Вёльва

      — Все, закругляемся! — пропел радостный Саня из-за барной стойки. — Девять часов вечера. Господа рабочие могут спокойно выдохнуть!       Его долговязая фигура неуклюже протиснулась между столиками, сметая влажной тряпкой оставшиеся после посетителей крошки. Я любила наблюдать за тем, как он это делал, мыча себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, полностью погруженный в свои мысли. В полумраке помещения, пропахшего кофе и свежей выпечкой, Саня был как нельзя кстати. Есть люди, от которых за километр несет этой самой «атмосферностью», так вот, этот парень относился к числу таких избранных.       Летом я устроилась подрабатывать в кофейню, желая закалить себя хоть какой-то работой до поступления в институт. Смены проходили вполне сносно, работой меня особо не грузили, но складывалось впечатление, что я лучшие годы своей жизни трачу на бесполезные вещи.       — Ну что, будем чаевые делить или как? — рядом со мной тут же очутился Антон, который на протяжении всего дня ждал дележки.       Я готова была работать по две смены в день, чтобы получить «финансовую независимость». Мне очень нравилось это словосочетание, поэтому я повторяла его при любом удобном случае. Я уже считала себя достаточно взрослой для того, чтобы отпочковаться от матери и самостоятельно себя обеспечивать, но в голову невольно закрадывались мысли, что мою юность не окупят никакие деньги.       Я старалась не думать об этом, но в июньский полдень, когда никому не хочется не только ради ароматного кофе, но и ради огромного стакана мохито со льдом покидать свое охлажденное кондиционером пристанище и кофейня пустует, я задумывалась о смысле бытия. Выходило это у меня до дрожи депрессивно, и, если бы не мои друзья, я бы завяла в первое же свое совершеннолетнее лето.       Они начали подрабатывать гораздо раньше меня и часто давали какие-то полезные советы, подбадривали меня и угощали пивом после смены. Мы выходили каждый раз все вместе – я, Саня, Антон и Гоша, забегали в соседний магазин и брали там по ноль пять «Балтики», а после шли по закоулкам, отделяющим нас от главной улицы города лишь хлипкой вереницей довоенных домов.       Так и в тот вечер мы быстро убрали помещение и устремились в непредсказуемую ночь, чтобы зацепиться неуверенной хваткой за ничтожные мгновения нашей ускользающей юности.       — Какая-то ты сегодня задумчивая, — Саня отчаянно щелкал пальцами у меня перед носом. — Все нормально?       Я часто заморгала, с трудом фокусируя взгляд на его веснушчатой физиономии, и сделала невнятный кивок. Его большие глаза блеснули во мраке ночи искоркой беспокойства.       — У нашей маленькой провидицы большое видение, — протянул Антон, хлопнув меня по плечу. — Что на этот раз, Алиса?       — Я ведь говорила, что у меня не бывает видений, — напомнила я, делая осторожный глоток ледяного пива, чувствуя, как пузырьки приятно покалывают язык.       — Тогда какая же ты провидица? — философски заметил Антон. — Прошу тебя, Алиса, попроси там своих богов, чтобы они приоткрыли перед тобой недосягаемую Завесу. Скажи, что другу очень надо. Мне срочно нужно знать, с кем мне замутить – с Алиной или с Викой, потому что они подруги, и я им обеим нравлюсь.       — О-о, время потрясающих историй от Антона, — прыснул Гоша. — Ну и что тебе мешает мутить с обеими?       — Дело в том, что у Вики завтра день рождения, — начал объяснять Антон, — я приду на него, и Алина узнает, что я не только ей обещал отношения, и они поссорятся, обидятся на меня, и мне не достанется ни та, ни другая. Так что там говорят твои боги, Алиса?       Я чуть не подавилась пивом и лукаво посмотрела на Антона. Возможно, он просто придумал эту ситуацию, чтобы как-то меня развеселить, чтобы выудить из омута моих тягучих мыслей. У Антона всегда было так много девушек, что после того, как он расстался с двенадцатой, я перестала запоминать их имена и понятия не имела, существуют ли Вика и Алина на самом деле. — Подожди-ка, хммм… — протянула я, подыгрывая ему.       Я закрыла глаза, очертила свободной рукой круг в воздухе и пропела загробным голосом:       — О, норны и великие боги, даю вам в дар эту священную «Балтику», почти не начатую, и прошу вас приоткрыть Завесу грядущего дня. С кем же замутить герру Антону?       Послышались смешки. Я нахмурила брови и коснулась указательным пальцем губ, призывая друзей к молчанию. Некоторое время я делала вид, что внимательно слушаю советы несуществующих богов, а потом вздохнула, открыла глаза и серьезно сказала: — Боги говорят, что тебе следует поубавить свой пыл, чтобы не подхватить сифилис.       Антон разочарованно цокнул языком под гоготание Гоши и Сани.       — Как же так, как же так… — начал причитать он, картинно поднося тыльную сторону ладони ко лбу. — Я служу одной лишь Венере, так и передай им, Алиса. Так и передай!       — Вот почему сифилис — это венерическое заболевание, — подметил Саня, заливаясь очередным приступом хохота. — Наш Дон Жуан и вправду верит только в одну богиню.       — Да что ты знаешь о любви! — воскликнул Антон. — Ты такой невежда, что в этой истории ты лишь Ромео, а до Дона Жуана тебе еще предстоит дорасти.       Саня сделал вид, что насупился, но в его глазах плясали задорные подвыпившие чертята.       — Нет, мой дорогой друг, я Вертер! — заявил Саня.       — Не вижу разницы, оба одинаково кончили, — напомнил Гоша.       Они еще о чем-то болтали, но я не слушала их, разглядывая бесконечные звезды на небосводе. Пить пиво на голодный желудок было не лучшей затеей, поэтому моя голова немного кружилась, угрожая мне неминуемым падением.       Не знаю, почему мне так не хотелось, чтобы лето заканчивалось. Я ведь прекрасно знала, что это бессмысленно, оставаться в маленьком, бесперспективном, но родном городке в надежде на предсказуемую стабильность моей прежней жизни. Все должно было бесповоротно измениться, развернуться под совершенно иным углом неминуемого взросления, к которому я была, скорее всего, не готова.       Мы с ребятами дружили со школы, попадали в общие неприятности, решали вместе проблемы друг друга. Казалось, мы стали крепкой семьей, которой суждено было разлучиться. Эта мысль подкашивала мне ноги.       Так привычно было видеть по утрам улыбку вечно оптимистичного Санька, который был таким жизнерадостным только из-за двух банок энергетика, выпитых перед уроками. Совершенно родным стал тихий Гоша, к каждой своей реплике прибавляющий «товарищи», будто мы жили в СССР. Да и без нытья Антона, подцепившего на какой-то вписке очередную «светскую львицу» я бы не смогла прожить больше недели.       В какой-то момент я поняла, что и ребята тоже замолчали, задумавшись о чем-то. Спустя столько лет мне казалось, что я научилась читать их мысли, но теперь, шествуя вместе с ними по темным переулкам засыпающего городка, я осознавала, что от прежних сорванцов, сотрясавших стены школы своими выходками, остались лишь воспоминания, и я понятия не имею, что твориться у них в головах.       Спустя некоторое время мы по привычке разделились, пожелав друг другу спокойной ночи. Мы с Саней жили в верхних дворах, а Гоша с Антоном – в нижних, поэтому ритуал расставания каждый день был одним и тем же.       Сперва мы с Саней шли молча, но потом он сказал:       — Ты в последнее время сама не своя, Алиса. Тебе все еще снится этот сон?       Этот вопрос застал меня врасплох. Конечно, я рассказывала своим друзьям о вещах, которые меня беспокоят, но все равно понимала, что они ни чем не смогут мне помочь.       — Снится, — тихо ответила я, не решаясь посмотреть на Саню.       — Ты не пробовала обратиться к психологу? — последовал новый вопрос.       Я не смогла сдержать вырвавшийся из груди смешок.       — Саш, ты действительно думаешь, что мне поможет психолог? — спросила я.       Мы остановились посреди улицы, и я начала сверлить парня пытливым взглядом, очевидно доставляя ему дикий дискомфорт.       — Ну, может, дела обстоят куда проще этих твоих колдовских штучек, — неуверенно предположил Саня. — Может, у тебя на душе не все гладко.       Еще некоторое время я скользила взглядом по его лицу, пытаясь во мраке ночи зацепиться на знакомые черты, но потом отвернулась, тяжело вздохнув.       — Нет, Саш, — сказала я. — Дело не в этом. Что-то случится, и мое подсознание всеми силами взывает к моей бдительности. Что-то грядет…       — Мне становиться не по себе, когда ты так говоришь, — признался Саня.       Я хмыкнула. Почему-то сейчас он показался мне каким-то другим, не похожим на придурка, которого я спасала из разных передряг. Прошел уже целый час, на протяжении которого я не была удостоена чести выслушивать очередную идиотскую шутку, и меня начинала пугать серьезность тона, с которым Саня пытался оказать мне психологическую помощь.       — Но неужели все дело только в подсознании? — почему-то спросил он. — Ты не веришь в своих богов?       — Глупо было бы верить, — ответила я. — Я никогда их не видела, они никогда не взывали ко мне. Это все детские сказки, которые мне рассказывала прабабушка. Может, мне и хотелось бы верить, но я-то понимаю, что это бред. Могу для виду изображать преданность, пытаться заставить себя поверить, но в глубине души буду понимать абсурдность всего этого.       Теперь мы шли медленным шагом по знакомым мне переплетающимся улочкам. Где-то вдалеке залаяла собака, ее лай подхватили еще несколько, и тишина ночи наполнилась знакомым сердцу шумом.       — То есть, ты считаешь, что твой дар — что-то вроде наследственного заболевания? — уточнил Саня.       Я удивленно прокрутила в голове эту специфическую формулировку и неуверенно кивнула.       — Как прозаичен современный мир, — усмехнулся Саня.       — Увы, но романтичное средневековье с бубонной чумой и святой инквизицией кануло в лету, ничего не поделаешь, — произнесла я с иронией. — Ох, сейчас бы в крестовый поход отправиться или колдовством заняться под страхом сожжения на костре!       — А ты все шутки свои шутишь, — тихо сказал Саня.       Почему-то в его голосе я услышала непривычную для него печаль и немного угомонилась, косясь на друга. Он смотрел прямо перед собой, спрятав руки в карманы, будто телом прежнего весельчака завладел странствующий философ.       — Конечно, кто-то же должен, — буркнула я, поежившись.       Легкий ветерок стал холоднее, отчего по моим рукам пробежали мурашки. Мы подходили к моему подъезду. Над входной дверью горела старая не перегорающая лампочка, а вокруг этого ничтожного источника света кружили ночные мотыльки.       — Я просто долго думал над всем, что с тобой происходит, — сказал Саня. — Изучал мифологию, историю, и пришел к выводу, что тебе в свою очередь следует изучить свою родословную, чтобы понимать, в чем причина твоих сновидений.       Я остановилась как вкопанная, лишь на мгновенье осознав, что мы поравнялись с подъездом, и дернула Саню за руку, заставляя его повернуться ко мне лицом.       — Ты… что сделал? — вырвалось у меня нечаянно.       Лицо Сани было поразительно спокойным и немного уставшим. В его зеленых глазах плескался океан непонятной заботы, уголки его тонких губ дрогнули в подобии вымученной улыбки.       — Все блондинки такие пытливые? — шутливо спросил он, пытаясь высвободиться из моей хватки.       — Отвечай! — потребовала я, вновь дернув его за руку.       — Ай, полегче! — возмущенно воскликнул он. — Не понимаю, что такого в том, что я заинтересовался скандинавской мифологией?       Этот вопрос почему-то успокоил меня, я отпустила его руку и произнесла:       — Не знаю, просто это странно. Ты пытаешься понять, кто я на самом деле? Откуда растут ноги у моих странностей?       Я выжидающе посмотрела на Саню, и улыбка на его лице померкла, будто он смог различить плохо спрятанную горечь в моем взгляде.       — Что-что, а вот комплекс неполноценности это точно не про тебя! — уверенно сказал он, похлопав меня по плечу. — Не волнуйся, Алиса, я просто хотел тебе помочь. Если тебе это не нужно, так и скажи, я просто беспокоюсь за тебя.       Его рука осталась на моем плече, будто Саня верил, что прикосновение добавит веса его словам. Так и было. Я тяжело вздохнула и произнесла:       — Спасибо за заботу. Я просто… не люблю копаться в прошлом. В этом мало приятного. А сновидения… они оставят меня со временем, как это было всегда. Не переживай, я живу с этим «даром» всю жизнь, он успел доставить мне немало неприятностей…       Внезапно я различила боковым зрением едва заметную тень, мелькнувшую в ночи. Она исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив глубоко в груди лишь чувство липкого ужаса. Я перевела взгляд на сгущающуюся вдалеке ночную тьму, пытаясь вновь уловить какое-то движение, но его не последовало.       "Показалось", — подумала я.       — Алиса, — окликнул меня Саня. — Все в порядке?       Я помотала головой, попытавшись прогнать наваждение, и произнесла невнятное:       — Д-да, все нормально. Просто… день выдался напряженным. Я сегодня вся не своя. Я… пойду наверное. До завтра…       — До завтра, — тихо сказал Саня.       Я торопливо обняла его и взбежала по ступенькам подъезда, не оглядываясь. Голова нещадно кружилась.       Я ввалилась в душную прихожую, роняя в темноте предметы, чем рисковала вызвать недовольство матери. Я старалась причинять ей как можно меньше неудобств своими поздними возвращениями домой, но получалось у меня это из рук вон плохо. У меня вошло в привычку глубокой ночью держаться подальше от выключателя, чтобы ненароком не задеть его рукой или бедром, пока я неуклюже сбрасываю с себя кроссовки и кидаю рюкзак куда-то на трюмо.       — Вернулась-таки? — из спальни послышались усталые шаги, и вскоре в дверном проеме я увидела знакомое заспанное лицо.       Я бросила короткий взгляд на ссутулившуюся фигуру матери, запахнувшей на груди короткий шелковый халатик и смотрящей на меня укоризненным взглядом. Голова трещала, мне безумно не хотелось выслушивать в ночи нравоучительных лекций.       — Я понимаю, ты у меня взрослая, — сухо сказала мама. — Восемнадцать тебе уже. Молодость, парни, все дела… Но о других тоже нужно думать. Ты ведь знаешь, что в это время я уже сплю.       Она говорила это как будто спокойно, но в глубине ее интонаций я смогла различить нервные, едва срывающие нотки, от которых мое сердце упало в пятки, но я не подала виду.       — Да, мам, я понимаю, — сказала я. — Я пыталась войти как можно тише.       — Плохо пыталась, — оборвала меня мама. — Иди живо в постель. И так из-за твоих гулек у меня бессонница.       Она тяжело покачала головой и скрылась в темноте спальни, оставив меня в прихожей. В душ идти было рискованно – шум воды также мог нарушить ее святой сон, поэтому я неслышно проскользнула к себе в комнату и упала на не расстеленный диван, погружаясь в беспокойный сон.       Он был прежним – темный лес, очерченный кромкой тянущихся бесконечно далеко белых сугробов, высокий темный небосвод и рассыпанные по его полотну звезды. Пейзаж вышел бы приятным и даже успокаивающим, если бы я не проваливалась в эти сугробы босыми ногами по колено.       Юбка платья беспощадно задиралась, цепляясь за коряги, я неистово вырывала ее из их цепких лап с клочьями и бежала, бежала, бежала… У меня кружилась голова, дыхание сбилось, и я чувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Я продолжала бежать, чувствуя, как что-то теплое стекает по моей шее, устремляясь к ложбинке между грудей.       Я коснулась рукой шеи, чтобы понять, что это такое. Пальцы коснулись чего-то вязкого, я отняла руку и в блеске лунного света с ужасом поняла, что моя ладонь стала глянцево-красной.       Я не могла себе позволить даже малейшего замешательства. Где-то позади меня завывали волки и слышались торопливые шаги, шаги существа, от которого я спасалась бегством. И я устремилась вперед, собрав все оставшиеся силы. Мне казалось, что я упаду замертво, если сделаю еще хоть один шаг, но делала третий шаг, четвертый, и не падала.       Чья-то когтистая рука вцепилась в мое запястье мертвой хваткой, царапая кожу, и я хотела закричать, но из моего горла вырывался лишь еле слышный хрип. Мое тело сковал животный ужас, я пыталась вырваться, но все мои попытки оставались безуспешными…       Я широко распахнула глаза, пытаясь прогнать ненавистный кошмар. В комнате было поразительно тихо, суматоха погони осталась где-то в прошлом, но мое тело продолжало дрожать от охватившего его ужаса.       Внезапно я ощутила в комнате чье-то присутствие, будто кто-то наблюдал за мной из распахнутого окна или через щелку в дверце шкафа. В груди поселилось колючее чувство страха, с которым я была бессильна бороться.       В этот же момент чья-то невесомая рука коснулась моих волос сперва осторожно, опасаясь спугнуть, а потом чуть увереннее, позволяя длинным пальцам запутаться в моих локонах, потеряться в беспорядке необузданной шевелюры. Кто-то гладил меня по волосам очень бережно и мягко, намереваясь успокоить, помочь моей вынужденной бессоннице покинуть воспаленный мозг хотя бы на одну ночь. Что ж, у него это отлично выходило.       Сначала я подумала, что это мама пришла ко мне в комнату и увидела, как я корчусь и шепчу что-то во сне. Это было бы так на нее похоже, как в те времена, когда маленькая я бредила во время сильного жара, а мама всегда была тут как тут чтобы положить прохладную ладонь на моей лоб и подать стакан воды. Но это была не она, потому что секундой позднее возле моего уха прозвучал тихий бархатный шепот: — Засыпай, звездное дитя.       Он больше ничего не говорил, лишь чьи-то губы коснулись моей макушки. Может быть, мне это показалось, может, я придумала эту незначительную деталь лишь под утро, но от существа, пробравшегося в мои сновидения, исходило отеческое, несравнимое ни с чем тепло.       Я почувствовала, как опять проваливаюсь в дрему, и последнее, что я успела заметить, прежде чем уснуть, была размытая тень, стремительно исчезнувшая за окном моей комнаты.

 ***

      — Поверить в это не могу, товарищи! – восклицал Гоша, вытирая руки полотенцем. — Алиса, это совсем на тебя не похоже!       Гоша шуточно отчитывал меня за опоздание, но в его взгляде я с легкостью могла различить помимо смешинок искреннее удивление.       Я спала настолько крепко, что меня не мог разбудить даже звук будильника. Своим пробуждением я была во многом обязана матери, которая подобно осеннему вихрю ворвалась в мою комнату и громогласно сообщила о времени на часах.       Омут дремы без особого желания вызволил меня из своих цепких лап, и я удивленно распахнула глаза, въезжая в реальность. На часах было десять утра.       Я подскочила, как ужаленная, и бросилась в ванную, пытаясь придать своей внешности божеский вид, после чего поспешно оделась и выбежала на улицу, не позавтракав и даже не попрощавшись.       Конечно, меня не стали бы отчитывать за опоздание, так как со мной это случалось впервые, но опаздывать все же было очень неприятно, подрывая стереотип о моей пунктуальности, черт бы ее побрал. Пока я ехала в душной маршрутке, я в смятении прокручивала в голове события прошлой ночи: прощание с Саней, тень, мелькнувшую возле нас и мой очередной кошмарный сон, испарившийся, будто его и не было.       Мне невольно вспомнилось существо, которое гладило меня по волосам и шептало на ухо успокаивающие слова. После его непрошенного вторжения я спала, как убитая, будто отпахала до этого трое суток без перерыва.       В груди что-то заныло, и я с удивлением призналась, что во мне горюет тоска по его нежной близости. Только кто это был? Мой ангел-хранитель или какое-то языческое божество, решившее воспользоваться моей помощью?       Я помотала головой, пытаясь прогнать из нее расплывчатый образ, подаривший мне спокойную ночь без этой безумной погони по снегам.       — Пусть Саня нам расскажет, что они там с Алисой делали, — предложил Антон, ехидно косясь на Саню. — Он тоже сегодня опоздал.       Я перевела удивленный взгляд на покрасневшего парня, который сию же минуту подхватил поднос с холодными напитками и помчался к нужному столику, только бы избежать насмешек Антона. Я укоризненно посмотрела на Дона Жуана и прошипела:       — Твой Саня просто провел меня до дома, мы даже не поговорили толком, настолько я устала…       — Да я понимаю, — отмахнулся Антон. — Просто подкалываю его. Нельзя?       — Ты же видишь, как ему неприятно, — устало сказала я, снимая с крючка фартук и завязывая его на талии.       Антон нахмурился и бросил короткий взгляд на Саню, нарочно застрявшему возле раковины. Саня долго и тщательно намыливал руки, а затем так же долго смывал пену.       — Пожалуй, ты права, — согласился Антон. — Каждый воспринимает невинные шутки по-своему.       День начался внезапно, но тянулся так же привычно, как и все предыдущие дни, не зря мне в еженедельном раскладе таро выпадала «умеренность». Сперва мне даже казалось, что карты не хотят со мной работать, но потом я осознала, что моя жизнь сама по себе была настолько скучная, что карты действительно могли бы устать от одних и тех же событий.       В моей груди давно поселилось двоякое чувство, которое я при любых новых обстоятельствах трактовала по-разному. Когда мы шли с друзьями по ночному городу, когда тусовались у кого-то на квартире, когда жарили шашлыки на даче, эта «умеренность» была для меня раем на земле. Все события были предсказуемыми, светлыми и родными. Меня окружали те же пейзажи и люди, и я готова была собственноручно наколдовать временную петлю для этого лета, если бы боги мне позволили, только бы чувствовать себя так же… дома.       Дома, в распростершемся под моими ногами поле. Дома, сжимая в кулаке пучок свежескошенной травы. Дома, выходя в пять утра босиком по сельской дороге в сторону реки. Дома, поднимая бутылку, чтобы чокнуться с Саней. Дома, танцуя под проливным дождем. Дома, вдыхая запах сырого асфальта…       С другой стороны «умеренность» давила на меня своей рутиной, однообразными событиями, навалившимися на мои плечи, будто я действительно оказалась во временной петле, но жестокие боги надо мной подшутили.       Умеренность – однообразные стены уютной кофейни. Умеренность – пыль на подоконнике, которую стряхиваешь изо дня в день, но она все равно оседает. Умеренность – когда думаешь, что приготовить на завтрак, имея только яйца и хлеб. Умеренность – желание опуститься на кафель в ванной и лежать, уставившись в потолок, потому что ничего не поменяется, если ты встанешь. Умеренность – желание поскорее уснуть, чтобы дать шанс следующему дню, который будет таким же… умеренным.       Под вечер, когда на город осела бархатная тьма, я стояла за барной стойкой, делая вид, что старательно вытираю ее безупречно чистую поверхность. На самом деле я витала глее-то в облаках, подперев подбородок рукой. Из окна на меня смотрел одинокий фонарь, чей желтоватый свет растворялся в ярком освещении помещения.       Внезапно я почувствовала чье-то незримое присутствие, будто за окном стоял человек, который смотрел на меня в упор, не моргая. Я не придала этому особого значения и на протяжении следующих десяти минут старательно изображала подобие деятельности, решив не обращать внимания на неприятное чувство.       Его взгляд был до жути пристальным, будто он хотел просверлить меня им в прямом смысле этого слова. Не выдержав, я резко обернулась, пытаясь уловить движение за окном. Мое боковое зрение зацепилось лишь за скользкую тень, мелькнувшую расплывчатым пятном в свете фонаря.       — Всего лишь летучая мышь, — выдохнула я.       — Ты что-то сказала? — возле меня очутился Антон, который, заметив мой задумчивый взгляд, устремленный на улицу, тоже начал что-то выискивать за окном.       — Летучая мышь, — повторила я громче. — Улетела.

 ***

      Очередной кошмар грозил мне вылиться в еще одну бессонную ночь, такую же неимоверно жаркую и отвратительную, как предыдущие. Я сидела в своей постели, закутавшись в простыню, и испуганно озиралась по сторонам, будто волки и преследовавшее меня существо могли вылезти из любого угла моей комнаты.       Я отмечала про себя поразительный контраст обстановок моего сна и реального мира – зимы и лета, промозглого холода и испепеляющего зноя. Из-за этого, просыпаясь каждый раз, мне хотелось сильнее укутаться в простынь, пока до меня не доходило, что холодная ночь осталась где-то за пределами моего сознания.       Страх не желал уходить. Несмотря на духоту, мое тело продолжало периодически содрогаться. Я впивалась пальцами в плечи в попытках сдержать нервную дрожь, рискуя оставить синяки. Не помогало.       Я устало откинулась на стенку, прикрывая глаза и забормотала срывающимся шепотом:       — Все хорошо, все хорошо, все хорошо…       Я поглаживала руками плечи, но непонятная дрожь продолжала рождаться где-то в груди, пробегая стремительным импульсом до кончиков пальцев руки и ног.       — Все хорошо…       Это самовнушение чем-то походило на мое отношение к богам. Сколько бы я не убеждала себя в чем-либо, это убеждение не меняло сути вещей и никак не могло заставить меня поверить в то, чего не существует.       Вдруг я услышала какой-то неразборчивый шепот. Первой моей мыслью было предположение, что я наверняка сошла с ума. Шепот не прекращался. У него была странная, не знакомая мне природа, будто слова совсем не касались моих ушей, а раздавались сразу в мозгу, сводя меня с ума.       Слова напоминали шелест осенних листьев, быстрый, печальный, волнительный. Я не могла их разобрать, не могла даже понять, на каком языке они звучат, но от этих звуков моим телом овладело поразительное спокойствие. Дрожь прекратилась, на смену ей пришло легкое, ничем не объяснимое чувство эйфории, и знакомый голос произнес прямо у меня в голове:       — Звездное дитя!..       Ночной вихрь ворвался ко мне в комнату через окно, заставляя занавеску взлететь к потолку и позволяя мне различить призрачный силуэт, прежде скрывавшийся за ней.       Любой другой на моем месте бы испугался, да я и сама плохо понимала, что со мной тогда произошло, но я не испытала ни страха, ни как-либо намека на волнение. Почему-то присутствие высокой размытой фигуры внушало мне только спокойствие и осознание того, что я в полной безопасности.       — Звездное дитя! — раздалось снова в моей голове.       И я уснула.