Ветер вершин

Открывая глаза, Гриммджоу даже не сразу смог понять, где находится. Все вокруг него было расплывчатым и тусклым, понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть и присмотреться к тому, что его окружало. Конечности сковала неприятная слабость, а все тело ломило так, словно он летел вниз по склону, пересчитывая собой каждый неровный выступ или острый камень. С трудом подняв руку, Джагерджак потер лицо и попытался сесть. Взгляд постепенно прояснялся и мужчина с удивлением понял, что лежит в своем гроте, заботливо укрытый шкурами. Очевидно, что его притащил сюда Куросаки, и Джагерджак мог только догадываться, каких усилий это стоило для парня, пережившего такой страшный припадок. Возле него уютно потрескивал костерок, в него явно совсем недавно подбросили свежих дров, а сам Куросаки, видимо, отошел. Силы вновь покинули Джагерджака, и он с хриплым стоном упал на спину, закрыв рукой покрытое испариной лицо. Рубашки на нем не было, поэтому он укутался плотнее и свернулся калачиком, закрыв глаза. Странное чувство слабости и беспомощности, он совсем про него забыл. В висках заломило, а свет от костра даже через закрытые веки резанул по сознанию, захотелось закутаться с головой и ничего не видеть и не слышать. От накатывающей боли хотелось лишь хрипеть и стонать, но Джагерджак сцепил зубы и постарался унять продравший его с ног до головы озноб. Кажется, он метался в бреду и даже кричал, не следил за временем. Лишь иногда он слышал тихий, успокаивающий голос Ичиго, который на любой звук прибегал и протирал его пылающее от жара лицо, касался волос и вытирал взмокшее тело смоченными в холодной воде тряпками. Гриммджоу не мог открыть глаз, чтобы посмотреть на него, он не мог разомкнуть губ, чтобы выдавить из себя слова благодарности, поэтому все, что он мог себе позволить — слабо хватать пальцы Куросаки и прижимать к себе. Ичиго терпеливо с ним сидел, не вырывая руки, и зарывался в мокрые голубые волосы пальцами, совсем как когда-то это делал сам Гриммджоу, заботясь о переходящем в мир иной парне. Кошмары с голосами преследовали. Он кричал до срыва, молил отпустить, ругался до хрипоты, но все, что он получал в ответ — продирающий до позвоночника жуткий хохот. Гриммджоу все чаще думал о том, чтобы попросить Ичиго бросить его, но даже в своем полуобморочном состоянии понимал, что Куросаки не послушает. Останется, как поклялся. Не передумает, как обещал. И чувства вины и горечи за свою беспомощность точили Гриммджоу изнутри, но даже на просьбу о прощении не хватало сил. Пока все его тело металось в бреду, а из глаз лились слезы, ему оставалось лишь надеяться, что он просто умрет и прекратит быть балластом. Воспаленный разум бессмертного желал лишь смерти, и это было поистине ужасающе. Но шершавые ладони раз за разом подносили к его лицу мокрую ткань, даря секундное облегчение. Голос раз за разом твердил, что все хорошо, и он скоро поправится. По телу скользил холод, снимая жар, по сознанию гуляла мысль, что он больше не один, и от этого он не знал, что делать — кричать в ужасе или плакать от счастья. Но сил хватало только на то, чтобы перехватывать ладонь Ичиго где-то на животе и стискивать пальцами. Сам Куросаки на это лишь клал прохладные пальцы ему на лоб и так и сидел, словно хотел забрать боль и жар. Когда лихорадка, наконец, отступила, Гриммджоу смог открыть глаза. Даже при большом желании, он не смог бы сказать, сколько прошло времени, однако ему наконец-то стало легче. Джагерджак с трудом сел и первым же делом поднял руку, вытянул указательный палец и вокруг него резвящейся змейкой появился крошечный вихрь. Значит, сила все еще при нем. Замечательно. Улыбнувшись, Гриммджоу огляделся в поисках Ичиго, и паренек обнаружился спящим у стены. Он уснул сидя, и его руки, все еще сжимающие влажную тряпку, покоились на коленях. Джагерджак беззвучно поднялся на ноги и, приблизившись, присел напротив Куросаки, желая рассмотреть поближе. Странно, но когда он сам вытаскивал парнишку, то не обращал внимания на бледную россыпь веснушек, которые можно было заметить только если присмотреться. Они придавали Куросаки какой-то совсем уж очаровательный вид. Гриммджоу улыбнулся и, не удержавшись, провел по ним большим пальцем, отчего Ичиго моментально проснулся и сонно заморгал: — Гримм?.. Тебе уже лучше? — он попытался встать, но Джагерджак мягко толкнул его обратно: — Да, все хорошо. Долго я валялся? — Два или три дня, — Ичиго потер глаза кулаком, — Но я почти не спал все это время, отошел только вот воду поменять, да и не заметил, как сам уснул… Ты давно проснулся? — Только что, — Гриммджоу обернулся на свою измятую постель и вздохнул, — Прости, что заставил беспокоиться. — Ты тогда так грохнулся, что я испугался, как бы ты голову себе не расшиб, — Куросаки все же поднялся и потянулся, разминая затекшую после неудобного сна спину, — А после тебя моментально начало колотить, я пытался сбить жар, но ничего не получалось. Ты много бредил, иногда кричал даже. Тогда я уже думал, что все… Гриммджоу изумленно посмотрел на парнишку, который неловко сунул руки в карманы и хмуро смотрел себе под ноги, покачиваясь вперед-назад. Он переживал за него настолько сильно? — Что? — Куросаки раздраженно дернулся под его взглядом, — Я хоть и учился на медика, но понятия не имею, что мне делать с лихорадкой у такого, как ты. Тем более, тут ведь ни лекарств, даже трав никаких подходящих не было. Только и оставалось, что за водой бегать! Что с тобой вообще случилось? Гриммджоу похрустел шеей и размял плечи: — Последний раз со мной такое случалось когда я только попал сюда, в гневе я устроил настоящий смерч, даже гора треснула. Сейчас на том месте река, где мы с тобой рыбу ловили. Наверное, это случилось из-за того, что я за раз совсем уж много сил использовал. Тело-то у меня все-таки вполне себе человеческое, хоть и бессмертное, — Джагерджак огляделся, — Кстати, а где моя рубашка? — На тряпки пошла, — буркнул Ичиго, — Все равно после того, как ты в лесу все разнес, от нее одни воспоминания остались. — Почему ты нервничаешь? — Гриммджоу приблизился к нему и паренек весь напрягся, — Или ты теперь боишься меня? — Если бы боялся — бросил бы там и свалил, — мотнул Ичиго головой в сторону выхода, намекая на обрыв снаружи, — Я просто перенервничал, толком не выспался и мне вдобавок ко всему еще и холодно было, пока ты был в отключке. Гриммджоу прошел к выходу из пещеры и положил ладонь на шкуры: — Тогда ложись и отдохни, как следует, а я пойду немного размяться. — Нельзя так сразу, — Ичиго не шелохнулся с места, но смотрел на него угрюмо, — Ты только после лихорадки, хотя бы немного поспи еще. А потом хоть с горы катись. Что-то в поведении парнишки определенно поменялось, он больше не стремился сократить расстояние, смотрел хмуро и сердито, и весь был словно нахохлившийся дикобраз. Гриммджоу такое уже видел, поэтому он совершенно не боялся уколоться. Возможно, Куросаки сам для себя выглядел злым и серьезным, но Джагерджаку что-то подсказывало, что парень не сможет его ни оттолкнуть, ни руку сбросить. — Что ты делаешь?! — Ичиго весь вскинулся, когда Гриммджоу вернулся к нему и мягко притянул к себе за плечи, обнимая, — Гриммджоу, что ты творишь? — Мне говорили, что если человек злится, то его надо обнять, — Джагерджак обхватил его обеими руками, не позволяя оттолкнуть и вырваться, — Говори, Куросаки. Я хоть и умею читать мысли, но все же сейчас хочу, чтобы ты сказал все сам. Почему ты злишься? — Да потому что со мной эти говорили! — Ичиго все же забился в его руках, но Джагерджак лишь стиснул крепче и парень решил сдаться, ткнувшись головой в мускулистое плечо, — Несли мне всякий бред про тебя. Что я не могу остаться, что ты причинишь мне вред, что ты опасен, что ты убьешь меня, и бла-бла-бла… А еще я… Я думал о своей жизни, вспоминал друзей, и мне так страшно было одному… И вообще… ты знаешь, как я за тебя переживал?! — вскрикнул Куросаки, зажмурившись, — Ты тут так орал иногда, что я думал, что ты или больше не проснешься, или с ума сойдешь! Сам чуть не свихнулся! Гриммджоу неловко отвел глаза в сторону: — Прямо уж орал? — Ага, — Ичиго почему-то не спешил вырываться из его рук и, зевнув, ткнулся лицом куда-то в основание шеи, — Будто тебя пытают. Но сейчас… все хорошо же, да? Джагерджак, все это время медленно крадущийся к постели и ведущий парня за собой, остановился: — Да, все хорошо, Ичиго. Поспи. Куросаки поднял голову и медленно моргнул: — Ты куда-то собрался? — Ты же сказал, что мне нельзя идти никуда, — улыбнулся Джагерджак, осторожно укладывая его и помогая укрыться, — Поэтому посижу здесь, пока не проснешься, а потом сходим порыбачим. Идет? Ичиго, засыпая, кивнул. Чувствуя, что Гриммджоу остался рядом, он вытащил руку из-под одеяла и нащупал его руку: — Это… мне холодно, — он надеялся, что прозвучало убедительно. — Мне принести еще одеял? — слегка озадаченно посмотрел на него Гриммджоу, не совсем понимая, чего он хочет. Куросаки не сдержался и тихо хмыкнул: — Рядом ложись. — Люди, вы странные… — сокрушенно покачал головой Джагерджак, послушавшись и Куросаки подвинулся, после чего уткнулся лбом в горячее плечо и, наконец, провалился в сон.

***

С того момента, как Ичиго вообще попал к Джагерджаку, он не видел снов. Даже пока он метался в горячке во время своего перехода, все, что он видел, когда засыпал — пустота. Черная, зияющая пасть неизвестности, холода, бесконечной пропасти, в которую он все падал, падал, и никак не мог достичь дна. Каждый раз, когда ему казалось, что вот-вот он рухнет и разобьется — он открывал глаза. И видел лишь смутные пятна, среди которых яркой кометой светились волосы Гриммджоу. Теперь же он видел сон. Он видел черно-белый, гротескный пейзаж, мир, словно на кинонегативе, тянулся в бесконечность, поделенный на ровно два цвета. И посреди всего этого, поднимая тучи песка и пыли, крутился смерч. Он выл, бушевал, в неистовстве швыряя вверх комья земли, вырывая редкие деревья и ломая их на куски. Ичиго не мог рассмотреть эпицентр, но даже во сне он понимал, что за безумным воем ветра скрывался отчаянный крик. Его ноги коснулись холодного песка, мягкого и мелкого и Куросаки бесстрашно шагнул вперед, к бедствию. Воздушная спираль вздымалась к самим небесам, черным и пустым, без единой звезды, лишь безликий лунный диск светил прямо в лицо. Ступая вперед, он чувствовал, как в горло забивается песок. Идти становилось тяжелее, он падал, но упорно вставал, а когда безумие вокруг не позволило даже встать на ноги — пополз, прижимаясь к земле. Он кричит, внутри, там. Почему он кричит? Нужно дотянуться. Страшно, кожу с ладони снимет, стоит только руку протянуть. Но надо, надо дотянуться. Его резало порывами ветра, острыми, как лезвия, холодными, словно ледяная бездна. И даже если его порвет на части на полпути — он не отступит. От крика-воя закладывало уши, он уже не мог открыть глаз, а если бы и открыл — все равно бы ничего не увидел, мир вокруг погрузился во тьму, а тьма эта была под стать преисподней, в завывании ветра были слышны крики и стоны, шорох и треск, грохот и звон. Ичиго было под силу пробраться ближе, он почти не чувствовал боли — он лишь хотел дотянуться, понять, кто кричит. В туче пыли он с трудом разглядел раскинувшийся в воздухе силуэт, очевидно, являющийся эпицентром смерча. До него оставалось совсем немного, но при попытке протянуть к нему руку, по ладони неизменно хлестало болью. Куросаки был не из тех, кто сдается, поэтому он из последних сил оттолкнулся от земли, бросился вперед и, наконец, ухватился за повисшее в воздухе безвольное тело, прижал к себе и, рухнув на колени, обнял обеими руками. — Не кричи, — прошептал он, чувствуя, как взбешенная буря обрушивается на него со всей яростью. — Я рядом.