Проверка

Наверное, если бы он смотрел на все со стороны, то мог бы заметить происходящие во всех них изменения. Отследить их ход. Но работа сутками отбивала любые желания, кроме желания, наконец, выспаться. Даже интервью, где они с Апо учились неумело флиртовать друг с другом, уже так не раздражали. Благо, и есть одну на двоих палочку поки их больше не заставляли. Хотя бы потому, что теперь Майл мог сам отчасти контролировать сюжеты и состав вопросов. Не всегда это получалось, особенно потому, что остальные участники были ему неподконтрольны. И тот же Апо, большую часть времени лучившийся не всегда искренней, но всегда радужной улыбкой, мог заявить что-то вроде «меня все считают странным», с обидой в голосе и пояснением «я себя таким не считаю». - Я тебя тоже таким не считаю, - Майл заговорил быстрей, чем успел подумать. – Это просто ты, твоя индивидуальность. У меня она одна, у тебя – другая. - Заботливый папочка, - шепнул ему после интервью Тонг. Майл показал Тонгу кулак, но тот послал ему одну из самых кокетливых своих улыбок. В конце концов, именно Тонг никогда никого серьезно поддеть не пытался, так что это была скорее констатация факта. Майл даже отбиваться от постоянных боксерских поединков с Апо со временем прекратил. Надоело пинаться, словно школьники, тем более что подобное Апо только распаляло. Так что и в твиттере Майла все чаще начали называть «дэдди», в противовес шаловливому и такому несерьезному на камеру партнеру. Назвать Апо несерьезным сам Майл уже не мог. Во всяком случае, с тех пор, как тот стал гораздо меньше выражать себя в форме пассивной агрессии. И работал Апо на износ. Он хорошо шел на контакт со съемочной командой, подолгу о чем-то беседовал с Пондом, чем Майла почему-то нервировал. Видимо потому, что Понд с некоторых пор не спешил делиться темой бесед и лишь заметил однажды куда-то в пространство «наш мальчик, наконец, раскрывается». В его голосе была почти отеческая гордость. Конечно, от активности Апо все еще страдала половина каста, особенно много доставалось почему-то Билду, но высказывать претензии Майлу Апо практически прекратил. Не сразу, не на сто процентов, потому Майл это понял поздней, словно прозрел. В тот момент Апо молча поправил на нем в очередной раз завернувшийся ворот рубашки, и только улыбнулся в ответ на подозрительный взгляд Майла. Полгода назад Майл бы выслушал много остроумного, но обидного на тему своего стиля и аккуратности. Самому Майлу теперь было сложней. Если когда-то Апо был камнем преткновения, той опасной и раздражающей всех постоянной, от которой не избавиться и которую не исправить, но которая объединяла остальных «дружить против», то теперь «за бортом» чаще всего оказывался Майл. Не то чтобы его не любили, но быть одновременно товарищем и работодателем довольно сложно. Наверное, его не вытесняли намеренно, напротив, периодически кто-то посмелей, постарше, поближе к нему втаскивал его в постоянно шумный и хаотичный центр их тусовок, но все же ребята относились к нему слишком уважительно. Дразнили редко, общались тоже. В какой-то момент Майл понял и то, что именно Апо становится связующим звеном, объединяющим его и каст. Апо всех раздражал, но в то же время мог разговорить даже молчуна Байбла, и тот не выглядел от этого не в своей тарелке. По отношению к Майлу Апо все так же не отличался излишней вежливостью, как в силу характера, так и потому, что им предстояло слишком много видеть друг друга голыми. Он просто хватал его за руку и тащил на подвиги: сожрать запрещенное, выпить пива, разыграть кого-то из съемочной команды, а то и «ПиМай, смотри, какая сегодня луна». Они много репетировали, уже не под надзором Пепси или Понда, а просто так. Чаще всего экшеновые сцены. Кажется, после неудачи с чувствительными сосками Апо им дали время взять себя в руки, а потому отсняли подряд несколько крупных экшеновых, а также драматических сцен, где не требовалось искать друг у друга гланды. Так же было много сцен, где присутствия Майла или Апо не требовалось вообще. Сейчас Пепси больше работала с Байблом и Билдом, так что они часто оставались предоставленными самим себе и репетировали. Апо больше не выделывался. Почти. Почти не выделывался. Подробно объяснял. Повторял один и тот же захват пятьдесят раз, пока Майл его не осваивал. Советовался с постановщиками трюков на съемочной площадке, так что Майлу снижали нагрузку, если давала о себе знать сорванная много лет назад поясница или если его растяжки не хватало. А еще Апо его все время фотографировал. Так часто, что это становилось неудобным. Майл не понимал, не надоедает ли это самому Апо, но как-то не было возможности спросить. Но ведь потом понадобится удалять столько снимков. Не хранит же он гигабайты изображений его, Майла, физиономии. Апо вообще много фоткал, как поначалу думал Майл. Потом понял, что Апо скорее снимал. Сам Майл, какой бы качественной ни была камера, почти обязательно заваливал горизонт, фотографировал людей со странными выражениями лиц и уж точно не мог снять пятно чая на кафеле так, чтобы оно казалось почти искусством. Какое-то время Апо вообще таскался по съёмочной площадке с большой черной-белой книгой-альбомом Уильяма Мортенсена «Модель. Проблемы позирования», разве что не спал с ней и, судя по всему, выученные приемы отрабатывал на Майле в том числе. Он все-таки не был поверхностным, как казалось поначалу. - Так, повернись. Не до конца. Мне нужен разворот головы. Градусов тридцать. В другую сторону. - Тебе не надоело?! – Майл раздраженно пытался следовать указаниям своего фотографа. Если не удавалось, Апо просто переставлял его, как куклу, что было довольно унизительным. Так же он теперь поступал и на съемочной площадке, где делались их парные фотошуты. - Что именно? – Апо убрал камеру от лица. Он выглядел деловито и жевал жвачку. - Фотографировать меня! Я что – твоя муза?! - Возможно, - неожиданно ответил Апо. Не насмешливо, скорее задумчиво. – Я вижусь с тобой чаще, чем с кем-либо сейчас, девушки у меня в данный момент нет, кого же мне еще снимать? К тому же ты очень фактурный. Еще сильней в полуоборот, будет красивая светотень, подчеркнуты скулы. Майл слегка ошалел от комплимента, потому не нашелся что ответить, так что просто продолжил следовать указаниям своего фотографа. Со временем он сам вошел во вкус, да и Апо перестал переставлять его с места на место, словно манекен. Вскоре они прошли новое испытание – съемки в поле. Здесь Майл осознал, что мало чем отличается от Кинна и слишком привык к комфорту. Апо же скакал по камням в ручье, как дикая коза, постоянно терялся в каком-то кустарнике, и разве что сильней Майла мерз в воде. В ручей они падали несколько дублей подряд, так что плечо Майла окончательно одеревело и боли он почти не чувствовал. Но Апо протягивал ему руку, помогая встать, и молча хлопал по одеревеневшему плечу, из-за чего боль отдавалась аж в зубы. Так себе поддержка. Но Майл почему-то терпел. Вечерами на них нападали комары и стафф бродил, распыляя на всех подряд довольно вонючий репеллент, как будто наука не шагнула далеко вперед с момента его изобретения. В конце концов, Майл решил серьезно поговорить на эту тему с хозяйственниками. Нашли, на чем экономить. Сцены с Апо были почти все неловкими. В ручье Апо вообще настолько била дрожь от холода, что контролировать он ее не мог, поцелуй получился скомканным, и количество дублей проблему не решало. В остальном, Апо как будто бы даже наслаждался процессом, особенно когда Порш много раз подкалывал Кинна. Вместе с тем, общаться они не успевали, как и почти всегда на съемочной площадке. Конечно, до посинения обсуждали сцены, пока Апо нечаянно не утопил брошюру со сценарием в ручье, но на посторонние темы не говорили. Самым крутым моментом съемок был прыжок с обрыва, который они с Апо единогласно решили выполнить сами, без привлечения каскадеров. Возможно, это было не слишком хорошей идеей, но об этом Майл подумал уже тогда, когда сорвался после прыжка. Он повис на тросе и едва не расшибся об неровную стену в расщелине, но Апо спустился следом, ухватившись за его трос, снижая амплитуду тряски, а потом Майл услышал у самого уха его удивительно спокойный голос: - Пи, ПиМи, все в порядке. Не дергайся, упрись в стену руками и ногами, вот так. Сейчас нас поднимут. Разговор в расщелине тоже был дурацким и неловким. Кинн просил прощения за сцену, которую Майл еще не успел сыграть. Майлу не удавалось прочувствовать ситуацию, а потому извинения выходили не слишком искренними. Помогло воспоминание о том, какие статьи читал Апо, чтобы сыграть сцену следующего утра. Сам Апо играл совершенно верибельно каждый дубль, настолько, что Майл начал подозревать, что его смущение настоящее, а не сыгранное. Но спрашивать, верна ли его догадка, он не стал. Однако хуже всего пришлось в самом конце съемок, когда оператор откровенно зевал, две девочки из стаффа прикорнули под ближайшим валуном, а Порш несколько раз возвращался, чтобы поцеловать Кинна. КХом требовал больше порывистости. Вместо порывистости Апо, кажется, пытался Майла задушить в объятьях. Они так впивались друг в друга, что этот поцелуй не был ни романтичным, ни сексуальным. В какой-то момент, Майл окончательно провалился в образ Кинна - слишком много раз проиграл в голове все вводные и мысль о «расставании навсегда» стала триггером. Прощание с любимыми навсегда – его главный триггер. Кинну хотелось слиться с Поршем, только чтобы не отпускать, вплавиться в него, язык Кинна обрисовывал язык Порша, а Майл уже не думал о необходимости сыграть это красиво или романтично. Когда они выпустили друг друга из объятий, прошло с полминуты после команды об окончании съемок сцены и стояла тишина. Майл чувствовал, что мертвецки устал, настолько, что никаких эмоций больше не осталось. Взглянуть на Апо казалось невозможным. Они неловко пожали друг другу руки и быстро разошлись. Ехали домой они тоже в разных машинах. Вечером Апо даже не позвонил, как часто делал, а лишь прислал сообщение в Лайн. Это было даже не сообщение, а фотография. В окружении подступающего сумрака стоял Майл в мятой рубашке и смотрел куда-то сквозь камни. Чуть щурился, жестко и напряженно. Разворот удачно подчеркивал ширину плеч, жесткую линию теперь довольно впалых щек. Майл не помнил, чтобы так стоял, не знал, о чем думал с таким выражением лица и понятия не имел, когда Апо успел его сфотографировать. Но почти мгновенно осознал, что на фотографии не Майл, а Кинн. Потому что образ Кинна наконец сформировался внутри него окончательно, чтобы остаться с ним теперь надолго.