покажи, как правильно любить

POV Маргарита

       Это не было ошибкой для пьяной меня… но это было ошибкой для трезвой меня… я видела как он изменился. Ему не хотелось даже смотреть на меня, не то что слушать. От чего я чувствовала себя ещё хуже. — Что с тобой? — Ко мне подходит Серега, гладя по спине, пока я давлюсь слезами в собственные ладони. — Что у вас там произошло? — Ничего. Идите по домам. Я сама разберусь. — Грубо огрызаюсь, желая остаться одна. — Че сидите? Булки в руки и ушли отсюда. Маринка хмыкнула и ушла, даже не пытаясь помочь мне, как это было раньше. Она не нуждалась в нашей дружбе, а я в её поддержке. Ощущение было просто чудовищное. Будто меня размазало катком. Серега посидел ещё немного и тоже ушел. Когда коридор опустел совсем, я забрала куртку из гардероба и надев её лишь на плечи, не спеша поплелась домой. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось ни о чем думать. Хотелось убежать. От всего, от всех, от самой себя. Каждый шаг, каждый вздох, любой поворот головы, и мне казалось, что я просто растаю сейчас. Озлобленно выбрасываю сигарету в снег, затаптывая её мысом сапог. Постепенно это превращается в истерику, с которой ослабленное тело и потрясенный разум были не в состоянии справиться. Отчаянно пинаю снег, желая растворить в этом действии всю ненависть, обиду и разрушенное к чертям доверие. Бью руками и рыдаю, почти срываясь на крик. Кожу жгли ледяные снежинки, кружащие в воздухе и бьющие по щекам. Отчаянно падаю коленями в раздолбанный сугроб, едва не роняя туда же красное лицо. Как я могла так все испортить? Как вообще осмелилась на этот долбанный поцелуй? Это самая огромная ошибка в моей жизни. Я ненавижу и проклинаю тот день, когда вышла на площадку пьяная и накуренная. Мне хотелось избавиться от самой себя. — Эй, девушка! Вставайте! Что с вами? — Ко мне подошел пожилой мужчина, тут же хватая меня за плечи и поднимая на ноги. — Вам плохо? Может скорую вызвать? — Застрелите меня. — Отчаянно шепчу, вытаскивая из снега зарытые концы шарфа. — Милая, ну что ты такое говоришь?! Молодая ведь какая! Жить да жить! — Он заботливо отряхает мою одежду от снега, а я чувствую себя ужасно жалко. — Давай проведу тебя до дома хоть. Далеко живешь? — Я сама пойду. Спасибо. — Береги себя! — Кричит мне он в ответ, а я снова захлебываюсь слезами, не различая звуков и ничего не видя.

***

Я выгнала Изольду на улицу, ничего не объясняя. Она едва успела взять верхнюю одежду и молча раствориться. Выключив свет во всех комнатах, падаю на свою излюбленную кровать, рыдая так громко, как не делала этого никогда. Меня выворачивало наизнанку от этой истерики, что с каждым вздохом накатывала все сильнее и сильнее. Я задыхалась, захлебывалась, успокаивалась и возвращалась на этот круг ада. И какая бы тьма меня не окружала, в ней виднелось два горящих голубых ледника его глаз. Арсений рассматривал меня с презрением, осуждением и недоверием. Он отказался со мной разговаривать, отказался смотреть мне прямо в глаза. Я видела какая тревога заполняла его, стоило ему стрельнуть взглядом на мою парту. Именно это раздражало и разочаровывало меня больше всего. Я не хотела этого. Я не думала, что он отреагирует так. Мои губы всего лишь коснулись уголка его рта, не больше. Он не отталкивал меня, не останавливал, а сегодня просто сказал забыть об этом. Постепенно слезы впитываются в подушку, оставляя пустую меня. Вытираю соленую жидкость, кусая содранные губы. Сука, почему мне так больно? Почему мне не хочется жить, зная, что он отверг меня? Как мне искупиться? Он не хочет смотреть на меня, не хочет слушать. Стоит ли вообще пытаться? Каждый вопрос резал меня ножом по сердцу. Сомнения и опущенные руки тянули меня на дно крепким балластом, убеждая, что мне вообще не стоит искать примирений с Арсением. Перед слипшимися опухшими глазами всплывает его образ, снова нанося мне удары. Как он избегает меня взглядом, суетливо собирает свои вещи и просит забыть о том, что было. Как я со слезами на глазах шепчу, что это было ошибкой, точно зная, что вру. Нагло вру даже сама себе блять! Хочу кричать о том, как тяжело. Как мне невыносимо тяжело, тошно и страшно застрять в таком состоянии. Но я ничего не могла с собой поделать. Так ли влюбляются? Так ли теряют разум? Так ли сходят с ума? Я не знала и не понимала что чувствую. Мне не доводилось влюбляться никогда. С Лешей я не испытывала потребности в любви, ведь он любил меня за двоих. Мне было с ним так легко и просто. А тут… тут я просто проваливаюсь в какую-то глубокую яму, полную страхов, слез и боли. Мне было трудно поверить в собственные мысли и догадки относительно своих чувств. Я не знала что такое влюбленность никогда. Из каких-то книг и сказок нам это преподносят как светлое яркое доброе чувство. Но почему так больно в груди? Почему слезы льются ручьем? Почему разочарование сковывает легкие и не дает свободно дышать? Почему голова болезненно гудит от ослепляющих мыслей? Я терялась, все больше и больше вбирая в свой распухший разум лицо Арсения, которое даже сейчас на расстоянии было хмурым и обеспокоенным. Будет лучше нам больше никогда не встречаться…

***

Изольда забрала свои вещи на следующий день и вернулась домой, не в силах смериться с моей капризностью и равнодушием. Я бродила по пустой пыльной квартире в огромной пижаме и с чашкой кофе, сутками рисуя и валясь в кровати. У меня атрофировалось все, что только могло. Ни одна эмоция не блеснула на моем лице с того самого дня, ни одна искра больше не зажглась в опалённой моей груди. Дни стали серыми и мертвыми. Я не видела ни в чем смысл, заталкивая в себя литрами кофе лишь бы были силы греметь костями по квартире. Мне звонили, писали друзья, но я им не отвечала и не открывала двери. Вместо меня жила моя черная тень. Запуганная, разочарованная, убитая морально и почти физически тень. Я сидела ночами, прижавшись к стене, за которой продолжал свою жизнь Арсений. Представляла в какой он футболке жарит себе на ужин картошку, как звонко смеется, глядя любимые фильмы по телику и с каким наслаждением принимает душ. Прежняя Рита осталась там, рядом с ним. Бродила за ним прозрачной тенью, вживаясь в любое женское обличие лишь бы вызвать у него интерес, поговорить и узнать о его чувствах. Но на них будто поставили надежный замок, спрятав ключ от всех подальше. Я не имела никакого даже самого малейшего представления о том, как сейчас принял эту ситуацию Арсений. Злился ли на меня? Ненавидел? Презирал? Или быть может понял, принял и простил? В любом случае я уже не узнаю об этом никогда, потому что никогда не встречусь с ним. У меня не хватит совести и сил, чтобы снова подойти к нему, заглянуть в глубокие алмазные глаза и попросить прощения. Да и зачем? Пусть это помрет во мне или вместе со мной.

***

Очередной пустой день. Все окна зашторены, в кухне копятся грязные кофейные чашки, а моя комната больше похожа на свалку с разбросанными вещами, битыми зеркалами, скомканными рисунками и пеплом сигарет. Сажусь за стол, очищая мандарин от кожуры. Через пять дней новый год – праздник, которого все безумно ждут. День, когда загадываются самые сокровенные мечты, произносятся самые искренние поздравления и признания, дарятся подарки и наряжаются елки. Если кто-то посетит мою берлогу, то я впущу их, приму поздравления и отплачу благодарностью, какой только смогу. Мне уже давно нечего дать взамен. Я давно пустая и разрушенная. Раздался резкий громкий звонок. Вздрагиваю, опуская лицо в пол. Лениво плетусь к двери, глядя в глазок. Он был закрыт, а трель звонка не прекращалась ни на минуту, будто звонок заклеили скотчем, желая довести меня до белого каления. Распахиваю дверь, мечтая начистить рожу тому, кто так нагло вторгался в мое личное пространство. — Добрый вечер. Пустишь к себе? — Сердце пропустило удар, я почувствовала дрожь в коленях, и была готова хлопнуться в обморок прямо здесь. — Зачем вы пришли? — Мне надо с тобой поговорить. К тому же тебя не было вчера на экзамене. — И что? Я все равно отчисляюсь. — Дергаю дверь на себя, но Арсений подставляет ногу, а моих сил больше ни на что не осталось. Ухожу в темную глубь квартиры, слыша его мягкие тихие шаги. Сажусь с ногами на диван, принимая горизонтальное положение и отворачивая лицо к спинке. Он закрыл дверь в квартиру и спустя несколько минут вошел в гостиную. В воздух тут же ударил зимний мороз и аромат снежинок. Арсений делает несколько шагов и садится ко мне в ноги. Я не хочу, чтобы это было реальностью. Не хочу его слушать, оправдываться, извиваться, чувствовать боль, объясняться и давиться нравоучениями. Зачем он здесь? Че ему от меня ещё было нужно? Пришел окончательно уничтожить меня и забрать мое едва шевелящееся сердце? Я была готова отдать ему его, к тому же, оно уже давно принадлежало только Арсению… — Маргарита, почему ты не ходишь на занятия? — Задает он вопрос, сам не веря в то, что я отвечу. — Поговори со мной. — Нет. Уходите. Я не хочу никого видеть. — Это из-за меня? — С досадой спрашивает меня Арсений, испепеляя спину взглядом, от которого бегут мурашки. — Я же вижу, что из-за меня. — Слишком много чести. — Фыркаю в ответ на его слишком блаженную удовлетворенность самомнением. — Я не вернусь на учебу. Можете отчислять меня. — Марго, ну пожалуйста поговори со мной. Давай откровение за откровение? Ты сможешь задать мне любых три вопроса, которые тебя интересуют. Это не могло не подкупить. Поворачиваюсь к нему лицом, разглядывая. Арсений неуверенно поправляет очки, с опаской разглядывая насупившуюся меня. Его глаза. Все тот же чистый океан, в котором можно утонуть. Все тот же не огранённый алмаз, не доставшийся никому. Кусаю губу, разглядывая взъерошенные волосы и легкую бородку на скулах. Он все так же прекрасен. Его глаза не излучают злобу, ненависть, опасность и беду, а значит я могу доверять, могу излить душу. И черт с ним. Будь, что будет…