Мы живем благодаря нашим воспоминаниям

Четыре. Кто был номером четыре? Двое мужчин. Один из них — француз. Мальчик, проданный в уплату долга, мальчик, у которого была любимая младшая сестра и мать, которая кричала в агонии, когда его отнял отец. Другой — мужчина, у которого никогда не было шанса быть мальчиком, который, наконец, обрел заботу и любовь после целой жизни агонии и боли. Четыре — это проклятие. Четыре означает — смерть. Кто номер четыре, и кто останется в живых? × × × Эндрю Миньярду было семь лет, когда он впервые захотел поцеловать мальчика. У него был друг, его звали Рэй. На самом деле он был его первым другом, может быть, даже, единственным другом. Был жаркий летний день, и они нашли убежище в спальне Рэя, на верхнем этаже двухъярусной кровати. Жалюзи были задернуты, и единственным включенным светом была мягкая лампа на полу под ними. Они играли в какую-то игру, глупую игру, в которой Рэй брал свою плюшевую плюшевую змею и проводил ею по коже Эндрю, пожирая его. (Это заставило что-то затрепетать у него в животе, но Эндрю предпочел не думать об этом.) Рэй остановил свою медленную затяжку на животе Эндрю, чуть выше пояса его шорт, и спросил, не хочет ли он поиграть в правду или действие. Эндрю слышал, как другие дети играли в нее на школьной площадке, но его никогда раньше не приглашал присоединиться. Он хотел этого, он все еще хотел чего-то тогда, поэтому он сказал «да». И вот это началось. Дразнящий рост напряженности между ними. Трепетание становилось все сильнее и сильнее по мере того, как Эндрю все больше запутывался. Маленький мальчик, у которого в голове было только прикосновение большого мужчины, чувство, которое было скорее хорошим, чем грязным. — Ты знаешь, что такое французский поцелуй, Эндрю? — Хочешь попробовать, Эндрю? — Я предлагаю тебе поцеловать меня по-французски, Эндрю. Эндрю не отступал ни от каких попыток. Это были по-своему обещания, и даже в таком юном возрасте он знал, как важно придерживаться своего слова. Ему достаточно лгали на протяжении всей его жизни. После этого он еще несколько часов ощущал на языке вкус Рэя, чего-то сладкого и густого. Это было приятно, это заставило трепетать его желудок во все стороны. Он хотел этого, нуждался в этом. Он никому не сказал, когда вернулся в свою комнату, решил отодвинуть это на задний план, когда дверь его спальни открылась поздно ночью, когда новый язык заменил сладкий привкус Рэя горьким привкусом виски. Эндрю Миньярд был геем. Он известен с тех пор, как ему было семь лет, когда он впервые поцеловал мальчика по собственному выбору. С тех пор он целовался со многими парнями, всегда стремясь ощутить сладкий вкус желания на своем языке. Он пытался найти бабочек, которые порхали. Волны, которые поднимались в его животе, когда мягкое прикосновение губ прижималось к его собственным. Все лица мужчин в клубах, парней за трибунами, соперников в раздевалках — ни одно из них не приносило ему такого удовлетворения, как Рэй. Все они были испорчены гнилью, и на его языке оставалось скорее жжение, чем сладость. До Нила. Нил Джостен и его глупые мягкие губы, его гладкий язык, который вызывал огонь в его сердце и волны в животе. Нил Джостен и чувства, которые он вызывал у Эндрю. Он был таким милым, что у Эндрю заболели зубы от нужды, от желания впервые за много лет. И у него это было, у Нила. Пока не высокий француз с кровью, окрашивающей его слишком бледную кожу, с безвольными конечностями, раскачивающимися при каждом шаге не появился в жизни Нила. Называйте как хотите, для Эндрю он всегда останется его Нилом. Он был холоден и выглядел мертвым. Темно-красная корка покрыла его синие губы, которые раньше казались такими мягкими, и Эндрю знал, что вкус на его языке будет горько-сладким, с привкусом железа. × × × Четыре было проклятием, и Эндрю задается вопросом, попробует ли он когда-нибудь снова ту сладость, которую так долго искал. × × × Три раза. Три раза она подумывала о том, чтобы сдаться. Просто было так много, слишком много. Самое смешное во всем этом то, что Нил выжил. На самом деле это не смешно, Эбби на самом деле так не думает. Но, черт возьми, как долго она хихикала после того, как убедилась, что он стабилен. К концу ее руки были пропитаны его кровью. Ее пальцы покалывало и онемели от того, что она снова и снова вдевала нитку в иголку. Внутрь, наружу и через петлю, туго завяжите ее и стяните кожу. Игнорируй вонь, игнорируй тот факт, что это — чертов ребенок, сидящий на ее самодельной кровати на кухонном столе, игнорируй слезы, угрожающие пролиться. Она задавалась вопросом, стоило ли это того. Ужасная мысль, которая просто не переставала подкрадываться к ней. Стоило ли это того? Действительно? Она стояла над бледным и уязвимым телом под ней, проводя своими покрытыми коркой руками по его таким же покрытым коркой волосам. Шрамы останутся навсегда. И боль тоже. Рубцовая ткань, подобная этой, наслоенная поверх старых версий — они причиняют боль. Они всегда причиняли боль. Хроническая боль, которая усиливается в более холодную погоду, при любом изменении давления воздуха, при любых резких движениях. Его ждет целая жизнь боли. Он был всего лишь ребенком. Ее колени подогнулись под ней, когда она рыдала, уткнувшись в плечо мальчика. Да, она была медсестрой, но прежде всего она была матерью. Подобные случаи — случаи жестокого обращения, настолько ужасные, что дети могли умереть — должны были умереть — они напомнили ей о том, откуда она родом. Потеря ее милого ребенка из-за гнилостного гнева человека — нечто гораздо более опасное, чем монстры, скрывающиеся в темноте. Она видела доказательства в каждом человеке, прошедшем через ее заботу. Шрамы. Наркотики. Пренебрежение. Это приводило ее в бешенство, зная, что эти подростки заслуживают каждого шанса, как и все остальные. Зная, что очень немногие будут что-то делать со своей степенью, когда уйдут. Зная, что те, кто это сделает, столкнутся с предрассудками и стереотипами на каждом углу. Ошибки их родителей написаны на их шрамах, глубокая печаль написана в печали их глаз. Хрупкий — как и любой другой человек, слившийся с кем-то, у кого так много стен и так много недоверия к окружающим. Она знает, что гнев человечества — самый опасный монстр из всех, в конце концов, она видит его каждый день. × × × Два часа. Целых два часа. Именно столько времени потребовалось Кевину, чтобы понять, что Жан — ушел. Он появился с Нилом на руках и наблюдал, как возле него разразился хаос. Затем, где-то между тем, как Нила вырвали из его рук, и полномасштабным падением Кевина в объятия Аарона, Жан ускользнул. Заблудился на пустых улицах поздней ночи, убегая черт знает куда. Он даже не задержался достаточно долго, чтобы рассказать им, что произошло, — хотя никто и не просил. С бледной кожи капало слишком много крови, чтобы останавливаться и задавать вопросы. Они все были слишком расстроены, чтобы думать об этом. Если Кевин действительно честен с самим собой, он все равно не хочет знать подробностей. Он прожил в Гнезде достаточно долго, чтобы знать, что у него, вероятно, есть достаточно хорошая идея. Он всегда будет помнить «неприметные» на вид сумки, которые Рико и Жан тащили со стадиона, а Тетсуи наблюдал за ними. Он знает, что многие были потеряны из-за ярости Рико, он может только сидеть и ждать, пока Эбби скажет ему, потеряли ли они еще одного. У него просто нет сил терпеливо ждать новостей. Он хочет знать ответ на вопрос, который крутится у него в голове на повторе, заезженная пластинка, которую он, кажется, не может остановить, как можно скорее, черт возьми, большое спасибо. Сможет ли он это сделать? Он жив? Он уже мертв? Неужели он потерял его? Живой или мертвый? Мертвый или живой? Стабильный или умерший? С ним все будет в порядке или мы сделали все, что могли? Он просто хочет, чтобы все это прекратилось. Он не понимает, как люди могут сидеть в приемной в больнице. Он не может представить себя в этом одиночестве, затаив дыхание при виде каждой медсестры или врача, которые выходят, чтобы позвать кого-то по имени. Он не может себе представить, как семьи ликуют от радости и облегчения, зная, что да, с ними все будет в порядке, когда вы понятия не имеете, дышит ли ваш человек вообще. Сейчас он едва может это вынести, и нет никакой ложной надежды на то, что врачи выйдут поприветствовать других. Есть только Эбби. Эбби и хорошо укомплектованная аптечка первой помощи всего в одной комнате отсюда. Если бы он действительно захотел, он мог бы встать и сам зайти за угол — как Эндрю пытался несколько раз. Он знает, что его нетерпеливую тошноту можно облегчить, просто встав. Он может вырваться из объятий Ваймака, когда услышит, как Эбби начинает плакать, громко и тяжело всхлипывая. Он мог бы просто подняться с земли, где он был последние два часа, и сам проверить пульс. Но он не хочет, не может видеть распростертое и бледное тело Нила. Он не может заставить себя рискнуть снова увидеть безжизненные глаза-бусинки. Только не глаза Нила. Вместо этого он будет тупо смотреть на стену впереди и молиться, чтобы Нил все еще был жив. Молись, чтобы Жан отправился куда-нибудь в безопасное место. Молитесь так, как он никогда раньше не молился. × × × Новостям требуется один день, чтобы передать эту историю в эфир. Эндрю и Кевин были прикованы к постели Нила с тех пор, как Эбби взяла себя в руки достаточно долго, чтобы сказать ему, что с ним все в порядке, что он справится. Эндрю был тем, кто отнес Нила в одну из гостевых спален, позволив помощи только Ваймаку. Эндрю был тем, кто укладывал Нила, взбивал его подушки и вел себя как чертова тупая домохозяйка, ухаживающая за своим больным мужем. Эндрю наблюдал за Эбби, как ястреб, когда она подключала капельницу, взяла еще одну каплю крови, когда она вонзила иглу в руку Нила. И он закипел. Эндрю никогда не испытывал ненависти к Эбби, на самом деле ему было очень небезразлично, как она помогла Аарону найти крем, который помог бы скрыть резкость следов на его коже. Поскольку она сделала то же самое с его собственными шрамами. Но прошлой ночью, когда он услышал звук ее рыданий, доносившийся из кухни, когда ему пришлось вырываться из объятий Ваймака со всей отчаянной силой, которая у него была, просто чтобы он мог убедиться сам. Когда он, наконец, прорвался и прижал пальцы к горлу Нила сбоку, просто чтобы нащупать сильный пульс. Черт, он ненавидел ее. Он ненавидел ее за страх, через который она заставила его пройти. За чистый ужас, который затопил его тело при звуке ее ужасных воплей. Те, что полны горя, скорби. Однако сейчас было трудно злиться на нее, когда он держит теперь теплую руку Нила в своей, а на заднем плане тихо играет телевизор. Она спасла ему жизнь, и Эндрю всегда будет ей благодарен. Особенно когда он слышит тихий, но резкий вдох Кевина, слышит, как громкость медленно увеличивается до звуков женского голоса. Новости из Гнезда. Картинка на экране не радует. Студенты окружают полицейскую блокаду в стороне, их крики о поражении звучат скрежещуще, даже несмотря на то, что они были заглушены. Гнездо стоит высокое и темное на заднем плане, но не такое угрожающее, когда перед ним бегают все полицейские в ярко-желтых куртках. Мигающие красные и синие огни, подъезжает скорая помощь и проезжает через полицейские кордоны. Ведущий новостей рассказывает об ужасной трагедии, гибели тех, кто мог бы стать величайшими спортсменами в истории экси. Смерти. Множественное число. Из главного здания выносят носилки, тела спрятаны в черных мешках для трупов. Две кровати. Два тела. Женщина обсуждает давление со стороны молодых спортсменов в средствах массовой информации, приводит исследования о росте числа самоубийств и употребления наркотиков в университетах, которые транслируют свои студенческие команды на всеобщее обозрение. Она рассказывает о глубинных проблемах и кризисах психического здоровья. Она рассказывает миллионам американских зрителей, что вчера вечером, сразу после того, как большинство из них поужинали бы, Жан Моро огрызнулся так, как не должен делать ни один молодой человек. Он ударил тяжелым предметом по голове Рико Мориямы, убив вундеркинда экси всего за несколько коротких минут. Она говорит им, что Жан Моро затем покончил с собой, вероятно, из чувства вины за то, что он сделал. Миру потребовался один день, чтобы узнать о смерти Рико Мориямы. Для сумасшедшего человека, изображенного жертвой чудовищного преступления, для мальчика, с которым обращались как с резчиком по дереву, изображенного как злодей. В кампусах по всей стране проводятся бдения, фанаты экси взрывают социальные сети с помощью «#RIP» и «#FuckJeanMoreau.» Люди требуют заявлений, спрашивают, где Тетсуи и почему он молчит, спорят о том, что важнее — его горе как дяди или его положение как тренера. Люди спрашивают, где Натаниэль. Люди спрашивают, где Кевин. Эндрю выключает телевизор. × × × У них кончилось время. Нил пропал. Кевин молчит. Жан пропал. Рико был убит. Идеальный двор пал. Сыновья Экси уничтожены в одной гигантской катастрофе. Он задается вопросом, было ли это тем, к чему всегда должно было прийти, если это судьба, с которой им всегда было суждено столкнуться. Тетсуи держит в руке стакан чего-то крепкого. Слышит плач несчастных студентов, которые собрались с плакатами и свечами прямо снаружи, и задается вопросом, всегда ли это было тем — к чему сводилась работа его жизни. Он задается вопросом, имеет ли к этому какое-то отношение Кейли Дэй. Если ее дух преследует его из мести за все, через что он заставил пройти ее сына. За то, что он нарушил свое обещание уберечь их детей от опасного преступного мира, в котором они живут. Он задается вопросом, заслуживает ли он всего этого, имеет ли смысл только для него допить этот напиток — разъяренный взгляд его племянника, устремленный на его собственный пустой взгляд. С того момента, как он нашел тело Рико, он знал, что это его конец. Его наследие. Его обещание. Его работа. Его вклад в основную отрасль. Все это было разрушено, когда тот мальчик ударил учебником по голове своего младшего племянника, снова и снова, пока он не была раздавлен и пуст. У него кончилось время. Он заслуживает того, чтобы оставить все это позади по-своему, по своему собственному выбору. Не их. Он подносит стакан к губам и выпивает все залпом. Яду не требуется много времени, чтобы забрать его.