Ветер вершин

Утренняя звезда, ярко сверкая в светлеющем рассветном небе, привлекла к себе внимание Ичиго, который выглянул наружу. Он впервые застал ее здесь, ведь до этого он по пробуждению обычно уже видел солнце. В горах светало раньше, обычно переход к рассвету проходил очень быстро, и поэтому Куросаки был искренне рад увидеть все своими глазами. Он шел тихо, стараясь не разбудить Гриммджоу, который все еще мирно спал. Ичиго, когда проснулся, обнаружил себя в его объятиях, и это было очень смущающе. Хоть он и сам попросил духа остаться с ним рядом, но не ожидал того, что ему будет настолько неловко. Выпутываясь из теплых рук, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что ему приснилось. Это явно что-то значило, он был уверен в этом. Джагерджак говорил, что их повязало. Возможно, это тоже повлияло на то, что он видел? Выйдя наружу, он ступил босыми ногами на мягкую, покрытую росой траву и поднял глаза к небу. Венера — а именно она была той утренней звездой — приветливо поблескивала на высоком небосводе, а луна, которая в горах была просто невероятно огромной, постепенно тускнела, чтобы вскоре уйти на покой и уступить место солнцу. Россыпь звезд была все такой же манящей, Ичиго все хотелось приблизиться к краю и потянуться к небесам, чтобы окунуть руки в светло-синюю, холодную свежесть, чтобы руками ощутить звон и увидеть бесчисленное сияние. Замерев на краю площадки, он все же протянул руку вверх, и его пальцев коснулась крошечная, взлетевшая вверх снежинка. Ичиго изумленно посмотрел на руку и оставшуюся на указательном пальце капельку. Оглянулся назад — неужели Гриммджоу проснулся? Но выход из пещеры был надежно завешен шкурами, порог пустовал и Ичиго, повернувшись обратно, едва не упал на землю, пошатнувшись. Небо светлело, солнце появлялось из-за вершин, медленно и словно нехотя. А снег… летел вверх. Словно мир вокруг перевернулся, и Ичиго теперь был головой вниз, а все осталось на своих местах. Протянув руку снова, Ичиго широко раскрытыми глазами смотрел на то, как снег падает на его руку… снизу. Оглянувшись, он усомнился в том, что все же проснулся, даже слегка ущипнул себя. Но мир вокруг остался таким же осязаемым, отчетливо пахло свежестью, озоном, и совсем немного зеленью, которая мерно колыхалась под его ногами. А за краем, там, откуда выхода уже не было, снег летел вертикально вверх, кружась и поблескивая в первых лучах солнца, и даже ветер не подгонял его. Куросаки, растерянно прижав влажную ладонь к груди, поднял голову, пытаясь увидеть, куда же снежинки улетают. А они исчезали из его поля зрения где-то там, настолько недостижимо далеко, что ему даже представить было затруднительно. Они растворялись в далекой синеве, среди сияющих точек, становились ими и звездный звон становился громче. Дыхание сперло от осознания того, что он сейчас буквально смотрел в саму бесконечность, а она смотрела в ответ, а ее бескрайние просторы звезд подмигивали и звали к себе. Пока не поздно, пока мы не закрыты солнцем, иди с нами. Мы покажем тебе Вселенную, покажем преломление мира на самой грани, покажем, куда исчезаем, и откуда появляемся. Покажем, куда идем за светом, и где берется наш блеск. Иди, иди с нами. Ичиго, очарованный донельзя, уже почти было сделал шаг к ним, как вдруг на его глаза легла теплая ладонь и тихий смешок озорным ветерком запутался в волосах: — Не беги за ними. Они всегда возвращаются, — и Гриммджоу повернул его к себе, глядя во все еще затуманенные глаза парня. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, он наклонился к его лицу чуть ближе и Ичиго задрожал. А Гриммджоу, улыбнувшись, вдруг поднял руку и все еще продолжающие парить вверх снежинки неожиданно всколыхнулись под мягким, почти нежным прикосновением ветра и белой пылью рассыпались, исчезая. — Никогда не пойму всего этого до конца, — почему-то шепотом произнес Куросаки, неосознанно прижавшись к Джагерджаку ближе и наблюдая за тем, как диск солнца наконец показался из-за гор и остатки снежной пыли отразили его свет, почти ослепляя. — Как и я не пойму того, почему ты сегодня решил меня остановить, — Гриммджоу опустил руку и отпустил все еще дрожащего парня, помогая ему обессиленно присесть на все еще влажную траву. — Что я сделал? — изумился Ичиго. Джагерджак присел рядом, свесив ноги с обрыва и скучающе закрутил вокруг пальца легкую воздушную змейку: — Когда мы уснули, ты каким-то образом пробрался в мой сон. Я не знаю, как это описать, но ты… будто вступил в бой с моей силой. Я ничего не мог сделать, только наблюдал, как тебя раскидывает на куски в торнадо, но ты снова и снова поднимался с земли и бросался ко мне, пробиваясь через бурю. Куросаки сжал кулаки и пусто посмотрел перед собой: — Я что… умирал там? — Неоднократно, — кивнул Гриммджоу, — тебя разрывало, но ты опять появлялся. — Я же в конце концов прошел! — вспомнил Ичиго, глядя на свои ладони. — Я же пробрался, совершенно точно! — Да, и схватил меня, во сне и наяву, — Джагерджак усмехнулся, — обнял меня так крепко, что у меня чуть кости не затрещали. — Прости, — смутился Куросаки, — Во сне все казалось таким реальным… — Это и была реальность, Ичиго, — вздохнул Гриммджоу и оперся на колени, сгорбившись. Голубые, поблескивающие глаза его бесцельно блуждали взглядом по горизонту, — просто это была моя реальность. Я почти тысячу лет, каждую ночь, когда засыпаю, пытаюсь выбраться из этого торнадо. Сегодня же, когда ты ворвался туда, оно исчезло. — Что это значит? — напрягся Ичиго, — Я нарушил что-то в твоей силе? Джагерджак неожиданно весело посмотрел на него: — Нарушил? Ты ее практически уничтожил! — Что?! — Да-да, Ичиго, ты мою силу практически уничтожил. Я уже думал, что все, останусь таким же человеком, как ты. Но когда торнадо навалилось на тебя, я кое-что услышал. — И что же? — Ичиго весь сжался под его взглядом. Черт возьми, он и подумать не мог, что его желание просто помочь кричащему от боли Гриммджоу, на самом деле может повлечь за собой подобные последствия. Но с другой стороны — а неужели его бы это остановило? Он ненавидел, когда кому-то больно, он не остановился бы ни перед чем, если бы это помогло избавить кого-либо от страданий. — «Ты теперь свободен». Вот, что я услышал, — Гриммджоу поднялся на ноги и потянулся, — и когда вышел и увидел, что снег летит вверх, то понял, что мне не почудилось. — А что это значило? — растерянно спросил Ичиго, поднимаясь следом за ним. — Барьеры богов разрушены. Или они их убрали, — пожал плечами Гриммджоу, — возможно, когда ты ко мне ломился, они поняли, что ты не отступишь, и решили, что им больше незачем меня держать. Условие исполнено, мое заключение… подошло к концу? — он неожиданно широко распахнул глаза, будто сам только что осознал эту мысль до конца. Ичиго невольно сделал шаг назад, когда увидел, как в бездонных глазах духа заблестели молнии, а руки его задрожали и резко стали прозрачными. Почему-то стало очень тревожно, но Гриммджоу мгновенно понял это, взглянув на него: — Ты испугался. Почему? Ичиго не знал, что ответить. На него точно так же неожиданно свалилось осознание того, что он освободил очень могущественное и бессмертное существо от тысячелетнего заключения в горах. Правильно ли он поступил? А главное: что же именно заставило его сделать подобное? Интерес? Ему совершенно точно хотелось знать, что будет дальше, но он словно все это время забывал о главной причине, почему Джагерджак все-таки оказался здесь. А вдруг он и правда обманулся? Вдруг Гриммджоу, почуяв вкус свободы, снова ринется во все тяжкие? Сомнения тяжелыми камнями падали на сердце, он только смотрел Повелителю Бури прямо в глаза и пятился, неуверенно, медленно, словно не он управлял своими ногами. Ближе к краю. Все дальше от него. — Ичиго… — голос Гриммджоу снизился до шепота, — ты снова меня боишься? Ему хотелось закричать, что нет, не боится, нет, он же поверил в него, он совершенно точно поверил, и захотел выручить только лишь потому что ему хотелось вернуть все то тепло, которым Гриммджоу его окутывал все эти дни. Всей заботой, весельем, хорошим настроением и настоящими, неподдельными эмоциями, которые поднимались в душе, когда их взгляды пересекались в разговоре. О, как же сильно он хотел закричать обо всем этом, но пересохшие губы разомкнулись, и все, что с них слетело, было: — Не знаю… Буревестник резко поменялся в лице. Ичиго сделал еще один шаг назад — все тело духа резко обратилось в лёд, из спины с оглушающим треском и грохотом вырвались огромные, прозрачные, ледяные крылья и Куросаки беспомощно закричал от ужаса. Однако, ветер, налетевший на него, лишь мягко оттолкнул его от края и полетел выше, дальше, а твердые, словно горная порода, руки прижали его к Гриммджоу и Ичиго зажмурился, когда услышал гневный рык, исходящий словно из недр земли. Весь мир содрогнулся вокруг них, пока в небеса снова поднималось торнадо, их окутала тьма, но Ичиго лишь сильнее прижался к холодному, обжигающему льду. Он понял, что с ним произошло. И Гриммджоу, видимо, тоже, так как его полный ярости крик сотряс, как казалось, само мироздание. Он что-то кричал, но из-за свиста ветра Куросаки не мог понять ни слова. Все, на что его хватило, это снова крепко обхватить руками, как во сне и прижать так сильно и близко к сердцу, как это было возможно. Он не знал, почувствует ли это Повелитель Бури, но надеялся, что это усмирит его всколыхнувшийся гнев. Боги снова попытались его забрать. Но Джагерджак не позволил. Не разрешил, запретил, и нанес им сокрушительный удар, когда гора застонала, раскалываясь, с вершины сорвались лавины, а небо словно рассыпалось над ними. Ичиго, надежно закрытый крыльями, лишь слышал звуки снаружи и обнимал. Так сильно, насколько мог, не обращая внимания на боль в замерзших руках. Он не должен был позволить Гриммджоу снова окунуться в безумие. Глаза неумолимо слипались от холода, легкие обжигало, но Куросаки продолжал держаться. — Не разрушай больше ничего, — прошептал он, почти теряя сознание, — Я здесь. Я все еще здесь. Гриммджоу резко рухнул на колени, практически мгновенно возвращаясь в человеческую форму и Ичиго подхватил его, взял за подбородок и заглянул в практически полностью потускневшие глаза. — Вот же идиот ты. Не стану я разрушать, — прохрипел Джагерджак, мотнув головой, — я просто… я просто их… немного припугнул… — Ничего не говори, — Куросаки помог ему сесть и оцепенел, когда взглянул вокруг. Тихо. Словно ничего не произошло. Солнце все так же катилось по небу, горные шпили заблестели под его лучами, мир вокруг просыпался, даже со стороны леса послышалось пение птиц. Гриммджоу, тем временем, окончательно пришел в себя и зарылся рукой в волосы. Куросаки облегченно вздохнул, когда в голубых глазах снова заплясали чертики. Джагерджак осторожно притянул его к себе: — Это я показал им, что будет, если они хотя бы еще раз попытаются что-то с тобой сделать. — Но ведь я все видел! — Ичиго встрепенулся, — Как же?.. — Тс-с, — тонкий палец лег на губы Ичиго и Куросаки ошарашенно застыл. Гриммджоу улыбнулся, — Не задавай вопросов. Я тебе это как-нибудь в другой раз объясню, идет? — Идет. — Куросаки тряхнул гудящей головой. Ну и насыщенное же утречко выдалось! И правда больше не хотелось задавать вопросов, да и вообще, что ему, человеку, понимать в делах высших существ… Он привалился к плечу Джагерджака, рассеянно глядя вниз. Покосившись на него, Гриммджоу приподнял руку и, подумав с мгновение, все же обнял, придвинувшись поближе. — Никогда не бойся меня, — тихо сказал он, — я могу разрушить что угодно, но тебе никогда не посмею причинить вреда. Я до жути разозлился, когда услышал твои мысли, где ты думал, что обманулся. Но когда ты подумал о чувствах, то все понял. Ичиго ощутил, как пальцы Гриммджоу сомкнулись крепче, а сам Буревестник покачал головой с легкой улыбкой: — Знаешь, Ичиго… Наверное, ты первый человек, который в меня поверил. Не испугался, не пытался убежать, как можно скорее. Да и я сам не хотел избавляться от тебя. Ты говорил, что привязанность — это когда тебе с кем-то просто до одурения хорошо. Интересно, не скучно, причем настолько, что не хочется терять ни момента вместе. Я думал, что это все бредни, не видел смысла в том, чтобы быть от кого-то зависимым. Ведь это может быть трудно, иногда даже больно. А уж чего-чего, а боли в своей жизни я натерпелся и навидался. — Есть… — Ичиго прокашлялся, — есть разница между зависимостью и нежеланием расставаться. Я не хотел расставаться. Возможно, из-за того, что я все еще продолжал помнить себя и свою жизнь, и хотелось существовать как можно дольше, просто чтоб не забыть. Все это, — он обвел рукой горы, — это было моей жизнью. Я любил жизнь, и хотел любить ее как можно дольше, прежде чем все закончилось бы. И я был рад, что ты разделил со мной эти дни. Все это было так необычно, я постоянно думал о том, что мне это все снится. А вчера, когда ты метался, весь больной… Понял, что не хочу просыпаться, пока с тобой не будет все хорошо. Он смущенно умолк, опустив голову, пока Гриммджоу смотрел на него полными изумления глазами. Пальцы нервно теребили торчащую ниточку на брюках, а всего его слегка потряхивало от волнения. Ему и при жизни с трудом давались признания в чем-либо, а теперь и вовсе это было невыносимо. Казалось бы, терять нечего, да и чувства его вполне совпадали с тем, о чем говорил сам Джагерджак, но вдруг они все еще что-то недосказали, или неправильно сформулировали? С Куросаки станется, он всегда предпочитал говорить прямо, но теперь почему-то было так сложно. — Так говори. Куросаки вскинулся, уже слегка возмущенно краснея: — Хватит лезть мне в голову! Я... я пытаюсь понять, как сказать, что полюбил тебя! — он резко осекся, а Гриммджоу расплылся в широкой белозубой улыбке: — Лови человека в момент, когда он беззащитен. Только тогда ты услышишь то, что он боится признать. Я ведь тебе уже говорил, Куросаки — ты слишком громко думаешь. В щеки плеснуло жаром, и Ичиго спрятал лицо в ладонях, чувствуя себя одураченным подростком. А Гриммджоу мягко рассмеялся и обхватил опущенные плечи, обнимая: — Я тоже, Ичиго. Я тоже тебя полюбил.