liebe

— В общем, как-то так. Тебе всё понятно? — доносится из телефона голос, который Дима, честно, не слушал последние минут пять. Во рту пересыхает. — Д-да. Тим, я это, попозже тебе перезвоню. — кое-как выдавливает из себя Кедрин и прежде, чем Тимофей успевает что-то ответить, сбрасывает трубку. Живот начинает крутить ещё сильнее. — Блять, ну почему!? — едва шепчет Дима, будто кто-то может его услышать, хотя дома помимо него нет ни души, — Пожалуйста, только не сейчас. — он пытается торговаться. Но психике плевать. Психику не волнует, удобно ли тебе, то ли сейчас время и место. У психики есть свои принципы, которые она ни за что не нарушит, психика просто ебашит, когда ей вздумается, разбивает тебя на мелкие частицы, которые после тебе придётся склеивать, чтобы через какое-то время она пришла и снова сломала всё к чертям. Дима медленно сползает на пол. Воздух будто резко полностью выходит из лёгких, Дима судорожно пытается вдохнуть, но все его попытки отказываются тщетными. В груди будто образуется перегородка, не дающая кислороду пройти дальше. Кедрина начинает трясти. Тревога накатывает, кажется, с каждой секундой всё больше, захлёстывая Диму, ударяя по нему волной невероятной силы, сбивая с ног и унося всё дальше и дальше в свою пучину. И Дима бессилен. Каким бы профессиональны пловцом он ни был, плавать он, похоже, так и не научился. Он чувствует, что действительно тонет. Тонет в собственных тупых загонах, тонет в ебаной бесконечной тревоге, которую сам же себе накрутил, не понимая даже, почему конкретно. Новая тема по анатомии, что ли, так на него влияет? Он действительно тонет, вот только не в воде. Определённо не в воде. В воде он всегда чувствовал себя комфортно, в воде ему всегда нравилось. Вода — его стихия, в воде он всегда знает, что всё происходящее полностью под контролем. Сейчас он чувствует себя с точностью да наоборот. Сейчас он чувствует себя настолько некомфортно, что ему хочется вырвать себе сердце к хуям, лишь бы не чувствовать этого, сейчас ему не нравится ничего из происходящего вокруг, сейчас всё настолько не под контролем, что Кедрину становится страшно. Дима сидит на полу посреди комнаты, прижав колени к груди. Дима обнимает самого себя за плечи, сжимая так, что пальцы белеют. Дима содрогается, будто рыдая, хотя на самом деле по его щекам ещё не прокатилось ни слезинки. Дима бьётся будто бы в каком-то припадке, толкает на эмоциях попавший под руку стул. Звук ударяет по ушам, но Кедрин не обращает на него внимания. Он бьёт стены, пол, бьёт всё вокруг, бьёт себя по рукам и ногам, синяки на которых ему потом придётся прятать, зарывается руками в волосы и морщится, будто надеясь, что всё вокруг — лишь страшный сон, от которого он вот-вот пробудится. Но сон не заканчивается. И с каждой секундой Дима, кажется, погружается в него всё больше. Кедрин сам не замечает, как ложится на пол в позу эмбриона, впиваясь в колени ногтями. Все моральные и физические ощущения смешиваются в одну мерзкую кашу и давят на Диму с такой силой, что ещё секунда, и он сломается. Слёз так и нет. Он закрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание, но грудь сдавливает ещё больше, а дышать становится ещё тяжелее. «Действительно тону» — иронично подмечает Кедрин в своих мыслях. Лучше от собственной иронии не становится. Он предпринимает попытки встать, но силы, кажется, выкачали полностью. Всё, что он может — лежать, сжимая собственные ноги до боли в них и терпеть тревогу, боль в животе, тремор, тошноту и удушье. тимоФей🧚🏼‍♀️: Всё в порядке? 17:45 На телефон приходит сообщение. И на секунду у Димы в голове мелькает мысль, что он, кажется, не ответит на него уже никогда.