покажи, как правильно любить

— Ну и сколько ты ещё будешь дома киснуть? — Сочувственно интересуется Маринка, отхлебывая зелёный чай из кружки. — Не знаю, но в универ я не хочу идти. — Отвожу глаза в окно, чтобы проглотить ком слез. — Почему? Там все рвут и мечут, как хотят тебя увидеть. К нам даже ректор заходить стал, чтобы проверять твою посещаемость. — Ну и как там твой Арсюша дорогой? — Меняю тему, спрыгивая со столешницы и оставляя тлеющую сигарету в пепельнице. — Никак. Все стоит на мертвой точке. Вчера с Серегой и Ариной дежурили после его пары. Расспрашивал про тебя. Я сказала, что ты болеешь, и вопрос закрылся сам собой. Ухмыляюсь, представляя как это могло выглядеть. Я уже вторую неделю была дома, редко когда выходила на улицу и впала в так называемую хандру. Все, чем занималась целыми днями можно было уместить в три простейших глагола: рисовала, спала, существовала. Мне было неинтересно что там творилось где-то вне дома, о чем разговаривали мои одногруппники на переменах и как дни незаметно летели, замерзая под толстым слоем снега. — Выходи давай. Без тебя знаешь как скучно?… — Её глаза вмиг налились слезами, и Маринка стала походить на кота из Шрека. — А скоро сессия, между прочим. Ты хочешь за пропуски быть к ней не допущенной? — Боже, не лечи меня. Я знаю, что скоро сессия, знаю сколько у меня долгов и знаю о каждом пропуске. Мне плевать. — Хочешь вылететь из универа? Думаю, тетя Настя оценит. — Давай не будем о моей мамане? Допивай свой чай, и пойдём на улицу, провожу тебя до дома. Оставляю подругу одну, возвращаясь в свою любимую берлогу. Натягиваю тёплый свитер с горлом, клешеные джинсы и тщательно расчёсываю спутавшиеся волосы, которые совсем недавно подстригла под каре. Собираемся и выходим на улицу, предварительно долго дожидаясь лифта как это обычно и бывает. У подъезда стояло грузовое такси, рядом с которым собрался кружок бабок, которые обсуждали все, что движется. Проигнорировав их расспросы, переплетаю пальцы с Маринкой и быстрым шагом сматываюсь с собственного двора. Мы шли с подругой совсем не торопясь, периодически останавливаясь на перекур или у светофоров. Она мне заливала о студенческих буднях, а я изредка посмеивалась и закусывала губу, когда речь заходила об Арсении. Кажется, моя подруга подостыла к нему со своими чувствами, потому что больше не было в её глазах тревоги, она не смущалась и не запиналась, когда говорила о нем. Это не могло не радовать, ибо я не хотела бы желать такой участи для своей хоть и не очень близкой, но все же подружки. Но почему-то мой разум прислушивался внимательно к каждому слову о нем, впитывал и запоминал. Я настойчиво отказывалась принимать этот факт до тех пор, пока не поняла, что бегу от того, чего боялась больше всего. — Поэтому давай завтра выходи. Все только обрадуются твоему приходу. — Прощаемся на пороге квартиры Марины. — Обещаешь, что придёшь? — Нет. Может быть постараюсь, но не обещаю. Звони, если что. — Пока. Я была рада лишь одному факту, что Марина не стала меня расспрашивать об истинной причине моего отсутствия в универе вот уже около двух недель. Радовало и то, что она не навязывалась, не пыталась выпытать у меня все мои тайны. Тем более что говорить об этой причине вслух мне хотелось меньше всего, а точнее, не хотелось совсем. Я до сих пор не могу вычислить момент, когда свернула не туда и позволила потерять над собой контроль. Каждый день начинался и заканчивался одинаково: мыслями об Арсении. Сознание рисовало различного рода картины о его неизвестной никому жизни. Как он может пить кофе по утрам перед работой, как гуляет по выходным и готовит ужин для себя на маленькой уютной кухне. Я представляла себе это каждую чёртову минуту в самых разных подробностях и деталях. Пару раз мои видения даже снились мне ночами, когда приходилось мучительно перетягивать одеяло на себя и неожиданно вскакивать как от самого страшного жуткого кошмара. Сердце пронзала тупая боль, а глаза щипало от слез, которые я сглатывала и выходила на балкон покурить. Это занятие вообще стало моим самым любимым после снов. Я и сейчас шла по вечернему городу с тлеющей тонкой сигаретой в пальцах, бездумно прикладывая её к губам и вдыхая. Этот маленький антидепрессант заменил мне любые разговоры с кем бы то не было. Я знала, что лучшее лекарство – высказаться кому-то и поплакать. Но покорно исполняла лишь второй пункт, нагло игнорируя первый. Наверное потому что считала непозволительным рассказывать что-то личное другим людям. Тем более когда это личное касается не только меня, а в бóльшей степени его. Эта откровенность, открытая для себя на днях, стала самой странной за всю мою жизнь. Медленно приближаюсь к собственному дому, видя как стремительно в окнах зажигается свет. Как в них мелькают чёрные тени одиноких и семейных людей. И снова это грузовое такси, подпершее вход в подъезд. Обойдя его, захожу в парадное, готовясь ожидать лифт ебаных десять минут. На удивление двери открылись прямо перед моим носом, и я, подождав его освобождения, зашла и нажала заветную одиннадцатую кнопку. Кабина ехала с минимальной скоростью, тряслась и глохла на некоторых этажах. Выхожу из него, сталкиваясь с виновником стоящего внизу такси, а по совместительству с новым соседом. Вот только этого мне не хватало. Мужчина относил коробки в открытую темную квартиру, осторожно ставя их на полу в коридоре. Замираю в паре метров от его двери, таинственно изучая чужое личное пространство. Этим соседом был высокий стройный мужчина с натянутым на голову капюшоном, будто он скрывался под ним от всех, кто только мог его случайно заметить здесь. — Здрасьте. — Зачем-то ляпнула я, напугав незнакомца. — Здравствуйте. Таинственная фигура ставит на трельяж очередную коробку, поворачиваясь ко мне лицом. Я тут же приросла к полу, моментально почувствовав тяжесть своего тела. Мне хотелось громко закричать и убежать куда глаза глядят, но не смотреть ему в глаза, не ощущать его удивленный взгляд на своём хреновом лице и ни в коем случае осознавать, что теперь мы ещё и соседи. Его глаза метались по всему моему телу, которое почти не было упаковано в какую-то особо тёплую одежду, а куртку я вовсе расстегнула ещё на улице, когда поняла, что вспотела. Мы стояли обездвиженно и молча уже непозволительно долго. Если я пыталась свыкнуться с мыслью о том, что теперь нахожусь в ещё более близких отношениях с Арсением, то почему замер он? И что там себе думал? Хотел ли, как я сбежать куда-то далеко, лишь бы никогда меня не видеть? — Почему вас не было так долго на учебе? — Наконец-то сдвигается с мертвой точки Арсений, закрывая дверь на ключ. — Я болела. — Прячу взгляд в темноте, лишь бы не видеть его лица. — Судя по всему уже выздоровели? Раз расхаживаете по улице с расстёгнутой курткой? Ему ли не все равно на это было? Усмехаюсь собственным мыслям, наполняя пустое пространство странным звуком. Арсений делает шаг к лифту, а я к собственной двери. Боже, почему ты выбрал именно этот район, этот дом и эту квартиру? Как теперь спокойно засыпать, зная, что ровно через стенку находится он? Я была сбита с толку и убита новыми пугающими обстоятельствами, которые буду обдумывать ещё ни один час, когда скроюсь в своей комнате. — Ну так что, с выздоровлением, получается? — Открыто улыбается он, нажимая на кнопку вызова. Видя как сияет его лицо, все мои внутренности собираются в кучу и падают в низ живота, отчего я скудно кусаю губу и покрываюсь мурашками. — Видимо. — Тогда жду вас завтра на своих парах. И пожалуйста будьте готовы отвечать домашнее задание, у вас крайне мало оценок. И ещё. — Он делает шаг в мою сторону, а я шарахаюсь от него, вжимаясь в угол. — Не ходите по улице с расстёгнутой курткой. И скрывается в лифтовой кабине, оставляя меня наедине с сумасшедшими мыслями и колотящемся сердцем. Выдыхаю, пытаясь попасть трясущимися пальцами ключом в замок. Я снова вспотела и ощутила как сильно пылали мои щёки. Захожу в квартиру как ошпаренная, снимая обувь и убегая в собственную комнату, роняя уставшее тело на кровать прямо в одежде. Меня трясло, а в голове зарождались самые ужасные мысли. Я рыдала в подушку, давясь собственными стонами. И в этой непроглядной тьме, которая окружала меня повсюду, всплывали его яркие искрящиеся глаза, обворожительная улыбка и взволнованное лицо с острым подбородком. Тщетные попытки думать о чем-то другом оставили меня наедине с собой. Я была абсолютно бессильна перед ним, его образом и присутствием так близко.

***

Теперь мне пришлось прийти на учебу. И нет, меня не мучали угрызения совести. С самого раннего утра на меня неожиданно взъелась мать, откуда-то узнавшая о моих пропусках. Я не стала оправдываться, врать, заваливать её поводами для новых истерик, а просто собралась и уехала на метро в универ, встретив его хмурый вид не менее хмурым и равнодушным взглядом. Злилась на себя, на неё, на всех. Насупившаяся зашла в здание, сдала куртку в гардероб и лениво поплелась в аудиторию на третьем этаже. — Какие люди! — Оскалился Серега, растрепав мои волосы на макушке. — Не трогай. — Поправляю шевелюру и шагаю в кабинет, наполненный орущими одногруппниками, которые при виде меня затихают и странно оглядываются. — Ри, ты вернулась! Так хорошо выглядишь. Накрасилась, смотрю, волосы уложила. — Заликовала Маринка, крепко хватая меня в объятия. — А я не сомневалась, что ты придёшь и не бросишь меня! — Хорош уже. Накрасилась я в вагоне метро под тусклой ебаной лампочкой, а волосы давно грязные. Меня мать выперла из дома, сказала: «появишься раньше пяти, ремнём выпорю». Голоса замолкли, и я устремила взгляд на двух стоящих мужчин в центре аудитории. Арсений что-то нашептывал ректору, указывая на меня пятерней тонкой руки. Тот недовольно скалится на меня, что-то говорит ему и выходит, поправляя свой ужасный красный галстук с желтыми ромбиками, от которых рябило в глазах. — Васильева, останетесь после пары на разговор со мной и ректором. Под галдёж и улюлюкание сажусь за своё место, проклиная сегодняшний день.