Крылатое счастье.

***

Эндрю медленно, но верно подбирался к этому. К чëртовой ненависти самого себя. Он побывал в стольких приëмных семьях, был подвергнут самому разному насилию со стороны своих приëмных отцов. И что же он сейчас делает? Терпит это только ради Касс? Ради нормальной семьи, которой у него никогда не было? Он зашёл в ванную на втором этаже. Тело болело и ломило, на бëдрах остались чëткие очертания пальцев. Синяки и другие травмы давали о себе знать, но Эндрю было плевать. Он пришëл сюда только для того, чтобы взять лезвие. Кажется, он где-то слышал что таким способом можно избавиться от ненужных чувств. Что же, сейчас это и будет проверено. Первый надрез, сначала он ничего не почувствовал, просто наблюдая за тем как из раны начинает крапинками сочиться кровь. Второй. Третий. Четвëртый... Кровь, небольшое скопление слëз на краю глаз, а потом какой-то странный шорох за дверью, и лëгкий стук. Эндрю быстрыми движениями засовывает руку под струю воды, пытаясь быстрее привести себя в порядок. Как же хорошо что сейчас была глубокая осень, которая скоро перетечëт в зиму, и на нëм был тëплый свитер с длинными рукавами. Он также был достаточной длины чтобы закрывать верхнюю половину бедра, поскольку штанов на Эндрю не было. Крылья... Стали меньше. За дверью стояла женщина, которая, как он того искренне желал, могла бы стать его матерью. Вот только потом за еë спиной появился еë родной сын. Эндрю задушил в себе желание отшатнуться подальше, убежать. — С тобой всë хорошо? Дрейк сказал, что ты довольно давно там сидишь. — Ага. Буквально улыбаясь через силу говорит он, кивая. — Ох, Эндрю, что с твоими крыльями? Они стали меньше? Он удивленно обернулся, и понял, что Касс была полностью права, они действительно стали меньше. Такими темпами, совсем скоро они и вовсе отпадут, что происходит когда человек начинает искренне себя ненавидеть. А также они почти потеряли все перья, так что скоро они вообще поменяют форму. И он этому даже не удивится. Касс, эта прекрасная любящая женщина, лучик света в тёмном царстве, глоток свежего воздуха, когда задыхаешься. Но она была совершенно не в курсе, что происходит на втором этаже за запертыми дверями комнаты Дрейка, ведь у Эндрю на двери замка не было. Она не знала, что вырастила настоящее безжалостное чудовище, которое упивалось страхом и криками бедных детей на его кровати. И как же он был похож на остальных, таких же чудищ, которые вот уже несколько лет истязают Эндрю. Почти ни в какой приëмной семье к нему не относились нормально. То они, то дети, желающие получить крупицы внимания родителей, или откровенно заебавшиеся матери. И Касс... Он считал еë своим спасением. Он думал что всë будет хорошо, и ему наконец-то выпала частичка счастья. Но разве бывает всë так радужно? Что же, разве что в сказках для детей. Но Эндрю ведь старается? Он ведь терпит всë это, лишь бы она наконец усыновила его. Плевать что будет после, плевать как будет издеваться над ним его "брат". Он получит семью, настоящую фамилию, дом, куда сможет возвращаться... Разве ради всего этого нельзя потерпеть? Тем более, он уже нашëл способ приводить себя в чувство. Ощущать, что его тело принадлежит ему самому. Через боль. Через лезвие. Через порезы, и, возможно, шрамы которые останутся с ним на всю жизнь. Они будут показывать ему, через что он пошёл, чтобы иметь счастье. Она потрепала его по голове, и пожелала спокойной ночи. Эндрю улыбнулся ей в ответ и отправился в свою комнату, надеясь, что на сегодня чудище закончило свои над ним издевательства. ——— Как же он ошибался. Как же Эндрю хотелось увидеть своего близнеца, родного брата. Ему было плевать, что он всë это время жил с родной матерью, для него это не имело значения. Это был не его выбор, и Аарон, так звали его брата, точно никак не мог на него повлиять. Его глаза светились, а крылья горели нежным красным цветом ожидания. Он так хотел его увидеть. Он стоял рядом, когда Касс звонила этой женщине, которую зовут Тильда, чтобы договориться о их встрече. И как же он разочаровался когда она грубо отшила его. Но он всë равно хотел его увидеть, и плевать как это произойдёт. Так просто он точно не отпустит единственную ниточку родства, в которое перестал верить лет в семь. — Ты должен уговорить еë привезти его сюда. Вы двое в моей кровати... Это просто мой влажный сон. Он, конечно, будет новичком, но ты же можешь научить его всему ЭйДжей, понимаешь? Эти слова, пока чудовище вдалбливалось в него свистели в ушах.       Нет, нет, нет. Эндрю тоже представил эту картину в своей голове, и понял, что никогда в жизни этого не позволит. Только не Аарона. Только не его брата, которого он даже ни разу не видел. Нет, ни за что. Он скорее сам притворится братом, чем приведëт Аарона в лапы Дрейка. Он никогда так не поступит. Он никогда этого не допустит. Сейчас, сидя в ванной с вновь окровавленными предплечьями, которые он пытался забинтовать, он рассуждал обо всëм этом. Он был рад, что Тильда послала Касс, как бы ужасно это не звучало, но если это обезопасит его близнеца, то это к лучшему. А потом пришло это письмо. Эндрю спрятал его, и прочитал тогда, когда приëмного брата не было рядом. И у него перехватило дыхание. Хотелось реветь и биться от несправедливости этого мира. Он был готов на всë, чтобы его усыновили. Он терпел столько времени, но сейчас понимал, что это не имело значения. И именно в этот момент пришёл Дрейк. Он не смог спрятать письмо, так что тот забрал его из рук, и начал читать. Его лицо расплылось в дичайшей улыбке. Эндрю знал, она не предвещала ничего хорошего. Потом было очередное изнасилование. Слëз уже не было. Теперь он знал как поступить. Да, может, всё его старания пошли насмарку, но так он защитит Аарона а это самое главное. Когда Дрейк ушëл, Эндрю еле еле смог встать с кровати, вырвать листочек из первой попавшейся тетради и нашкарябать гневным и кривым почерком: «Я, блять, не хочу с тобой видеться. Иди нахуй, исчезни.» Он писал это буквально сквозь слëзы, понимая, что это абсолютная ложь. Эндрю бы никогда этого не написал, если бы не вынуждали обстоятельства, но жизнь чëртова сука, которая, видимо, никогда не повернëтся к нему лицом. Он положил листок в конверт, сделанный на скорую руку, и таким же корявым почерком на обратной стороне написал отправителя, адресата и всë тому подобное. Потом, словно шпион, спустился вниз, что далось ему чертовски трудно, а потом выскользнул из дома. Ещё целую минуту он стоял почти голый на холоде вступающей в свои права зимы, не в силах кинуть письмо в ящик. Он возненавидел себя. За свою беспомощность, за такие слова, за то, что не может объяснить всë своему брату. И почувствовал это. Крылья можно было прятать, и парень прекрасно об этом знал, но это чувство было абсолютно другим... Будто какая-то его часть просто отпала, и он должен научиться жить без этой части. Это и были его крылья. Он искренне возненавидел себя. Письмо полетело в почтовый ящик, пути назад не было. Слëзы больше не текли. Он сделает что угодно, лишь бы уберечь его. Он не ожидал от Аарона ответа, и прекрасно знал что не получит его. А также не получит собственную фамилию, дом и... Семью. Его не усыновят, он постарается, чтобы этого не произошло. Он не встретится со своим братом. Он навсегда останется один. Стоит привыкнуть к тому, что судьба просто издевается, над ним. В ту ночь мальчик так и не смог уснуть, свернувшись под одеялом клубочком и раздумывая над тем, за какие грехи в прошлой жизни ему так достаëтся в нынешней. И как вообще можно верить в Бога? Это просто сказки для настолько отчаявшихся людей, которые не хотят полагаться на собственные силы. Но у Эндрю нет ничего, кроме собственных сил, и он не собирается просить чьей-либо помощи. Он со всём сможет справиться сам. В одиночку. Ему больше никто не нужен. Не нужна чëртовая семья, ведь на самом деле Касс просто фальшивка, которая пытается создать видимость любящей семьи. Но на самом деле она просто не хочет замечать того, что сама ведëт бедных, ничего не понимающих детей в кровать бездушного чудовища. У неë нет желания замечать то, что у них вечно заканчиваются бинты, и их вечно приходится покупать. Что Эндрю не высыпается, шугается от каждого шороха и стал таким "неуклюжим". Она не хочет замечать того, как еë родной сын смотрит на него и как ухмыляется, что еë мужу, Ричарду, абсолютно на всë плевать. Эндрю был уверен что у того была любовница, и, возможно, даже другая семья. И больше он не хочет жить в этой грëбанной иллюзии счастья. Больше он вообще ничего не хочет. Ему ничего не надо.

***

Стефан был обычным русоволосым мальчишкой с золотистыми глазами и вечной улыбкой на лице. Его мать звали Кристин, а отец, к сожалению, бросил их, когда ему было всего семь. Так звучала новая история жизни Абрама, которую сейчас ему поведала мать. Он должен хорошенько еë запомнить, ведь одно неверное слово при других людях, и они точно не оберутся проблем. Конечно, Мэри всегда знала как искусно и правдоподобно соврать, но по одному еë взгляду сын понимал, что когда они останутся одни, ему будет больно. Наверное, он слишком часто винил себя. Перья очень часто выпадали, и сначала это действительно его пугало. Он не понимал, что происходит, а потом мать рассказала, что это абсолютно нормально, но лучше вообще их прятать, ведь тогда ложь будет легче говорить. Сама мать всегда их прятала, зачастую говоря людям, что она в них не нуждается, но Абрам знал, что она просто не хочет показывать своих настоящих эмоций. Хоть она и была достаточно жестокой и строгой женщиной, в глубине души он знал, что она возится с ним, потому что любит. Возможно, он и был для неë неким лишним грузом, она всë равно была по своему нежной. Возможно, это случалось очень и очень редко, в такие моменты он улыбался. Абрам знал что она не оставит его. Не бросит, и чтобы не случилось будет защищать. Может, он и чувствовал себя одиноко. Может, он не мог рассказать матери всю правду о своëм реальном состоянии, предпочитая отвечать "я в порядке", ведь он знал, что у них нет времени разбираться с этим. Если он не при смерти, если он может идти, если все его конечности на месте, не сломанные и он не теряет литры крови из-за ранения, это не повод останавливаться. Они должны продолжать бежать, не должны оставаться где-то дольше, чем на месяц. Не должны оставлять за собой какой-либо денежный или какой другой след. Не оглядываться. Не останавливаться. Никому не доверять. Быть кем угодно, только не собой. Все эти правила они соблюдали, и пока это действительно сохраняло их жизни. Пусть и бывало пара случаев, когда люди отца всë же упирались им прямо в пятки, они всегда успешно запутывали следы. А потом этот поцелуй с девушкой. И ведь стоил ли он наказания, которое последовало за ним, когда Мэри их застукала? Определëнно нет. Она всегда твердила что девушки только приведут его к опасности, что отношения сделают его легкомысленным, и тогда он совершит свою смертельную ошибку. Да, именно эти слова она говорила, когда выдирала ему волосы, ударяя головой о разные предметы. А ведь некоторые из всего количества шрамов, что были у Абрама по всему телу, оставила мать. Их было подавляющее меньшинство, но разве это имело значение? Каждый из этих белых отметин на его торсе, груди и спине напоминал об отдельной истории, которая могла закончится летальным исходом. Его летальным исходом. Но он выбирался из неë, оставаясь в живых и получая вот такое вот завуалированное предупреждение от судьбы-суки. Видимо, эта озлобленная на него девушка не собиралась поворачиваться к нему лицом, мстя за ошибки в прошлой жизни. Но эти мысли сразу покидали его голову. Абрам не верил ни в реинкарнацию, ни в Бога, ни в какие-либо другие "высшие силы". Он предпочитал жить в настоящем. Здесь и сейчас, не думая о завтра, ведь тогда может случится его конец. В какой-то тëмной подворотне его просто пристрелят или вставят нож в печень. И так он и умрëт. Бесславно, не оставив после себя хоть чего-то. Ни детей, этого он точно не хотел. Запомниться. Умереть, и чтобы хоть кто-то оплакивал его, чтобы у него хотя бы была чëртова могила, а не канава, где его тело, возможно, не найдут даже собаки. Поэтому он так завидовал Кевину и Рико. Чем он отличался от них? Почему их жизни сложились так по-разному, хоть они и видели тоже самое, что видел Абрам тогда. Как его отец... Раскромсал человека на куски. Фонтан крови, ужасная улыбка, жуткий смех, который будет снится в самых мерзких кошмарах, которые утаскивают в свой чëрный мир. Он очень часто просыпался по ночам, стараясь не закричать и не разбудить мать, которая спала буквально спиной к спине с ним в одной кровати. Так ей было спокойнее, да и Абраму больше нравилось так, чувствуя Мэри позади и тяжесть пистолета в руке под подушкой. Просто они смогли забыть об этом. Перебороть себя и продолжить жить дальше. Абрама же никто не спрашивал, и спрашивать не собирался. Он не живëт, а, блять, выживает на протяжении грëбанных семи лет. Семь лет. Около двадцати различных имëн, лиц, личностей. Три языка, которые он знает на "отлично". И страны, которые он объездил, но даже не запомнил ничего. Зато помнил перестрелки, и две пули, которые остались шрамами у него на груди. Помнил драки не на жизнь а на смерть, откуда он выходил победителем, заколов или застрелив человека. Глаза невинных людей, которые абсолютно случайно узнали больше, чем стоило бы, которых мать безжалостно убивала, не желая оставлять следов. Скольких людей они лишили жизней, лишь для того, чтобы сохранить свои собственные? Неужели они заслужили такой смерти? Абрам просто не верил что их дыхание весило больше, чем сотни умерших невинных на чашах весов. Они оставляли за собой дорогу из гор трупов, потому что некоторых людей обязательно убьют люди Натана Веснински, который так яро хотел найти свою сбежавшую жену. А возможно ему просто надо было восстановить свой подорванный авторитет в тёмных кругах, ведь Мэри прихватила с собой пять милионов и маленького сына, который должен был стать наследником. С какой же завистью Абрам втайне от матери смотрел игры этих парней, которые стали настоящими знаменитостями, и занимаются тем, чем хотят. С какой ненавистью вырезал отрывки из статей об их очередной победе и вкладывал в папку, которую тщательно прятал от Мэри. Ведь она ненавидела экси, и дала бы ему крепкого подзатыльника даже если бы узнала о мыслях об этом виде спорта. Она категорически запрещала то, чем Абрам буквально дышал, и он, на самом деле, понимал еë. Отец хотел отдать его семейке своего босса как "подарок", "приз" или что-то подобное. Словно он был какой-то собакой, и если бы он не прошëл этот чëртов отбор, Натан бы буквально убил его на глазах Морияма. Да, настоящий пример "любящего" и "заботливого" отца. Особенно когда он ломал сыну пальцы, а на следующий день сажал за ненавистное пианино. Одна единственная ошибка в игре приводила к следующему наказанию. Истязанию, разделыванию животных или ещё чего-то более изощрëнного. А потом эта встреча на канадской границе. Долгое преследование. Они были в Сиэтле, и, кажется, это была их грубейшая ошибка. Но Абрам и Мэри вылезали и не из такого дерьма. ——— Как же он ошибался. Они успели доехать до Калифорнии, и Абрам начал замечать, что его мать вела себя странно. Она остановила машину на пляже, у неë была дикая отдышка. Мэри будто увядала, словно совсем скоро она станет лишь безжизненной оболочкой. — Повтори основные правила. — Что? Абрам совершенно не понимал, что происходит. Она посмотрела на него, сжав зубы. Было видно, какую нереальную боль она испытывала. — Я сказала повторить правила, Абрам! У него расширились глаза. Она очень редко называла его так, только когда ситуация действительно была на самой грани. Еë голос словно сломался, ведь она пыталась крикнуть, а получилось лишь прохрипеть. Ей было трудно дышать. Ей было трудно даже просто держать глаза открытыми, не то, что говорить. Абрам начал паниковать. Сейчас ему действительно было страшно. До костей страшно. — Не оглядываться. Не останавливаться...— тут он вздохнул. Говорить было тяжело, руки тряслись а голос дрожал. — Никому не доверять. Быть кем угодно, только не собой. Последнее предложение они проговорили вместе, в унисон. На лице женщины появилась улыбка. Но Абрам прекрасно видел, через какие силы она еë выдавливает. — Хорошо. Никогда их не забывай, слышишь? Ты должен чëтко им следовать, чтобы выжить. Никакого экси. Никаких девушек. Она попыталась поймать губами воздух, но выглядело это так, будто он как назло ускальзывал от неë. И это был еë последний вздох. Она замерла, а искорка в глазах... Погасла. Его мать умерла. Он не мог в это поверить. Он попытался выволочить еë из машины, но кровь засохла и словно прилипла к виниловому покрытию кресла. Он смог заметить рану, которая и привела к летальному исходу. Пусть они и забинтовали еë, у Мэри было внутреннее кровотечение и повреждение некоторых жизненно важных органов. Она умерла. Его матери больше нет. Единственный человек, который заботился о том, чтобы сохранить его жизнь все эти грëбанные восемь лет, мëртв. Он вышел из машины, а после достал из багажника три запасные канистры бензина, которые они приобрели, чтобы лишний раз не останавливаться на заправках. Он начал обливать этим машину, пытаясь покрыть еë полностью. Абрам старался не думать о трупе матери, который лежал внутри. А потом поджëг. Обычные спички матери, потому что у неë было пристрастие к сигаретам. К большому количеству сигарет. Огонь ярко полыхал облизывая оранжевыми языками автомобиль, и сжирая всë, что находилось внутри. Он сидел и наблюдал за этим издалека, стараясь понять, что чувствует. Он даже оглядел свои короткие крылья, которые совершенно лишились перьев и стали перепончатыми. Он никогда не отличался любовью к самому себе, и именно поэтому Мэри часто его ругала, ведь его крылья были слишком короткими, чтобы взлететь. Они были... Непонятного оттенка. Возможно, ему так просто казалось в темноте ночи, но они были... Тëмно-синими? Они никогда не принимали такой оттенок, и это было достаточно странно. Но сейчас у него не было сил думать об этом. Пламя погасло, оставляя лишь обгоревший скелет машины. Абрам подошëл ближе. На месте, где сидела его мать... Был скелет. Он взял рюкзак, и начал отдирать кости трупа Мэри, и это был самый ужасный звук в его жизни, а после складывать в этот самый рюкзак. А потом он побежал. Абрам всегда любил бегать. Каким бы человеком он ни стал он всë равно любил отдаваться холодному порыву ветра, бьющему в лицо. Он не знал как долго он бежал. Может, километр, а возможно, даже больше. Пока лëгкие не наполнились осколками стекла, что было больно дышать, а ноги не подкашивались от такой длительной тренировки. Он упал и начал копать песок. Он чувствовал, как песчинки пробираются под его ногти, но не обращал на это внимания, пока яма не была достаточно глубокой, чтобы туда поместился портфель. Абрам засунул его туда, а потом закопал, просто надеясь, что никакой любопытный ребëнок никогда в жизни его не откопает. А потом снова бег. Он не знал куда, и уж точно не понимал зачем. Он просто продолжал двигать, пока полностью не осознал, что его матери больше нет. Что он похоронил еë кости, и больше никогда еë не увидит. Вот тогда, вновь упав на четвереньки и пытаясь отдышаться он почувствовал, что лишился чего-то очень важного. Он ненавидел себя за то, что не смог еë спасти. Что не заметил еë состояния и что он позволил ей умереть. И теперь где-то внутри была огромная и слишком ощутимая пустота. В этот день он и понял, что, возможно, никогда и не взлетит. Никогда не почувствует настоящей свободы. В этот день у него отпали крылья.