Мы живем благодаря нашим воспоминаниям

Одержимость. Растирая мыло между ладонями с почти неистовой силой. Пена застревает у него под ногтями, белые пузыри покрывают кисти, запястья и предплечья. Вода закручивается в канализацию, так было некоторое время. Но он видит это — кровь. Красное стало розовым от прилива воды. Она там, у него под ногтями, за ушами и запеклась в волосах. Это есть, даже если это не так. Одержимость. × × × Нил просыпается от ослепляющей боли за глазами. Пульсирующей, растущей, шевелящейся. Скользкий червяк, дергающийся взад-вперед, впивается в его левый глаз со всей силой, на которую он способен. Это не новое чувство, как и сухость в горле или скованность в конечностях, но это не делает его менее болезненным. Он слаб, уязвим. Он ненавидит это. Он чувствует липкость кожи, натянутую в местах, которые не болят от свежих швов. Он предполагает, что это кровь, вероятно, это кровь. Он чувствует ее вкус на языке, густой и мягкий во рту. Металлический и горький, гнилой на зубах. Ему вроде как хочется порезаться и выплюнуть, может быть, даже вырвать. Желчь уничтожит вкус крови, верно? Он заваливается набок того, на чем лежит, — судя по упругости, это матрас, — и его рвет тем, что осталось в желудке. Он слышит знакомый голос, вскрикивающий от удивления, а затем стонущий от отвращения. Нил все еще не открыл глаза, да и не хочет этого делать. Он знает, что будет только больнее, если он попытается выставить себя на любой свет, который может его окружать, поэтому он не беспокоится. Теплая рука тянется вперед, откидывая его тело на подушки. Пальцы втирают круги в его плечо, и глубокий рокочущий голос тихо говорит рядом с его ухом. — Все хорошо, тише, ты в безопасности. — кто-то говорит с ним. — Ты слышишь меня, Нил? × × × Одержимый. Он признает это. Но кто бы им не был? Вода холоднее, чем ему хотелось бы, ударяется о кожу его спины и отскакивает от водоотталкивающих бинтов, которыми Эбби обернула его. Было так много крови, когда он впервые вошел. Так много красного, что он просто варился в нем несколько дней и в конце концов смыл в канализацию. Это было ужасно, независимо от того, сколько раз он проходил через это, это вызывало у него рвотный позыв. Он чуть не умер. Снова. Улика была прямо перед ним всего несколько мгновений назад, медленно розовея, стекая в канализацию красным. Поэтому он достает мыло и скребет. Пока вода не перестанет кровоточить розовым. Пока его кожа не станет сырой, Пока он не начинает дрожать под холодными брызгами. Одержимый. Он знает. × × × — Ндрю? — Это больно, боже, как больно говорить. — Ндрю? — Теплая рука на его коже, потирающая и потирающая эти успокаивающие круги. Это так приятно, так успокаивает. Он может представить себе лицо Эндрю, когда тот смотрит на него сверху вниз, практически может почувствовать беспокойство, горящее в его взгляде. Он все еще не открывает глаза. — Я здесь, Нил, и Кевин тоже. — Его голос звучит в противоположность голосу Эндрю, ворчливый и слегка подавленный. Он на той стороне, куда попала рвота. Нил бы рассмеялся, если бы не думал, что это будет так больно, представляя, как Кевин мирно спит рядом с ним, а потом просыпается от того, что Нил разбрасывает куски по его ботинкам. Он хотел бы открыть глаза, чтобы увидеть это, отвращение и облегчение, которые, вероятно, борются на лице Кевина. — Как я здесь оказался? — Бормочет Нил, смятение и оцепенение затуманивают его разум. Он не помнит, как вернулся в Колумбию, или Пальметто, или где бы он ни был. Ничего не помнит после того, как увидел лицо Рико над собой, болезненная улыбка искривила его черты, кровь брызнула на его щеку, когда он поднял нож. — Жан привел тебя. — Говорит Кевин, голос прорывается сквозь воспоминания и рассыпает их, как песок. — Где сейчас Жан? Последовавшая за этим тишина была такой, такой громкой. × × × Они рассказали ему все около часа назад. Что они знали, что они слышали, и, наконец, они показали ему трансляцию. Он всегда предполагал, что когда Жан говорил, что хочет быть свободным, он имел в виду где-нибудь в мире, свободным от руки Мориямы. Нил полагает, что в некотором смысле он понимает. Он уже некоторое время свободен от своего отца, но иногда он этого не чувствует. Каждый приступ боли или ломоты в мышцах напоминает ему о том, что было раньше, в поместье Веснинских или в бегах с матерью. Может быть, Жан был прав в том, что он сделал. Может быть, он свободен. Может быть, смерть — это единственный способ по-настоящему, по-настоящему стать свободным. Нил чувствует свою собственную жизнь как цепь, обернутую вокруг его шеи. Перед ним каменные стены, почти не осыпающиеся. Он должен как-то перебраться на другую сторону. К Эндрю. Есть целый другой мир, который он попробовал на вкус, со сладкими поцелуями, удовольствием и нежными прикосновениями. Царство возможностей, которое у него могло бы быть, если бы он просто прошел через эти дурацкие стены. Один для его отца. Один для его матери. Один для семьи Морияма. Один для его боли. Один за его свободу. Он не уверен, что осталось. Есть ли вообще какое-то будущее, на которое он может рассчитывать? Он не знает, собирается ли он начать разрушать эти стены только для того, чтобы Ичиро схватил цепь и дергал, пока у него не сломается шея, или смерть Рико — это автоматический штрафной пас от якудзы. Нил выходит из душа с онемевшей, ноющей кожей. Мышцы сжимаются и разжимаются, пока он медленно одевается в рубашку и спортивные штаны, Эндрю наклонился к нему. Он не уверен, стоит ли ему снова надевать свои старые боксеры, но мысль о том, чтобы надеть что-то грязное, заставляет его дрожать. Эндрю ждет его за дверью, когда он, наконец, заставляет себя выйти из ванной. Они вместе входят в гостиную Эбби, не обменявшись ни единым словом. Это удобно, знакомо в каком-то смысле, который он не может объяснить. Это напоминает ему о днях, которые они провели, сидя вместе под деревом, когда вопросы закончились, и они просто молча смотрели на остальную часть парка. Ему не нужны были слова Эндрю, чтобы понять, что он был обеспокоен тогда, и они ему не нужны сейчас. Он прекрасно может прочитать это во взглядах, которые он продолжает бросать, и в том, как мизинец крепко сжимает его собственный. Вероятно, ему следует сказать что-нибудь, чтобы утешить его, попытаться успокоить его беспокойство. Будучи честным — он устал, раздражен и встревожен. Но с ним все в порядке. Он открывает рот, чтобы сказать ему именно это, когда в комнату врывается Ваймак. Нил и Эндрю вздрагивают от того места, где они сейчас сидят вместе на диване, поворачивая головы, чтобы посмотреть, чего может хотеть этот мужчина. — Тебе звонит мужчина. — Произнося это, Тренер он смотрит на Нила. × × × — Алло? — Натаниэль? Это ты? Прерывистое дыхание, замешательство искажает его черты. — Кто это? Откуда ты знаешь это имя? — Это Стюарт. Брат Мэри. Долгая пауза. Он должен был догадаться по акценту. — Где ты, Нат? — Почему я должен отвечать? Обвинять. Отклонять. Защитить себя. Защити Эндрю и Кевина. — У меня есть новости от Мориямы. Он называет адрес. × × × Стюарт стучит в дверь, одетый в отглаженный дорогой костюм, а за ним четверо мужчин, одетых в черное. Он просит их подождать снаружи, когда он переступит порог, закрывая дверь перед их носом, когда они кажутся нерешительными. На нем большие черные солнцезащитные очки, которые мешают Нилу определить, куда он смотрит, но по легкому наклону его головы он догадывается, что его дядя наблюдает за Эндрю, который стоит немного впереди него с очень острым ножом в руке. Он быстро отвергает его как угрозу. — Абрам. — Дядя Стюарт. Долгое время стоит тишина и неловкость. Стюарт делает шаг вперед, с привычной легкостью протискиваясь мимо Эндрю, и заключает его в объятия. Нил потрясен, обнаружив, что цепляется за него в ответ. Он мало что помнит о своем дяде, только то, каким высоким он казался, когда был таким маленьким, каким сердитым он выглядел, когда покидал поместье Веснински. В основном он знал его как номер, запечатленный в его памяти, экстренный путь эвакуации, если он когда-нибудь понадобится. Наверное, ему следовало позвонить. — Ты сказал, что у тебя есть новости. — Эндрю говорит куда-то через плечо. — Ах да, пойдемте присядем. — Стюарт поворачивает по коридору в гостиную с такой легкостью, что Нил не удивился бы, если бы запомнил план этажа. Он послушно плетется за ним, не глядя зная, что Эндрю делает то же самое. × × × — Из того, что я понимаю, ты больше не подчиняешься Морияме. — Что это значит? — Ичиро больше не хочет иметь с тобой дело. Ты можете свободно играть за любую команду экси, какую пожелаешь. Однако, очевидно, что вы не можете говорить или делать что-либо о своих знаниях о чем-либо, связанном с именем Мориямы, их связями с экси или всем, что случилось с тобой до или после присоединения к Воронам. — Я свободен? — Я так понимаю — да. Помогает то, что имя Хэтфорд официально закрепилось за твоим отцом. И какую бы сделку ни заключил твой друг.. — Сделка? Какая сделка? — Жан Моро. Он заключил сделку с Ичиро перед смертью. Это позволило бы вам с Кевином оставить позади Гнездо и все, что с ним связано.