Bones in the ocean

Впервые после шторма Техноблейд смотрит на призраков своей команды, и они смотрят в ответ. Его юнга стоит перед ним, и все же его нет — его кожа прозрачна и бледна, холод охлаждает воздух вокруг него, его ноги парят над землей, кости видны под кожей в некоторых местах, как будто он может видеть насквозь. Малыш смотрит на него грустно и печально, а Техноблейд не может заставить себя заговорить — не может произнести ни слова. Это какой-то трюк. Должно быть. И все же перед ним стоит юнга с « Анемоя », очевидно, такой же реальный, как и любой из его нынешнего экипажа. Он слышал его голос — видел, как его губы двигались вместе с ним, видел, как они шевелятся сейчас, — хотя он не мог до конца понять слова из-за гула крови в ушах. Он слышит приглушенный шепот позади себя, улавливает слабые испуганные вздохи своей команды и краем глаза наблюдает, как появляются новые призрачные фигуры, окружающие их группу со всех сторон. Очевидно, он не единственный, у кого есть призраки прошлого. Время движется медленно, пока Техноблейд наблюдает, как остальная часть команды сталкивается со своими собственными испытаниями. Он может видеть, как Ранбу съеживается от двух высоких фигур, одетых по самой богатой моде, с уродливыми ухмылками на лицах, когда они загоняют его в угол, видит Томми и Таббо, отводящих взгляды от кучки оборванных подростков с грязными лицами, которые указывают обвиняющими пальцами и умоляют о помощи. Фанди съежился, как собака, поджав хвост, отчаянно оглядываясь в никуда, зовя остальных, как будто он вообще никого из них не слышит и не видит. Вокруг него его команда борется, и он поражен парализующей беспомощностью, от которой его дыхание сбивается, а кулаки сжимаются по бокам. А Фил... Фил. Фил стоит на коленях. Фил стоит на коленях, его спина сгорблена, плечи дрожат, голова низко опущена, волосы падают на глаза. Его руки запутались в волосах, все тело дрожит, зубы стиснуты, а грудь сжимается от безмолвных рыданий. Над ним стоит пара призрачных фигур — мужчина и женщина с веревочными ожерельями на шее. Его родители. — О, Фил, — выдыхает он, на мгновение вырвавшись из мук собственного горя, потому что Фил сломлен, рыдает, ему не стыдно, а духи шепчут ему на ухо жестокие слова, резкие обвинения, каждое из которых глубоко вонзает когти в сердце Фила… его друг заметно вздрагивает каждый раз, когда они открывают рот. Он не слышит произносимых слов, но может видеть их выражения — неестественно искаженные гневом, печалью и болью, и все это направлено на Фила. — Прости, — он снова и снова видит рот Фила. Фил качает головой, что-то говорит его мать, но замирает, когда чья-то рука касается его щеки. Техноблейд теряет его из виду, когда Уилбур встает между ними, сталкиваясь с чем-то совершенно другим. Уилбур сталкивается с кем-то, кто выглядит как сам Фил, но это не Фил — не такой, каким его знает Техноблейд. Но… он узнает его. Растрепанные светлые волосы и закованные в цепи запястья, запавшие глаза и пустая улыбка, человек, который смотрит на весь мир так, как будто он все потерял. «Пожалуйста», — говорит этот странный Фил хриплым, хриплым и отчаянным голосом. «Уилбур, не делай этого. Ты не обязан этого делать». — Стоп, — выдыхает Уилбур. — Я… я не хотел, я должен был это сделать, я… — Он делает один неуверенный шаг назад, другой, трясущейся рукой тянется к пистолету, которого больше нет. — Ты не он — ты не можешь быть, он сказал, что простил меня, он не…? Уилбур замолкает, безмолвно открывая и закрывая рот, его глаза сияют, чего не было раньше, его лицо искажается болью и страхом. Он прямо здесь, Техноблэйд хочет кричать, потому что отец Уилбура там, стоит на коленях прямо за ним и страдает так же. Но глаза Уилбура пусты и стеклянны, они сосредоточены на собственной битве, и в таком состоянии до него не доходят слова. Он двигается, чтобы помочь, сделать что-то — все, что угодно, чтобы помочь им, но его останавливает на своем пути голос, зовущий его еще раз. «Капитан», — говорит его юнга, и он тут же вспоминает о собственном затруднительном положении. Он медленно оборачивается — его сердце выпрыгивает из груди, а колени дрожат, когда он видит, как его юнга смотрит на него сверху вниз, а на детских губах играет леденящая улыбка. Только его юнга на этот раз не один — вместо этого в окружении десятков других, туман плавает с до боли знакомыми лицами. Мужчины и женщины, молодые и старые — у каждого имя, которое он знает, как свои пять пальцев, имена, которые он записывает снова и снова, повторяет каждую ночь, как молитву, запоминая их лица, отказываясь забыть то, что он проиграл. И вот они, их призрачные лица, такие, какими он их помнит, только как-то грустнее. Более изможденные, со впалыми щеками и бледные, их глаза темные и затравленные, они выглядят почти как скелеты. И их одежда… С их одежды стекает вода с каждым шагом. Техноблейд подавляет крик, отступая на звук ужасного хруста под его обувью. Они идут следом, даже не касаясь ногами пола, и на их лицах он не видит ничего, кроме печали — горечи безвременной смерти, следующей за ними за могилой. Его пронзает раскаленный добела стыд при виде их, каждая ночь, проведенная без сна, внезапно бледнеет по сравнению с тем, что он чувствует сейчас, когда он действительно сталкивается с теми, кого подвел. Такое чувство, будто его раздавливают, тяжесть моря снова давит на его грудь, заставляя его, дрожащего, встать на колени. Он снова тонет, цепляясь за пустой воздух, хватаясь за руки своей команды, пока они погружаются все ниже и ниже, в темные глубины, куда он не может идти. Куда он решил не следовать. Он всегда задавался вопросом, обвиняют ли они его в своем падении. Но теперь, глядя на них, как они обвиняюще тычут пальцами, плача и причитая, и постоянно капая водой с одежды и рта, он находит, что лучше бы не знать. «Хороший капитан идет ко дну вместе со своим кораблем», — обвиняюще шепчет его юнга. — Но ты покинул нас, Техноблейд. — ...Да, — выдыхает он, и его голос становится водянистым и болезненным. Он чувствует себя ребенком, отруганным и пристыженным, точно так же, как он чувствовал себя все те месяцы назад, когда впервые вошел в кабинет своего начальства, чтобы сообщить новости. То самое унижение, душераздирающая вина, раскаленный добела гнев, направленный во все стороны, — все это возвращается обратно. Его щеки горят, а живот скручивает, и он даже не может поднять взгляд. Он не осмеливается. Он больше не может видеть ни их разочарования, ни их предательских взглядов. Его рот работает вокруг безмолвных извинений, но ни одного из них недостаточно — ни один из них не может по-настоящему искупить то, что он сделал, за то, что они потеряли из-за него. И тут он это слышит. "Почему?" Это такой простой вопрос, и все же он имеет вес всего мира. Почему он оставил их? Почему он не пошел ко дну вместе со своим кораблем, как все легендарные капитаны? Почему он так упорно боролся за жизнь, несмотря ни на что? Почему он принял руку совершенно незнакомого человека — врага? У него нет простого ответа, как бы он ни старался. Ничто не может быть достаточной причиной для их кончины — никакое достойное оправдание. — Вы покинули нас, капитан, — продолжает мальчик, и теперь он зол, его взгляд сузился в том же презрении и отвращении, что и Техноблэйд . «Для пирата». И, боги, это больно, потому что это правда — потому что это одни и те же проклятые слова, которые он говорил себе с самого начала, каждое из них. Когда он и Фил были не более чем незнакомцами — в лучшем случае знакомыми, а в худшем — врагами, когда ему снова и снова нужно было кого-то обвинить в собственных ошибках. Он спрашивал себя , почему и тогда, потому что он пошел и принял руку пирата не один раз, а дважды, отказавшись от своих прежних нравов при первом же виде второго шанса. Он взял за руку того, кто, хотя и непреднамеренно, стал причиной их смерти, и он был дураком, полагая, что это останется незамеченным. — Я… я не мог… я не… Любые слова терпят неудачу, потому что он разрывается на полпути между протестом и извинениями, в его сердце идет война между желанием искать прощения и неправильностью всего происходящего. Он оставил свою старую команду ради новой, и они знают — они все это видели, все его грехи лежали обнаженными у их ног на суд. Он оставил их позади, немного больше, чем воспоминание и несколько имен в книге, когда отправился в новое путешествие с Филом, Томми, Таббо, Ранбу, Ники и… Его подбородок дергается, он отчаянно ищет, как трус в нескольких шагах от полета, в поисках любого способа спасения или укрытия среди толпы своей команды. Они все еще сражаются — некоторые буквально с оружием и мечами наготове, другие все еще ведут эмоциональную битву. Однако помочь некому, и чем дольше он ждет, тем ближе подбирается его команда, смыкается и кружит вокруг него, как пойманный в ловушку зверь, и с каждым шагом назад кости хрустят под его ногами, и деваться некуда, некуда бежать и... «Они не настоящие, Техноблэйд!» Он слышит зов Эрета сквозь шум, словно луч света среди бури, и видит его руку, протянутую к нему, как будто он каким-то образом может дотянуться до него сквозь хаос. Он стоит высокий и гордый, нетронутый никаким духом, его подбородок поднят, а выражение лица спокойное. Его глаза широко распахнуты и ничего не видят, и все же в них заключено все — молчаливое обещание, тихая мольба и побуждение вспомнить. И помните, он это делает. Он вспоминает слова Эрет — впервые услышанные из его уст. Те самые, о которых он говорила ему много месяцев назад, при их первой встрече. «Не бойся скорбить, Техноблейд. Они бы этого не хотели. Они не хотели бы, чтобы вы. И вдруг все это обретает смысл. — …Ты не они, — выдыхает он, и призраки замирают. "Что?" — спрашивает его юнга. — Ты не они, — повторяет он, вздернув подбородок, когда к нему возвращается немного уверенности. — …Моя команда — они не хотели бы, чтобы я винил себя. Они бы не… они не винят меня в том, что произошло. И когда он это говорит, в его сердце вспыхивает что-то новое — что-то совершенно чуждое, но такое утешительное, как знакомые объятия. Принятие. Там есть еще кое-что. Безмолвное утешение, что-то твердое, что он не может точно назвать, как будто теплая рука лежит на его плече, подталкивая его. Он не может их видеть, но каким-то образом знает, что они все равно там. Его экипаж. Его настоящая команда. "Это не моя вина." Его слова эхом отдаются эхом в тумане, тихим, как шепот, и все же странно громким. «Больше я ничего не мог сделать». И впервые он действительно верит в это, поднимая взгляд, чтобы встретить взгляд своего обвинителя с таким огнем, какой только может собрать. Через поле костей он видит улыбку Эрет. А потом сразу все меняется. В мгновение ока его команда исчезает, не оставив после себя ничего, кроме тумана. Тихо. Холодно. Пусто. На мгновение он разрывается между облегчением и сожалением, его сердце болит, зияющая дыра осталась там, где они когда-то стояли. И тут он видит себя. Это как смотреться в зеркало — идеальное отражение самого себя смотрит прямо на него. Только что-то другое. Что-то не так. Вместо красного мундира он одет в синее — того же глубокого королевского оттенка военно-морского флота, со знакомым гербом, украшенным сияющими золотыми пуговицами. Волосы у него короче, аккуратно заплетены назад, одежда аккуратно выглажена. Он выглядит достойно. Богатый. Мощный. Он может видеть бледную кожу там, где должно быть холодное железо — никаких следов его протеза не осталось, как будто травмы вообще не было. Он тоже выглядит моложе, чего Техноблейд не чувствовал уже несколько месяцев, напряжение его проблем ушло с его плеч, оставив его гордым и необремененным. И его лицо… Выражение его зеркала искажено чем-то темным и холодным. Что-то, что он узнает, хотя и хотел бы, чтобы он этого не знал. Он смотрит на команду, и в его глазах нет тепла — ни нежной привязанности, ни дразнящего юмора, ни любви, которой он стал дорожить. Вместо этого все, что он видит, это отвращение, грубое и несдержанное. В глазах его отражения нет ничего, кроме ненависти, и каждая ее частица направлена ​​на его команду — на Фила. «Пираты», — слышит он собственный голос, похожий на ругательство. И он видит реакцию своего экипажа, вопросительные взгляды, обращающиеся в их сторону, приглушенные звуки шока, наполняющие воздух среди звуков боя. И его отражение возвращается к нему, жар его взглядаобжигает , когда он смотрит в огненно-красный цвет и не видит ничего, кроме горького разочарования и презрения. «Вот кем мы стали? Преступник?" Он думал, что сожалеет не больше, чем его команда, чем о десятках невинных жизней, потерянных под его руководством. Но теперь, когда он смотрит в глаза человеку, которым он когда-то был, когда он слушает мантры, которые когда-то читал всем своим сердцем, он начинает понимать, что есть кое-что еще, чего он боится больше. Что-то большее, чем вина, более ужасающее, чем буря или призраки тех, кого он подвел на своем пути. Сам. Человек, которым он когда-то был. Человеком, которого он боится, он все еще может быть где-то глубоко внутри. «Мы были великолепны. Мы помогали людям. А теперь что ты сделал? Примкнул к пиратам? То самое, что ты поклялся прекратить, когда поступил на флот? Та самая мерзость, которая только и делает, что сеет разрушения и разрушения, куда бы они ни шли? Губа его зеркала кривится. "Жалкий. Мы были созданы для величия, Техноблейд. Делать добро. Теперь ты ничем не лучше всего, чему поклялся положить конец. "Положить конец?" Техноблейд с шипением отскакивает, его хватка на мече побелела, когда он сталкивается с самим собой. Он знает эти слова — знает, во что он раньше верил, но от этого не становится легче их слышать. «Это люди! Это не вредители, а чума, которую нужно искоренить! Они наши друзья. Это наша команда!» «Они убивали людей!» — Мы тоже! — кричит Техноблейд. «Все эти люди — все эти жизни, отправленные на виселицу? Мы ничем не лучше их — мы никогда не были! — Они грабят и разрушают, губят невинные жизни, а ты собираешься их защищать? Слова его коллеги жутко напоминают те, что Дрим говорил с ним не так давно. — Ты собираешься присоединиться к ним? Что случилось с нашей мечтой? Что случилось со всем, на чем мы выросли, веря?» «Все, во что мы выросли, было неверным!» Голос Техноблейда звучит громче, чем он ожидал, перейдя в крик, его грудь вздымается при каждом вздохе. "Все это! Ты действительно думаешь, что убийство решит все проблемы? Неужели око за око действительно остановит это безумие? — Военно-морской флот говорит… «ВМС говорят что? Мы заботились о нашей команде. Мы любили их, как будто они были нашей семьей. И нам сказали, что это неправильно». Злые слезы покалывают в уголках его глаз, но он смахивает их. «Нам сказали вести, а не любить. А когда мы их потеряли? Все они? Нас даже за это не наказали. Нас наказали за то, что мы позволили Филу сбежать. За то, что принял его помощь. За то, что не пошел вместе с ними, как хороший солдат. Он выплевывает слова, как будто они яд, и они вполне могли быть таковыми из-за того, как они скручивали его сердце. «Мы должны были пойти ко дну вместе с ними!» Его прежнее «я» плюется жестоким эхом слов, сказанных им самим не так давно. «ВМС были правы! Ни один хороший капитан не позволит своему кораблю пойти ко дну без него! Флот доверил нам это звание, этот экипаж, и мы потерпели неудачу!» «Мы были не более чем оружием для флота! Пешка, которую можно использовать, чтобы получить больше власти! Чтобы причинить вред другим людям!» При этом его коллега замолкает. «Они не заботились о нас», — говорит Техноблейд, и все сразу начинает наконец обретать смысл. «Для них мы были не более чем именем — Капитан Блэйд. Мы были не более чем числом — чем еще один корабль во флоте. Лицо его зеркала каменное, не встречающееся с ним взглядом. «Мы были никем. Но эти ребята? И он указывает на свою команду, пока они ведут вокруг него собственные сражения, сражаясь со своими собственными демонами. «Они семья. Им не все равно ». Он видел это в их глазах, в их улыбках, в их теплых объятиях, даже после того, как он ушел и причинил им боль. Он знает это — поверил бы теперь без сомнения. Они любят его, и он любит их в ответ. Они его жизнь — больше, чем место во флоте, звание или титул. — А они? Обвинение капает кислотой с языка его зеркала. "Они делают." Техноблейд непреклонен. — Что насчет него? "…Что?" «Капитан Филза. Ангел Смерти . Человек, которого ты называешь другом, несет ответственность за гибель нашей команды и позор нашего имени. Его зеркальные глаза сузились, в них не было ничего, кроме полного и абсолютного презрения, каждая унция яростной ярости и вины лежала на ничего не подозревающих ногах Фила. — Ты позволил ему разрушить нашу жизнь, Техноблейд. И не только это — он видел в нас предателя. Он был готов отвернуться от нас в мгновение ока , если это означало спасение его собственной шкуры от очередного мятежа. Он бросает долгий взгляд на Техноблейда, и в его глазах видна та же самая боль, которую он чувствовал в своем сердце во время их боя. «Он не видит в нас друга — просто средство снять проклятие». "Это не правда." Эти слова ничего для него не значат. Уже нет. Каким-то образом, когда его собственные сомнения и неуверенность отбрасываются на него, это не так болезненно, как он ожидал. Не тогда, когда он уже столкнулся с ними. Не тогда, когда Фил уже успокоил его. «Он просто пират!» — шипит его прошлое «я». «Как и все остальные! Преступник!" — Он мой друг. И все же даже это не правда, не все. Фил — его первый настоящий друг. Его брат. Его вторая половина. Недостающая часть, которую он никогда не знал, что ему посчастливится найти. Гораздо больше, чем слова могли бы сказать, и все же он хотел бы, чтобы он мог, хотя бы для того, чтобы убедить человека, которым он когда-то был, что он тоже когда-нибудь получит это. Эта верность, эта преданность, рожденная не из служения короне, а из взаимного уважения, из растущей нежности и любви ... Он не променял бы его ни на что, и он знает, что это то, в чем он так отчаянно нуждался, когда служил на флоте. Кого -то , кто проявит к нему сострадание, кто разделит с ним ту же страсть, что и он к другим. "Я понимаю." Лицо его зеркала холодное. Неподвижный. Его пальцы методично возятся с рукоятью пистолета, надежно закрепленного в кобуре, и на мгновение Техноблэйд опасается, что его могут застрелить. Его рука движется к его собственной, готовый потянуть ее, если потребуется, и… Что? Застрелиться? Неизвестно, какими могут быть последствия, даже если это всего лишь результат проклятия. И поэтому он останавливает свою руку, ожидая, затаив дыхание, и наблюдает, как выражение лица его двойника вдруг мелькает чем-то мрачным и предчувствующим. «Ясно, что ты слишком долго не был в своем звании. Слишком долго. Наконец говорит его зеркало, и в его тоне есть что-то пугающе опасное . — …Но мы все еще можем это исправить. "...Что?" И Техноблейд, парализованный, наблюдает, как его прежнее «я» нацеливается на новую цель. Фил почти не дергается — все еще окруженный призраками своей семьи. Взгляд у него пустой и стеклянный, по щекам текут слезы, руки затыкают уши и запутались в волосах, словно пытаясь заглушить звук их обвиняющих голосов. Позади него Техноблейд видит Уилбура, который напрягает своих противников и кричит Филу, когда призраки смыкаются вокруг него. Рука на плече Фила, его мать смотрит на него с выражением предательства, призрак петли все еще болтается на ее шее. Фил не слышит ни криков Уилбура, ни того, как его сын отчаянно тянется к нему. Он не видит пистолет, хотя тот целится ему в сердце. Не сразу. «Единственный хороший пират — это мертвый пират», — говорит его прежнее «я», и только тогда Фил поднимает глаза. Только тогда его глаза расширяются, губы приоткрываются в «о» удивления, выражение его лица становится потерянным, растерянным и преданным. Слезы кажутся неподвижными на его лице, как крошечные кристаллы, застывшие во времени. Даже его дыхание, кажется, остановилось — его грудь жутко неподвижна, весь мир затаил дыхание вместе с ним. А потом- — …Техно? Пистолет взводится со щелчком. Техноблейд даже не думает. Он просто движется. Раздается выстрел. Хлопок. Когда-то они могли бы назвать Фила Икара. Но на этот раз падает Техноблейд. ------------------- На мгновение мир движется в замедленном темпе. Звук подобен грому, словно сама вселенная трещит по швам. Сквозь слезы в его глазах мелькает цветное пятно, знакомое красное и розовое пляшут перед глазами. Должно быть утешительно видеть лицо своего друга в конце всего. Если бы он и хотел умереть, то только рядом со своим капитаном. Даже так, под рукой своего друга. Умер от пули из пистолета своего брата. Это подходит для человека, который мало что знает, кроме предательства. Он прожил хорошую жизнь. Он достаточно угождает капризам судьбы для любого мужчины — десятки раз терпел жестокие повороты. Наконец-то он добрался до того, что, как он думал, было светом в конце туннеля — обещание мира в пределах досягаемости. Он вернул свою семью — своего сына, своего мальчика, который, как он считал, желал его смерти, вместо того, чтобы решительно стоять рядом с ним до самого конца. По пути он нашел новую семью — Томми, упрямого, бесстрашного, гениальногоТомми, который показал ему новый взгляд на жизнь. Ники, с ее состраданием и ярко горящим огнем, всегда рядом, чтобы держать его под контролем. Туббо с острым языком и еще более острым прицелом; золотое сердце, тщательно спрятанное под постоянным пятном копоти на его одежде. Ранбу, сбежавший из клетки в распростертые объятия новой семьи, которая не хотела от него ничего, кроме самого себя. Джек, который проявил к нему лояльность, когда все, что он знал, было предательством. Эрет, который вошел в его жизнь с улыбкой и осторожным заверением, в котором он так отчаянно нуждался, который ничего не просил взамен. И один упрямый моряк, когда-то враг, а теперь вторая половина самой его души. Они его все, его все, весь его мир. И тогда мир рушится, и свет выскальзывает из его пальцев. И Техноблейд падает, алые лепестки расцветают на его груди. — Нет, нет, нет !.. Он падает на колени рядом с Техноблейдом, притягивая мужчину к себе на руки. «О, боги, блять, Техно , о чем, черт возьми , ты думал?» Техноблейд стонет, вздрагивая, когда руки Фила отчаянно сжимают растущее пятно на его белоснежной рубашке. — Извини, Фил, — выдыхает он, и Фил сдерживает еще одно проклятие — еще одно оскорбление — вместо того, чтобы сильнее надавить на него и заменить его отчаянной молитвой. — Не мог… не мог просто смотреть, как это происходит, не мог позволить тебе умереть. — И ты решил , что займешь мое место? Фил шипит, и в его голосе не хватает яда, вместо этого он выходит хриплым и хрупким, когда его глаза начинают щипать от слез. Там так много крови. Боги , столько крови, и она не останавливается. Техноблейд морщится от боли, пытаясь вывернуться из-под прикосновения Фила, но Фил только давит сильнее. — Защищал тебя… — бормочет Техноблейд. — Я могу защитить себя, придурок, — выдавливает Фил сквозь всхлип. « Идиот, зачем ты пошел пожертвовать собой ради такого гребаного пирата, как я, приятель?» Техноблэйд смеется, сверкая окровавленными зубами. «Потому что ты мой друг, Фил», — говорит он, и его голос такой грубый и честный, что это причиняет боль. — Я обещал тебе, что мир… не мог просто… — голос его друга прерывается, превращаясь во что-то слабое и задыхающееся. Кровь Фила застывает в жилах, и он отчаянно хлопает Техноблейда по лицу, наблюдая, как затуманенные глаза снова поднимаются, чтобы посмотреть на него с большим усилием. — А что нельзя, приятель? Фил нежно встряхивает его, слезы текут свободно. — Не оставляй меня в покое, давай, ты должен закончить. Продолжайте говорить, пожалуйста». «Прости…» — Не извиняйся, не смей. Это моя работа, ты, придурок, так что слушай. Техноблейд, кажется, не слышит его, только тихий, хриплый стон срывается с окровавленных губ. — Ты, гребаный ублюдок, ты не можешь отключить это — не … не …! Его голос стихает, в его словах не осталось настоящего гнева, оставляя после себя пустой, пустой и отчаянный голос . «Техно, пожалуйста, не делай этого. Не для меня. Не для меня." — Что-нибудь для тебя… — протест Техноблейда слаб. Фил смеется, и смех выходит влажным и булькающим, горячие слезы неуклонно текут по его щекам. — Прости, Тех, — шепчет он, болезненно фальшиво улыбаясь на губах. «Мне очень жаль, за все». Техноблейд все еще злится на него, верно? Им еще так много нужно обсудить и многое исправить. Он никак не может просто отпустить сейчас, не тогда, когда они все еще… «Все в порядке… прости…» Нет. Фил отчаянно пятится назад, ища что-то — что угодно . «А как же мои рассказы, а? Ты еще не слышал обо всех моих приключениях, приятель, разве ты не хочешь их услышать? Техноблейд слабо улыбается, в его затуманенном от боли взгляде читается нежное веселье, и фальшивая бравада Фила подводит его, его улыбка рассыпается в мгновение ока. — Техно, да ладно, не надо… Пожалуйста — не уходи. Техноблейд не отвечает ему. «Техно, пожалуйста. Посмотри на меня? Ты должен бодрствовать. Ты не можешь уйти. Ты обещал, что не уйдешь. Его рука скользит по щеке Техноблейда, когда тот дрожит, оставляя кровавую полосу на быстро бледнеющей коже. Взгляд Техноблейда полуприкрыт, его дыхание неглубокое и слабое, рука, лежащая на шее Фила, начинает странно холодить его кожу. «Техно, давай, пожалуйста. Ты дал обещание. К вратам ада, верно? Он подавляет всхлип, ненавидя то, как Техноблейд устало наклоняется к его прикосновениям. «Не без меня. Не без меня, Техно. Вы не можете уйти. Вы не можете. Голова Техноблейда болтается в его руках, его глаза ошеломленно трепещут, зрачки расширены, а взгляд стекленеет. Свежая кровь пузырится на его губах, когда он пытается и не может сформулировать слова, вместо этого издавая ужасное, хриплое бульканье. — Ш-ш-ш, не разговаривай, — шепчет Фил хриплым и хриплым голосом. «Все в порядке, все в порядке, Техно, просто останься со мной». Он обшаривает собравшуюся толпу с сердцем, умоляющим кого -нибудь сделать что- нибудь — что угодно. Давления не хватает. Техноблейд умирает. Ему нужна помощь. Помощь, которую Фил не может ему оказать. «Эрет? Эрет! Кто-нибудь, сделайте что- нибудь!» — Фил… — говорит Уилбур. Он выглядит грустным. Ушел в отставку. "Нет." Рука Фила сильнее прижимается к ране, не обращая внимания на то, как между его пальцами появляются свежие алые пузыри, как бы он ни старался остановить поток. — Не смей отказываться от него! Он не отказался от нас. Мы не можем отказаться от него. Мы не можем... мы не можем! Его голос срывается, раскалываясь на сотню крошечных осколков, каждый из которых так же хрупок и напуган, как и предыдущий. Он подавляет дальнейшие протесты сдавленным рыданием, отчаянно прижимаясь лбом к Техноблэйду. Его другу удается наклониться в нежном прикосновении, его глаза при этом закрываются, а губы искривлены в гримасе. «Я здесь», Эрет опускается на колени рядом с ним, его руки двигаются, чтобы заменить его, бандана Томми замотана и плотно прижимается к ране. «Техноблейд, мне нужно, чтобы ты не заснул. Ты можешь сделать это для меня?" «Ммммнн…» Техноблейд смотрит на Эрета, справляясь только с самыми слабыми звуками. Его пальцы дергаются, и Эрет берет одну из его рук, другая все еще безвольно покоится на плече Фила. Фил зачерпывает его, подносит к губам, страстно целует изношенные и окровавленные суставы, не обращая внимания на вкус меди. Лицо Эрета сморщено, брови нахмурены, он наверняка чувствует боль Техноблейда, но успокаивает ее, как мантру. — Вот и все, ты так хорошо справляешься, глубоко вдохни для меня, — бормочет он, его прикосновение легкое, как перышко, когда он скользит по ране. «Пуля все еще внутри, нам придется вытащить ее, прежде чем я успею… черт!» Техноблейд внезапно дергается в его хватке, его пальцы болезненно сжимают пальцы Фила, его голова откидывается назад, когда он давится собственной кровью. "Держите его!" Эрет плачет, и Фил быстро подчинился, прижав плечи Техноблейда к земле и заглушив собственный крик при виде ужаса во взгляде своего друга. Техноблейд испытывает боль — Техноблейд напуган , и все, что он может сделать, это помочь ему успокоиться и молиться, чтобы был шанс. Эрет начинает возиться с тканью его юбки, отрывая большой кусок, чтобы использовать его в качестве самодельных повязок, а затем… Эрет внезапно замирает, его губы складываются в маленькое «о» . На его лице появляется выражение понимания, и вдруг он больше не давит на рану. Фил наблюдает и видит тот самый момент, когда он сдается — тот самый момент, когда его лицо становится спокойным и понимающим. — Нет, — выдыхает Фил и с шумом, похожим на рычание , грубо отталкивает Эрета, бросаясь вперед, чтобы заменить его руки своими над раной. Крови так много — боги, весь перед Техноблейда окрашен в багряный цвет, руки Фила скользкие от нее — но он не может сдаться. Он не будет. Даже когда тело Техноблейда становится все холоднее и холоднее под его ладонями, а глаза его друга закрываются и больше не открываются, он нажимает вниз, сохраняя давление. Ему невыносимо думать, он едва может дышать из-за дикого трепета паники в груди и дикого стука сердца. Он не может позволить себе паниковать, не может позволить эмоциям взять верх, не может позволить давлению ослабнуть ни на мгновение, потому что Техноблейд истекает кровью под ним, и это его вина, и он не может… Дыхание Техноблейда внезапно издает странный хрипящий звук. Все его тело сжимается в руках Фила — раз, два, три… А потом идет жутко до сих пор. «Техно…? Нет, нет, нет ! Ты чертов идиот, не смей … не смей закрывать глаза, ты меня слышишь? Техноблейд не отвечает. Его веки даже не дрогнули. «Техноблейд, открой глаза . Вставай. Вставай! Пожалуйста. Мне жаль. Мне так жаль , пожалуйста, не уходи... Ничего такого. Только холодная, подавляющая тишина . И Фил кричит. ------------------ Темно. И тогда это не так. Он просыпается от мягкого белого света, нежного и успокаивающего. Он просыпается под шум нежных волн, но океана не видно. Он просыпается в море знакомых лиц, полных теплых улыбок. — …Эй, ребята, — бормочет Техноблейд сквозь внезапно пересохшее горло и слезы на глазах. И экипаж Anemoi улыбается ему в ответ. — Хей, капитан, — раздается тихий голос, и его юнга — его настоящий юнга — ласково улыбается ему сверху вниз, протягивая ему руку. Он колеблется только мгновение, прежде чем взять его, сдерживая рыдание от тепла, которое он чувствует — кожа мальчика больше не призрачная и бледная. В мгновение ока его окружают те, кого он потерял, все они шепчут нежные приветствия и дразняще смеются, пока он бесполезно трет глаза. Радость, которую он когда-либо испытывал, переполняет его, когда он смотрит на свою бывшую команду и не видит в их глазах ничего, кроме любви, чистой и истинной. — Значит, это оно? — тихо спрашивает он, и его радость вспыхивает при воспоминании о наполненных слезами голубых и тихих прерывистых рыданиях, когда мир меркнет. Женщина — корабельный кок, по-матерински грубая и добросердечная — делает шаг вперед и берет его руку в свою. Его рука. Его настоящая рука, плоть и кровь, больше не железо и дерево. Ее прикосновения нежны, когда она проводит большими пальцами по его мозолистым суставам, а ее улыбка мягкая и не осуждающая, когда она смотрит на него. — Только если ты этого хочешь, — просто говорит она. И о, Техноблейд не знает, чего он хочет. Теперь, когда он здесь — теперь, когда самое худшее позади, и он здесь с ними, видя их улыбающиеся лица и чувствуя их любовь, он больше всего на свете хочет остаться с ними. Убежать от боли, чтобы наконец освободиться от испытаний и невзгод жизни. Это было бы так просто. Но потом он думает о Филе и его команде. Команда, которую он оставил, команда, которая ждет его. Он думает о нежной улыбке Ники и еще более нежных прикосновениях, думает о выходках и бесстрашной преданности Томми и Таббо, думает о добром сердце и самоотверженности Ранбу, думает о каждом члене экипажа, который приветствовал его в своей жизни с распростертыми объятиями, даже в самые тяжелые времена. Он думает о Филе. Упрямый, безрассудный, глупый, замечательный Фил, который дал ему второй шанс, когда никто другой не дал бы, даже он сам. Он думает о теплых улыбках и ярком смехе, о глупых разговорах в вороньем гнезде и о тяжелых на сердце разговорах в своей каюте. Он думает о совместном выпивке и преувеличенных рассказах о приключениях, о бормочущих словах и нежных прикосновениях, когда они оба больше всего в этом нуждались. Он думает о ссорах, о злобных словах, брошенных в пылу момента, и о прощении, которое еще предстоит заслужить. Он думает, и он думает, и он думает... Он думает, что не променял бы это ни на что в мире. «Извините», — говорит он, и, к его удивлению, их улыбки становятся только шире. — Я… я не думаю, что пришло мое время. Еще нет. Не сейчас." Повар ухмыляется ему, сжимая его руки в своих. — Думаю, ты прав, дорогой. «Хотел бы я остаться», — говорит он, и он имеет это в виду. «Хотел бы я снова быть со всеми вами». "Во время." Он смотрит на команду Anemoi и улыбается. Он не удосуживается вытереть слезы, текущие по его лицу, не желая больше скрывать их. Он больше никогда не будет скрывать свое сердце. Ни для кого. — Мужайтесь, капитан, — говорит она. "Время двигаться дальше." — Ага, — хрипит он, его улыбка шаткая, но искренняя . "...Это." И когда он отпускает ее руки с последним кивком, мир снова меркнет. -------------------- Техноблейд открывает глаза и видит знакомую копну светлых волос и слезливую улыбку. С тихим «уф» его крепко сжимают в ожидающих объятиях, и в его волосах заглушается всхлип. — Глупый, глупый, глупый, — бормочет Фил хриплым голосом. «Ты ублюдок, ты чертов идиот, никогда больше так не делай». Горячие слезы увлажняют кожу Техноблейда, слова Фила переходят в хриплый, почти истерический смех. — О боги, я думал… я думал, что ты умер. — Я был, — хрипло бормочет Техноблейд, его руки поднимаются и крепко обвивают плечи Фила, не стыдясь того, что он начал плакать собственными слезами. Он с облегчением обнаружил, что это не больно — его грудь болит только от фантомной боли, а не от зияющей раны. Он устал и болен, но жив. «Был, но вернулся». — Ублюдок, — шепчет Фил, но в его голосе нет настоящего жара. Дрожащие пальцы тянутся к его запястью, и он позволяет это сделать, пока Фил нащупывает пульс. Брови Фила нахмурились лишь на мгновение, прежде чем все его тело облегченно обмякло от сильного, ровного пульса. — Я вернулся, — снова шепчет Техноблейд, прижимаясь ближе к своему другу, и именно тогда он видит, что его команда собралась вокруг него, все стоят на коленях на мягком белом песке, их лица заплаканы, но улыбаются, и… Подождите. Песок? Он моргает и, конечно же, чувствует мягкий песок под ногами и снова чувствует соленый привкус океанских брызг. Над ним голубое небо чистое и яркое, и он слышит невдалеке крик чаек. Пляж, на котором они собрались, прекрасен — девственно-белый песок, насколько хватает глаз, усеянный пальмами и ракушками, и ни одной косточки не видно. Это выглядит почти неземным, и на мгновение Техноблейд задается вопросом, неужели это оно — действительно ли он мертв, и все остальные вместе с ним. Но Фил видит выражение его лица и смеется ярко, музыкально и счастливо. — Это реально, приятель, — бормочет Фил, мягко касаясь лбом Техноблейда, прежде чем отстраниться, открывая ему вид на сверкающие голубые воды позади него. «Ты сделал это, приятель. Ты разрушил проклятие. "...Как?" Рядом с Филом улыбается Эрет. «Ты доказал, что это неправильно», — просто отвечает он. «Ты посмотрел себе в глаза — человеку, которым ты был раньше, — и отверг его». Его улыбка становится шире. — В конце концов , ты спас пирата. — Я спас друга, — мягко поправляет Техноблейд и наблюдает, как щеки Фила приятно розовеют, а мужчина смущенно опускает голову. Однако он не может скрыть свою улыбку от Техноблейда. «Ты пожертвовал собой, — бормочет Эрет, — ради того, кого когда-то убил бы без колебаний. Думаю, даже проклятие не могло этого предсказать. «Никто никогда не говорил, что я умный», — хрипит Техноблейд, его губы дергаются в ухмылке. Фил весело смеется над этим. Силуэт на фоне теплого солнца, его золотые волосы практически светятся, его счастье такое чистое, искреннее и ничем не сдерживаемое, Фил счастлив. С его семьей вокруг него, в целости и сохранности, и тяжестью проклятого проклятия, наконец, сброшенного со всех их плеч, радость заразительна, и вскоре он смеется вместе с Филом, так сильно, что у него болит челюсть, а грудь вздымается от нехватки воздуха. Он не знает, сколько времени они так проводят, но этого достаточно, чтобы он почувствовал легкое головокружение и головокружение от ликования, хотя настолько сильно, что они с Филом с трудом удерживаются в вертикальном положении. — Мы сделали это, — выдыхает Фил, и его глаза сияют, когда он смотрит на Уилбура, который наблюдает за ними из невдалеке, сложив руки на груди и мягко улыбаясь на губах. «Я не могу поверить, что мы действительно это сделали. Блядь. Это действительно конец, не так ли?» — Так и есть, — бормочет Техноблейд и проглатывает волну эмоций, которая угрожает захлестнуть его. Он измотан, измотан и отчаянно нуждается в выпивке, но явное и абсолютное облегчение перевешивает все остальное, тяжесть мира наконец спала с их плеч. Все кончено — для всех . Больше никаких бесцельных блужданий — никаких опасностей на каждом шагу. Нет больше проклятия. Фил свободен. Уилбур свободен. Все, о ком они заботятся — их друзья, их команда, их семья — свободны. И Техноблейд тоже свободен. Свободный от вины, свободный от печали, свободный от боли. На сердце у него легко, легко и тепло, и впервые за многие месяцы он может безудержно улыбаться, смеяться без груза прошлого. Это то, чего он никогда не считал возможным, и все же он здесь, смеется и катается по песку со своим лучшим другом, свободный от каких-либо сожалений. Это больше, чем он когда-либо мог просить, и все же, может быть, только на этот раз, он думает, что наконец-то заслужил это. — Как, черт возьми, ты это сделал, приятель? — спрашивает Фил, когда они оба полностью измотаны, растянувшись в теплых песках рядом друг с другом, наблюдая, как экипаж готовит лодку к возвращению на « Арго». « Что сделал ?» — Вернись к нам вот так, — говорит Фил, и его взгляд внезапно становится мягким, когда он переворачивается на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с Техноблэйдом, его щека покрыта песком, а волосы падают ему на лицо. Он выглядит в беспорядке, но он так чертовски счастлив , что все это не имеет значения, и он опирается на прикосновение Техноблейда, игриво убирая выбившуюся прядь с глаз своего друга. Техноблейд ласково улыбается ему. Он думает о своей команде, провожающей его с улыбкой, толкающей обратно в мир живых, и решает, что это сказка для другого дня. — Ну, ты же знаешь, что они говорят, Фил, — заговорщицки бормочет он. «Техноблэйд никогда не умирает». — …Приятель, никто так не говорит. — Сейчас будут.