Начало новой жизни

В поместье, где сейчас пара порознь справлялись с шоком, хозяину было болезненней всего. Он словно впитывал в себя муку своих названных детей, получив большее количество ранений за день: сперва в плену большевиков на опытах неизвестного человека, хотя человеком его и не назовёшь: жестокий, одержимый животным любопытством, кудрявый Бес в испачканной кровью рубахе. Отрывать конечности вампиру для него было ненасытным удовольствием. Не закрадывалось сомнений, что и с себе подобными там поступали точно так же, если не хуже. А ведь Свечников не противился: ни угрожал, ни пытался сбежать, понимая что будет просто не в силах покинуть темницу. Он не заслуживал ран на своём теле, как и не заслуживал видеть своих любимых детей в их почти полностью сожжённом доме смертельно ранеными. Не заслуживал переживаний: "успел ли он?" А вдруг из последних своих сил он везёт в пойманной карете трупы? Вдруг не успеет довезти в безопасное место? Успел. Дома его встретили служанки и позаботились о лечении ран, о предоставлении такого важного для регенерации ужина и о комнатах. Раздельных. Увы, к такому решению пришлось прийти, когда очнувшись и оказавшись с Руневским одной в постели, Алина Сергеевна встала и поспешила покинуть комнату, покачиваясь и накреняясь к полу при каждом шаге. Если бы не подоспевшая Наталья, вампирша точно разбила бы себе нос о шкафчик или деревянный пол. —Ну что вы, Алина Сергеевна? Куда же вы? —Беспокойство девушки можно было понять, ведь хозяин наказал заботиться о гостях лучше, чем о нём самом. Она понятия не имела, кем приходились эти самые гости господину, но людьми совершенно точно не последними, поэтому Наташа часто возвращалась в покои и меняла повязки на телах, проверяла живы ли эти самые гости? Сообщив Свечникову, который с трудом соображал, девушка получила приказ и вместе с напарницей помогла Алине Сергеевне добраться до свободной комнаты, а там и побеги прекратились. Два дня слуги кружили из комнаты в комнату, чтобы то и дело отпаивать вампиров кровью, опустошая тем самым запасы, но об этом хозяину думать пока не приходится. Тяжело думать, когда всеми силами приходится хвататься за жизнь, даже если этих сил совсем немного, да и разве жалко своим деткам отдавать жизненные силы? —Владимир Михайлович больно живучий для давно отжившего свой век, —рассуждала девушка, наливая в чашу кровь из бутылочки, чтобы в третий раз за день покормить жильцов. Ещё нанимая на службу, мужчина посвятил слуг в свою необычную жизнь, по крайней мере про диету им знать стоило, чтобы как раз в таких случаях они не позволили хозяину помереть. А случаи бывали... Он обучил их и заказывать кровь у поставщиков, и держать язык за зубами, если они не хотят наполнить запасы своей кровью. Но Марфа и Наталья оставались верными не только из-за страха, но и из-за большой зарплаты, которую вампир платил щедро и вовремя, и из-за частых похвал. Всё же лучше под крышей странного мужика, чем скитаться по дворам или еле сводить концы с концами. —Оно и хорошо. —Тяжело вздохнула Марфа, вымывая посуду после их человеческого обеда. Почти полная вольность не позволяла совершить побег, тут они, может, и в рабстве, но хотя бы вольны есть что захотят, если хорошо попросят господина. А господин Свечников был один из самых добрых упырей, которых девушкам приходилось встречать. День на четвёртый хорошего ухода все вампиры пришли в норму. Жаль, что разгоняя по венам кровь, жизнь не стала ярче, а наоборот — только потемнела. Алине о жизни думать и не хотелось, да и баловаться со смертью - тоже. Ничего не имело смысл. Она заперлась в своей новой комнате и каждый день спрашивала себя, не сон ли это? Или сон - её прошлое? А которое из? То, в котором она пустила за Петю пули в Сашу, или то, в котором они чуть не погибли на балу, а её первая подруга в вампирской жизни стала инвалидом? Или тот день, когда её первая любовь ворвалась на свадьбу и пустила в неё саму серебро? Нет. Совершенно точно прошлое — дни, когда Руневский мягко стелил, не собирался говорить правду о Петре, переманивал Алину на свою сторону. Вернул её к жизни против воли. Это он виноват в её мучениях. Это из-за него Алина даже не может отправиться наконец-то на покой, потому что с того света их спас Владимир Михайлович — друг Руневского. Всё, что только связано с Сашей — завязывало петлю на шее девушки, полагая что завязывает галстук. Ей прямо сейчас положено ненавидеть этого мужчину, и она ненавидит, но что-то в душе не позволяло отпустить. Это "что-то" бесило. Но ещё больше сводило с ума и то, что ей даже некуда пойти. Все друзья мертвы, единственным живым другом остался только Свечников, но и с ним не хотелось вести беседу. Ей было необходимо общество, но лишь бы не ЕГО общество, и не её второго " Я". Оно мучало душу — Алине же хотелось спокойствия. Девушка его искала в книгах, хотя ранее их не читала, но на глаза попало Евангелие. Рука было потянулась к такой знакомой книжке, ведомая воспоминаниями об одной из совместных миссий, но нет. Сейчас все тёплые воспоминания обжигали душу. Так мучительно, что даже ванну принять не можешь, ожидая что вновь в дверь постучит ОН. После ванны ложиться в одинокую постель. Алину могли бы обнимать нежные руки, заботливо укрывать одеялом и целовать в плечо. Так невесомо... Всё же Руневский внушил девушке влюблённость, или она правда к нему что-то чувствует? Это он виноват, что ей сейчас так невыносимо одиноко... Она бежала из поместья, как могла. Тихо и бессильно. Дом Свечникова охранял хвойный лес, где можно было укрыться от воспоминаний, но не от самой себя. Наедине с собой было легко сойти с ума, погружаясь в самокопание, а потом лежать в этой выкопанной яме и не понимать, как выбраться, ведь яма то была больше метра. Больше двух. Алина сама себя хоронила. На днях обеспокоенная служанка отыскала среди деревьев беглянку, заметив перед сном, что комната вампирши пустует. –Госпожа, вам не спится? —Алина не ожидала вопроса, но она давно чувствовала, что в спину утыкается чей-то взор. За ней точно кто-то приглядывал, но взгляд точно не принадлежал холопке. —Пойдёмте быстрей обратно в дом, нынче ночи холодные. Голос выдавал искреннее беспокойство, словно это была просьба друга, который печется о твоей шкуре, который будет поить чаем, если простынешь, но и бранить за халатное отношение ко здоровью. —А ты почему не спишь? —Поинтересовалась Алина, подходя ближе. Её плечи тут же накрыла девичья шаль. —Дак я гляжу вы уходете куда-то, думаю, дай пойду тоже, а то заблудитесь, замёрзнете. —Алина только улыбнулась и молча направилась обратно за новой подругой. —А вы чего-сь под одеялом не сидите? Жарко, да? Так вы на крылечко выходите, если дома жарко. Мы так Наташей только и спасаемся, у плиты-то всё — баня. Вампирша была до глубины души счастлива, что наконец слушает не тишину или саму себя, а самый настоящий человеческий голос: добрый такой, простой, звонкий. Словно синичка на подоконник села и напевает. —Не могу я больше в доме сидеть... Плохо мне там. Всё одно и тоже, —она уставила взгляд в землю, отмеряя шагами дорогу. —А вы из комнаты выходите чаще! —Ответ звучал чуть грубо, прямолинейно, но Алина понимала, что задеть её новая подруга не хотела. —Всё чуть сложнее, чем тебе кажется, —ответ Марфушу не обрадовал, больше смутил. —Я, может, и дура, много о вас не знаю, но что бы там не стряслось, а пережидать беды на одном месте — просто глупо. Не моё собачье дело, конечно, да и чем я помогу? Но в одиночку скучно. Приходите к нам на кухоньку или в каморку, мы вас чаем угостим, — девка могла бы запросто быть отругана, если на месте Алины был бы кто-то сложнее, статнее. Эта простота и манила вампиршу. В вечерних разговорах с уставшими под ночь Натальей и Марфой в отличие от Алины, их сон брал, да ещё как, но они только и были новым вздохом для девушки. Хотя позже слуг не так и утруждали обыкновенные девичьи разговоры о жизни или о том, что приличные дамы не должны произносить вслух, но держать такое в себе уже нельзя. Лишь бы мужчины не услышали. Там Алина и узнала, как живётся её новым подругам под крышей Свечникова, и поделилась горем, что с ней случилось. Нашла такую необходимую поддержку. А мужчинам было не до трёпа. —Я так перед тобой виноват... — Руневский стоял на коленях перед большой кроватью, спрятав лицо в одеяло. Было стыдно поднимать глаза на изуродованное тело создателя. Он должен был быть рядом с Свечниковым. Обязан был! Он виноват. Виноват перед всеми и ещё давно. Виноват в невыполнении задания, из-за которого пришлось гоняться за Каразиным, виноват в лжи, которой пришлось окутывать возлюбленную. Из-за него чуть не умер Дашков, хотя не то что бы Руневский сильно дорожил этой нахальной псиной, но потеря кадров, да ещё и упрямых, бойких, молодых, могла сказаться на работе. Что уж там говорить о гостях, которых позвал Свечников? Его знакомые, друзья и друзья друзей... Сколько же разрушений повела за собой одна промашка Саши? Тяжёлая рука прошлась по волосам, стараясь умолить чужое горе. Он не сердился и, тем более, не винил никого, хотя, возможно, стоило? Душевную доброту Свечников пронес с собой сквозь столетия, не проронив ни капли. На том его горе и особенность. —Успокойся, Саша... Я же успел...—Тон его был пропитан усталостью, хрипотой. Ещё бы, сразу после тяжёлых пыток пришлось лезть в пекло и нести на себе два тела. В тот момент об ожогах или тяжести вампир не задумывался. В его голове была только одна мысль — "спасти своих любимых ", и она горела ярче поместья Руневского. Тяжело было даже закрыть глаза. Сразу наступал покой, и это чувство пугало Свечникова, несмотря на скорое восстановление. Ранения быстро затягивались при уходе, но с темнотой закрытых глаз приходило ощущение смерти. Главное дело Владимир для себя сделал — он сохранил своими руками дорогие жизни, зачем ему ещё жить? Хотелось наконец успокоиться, но рыдающий у постели воспитанник каждым шмыганием напоминал о надобности старшего вампира задержаться на этой земле ещё чуть-чуть. Руневский же пришёл в норму намного быстрее и теперь каждый день метался от своей комнаты до покоев Свечникова, был рядом. Прошагивая мимо вечно запертой комнаты Алины, старался не сбавлять шаг. Жутко завидовал прислуге всякий раз, когда та закрывала за собой дверь... В отличие от Александра, девушкам вампирша была рада.