоил, прежде чем перейти к столь же сухим иллюстрациям и диаграммам. — Начинайте! Первое занятие состояло из 20-ти одноминутных поз. — Движение, — говорил профессор Ганс сквозь неистовое царапанье угля по бумаге, обходя аудиторию. — Именно в нем суть жестовых набросков. На этом этапе не стоит заботиться о сходстве или деталях, Джонатан. Ты должен научиться работать быстро и эффективно, чтобы запечатлеть живой объект. Позвольте вашим линиям оставаться свободными и динамичными. Одним быстрым мазком обозначьте позвоночник, затем намек на конечности. Это все, на что у вас есть время. Слишком крупно, Джессика. Рисуй мельче. Я хочу видеть несколько поз на одной странице. И не забывайте держать руку в движении. Даже сейчас Себастьян рассматривал тело перед собой с таким же стоическим профессионализмом, с каким гробовщик рассматривает труп. Кости, сухожилия, связки, мышцы, жир. Это была всего лишь физиология. Главное было понять, как все взаимодействовало, чтобы воссоздать фигуру на бумаге. — Скелет в основном остается неизменным, в то время как мышцы и жир у разных людей могут сильно отличаться. Всегда помните об этой базовой структуре, когда строите основные части тела — голову, туловище, таз… Компоненты быстро сошлись воедино в альбоме Себастьяна: сфера для головы, цилиндры для рук и ног, и широкая чаша для бедер. Все-таки в рисовании фигуры не было ничего особенного. Фрау Модель было достаточно легко разложить на простые фигуры, совсем как грушу в натюрморте — даже если у этой груши была надоедливая привычка дышать. Писк таймера объявил об окончании занятия, после чего последовал пятиминутный перерыв, во время которого Себастьян отстранился от работы. — О, я вижу, кто-то прочитал книгу чуть дальше, — произнес профессор Ганс рядом с ним, достаточно громко, чтобы все остальные в классе услышали. — Твое использование поперечных контуров достойно похвалы. Очень хорошие пропорции. Точно соответствуют модели. Да, отличное начало, герр Себастьян. Как я и ожидал. Себастьян благодарно кивнул, сохраняя атмосферу тихой сдержанности. Внутри, однако, он ликовал. Да! Это именно то, что ему было нужно после катастрофического завершения прошлого семестра: уверенность в том, что он сможет спасти свою репутацию и спасет ее, если остается сосредоточенным. Когда они продолжили работу, последовала серия из четырех 5-минутных поз, перерыв, две 10-минутные, еще один перерыв и, наконец, серия 20-минутных упражнений, завершающих утро. Эта последовательность была разработана для того, чтобы разогреть художников перед более длительными позами, требующими более детальной отрисовки. Во время каждого упражнения профессор Ганс подробно рассказывал о том или ином принципе рисования, и его указка зависала над телом натурщицы, чтобы подчеркнуть определенный аспект ее формы. — У тел с лишней жировой тканью — пардон, фрау Модель — вы не всегда сможете разглядеть привычные костные ориентиры. Однако крестец и C7 являются неизменно надежными индикаторами для… После обеда фрау Модель сменил пожилой герр Модель. Он был худой и жилистый, и профессор Ганс воспользовался преимуществами его четко выраженной мускулатуры, чтобы проиллюстрировать взаимосвязь различных групп мышц. — Диаграммы могут помочь вам запомнить основы, но каждая мышца может выглядеть совершенно по-разному в зависимости от того, сгибательная она или разгибательная. Возьмем, к примеру,extensor digitorum communis на предплечье. Герр Модель, будьте добры, продемонстрируйте нам… Следующим утром появилась еще одна фрау Модель, только у этой были такие идеальные пропорции, что даже Себастьян был вынужден признать ее классическую красоту. Другие студенты мужского пола, однако, не могли слишком долго находиться с ней в одной комнате и постоянно выходили на «свежий воздух». Девушки закатывали на это глаза, и даже профессор Ганс недовольно ворчал. Только Себастьян не понимал, что вызвало такой ажиотаж. Однако все прояснилось, когда он подслушал, как в столовой его более бессовестные сокурсники обсуждали в бесстыдных подробностях, какие именно «достоинства» их модели им так понравились, и что бы они хотели с ней сделать, дай им хоть пол шанса. Себастьян возмутился их грубости. Натурщики были там лишь для их художественного совершенствования, не более того. Лично он предпочитал не думать о них вне данного контекста. Было и так трудно представить, какие обстоятельства могли побудить их раздеваться за деньги. Но вожделеть их? Нет, он никогда бы не опустился до такого. Вся оставшаяся неделя прошла в том же духе, и каждое утро и день были посвящены разным моделям: молодым и старым, стройным и упитанным, лысым и с дредами, со всевозможными телосложениями, пока альбом Себастьяна не был заполнен бесчисленным количеством сажистых существ наряду с полностью отрисованными фигурами, стоящими, сидящими или в спокойном состоянии. Теперь, когда класс завершил вводный этап курса, на следующей неделе к ним присоединится их финальная модель, которая останется с ними до конца лета. — Ваша последняя работа должна продемонстрировать вашу способность передавать форму, цвет и свет, относящиеся к человеческому телу. Можете выбрать любые материалы. Эта работа будет составлять вашу оценку и будет представлена на открытии галереи консерватории в конце лета. Себастьяна это мало волновало, и он сунул альбом для набросков в сумку. Этот блок оказался даже легче, чем он предполагал, и он взялся за него с таким же профессионализмом, как и за любой другой вид высокого искусства. Он наслаждался собственным превосходством, молча оценивая менее успешные попытки других студентов. Теперь, когда Ванессы не было на пути, ничто не могло помешать ему стать лучшим в классе. Открытие галереи станет его временем блистать. Он уже мог слышать похвалу отца, одобрительную руку на своем плече, и как его авторское произведение висит над камином, а не сгорает в нем дотла. Прощальное послание профессора Ганса прозвучало вслед за студентами, пока они выходили из студии: — Помните, класс, у вас есть семь недель, так что используйте это время с умом, оттачивайте навыки, усердно работайте и, прежде всего, присматривайтесь.

***

В следующее утро понедельника Себастьян был занят подготовкой своего рабочего места перед занятиями. Свежий альбом для рисования и карандаши были разложены на подносе мольберта, а тюбики дорогих масляных красок вместе с новой палитрой были убраны на потом. Вокруг него как обычно стоял гул разговоров, темы которых были слишком скучными и обыденными, чтобы привлечь его внимание. Но ему удалось расслышать, как трое парней разговаривали прямо позади него. — Ты слышал о новой модели? Его руки продолжали двигаться, снова и снова поправляя аккуратный ряд инструментов, а сам он бессознательно наклонился поближе. Подслушивать было не в его духе, но эта тема привлекла его внимание, как блестящий кусок металла на тротуаре. Он не особо задумывался о модели, которую они будут рисовать для итогового проекта. Вопрос «кто» был гораздо менее важен, чем «как». Тем не менее, даже малейшее представление могло быть полезным. Хотя бы для того, чтобы он смог сосредоточиться на своей технике. — Походу это будет парень. Он мысленно вычеркнул элементы женской анатомии, которые больше не будут применяться. — Серьезно? Только не еще один старый сморщенный хрен, — один из них издал страдальческий стон. — Я бы лучше все лето смотрел на сладкую парочку сисек. Помните мисс Пятый Размер с прошлой недели? — он, должно быть, сделал какой-то непристойный жест, потому что остальные парни захохотали. Первый заговорил снова. — Завязывай уже с ней, чувак. У тебя нет никаких шансов, — они еще немного поболтали, прежде чем вернуться к вопросу о сегодняшней модели. — Так вот, тот парень. Я слышал, что его видели в том стрип-клубе в центре города. — В каком, «Клуб джентльменов»? — Нет, — медленно начал он, растягивая ожидание. — В том. Кто-то с отвращением возмутился, понизив голос до заговорщицкого шепота: — Да ладно! Неужели в «Честерс»? Рука Себастьяна остановилась. — Ага, в том самом, — в его словах сквозила пакостность. — Сами знаете, какие мужики туда ходят. Слова «извращенцы» и «сексуальные маньяки» загорелись в голове Себастьяна красным неоновым светом. Каким бы изолированным от мира он ни был, даже до него доходили слухи об этом месте. Грешная яма, которая была пятном на облагороженном образе города. И теперь ему придется провести лето, рисуя кого-то столь безнравственного? Сама мысль об этом была слишком для его чувствительной души. В его воображении уже вырисовывалась броская, мультяшная карикатура среднестатистического посетителя «Честерс»: лысеющий мужчина средних лет с хитрыми глазами и дьявольской улыбкой хищника, кто-то, кто замышляет недоброе, раб своих порочных желаний. В этот момент кто-то задел его руку, проходя мимо, и он бросил возмущенный взгляд в спину потрепанной зеленой куртки, пробирающейся между рабочими местами к передней части аудитории. Но эта загадочная фигура была быстро вытеснена из мыслей Себастьяна, когда он повернул голову обратно в сторону разговора, жаждая услышать больше, несмотря на то, что его уши горели от смеси тревоги и интриги. — Лучше смотреть в оба, пока он рядом. А то такие как он всегда охотятся за… Но Себастьян так и не услышал, за чем они охотятся, потому что в этот момент профессор Ганс призвал класс к порядку, хлопнув руками. Себастьян снова устроился за мольбертом, пытаясь высмотреть их нового натурщика до его появления. Его глаза прошлись над головами других студентов, но ни одного крупного мужчины с редеющими волосами и пятнами пота он не увидел. Наконец, его взгляд остановился на уголке для моделей, где над одним из складных экранов висела та самая зеленая куртка. Он хмуро посмотрел на нее, прежде чем его внимание снова переключилось на центр комнаты. Профессор Ганс в это время объяснял, что финальная поза семестра будет определена в конце дня по большинству голосов. Рядом с ним стоял паренек. Сначала, однако, они должны были выполнить ряд коротких поз с герр Моделью, чтобы лучше ознакомиться с его формой. Паренек был одет в халат. Себастьян моргнул. Этот парень... был моделью? Как такое возможно? Судя по его молодому лицу и невысокому росту, он был не намного старше самого Себастьяна. Он едва доходил профессору Гансу до плеча, а его каштановые волосы беспорядочно торчали из головы. Облаченный в атласный халат, распахнутый спереди, он не имел того профессионального лоска, которым обладали натурщики на прошлой неделе, и выглядел так, словно только что вылез из кровати. Из-за сонных глаз и расслабленной сутулости Себастьян наполовину ожидал, что тот зевнет. Парень был ничем не примечателен во всех отношениях. И все же… чем дольше Себастьян смотрел на него, тем больше понимал, что это не так. Там было что-то еще. За этой глупой ухмылкой скрывалось нечто неосязаемое, выходящее за рамки одного лишь взгляда. Натурщик спокойно скользил своим полуприкрытым взглядом по комнате, оценивая своих зрителей, так же как и зрители оценивали его. Когда его взгляд остановился на Себастьяне, однако, он на мгновение замер, и от малейшего им осмотра вверх-вниз у Себастьяна возникло ощущение, что это он был полуодетый. В его животе вспыхнуло необъяснимое тепло. Себастьян пригнул голову и огляделся, пытаясь прочитать реакцию окружающих его студентов. Он ведь был не единственным, кто видит это, так? В этой модели ведь правда было что-то необычное? И несмотря на безобидный вид, от него исходило ощутимое влияние, заполнившее всю комнату, разве нет? У него была аура человека, находящегося в своей стихии. Мастера, правящего своими владениями. Наполненного душевным покоем. Если бы уверенность могла принять человеческую форму, то это была она. Однако, к удивлению Себастьяна, никто кроме него не проявлял ни малейшего интереса. Им было даже скучно. Будто они не видят то же поразительное существо, что и он. Это стало еще более очевидным, когда натурщик снял халат. Обычно Себастьян не обращал внимания на эту часть процесса, предпочитая смотреть в сторону в тот краткий момент, когда «человек» становился «объектом». Но сейчас он не мог отвести взгляд и замер, наблюдая, как ткань роскошно сползает с плеч юноши, обнажая загорелую кожу и четко выраженные мышцы. Сила пульсировала вдоль его спины, устремляя взгляд Себастьяна вниз, к узким бедрам и округлым ягодицам, к подтянутым мышцам ног, которые напряглись, когда тот грациозно ступил на платформу со всем изяществом певца на сцене. Невысокий, но гибкий, он двигался как необузданная мелодия. Наблюдать, как он позирует, было равносильно песне, которая сама писалась по лирическим линиям его тела. Привнося в классику динамизм и нотки современности, этот натурщик был натурщиком до кончиков пальцев. Каждый момент был праздником плоти, который заставлял разум Себастьяна затихать, тронутый напоминанием о том, что он смотрит на что-то поистине и однозначно живое. Он почувствовал, как его поднимают с места, приглашают присоединиться к танцу этого заклинателя змей; его глаза, как руки, проводили по поверхности торса модели, снисходительно погружаясь в секретные контуры, прежде чем скользнуть по рукам, до самых их пределов. Он был уверен, что тот выступает для него и только для него — эта маленькая загадочная улыбка, неизменная на его губах, которая безмолвно умоляла Себастьяна увидеть его, узнать его. И Себастьян всей своей сущностью желал узнать, что именно заставило этого мальчика улыбнуться. Но тут прозвучал таймер, и чары были разрушены. Вокруг него оживился класс: из спиральных переплетов вырывали бумагу, точили карандаши, а между друзьями снова завязалась пустая болтовня. Профессор Ганс цокнул прямо возле его уха. — Переживаем период минимализма, да, герр Себастьян? Себастьян моргнул, тупо уставившись на лежащий перед собой альбом. Он был до боли пустым. — Ты ведь понимаешь, что на уроках рисования нужно рисовать, верно? Я не могу оценивать чистый холст. Несколько сидящих рядом студентов захихикали, и узел в его пояснице сжался. — Нет, сэр. Конечно, сэр. Этого больше не повторится. — Хорошо, — профессор Ганс постучал указкой по верхушке мольберта Себастьяна. — Помни, герр Себастьян, этот семестр пролетит быстро, не успеешь и глазом моргнуть. Нужно пользоваться каждой минутой. Если не будешь осторожен, то итоговая работа может дастся тебе с трудом. Его предупреждение превратилось в приглушенный гул в ушах Себастьяна, когда он снова поднял взгляд на натурщика, который готовился сойти с платформы. Вся его прежняя таинственность исчезла — вместе со всем остальным — под его халатом. Пока он пробирался к уголку для моделей на перерыв, он посмотрел в сторону Себастьяна. И Себастьян мог бы поклясться, что тот... да, тот и правда ухмыльнулся. Сердце резко ударило ему по ребрам. Он поник со вздохом, уронив голову на руки и стягивая волосы в кулак, словно боль могла помочь ему прийти в себя. Он раздраженно рыкнул. Да что с ним такое? Он совершенно потерял счет времени, слишком занятый разглядыванием нового натурщика, как какая-то... какая-то тупая обезьяна! Такими темпами он был не лучше, чем... — Такие как он и ходят в «Честерс», — произнес позади него один из парней, говоривших ранее, и его друзья негромко пробормотали в знак согласия. Он почти и забыл о них. И об их разговоре. — И как этого отброса вообще сюда пустили? — усмехнулся другой. — А то, как он там двигался... Значит, Себастьян был не единственным, кто заметил. Вот только было очевидно, что его сверстники не разделяли его особый вид восхищения. — Ему только его шеста не хватало. — А? О чем ты? — Разве я тебе не говорил? — промурлыкал главарь. — Он не посетитель «Честерса». Говорят, он заходит туда через черный ход, — когда реакции не последовало, он нетерпеливо вздохнул. — Это значит, что он часть товара. Раздались глумливые возгласы и тихие свистки. Себастьян сгорбился и сжал один кулак другим, желая тут же исчезнуть. Из уголка для моделей, словно шипящая в ухо змея, донесся звук опускающейся занавески. — О, да, — прозвучал протянутый самодовольный голос. — Он точно из Чеса.